|Д[щДЕПДРПДРПД^ДйДРш1[шЗСПЗ
Письма в редакцию
Игорь Кирсанов
Лев Толстой и Восток
Уважаемая редакция! В этом году отмечается знаменательная дата -175 лет со дня рождения Льва Николаевича Толстого. В связи с этим я хотел бы высказать на страницах Вашего журнала ряд мыслей, навеянных отношением Льва Николаевича к Востоку.
Известно, что в странах Востока (особенно в Японии и Китае) большой популярностью пользуются литературные произведения русских (и советских) писателей-классиков. Широко известны А.С. Пушкин, Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, А.П. Чехов, А.Н. Островский, А.М. Горький и другие. К сожалению, мы не можем похвастаться такими же знаниями литературы восточных стран. В то же время, часто с большой долей самоуверенности и бескомпромиссности, допускаем весьма категоричные высказывания по ряду «восточных» тем, что только подчеркивает нашу невежественность.
Волей судьбы много лет занимаясь Востоком, я обратил внимание, что наибольшей популярностью там пользуется именно Л.Н. Толстой, и пришел к убеждению, что этот интерес взаимен. Толстой не переставал осмысливать срединное положение России между Европой и Азией и до конца жизни питал глубокий интерес к Востоку. Он критиковал западных «прогрессистов», которые доказывали, что у «застойного» Востока и взять-то нечего и поэтому пренебрегали культурой Востока. Как это похоже на наших нынешних «западников», хотя весь мир ныне убеждается, насколько прав был Толстой!
Считаю даже нескромным напоминать тот факт, что Лев Николаевич обладал огромным объемом знаний. Так, даже в неполном 22-томном (М., 1925) собрании сочинений в алфавитном указателе имен содержится много всемирно известных философов, ученых, государственных деятелей, писателей. Наряду с Аристотелем, Кантом, Ницше, Паскалем, Платоном, Сократом, Спинозой, имя Будды встречается 15 раз, Ганди - 8, Конфуция - 23, Лао-цзы - 24, Мэн-цзы - 10, Магомета - 8.
Наибольшее влияние на Толстого, по его признанию, оказала философия Лао-цзы. 25 столетий отделяет Толстого от китайского философа Лао-цзы (VI - V вв. до н. э.), жившего в эпоху смут и междоусобиц в Китае и оставившего потомству книгу из пяти тысяч иероглифов, которую назвали «Дао дэ цзин», что переводится как «Писание о нравственности»
307
и как «Книга о пути и благодати». Толстой познакомился с этой книгой в переводах на английском, французском, немецком языках, и, вчитавшись, он понял, что эти переводы далеки от смысла подлинного текста. Он мечтал выучить китайский язык, а также дважды принимал активное участие в переводе этого трактата на русский язык. Это было в 1893 г. совместно с Е.И. Поповым, сотрудником издательства «Посредник» и в 1895 г. с японским переводчиком Кониси Масутаро.
В 1909 и 1913 г. вышел перевод «Дао дэ дзина» Д.П. (Масутара) Кониси под редакцией Толстого. Цитаты из «Дао дэ дзина» в его собственном переводе включались Толстым в сборник изречений «Мысли мудрых людей на каждый день» (1903 г.), «Круг чтения» (1904 - 1908 гг.) Отдельным изданием вышли в 1910 г. Так, спустя тысячелетия, Россия открыла для себя творение Лао-цзы. Оно взбудоражило умы и принесло озарение одному из самых проницательных людей XIX столетия - Льву Толстому.
Основным компонентом учения Лао-цзы Толстой считал принцип «у вэй» - который был переведен иностранными переводчиками как «недеяние».
Поясним, что «у вэй» состоит из двух иероглифов: отрицания «у», имеющего значение «нет», «не», «без», «не иметь», «отсутствовать» и глагола «вэй», что значит «действовать», «поступать», «делать». Вне контекста это двухслоговое слово можно перевести как «бездействие», «недействие принуждением», т. е. как термин квиетизма - религиозно-этического учения, проповедавшего смирение, покорность, созерцательность, пассивное отношение к действительности, окружающей жизни, непротивление.
В философских трудах ученых многих стран «недеяние» трактовалось как «абсолютное безразличие». Так, например, некоторые последователи различных философских и религиозных течений в частности индийский брахманизм, проповедуют абсолютное недеяние (прекращение всякого действия), пассивность и даже созерцательность.
Толстой же гениально вник в действительную сущность всего текста трактата Лао-цзы, обозначив термин «у вэй» как неделание. Он первый, сам, переживая период мучительных исканий смысла жизни, понял кажущуюся противоречивость значения этого слова. Толстой понял суждения Лао-цзы, построенные на парадоксах, на недоказуемости.
Вдумайтесь: «Знание, обретенное учением, может стать не только благом, но и источником заблуждений», или «Обретая, теряют», или «Лучше отказаться от ложного знания, доверившись естественному течению жизни» и еще: «Победу следует отмечать похоронной процессией»...
Согласитесь, все это к пассивности никакого отношения не имеет. Как и все открытия, учение Лао-цзы гениально просто. Однако глубина
308
его подхода к жизни еще не только не осмыслена человечеством, но и чаще всего подвергается сомнению.
Толстой разъясняет: «Все бедствия людей, по учению Лао-цзы, происходят не столько от того, что они не сделали, что нужно, сколько от того, что они делают то, чего не нужно делать». И развивает свою мысль: «Фабриканты опиума, изобретатели истребительных машин, все военные и прочие люди работают, но совершенно очевидно, что человечество выиграло бы, если бы все эти трудящиеся прекратили работу. Человеку необходимо остановиться на мгновение в своей деятельности, призадуматься и сопоставить требования разума с тем, что он делает».
Такие этические представления, естественно, приводят к отрицанию всякого насилия и войны, что вызвало (и вызывает) ярость у «прагматиков» (и не только у них).
На первое место в шкале ценностей Лао-цзы ставит смирение. Толстой подтверждает: «не покорность, а смирение ради любви и сострадания к ближнему». Лао-цзы пишет: «Добрым я делаю добро и недобрым тоже делаю добро». Разве это расходится с призывами Христа: «И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними» (от Луки, гл. 6.31), «Благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас» (от Луки, 6.28).
Толстой делает вывод, что «нельзя делать доброе, не перестав делать злое, прямо противоположное этому доброму».
В 1893 г. Толстой написал статью «Неделание». Поводом послужила просьба французского редактора дать отзыв на полемику между Эмилем Золя и Александром Дюма (сыном) «Об идеалах, которым должна следовать молодежь». Статья, в которой Толстой был ближе к Дюма, была напечатана во Франции (естественно, на французском языке), а в России в журнале «Северный Вестник» (1893 г., № 9). В массовой серии и в последующих изданиях эта статья не печаталась (кроме юбилейного 90-томного собрания сочинений Толстого).
Отметим, кстати, что такая же судьба и у других работ Толстого, таких, как: «Письмо к китайцу» (1906 г.); «Письмо к индусу» (1908 г.); «Конфуций, китайский мудрец. Жизнь его и учение» (1910 г.); «Изречения Магомета, не вошедшие в Коран» (1910 г.); «Изречения китайского мудреца Лао-Тзе, избранные Л.Н. Толстым» (1910 г.).
Широкая масса читателей была лишена возможности ознакомиться с этими трудами Толстого, в то время как в обществе был создан миф «толстовства» с его характерными чертами - проповедью нравственного самоусовершенствования и непротивления злу насилием.
С 1863 по 1869 г. Лев Николаевич работал над романом «Война и мир», который стал одной из вершин мировой реалистической литературы. Социально-философская насыщенность романа в то же время вызы-
309
вала и бурю критики не только в России, но и на Западе. Толстого обвиняли в том, что на нравственно-философскую концепцию романа оказывало влияние «ухода Толстого в глубь степей Азии», что в романе образ М.И. Кутузова искусственно наделен «чисто азиатскими» чертами русского характера.
Но это не так! Дело в том, что Толстой пишет роман в 1863 - 1869 гг., а первые знакомства с Лао-цзы и Конфуцием, согласно его же дневникам, -это март 1884 г., то есть спустя пятнадцать лет!
Интересную мысль высказали некоторые исследователи философских исканий Толстого о том, что у русского писателя была некая генетическая предрасположенность к Востоку, его космологическим и нравственным понятиям, а это отразилось отчасти и в «Войне и мире».
В чем же заключается принцип «неделания» в романе? Сначала вспомним, как воспринимался М.И. Кутузов обществом и властью.
Приближенные государя и молодые офицеры называли Кутузова «старый, толстый, сонливый придворный и ленивый главнокомандующий», требовали решительных и скорых действий. Не только генералы, но и сам царь Александр I в письме обвинил главкома в бездействии и напомнил, что он «обязан ответом оскорбленному Отечеству в потере Москвы». Московский генерал-губернатор Ростопчин называет Кутузова «сумасшедшим главнокомандующим, оскорбляющим русское чувство». Скрытый смысл кутузовского «бездействия» не был понят!
Кутузов рассуждал: «Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть», «терпение и время - вот мои воины-богатыри», «ничего вредного не позволить, ничему полезному не помешать»... Кажущееся «бездействие» Кутузова оказывается на деле волевым актом. Вопреки положению главнокомандующего, который, казалось, должен быть расположен к наступлению - он один все свои силы употребил на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
До Толстого только один Пушкин с гениальной прозорливостью увидел мудрость кутузовского «деятельного» неделания, сформулировав его как «мудрое деятельное бездействие, ничего общего не имеющее от ничегонеделания или фатализма».
Особенно запоминается Кутузов как носитель мудрости в той сцене, когда ему привезли донесение об отступлении Наполеона из Москвы: «Господи, Создатель мой! Внял ты молитве нашей. - дрожащим голосом сказал он, сложив руки. - Спасена Россия. Благодарю тебя, Господи! - и он заплакал».
Не восторжествовал, а заплакал! Он заплакал от радости за спасенное Отечество, заплакал потому, что понимал: за военными успехами стоят тысячи безвозвратно потерянных жизней.
310
Еще работая над романом «Война и мир», Толстой выразил тревогу, что откровенная мысль книги может быть не понята читателями, «а главное-то никто не заметит». И действительно, мы, привыкшие к победам, достигнутым только силой, продолжаем жить в мире с его рационализмом, культом героя и ничем не ограниченным стремлением к «успеху». Учение о неделании существует уже много веков, но люди в своей массе не следуют ему, взаимное истребление продолжается. Культ материального бытия, идивидуалистического своеволия, загнавший цивилизацию в тупик (посмотрите, что творится во всем мире!!!) должен, в конце концов, уступить место осознанию человечеством себя как существа духовного, являющимся не «центром», а частью единого целого. О чем же говорят уроки общения Толстого с Лао-цзы сегодня, когда свирепеет религиозное и национальное самолюбие? Создавать новые духовные ценности можно лишь всем вместе, научившись понимать и ценить не только «свое», но и «чужое»: у Лао-цзы Ян (светлое начало) и Инь (темное) не борются, но, дополняя друг друга, образуют гармонию Единого.
Недавно в телепередаче «Времена», при обсуждении экономического положения России участниками несколько раз упоминались успехи Китая, и ведущий А. Познер спросил у приглашенного на эту передачу министра экономического развития и торговли правительства Г. Грефа: «Герман Оскарович, почему в Китае такие высокие темпы роста?» Тот, с мефистофельской улыбкой в бородку, изрек: «У них другая философия». Меня это покоробило, а какая же у него (у нас) философия? Наверное, «классическая» постсоветская - «хотели как лучше, а получилось как всегда». Больно и обидно, но это - факт!
И последнее. Учение Лао-цзы получает все более широкое признание в мире. Это даже становится как-то «модным». Так, подчеркивая мудрость китайского патриарха модернизации Дэн Сяопина (1904 - 1997), часто приводят одно из древних изречений, принятое Дэном в качестве основы государственной политики преобразований - «Го хэ мо ши» (всего четыре иероглифа). В переводе это означает: «Переходя реку, ощупывать камни». Неукоснительное исполнение этого и дало китайскому народу результаты, которым удивляется весь мир. Действительно, все великое - просто!
Мне же приходят в голову прекрасные, исконно русские (ничем не хуже «восточных») аналоги: «Семь раз отмерь, один раз отрежь» или «Не зная броду, не суйся в воду». Разве в них не заложен принцип неделания? Делай то, в чем уверен, лучше не делай того, чего не знаешь.
Так что Толстой проповедовал не «их» идеологию, а идеологию человеческого понимания жизни, и очень жаль, что у нас власть имеющие не знают об этом, или не хотят знать, или периоды смут и хаоса им на руку?
март 2003 г. С уважением И. Кирсанов.
311