CC BY
120
DOI 10.24411/2499-9679-2018-10041
УДК 81:42
О. А. Титов
https://orcid.org/0000-0002-7469-3300
Лексико-семантическое поле «огонь - дым» в комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума»
Статья посвящена анализу структуры и функций обширного лексико-семантического поля «огонь - дым» в комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума». В основной состав поля входит не менее 25 лексем, при этом ключевые, ядерные лексемы употребляются в тексте по 2-3 раза, что способствует актуализации не только самих этих слов, но и всего поля в целом. Состав поля значительно расширяется за счет многочисленных ассоциативных связей - как общеязыковых, так и контекстуальных. В его состав органично включаются «говорящие» фамилии персонажей, этимология которых непосредственно связана с понятиями огня и дыма.
В результате анализа выясняется, что рассредоточенные по всему пространству текста лексемы данного поля употребляются преимущественно в переносном значении и вступают в сложные взаимосвязи, благодаря чему возникают имплицитные метафоры «огонь - эмоции, жизнь», «холод - бездушие, безжизненность», «дым - затемнение сознания». Последовательное развитие этих метафор не только углубляет образы основных персонажей, но и формирует еще один важнейший конфликт произведения - борьбу духовного, живого начала с бездушием и прагматизмом. В отличие от идеологического столкновения и любовной коллизии, где задействованы в основном по два-три героя, в этот конфликт вовлечены практически все персонажи комедии, а сам он проявляется не только во внешней борьбе носителей полярных качеств, но и во внутреннем разладе, прежде всего в постепенном душевном «охлаждении» персонажей, переходящих из одной противоборствующей группы в другую.
В ходе анализа также доказывается, что за внешней простотой формы, маскирующейся под непринужденную светскую речь. скрывается сложная языковая организация текста, благодаря которой создается система взаимосвязанных мотивов, чрезвычайно расширяющих и углубляющих содержание комедии А. С. Грибоедова.
Ключевые слова: А. С. Грибоедов, комедия «Горе от ума», лексико-семантическое поле, лексема, сема, переносное значение, мотивы огня и дыма, имплицитная метафора, конфликт.
O. A. Titov
The Lexical-Semantic Field «Fire-Smoke» in A. S. Griboedov's Comedy «The Mischief of Being Clever»
The article is devoted to the analysis of structure and functions of the extensive lexical-semantic field «fire-smoke» in A. S. Griboedov's comedy «The Mischief of Being Clever». Not less than 25 lexemes are the main part of the field, at the same time key, nuclear lexemes are used in the text 2-3 times, that promotes updating not only these words, but also the whole field in general. The structure of the field considerably extends due to numerous associative communications - both common-language, and contextual. Its structure organically comprises «speaking» surnames of characters, which etymology is directly connected with concepts of fire and smoke.
The result of the analysis makes it clear that the lexemes of this field dispersed in the whole space of the text are used mainly in a figurative sense and enter difficult interrelations due to what there are implicit metaphors «fire - emotions, life», «cold - callousness, lifelessness», «smoke - black-out». Consecutive development of these metaphors not only deepens images of the main characters, but also forms one more major conflict of the work - fight of the spiritual, live beginning against callousness and pragmatism. Unlike ideological collision and a love collision, where mainly two - three heroes are involved, practically all characters of the comedy are involved in this conflict, and it is shown not only in the external fight of carriers of polar qualities, but also in inner tensions, first of all in gradual sincere «cooling» of the characters passing from one contradictory group into the other.
During the analysis it is also proved that behind external simplicity of the form masking under the easy secular speech, that there is a complex language organization of the text due to which the system of the interconnected motives, which are extremely expanding and deepening contents of A. S. Griboedov's comedy is created.
Keywords: A. S. Griboedov, comedy «The Mischief of Being Clever», lexical-semantic field, lexeme, sema, figurative sense, motives of fire and smoke, implicit metaphor, conflict.
Блестящий афористичный стиль комедии «Горе от ума» безоговорочно отмечается всеми исследователями этого произведения. Однако следует до-
бавить, что при всей своей внешней «легкости» текст пьесы обладает чрезвычайно сложной структурой, определяющей глубину его содержа-
© Титов О. А., 2018
ния. И если раньше при изучении данной комедии приоритет отдавался ее идейно-тематическому содержанию, а особенности формы казались лишь органичным средством его отражения и «попытка разделить их и рассмотреть обособленно» была «не столь популярна в науке» [4, с. 7], то в настоящее время появляется все больше исследований, которые основаны прежде всего на глубоком лингвистическом анализе, благодаря которому в произведении А. С. Грибоедова приоткрываются такие смысловые уровни, которые ранее практически не замечались. Весьма интересны наблюдения над именами персонажей в работе Д. Б. Терешкиной, отмечающей среди прочего трех «далеких от авторской симпатии» персонажей «с отчествами, повторяющими имя» (Сергей Сергеич Скалозуб, Антон Антоныч Загорецкий, Фома Фомич). По мнению исследователя, это «авторский сигнал» о том, что сам персонаж ничего собой не представляет, он «копия отца» с «отсутствием индивидуальной судьбы» [8, c. 121-122]. Повышение внимания к формальной организации грибоедовского текста отмечается и у зарубежных исследователей. Так, в статье Джорджа Кабусса «Rhyming Patterns in Griboedov s Gore ot uma» рассматриваются особенности рифмы и способов рифмовки в комедии, благодаря которым создается своеобразный «орнамент» из рифм. В то же время автор работы подчеркивает особое игровое начало, что лежит в основе таких опытов с формой [9, с. 39]. Весьма интересные наблюдения над взаимосвязями формы и содержания представлены в статье С. М. Козловой и М. А. Зиминой «Историческая динамика дискурса безумия в комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума»». Опираясь на глубокий анализ текста, авторы работы выявляют «двойственность художественного мира "Горя от ума"», в котором реальный быт московского дворянства показан как фантасмагория масок смерти - «какие-то уроды с того света»: Фамусов -«угорелый», Скалозуб - «удавленник», Горич -«смертельный неохотник», «ночь - светопре-ставленье» [3, с. 35]. Таким образом открывается еще один мотив, актуализированный в тексте за счет «рассыпанных» в нем лексем, связанных общей семантикой (в данном случае семой «смерть»).
Действительно, все пространство грибоедов-ского текста пронизано системой сквозных мотивов, которая создается прежде всего взаимопере-секающимися лексико-семантическими полями, многие из которых до последнего времени не становились предметом подробного анализа, несмот-
ря на то, что зачастую они актуализированы самим автором уже в афише пьесы посредством семантики «говорящих» имен и фамилий. Цель данной статьи - рассмотреть структуру и функции одного из наиболее важных полей с ключевыми лексемами «огонь» и «дым».
Лексико-семантическое поле «огонь - дым» оказывается чрезвычайно широким по своему составу, благодаря чему оно активно участвует в организации практически всех уровней содержания произведения. При этом ключевые его слова («огонь», «дым», «пожар», «согреть») употребляются в тексте по 2-3 раза, что несомненно становится способом актуализации не только этих лексем, но и поля в целом.
Ядро лексико-семантического поля составляют слова со значением огня, разнообразных его проявлений, а также процесса горения. Это существительные «огонь», «полымя», «пожар», «искра», глаголы «гореть», «сгореть», «сжечь». Сюда же входят лексемы, обозначающие результаты горения («свет», «жар», «дым», «чад», «кипеть», «согреть») и признаки, связанные с огнем и его воздействием ( «пылкость», «пылкий», «теплый», «угорелый»). Ближе к периферии находятся названия явлений и признаков, связанных с огнем опосредованно («свеча», «фонарь» «гроза», «туча», «громовый», «отдушничек», «громовой отвод»). На периферии поля располагаются лексемы, имеющие дальнее и не всегда воспринимаемое при поверхностном чтении отношение к огню («кар-бонари»), а также связанные с ним за счет устойчивых ассоциаций и метафор («страсть», «волненье», «грозный», «упечь», «возбудить», «истребить»), Таким образом, основной состав лексико-семантического поля «огонь - дым» насчитывает около 25 лексем, но при этом существенно увеличивается за счет многочисленных ассоциативных связей - как общеязыковых, так и контекстуальных.
Важнейшей особенностью слов, входящих в состав поля «огонь - дым», является то, что на протяжении всего текста пьесы они употребляются преимущественно в переносном значении, становясь прежде всего средством создания характеров и состояний персонажей. При этом отдельные фамилии как главных, так и второстепенных действующих лиц актуализируют свою этимологию, связанную с огнем и дымом, и тоже вовлекаются в состав лексико-семантического поля. К ним в первую очередь следует отнести такие фамилии, как «Чацкий», «Фамусов», «Горич», «Загорецкий».
Наибольшая часть лексем поля «огонь - дым» концентрируется вокруг образа главного героя комедии. Само появление Чацкого соотносится со светом и огненной стихией, что подтверждается первой же его фразой «Чуть свет - уж на ногах! и я у ваших ног» и ремаркой «С жаром целует руку». Ассоциация «Чацкий - огонь» почти сразу же закрепляется бесстрашным предложением героя «Велите ж мне в огонь: пойду как на обед» и ответной репликой Софьи, где звучит ироническое сомнение по поводу того, что пламя может представлять для Чацкого какую-либо угрозу: «Да, хорошо - сгорите, если ж нет?» Огонь не может повредить герою, поскольку он сам подобен огню. Неслучайно в его репликах и монологах постоянно употребляются слова с семой «огонь». Они подобны выплескам пламени, искрам, вылетающим наружу из пылающей души героя («...Не истребят / Ни годы их, ни моды, ни пожары», «Или в душе его сам бог возбудит жар... », «Они тотчас: разбой! пожар!», «Теперь во мне кипит, волнует, бесит... », <Ах! голова горит, вся кровь моя в вол-неньи»). Жар, тепло для Чацкого - признаки истинной жизни. Именно с теплом соотносит герой положительные реалии. «Там стены, воздух - все приятно! / Согреют, оживят.», - говорит он Софье о ее комнате. «В деревню, в теплый край» советует он уехать Горичу для излечения от недугов, приобретенных в светском обществе. Однако же Чацкий олицетворяет собой не тепло, несущее уют, а почти неконтролируемую им самим стихию, подобную грозе. Неслучайно он готовил «княжнам» «ответ громовый» и в дом Фамусова, по словам последнего, «грянул вдруг как с облаков». Про его «грозный взгляд» и пользу от «грозы» над ним самим говорит и Софья. Размах этой стихии и опасность ее для окружающих Фамусов выражает фразеологизмом «Теперь... да в полмя из огня... ». А потому в это поле легко вписывается и лексема «карбонари». Фамусов употребляет ее в значении «вольнодумец», «революционер», однако первоначальное значение этого слова в итальянском языке - «угольщик» (от латинского «сагЬо» - «уголь» [3, а 83]). Весьма примечательно, что сам уголь оказывается как результатом трансформации органического вещества, так и превосходным материалом для горения, дающим чрезвычайно сильное и жаркое пламя. Здесь прослеживается аналогия с метаморфозой в мировоззрении главного героя. По отдельным его репликам можно догадаться, что раньше он во многом разделял взгляды «фамусовского общества», они были вполне естественными для него. Достаточно
вспомнить его рассуждение о мундирах. В разговоре со Скалозубом (а точнее - обращаясь в зрительный зал) герой объясняет, что «расшитый и красивый» мундир зачастую скрывает «малодушие, рассудка нищету» и вообще подменяет собой личность человека. Однако при этом Чацкий признается: «Я сам к нему давно ль от нежности отрекся?» А следовательно, и он был не чужд стремления подняться по служебной лестнице, получив при этом соответствующие знаки отличия, прежде всего дабы удовлетворить собственное тщеславие. Однако очищающий огонь выжег в герое ложные представления о жизни, трансформировал его личность и в то же время превратил его в материал для иного, более благородного горения. Жизнь-горение посвящена теперь не удовлетворению собственных амбиций, а направлена на достижение общего блага - для всего народа, для Отечества. Таким образом, пламя, бушующее в душе героя, обусловлено не одними лишь его чувствами по отношению к Софье, но и так называемым «вольнодумством», прежде всего выражающемся в негативным отношении к фальши, чинопочитанию, глупости, а также в стремлении изменить существующее положение в стране, расчистив место для чего-то нового, позитивного, но пока смутно осознаваемого самим героем.
В одном из монологов Чацкий высказывает «желанье», чтобы «Господь» среди прочего «искру заронил . в ком-нибудь с душой», дабы тот «словом и примером» мог удержать сограждан от бездумного подражания всему иностранному. Однако Чацкий и является этим божественным избранником, пытается (не столь уж безуспешно) реализовать данную задачу. «Искра» божия, зароненная на благодатный материал его сразу вспыхнувшей души, делает героя своеобразным пророком, мессией. При этом и сам он имплицитно уподобляется той же искре, которая уже вспыхнула в обществе и грозит ему пожаром. Именно такой, духовный пожар требуется для искоренения старых «предрассудков», которые не смог уничтожить огонь реальный - пожар 1812 года: «Дома новы, но предрассудки стары. / Порадуйтесь, не истребят / Ни годы их, ни моды, ни пожары», -заявляет Чацкий. И в той же сцене, говоря о «жаре» «к искусствам творческим, высоким и прекрасным», который «сам бог возбудит» «в душе» человека, использует слово «пожар» в ином смысле: «Они тотчас: разбой! пожар! / И прослывет у них мечтателем! опасным!!!» Подобно тому как изменяется один человек, должно измениться и общество. «Жар к искусствам творче-
ским» распространяется и охватывает все больше людей, о чем свидетельствуют замечания о двоюродном брате Скалозуба, который, «набравшись» «каких-то новых правил», отказался от выгод службы, «в деревне книги стал читать», или рассказ княгини Тугоуховской о своем племяннике -князе Федоре: «Чинов не хочет знать! Он химик, он ботаник... ».
Однако естественным продуктом горения является дым. И с дымом метафорически соотносится причина неадекватного поведения Чацкого. Его ум затуманен чадом от его же эмоций. Герой не хочет верить в очевидное, поскольку оно не соответствует ни здравому смыслу, ни его собственным желаниям. Мечты и планы Чацкого, являясь следствием его эмоций, мешают принять абсурд реальной ситуации. «Все призраки, весь чад и дым / Надежд, которые мне душу наполняли», - говорит о них Чацкий. Лишь в финале этот «дым» ложных представлений развеивается, сопоставляясь уже с «пеленой», закрывавшей ранее взгляд: «Мечтанья с глаз долой и спала пелена... » Очевидно, эта «замутненность» восприятия героем событий и обусловила в первую очередь выбор основной его номинации - «Чацкий». Безусловно, она созвучна и соотносима с реальной фамилией «Чаадаев» (что отмечается всеми исследователями творчества А. С. Грибоедова, например Е. А. Бурцевой, Д. И. Мавриной, Н. Ф. Гарифуллиной [1, с. 14], А. Л. Крупчановым [5, с. 46] и др.), однако этот факт нисколько не противоречит пониманию ее как производной от слова «чад», на что также попутно указывают те же самые авторы. Следует лишь особо подчеркнуть семантическую много-слойность фамилии героя. Весьма примечательно, что в «Толковом словаре русского языка» С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой слово «чад» трактуется как «удушливый дым от недогоревше-го угля», а также (в переносном смысле) как нечто «одурманивающее, затемняющее сознание» [2, с. 876]. В этом определении объединились и процесс горения («огонь»), и уголь («карбонари»), и «дым», и его воздействие на сознание. Таким образом, фамилия «Чацкий» оказывается наиболее удачной в плане выбора производящего слова.
В рамках той интерпретации, которая вытекает из анализа лексико-семантического поля «огонь -дым», главным антагонистом Чацкого оказывается не Фамусов, а Молчалин. Он персонифицирует душевную холодность, полное отсутствие внутреннего жара, соотносимого с душой и самой жизнью. Неслучайно, говоря о Молчалине, Чацкий высказывает вполне обоснованное сомнение:
«Но есть ли в нем та страсть, то чувство, пылкость та...». Более того - Молчалин воплощает ту силу, которая гасит огонь. Софья рассказывает о том, как он «обезоруживает» своим «безмолвием» сердитого Фамусова. Пример такого поведения дан и в сцене с «разгневанной гостьей» Хле-стовой. Неслучайно Чацкий сравнивает Молчали-на с «громовым отводом», присовокупив к тому же метафору «тучу разогнал». И сам Молчалин открыто заявляет о своей холодности по отношению к Софье: «Готовлюсь нежным быть, а свижусь и простыну». Тем самым этот персонаж оказывается прямой противоположностью Чацкому, олицетворяя бездушие и безжизненность. В этом контексте более глубокое значение приобретает и упрек Лизы, обращенный к Молчалину: «Вы, сударь, камень, сударь, лед». В этих словах мотивы бездушия и холода, концентрирующиеся в образе Молчалина, достигают наибольшей силы выражения. Примечательно, что именно Лиза, а не «остывающая душой» София привлекает Молча-лина. Весьма сложно представить те «чувства», которые испытывает этот хладнокровный человек к своей истинной избраннице, но она притягивает и удивляет его в первую очередь своей жизненной энергией. «Веселое созданье ты! живое!» - именно эти черты, столь редкие в фамусовском обществе, отмечает в Лизе Молчалин и тянется к этой настоящей жизни. Однако «жизнь» в лице Лизы отвергает его как нечто чуждое и неестественное.
Весьма своеобразной в рамках анализа поля «огонь - дым» оказывается и трактовка образа Фамусова. Фамилия этого персонажа так же обладает семантической многослойностью. Помимо греческого и латинского «fama» («молва»), она может восходить и к другому латинскому слову -«fumus» («дым») [3, c. 269]. Неслучайно Фамусов говорит о себе: «... День весь целый/Нет отдыха, мечусь как словно угорелый». «Чад», которым одурманен Чацкий, и «дым», среди которого находится Фамусов, сближают этих героев. Оба они в первую очередь пытаются решить загадку: кому же отдала предпочтение Софья? Далеко неслучайной в этой связи оказывается и перефразировка Чацким слов Г. Р. Державина о «дыме Отечества», который кажется «сладким» по возвращении из дальних странствий. Ее можно понять так, что герой рад видеть даже Фамусова. При этом помимо «дыма» Фамусов, как и Чацкий, связан и со стихией огня. Он стремится опекать родных, и забота его распространяется даже на Скалозуба -потенциального зятя. Фамусов старается усадить Сергей-Сергеича, где «теплее», отвернуть «от-
душничек» («согреем вас»). Но тот же согревающий огонь может перерасти у Фамусова в страшную уничтожающую силу, когда он отстаивает свои позиции. Видя в просвещении угрозу для того строя и образа жизни, к которым он привык, Фамусов предлагает: «Уж коли зло пресечь: / Забрать все книги бы, да сжечь». В финале комедии огонь, связанный с его появлением («Свечей побольше, фонарей!») соотносится и с эмоциями, его охватившими, и с выяснением ответа на вопросы, давно мучившие героев, хотя Фамусову эта картина представляется в искаженном свете. Таким образом, Фамусов оказывается вполне «живым» персонажем, имеющим собственные убеждения и готовым с жаром отстаивать их, что вызвает к нему если не симпатию, то хотя бы уважение. Страшен не консерватизм сам по себе - страшно бездушие. Что же касается консерваторов, то они столь же необходимы для поддержания жизни в обществе, сколь и новаторы, а потому и конфликт между ними неразрешим и вечен. Главным отрицательным качеством Фамусова становится бездумное, неразборчивое возвеличивание старых традиций, особенно тех, что дают человеку материальную выгоду. В консерватизме - если он вполне здравый - нет ничего плохого. И тот же новатор Чацкий дает в своем монологе «В той комнате незначущая встреча» пример такого «патриотического консерватизма», возвеличивая исконно русские национальные традиции - «и нравы, и язык, и старину святую / и величавую одежду». То есть все дело в «положительности» этих традиций, их применимости в настоящем.
Примечательно, что герои пьесы - вопреки закону единства времени - показаны в развитии. Притом развитие их разнонаправленное. Если Чацкий и внесценические князь Федор и двоюродный брат Скалозуба «загорелись» новыми идеями, то такие персонажи, как Софья и Горич, наоборот, утрачивают свой внутренний жар. Особенно заметно представлено «остывание» души на примере Платона Михайловича Горича, который отказался от своей индивидуальности, смирился с обстоятельствами и полностью подчинился обществу. Этот процесс Чацкий пытается остановить, напоминая своему старому другу о прошлом его жаре и давая совет уехать в деревню, «в теплый край». Неосознанно пытается сохранить в муже остатки «жизни» и Наталья Дмитриевна, приказывая ему застегнуться, уйти со сквозняка. Ответ же Платона Михайловича сопровождается ремаркой «хладнокровно», что характеризует не только манеру речи, но и состояние души героя.
Горение у Горича заменяется горем. Тем самым происходит переосмысление фамилии и понимание ее в двух значениях одновременно. В то же время в состав лексико-семантического поля «огонь - дым» начинают вовлекаться этимологически связанные со словом «гореть» лексемы «горе», «горевать». Благодаря этому еще раз актуализируется мысль о том, что внутреннее «горение» души в любом случае порождает «горе», но к еще более страшному горю приводит ее угасание.
Тем не менее и огонь не всегда идет на пользу самому человеку. Особенно если это огонь чрезмерный, неуправляемый, становящийся разрушительной стихией, сметающей без разбору все на своем пути и не имеющего единого вектора в своем движении. Пример тому - образ Загорецкого. Здесь мотив «горения» достигает своего логического завершения. Огонь как символ жизни оборачивается своей противоположной стороной - выжигающей все живое - дочерна, дотла. Неслучайно рассказ о Загорецком сопровождается упоминанием «двоих арапченков», подаренных им Хлестовой и ее сестре. Внешняя чернота «арапов» соотносится с внутренней чернотой «выжженной» фальшью души самого Загорецкого. По всей видимости, и в «горячем» жизненном начале должна быть своя мера.
В целом анализ обширного лексико-семантическое поля «огонь - дым» позволяет выявить в тексте комедии «Горе от ума» систему важнейших имплицитных метафор «огонь - эмоции, жизнь», «холод - бездушие, безжизненность», «дым - затемнение сознания». Благодаря этому не только углубляются сами образы основных персонажей, но и открывается еще один конфликт, представленный в произведении, - борьба духовного, живого начала с бездушием и прагматизмом. И если, по словам А. Л. Крупчанова, «общественное противостояние выстраивается прежде всего по линии Чацкий - Фамусов, а любовная интрига основывается преимущественно на взаимоотношениях Чацкого, Софьи и Молча-лина» [5, с. 47], то в имплицитный конфликт «огонь» - «холод» вовлечены практически все действующие лица комедии. При этом он может быть как внешним, в который втянуты носители противоположных начал, так и внутренним, например, у Софьи и Горича - персонажей, переходящих из одной группы в другую, постепенно «охладевающих» душой. Таким образом, анализ лексико-семантических полей в тексте комедии «Горе от ума» в очередной раз подтверждает глубину содержания комедии, скрытую во внешне
простой форме, замаскированной под живую, непринужденную речь остроумного и ироничного представителя светского общества.
Библиографический список
1. Бурцева, Е. А., Маврина Д. И., Гарифуллина, Н. Ф. Проблема любви и предательства в комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума»: опыт нового прочтения образа Софьи Фамусовой [Текст] / Е. А. Бурцева, Д. И. Маврина, Н. Ф. Гарифуллина // Филологические науки. Вопросы теории и практики, 2016. - № 12-2 (66). - С. 13-15.
2. Грибоедов, А. С. Горе от ума [Текст] / В кн. А. С. Грибоедов. Сочинения. Воспоминания современников. - М., 1989.
3. Козлова, С. М., Зимина, М. А. Историческая динамика дискурса безумия в комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума» [Текст] / С. М. Козлова, М. А. Зимина // Сибирский филологический журнал. 2009. - № 3. -
C. 33-36.
4. Колесникова, С. А. А.С. Грибоедов «Горе от ума»: методы анализа текста и его интерпретации [Текст] / С. А. Колесникова // Научные труды Кубанского государственного технологического университета, 2014. - № 4. - С. 1-12.
5. Крупчанов, А. Л. А. С. Грибоедов [Текст] / А. Л. Крупчанов // Русская литература XIX-XX веков. Т. 1. - М., 2000. - С. 33-52.
6. Ожегов, С. И., Шведова, Н. Ю. Толковый словарь русского языка [Текст] / С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. - М., 2004. - 944 с.
7. Петрученко, О. Латинско-русский словарь [Текст] / О. Петрученко. - М., 1994.
8. Терешкина, Д. Б. «Где, укажите нам, Отечества отцы?» (минейный код в системе персонажей комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума» [Текст] / Д. Б. Терешки-на // Культура и текст. 2013. - № 2 (15). - С. 117-126.
9. Kalbouss, G. Rhyming Patterns in Griboedov s Gore ot uma / G. Kalbouss // The Slavik and East European J. Cambridge, 1995. - № 1. - Vol. 39.
Bibliograficheskij spisok
1. Burceva, E. A., Mavrina D. I., Garifullina, N. F. Problema ljubvi i predatel'stva v komedii A. S. Griboedova «Gore ot uma»: opyt novogo prochtenija obraza Sofi Famusovoj [Tekst] / E. A. Burceva,
D. I. Mavrina, N. F. Garifullina // Filologicheskie nauki. V> prosy teorii i praktiki, 2016. - № 12-2 (66). - S. 13-15.
2. Griboedov, A. S. Gore ot uma [Tekst] / V kn. A. S. Griboedov. Sochinenija. Vospominanija sovremennikov. - M., 1989.
3. Kozlova, S. M., Zimina, M. A. Istoricheskaja dinamika diskursa bezumija v komedii A. S. Griboedova «Gore ot uma» [Tekst] / S. M. Kozlova, M. A. Zimina // Sibirskij filologicheskij zhurnal. 2009. - № 3. - S. 33-36.
4. Kolesnikova, S. A. A. S. Griboedov «Gore ot uma»: metody analiza teksta i ego interpretacii [Tekst] / S. A. Kolesnikova // Nauchnye trudy Kubanskogo
gosudarstvennogo tehnologicheskogo universiteta, 2014. - № 4. - S. 1-12.
5. Krupchanov, A. L. A. S. Griboedov [Tekst] / A. L. Krupchanov // Russkaja literatura XIX-XX vekov. T. 1. - M., 2000. - S. 33-52.
6. Ozhegov, S. I., Shvedova, N. Ju. Tolkovyj slovar' russkogo jazyka [Tekst] / S. I. Ozhegov, N. Ju. Shvedova. - M., 2004. - 944 s.
7. Petruchenko, O. Latinsko-russkij slovar' [Tekst] / O. Petruchenko. - M., 1994.
8. Tereshkina, D. B. «Gde, ukazhite nam, Otechestva ot-cy?» (minejnyj kod v sisteme personazhej komedii A. S. Griboedova «Gore ot uma» [Tekst] / D. B. Tereshkina // Kul'tura i tekst. 2013. - № 2 (15). - S. 117-126.
9. Kalbouss, G. Rhyming Patterns in Griboedov s Gore ot uma / G. Kalbouss // The Slavik and East European J. Cambridge, 1995. - № 1. - Vol. 39.
Reference List
1. Burtseva E. A., Mavrina D. I., Garifullina N. F. Problem of love and treachery in A. S. Griboedov's comedy «Woe from Wit»: experience of new reading of the image of Sofya Famusova / E. A. Burtseva, D. I. Mavrina, N. F. Garifullina // Philological sciences. Questions of the theory and practice, 2016. - No. 12-2 (66). - Page 13-15.
2. Griboedov A. S. Woe from Wit / In book A. S. Griboedov. Compositions. Memoirs of contemporaries. - M., 1989.
3. Kozlova S. M., Zimina M. A. Historical dynamics of the loudspeaker of madness discourse in A. S. Griboedov's comedy «Woe from Wit» / S. M. Kozlova, M. A. Zimina // Siberian Philological Magazine. 2009. -No. 3. - Page 33-36.
4. Kolesnikova S. A. A. S. Griboedov «Woe from Wit»: methods of the analysis of the text and its interpretations / S. A. Kolesnikova // Scientific works of Kuban State Technological University, 2014. - No. 4. - Page 1-12.
5. Krupchanov A. L. A. S. Griboedov / A. L. Krupchanov // Russian literature of the 19-20th centuries. V. 1. - M, 2000. - Page 33-52.
6. Ozhegov S. I., Shvedova N. Yu. Explanatory dictionary of Russian / S. I. Ozhegov, N.Yu. Shvedova. - M., 2004. - 944 pages.
7. Petruchenko O. Latin-Russian dictionary / O. Petruchenko. - M, 1994.
8. Tereshkina D. B. «Where are, specify to us, the Fatherland fathers?» (a linear code in the system of characters of A. S. Griboedov 's comedy «Woe from Wit» / D. B. Tereshkina // Culture and the text. 2013. - No. 2 (15). - Page 117-126.
9. Kalbouss G. Rhyming Patterns in Griboedov s Gore ot uma / G. Kalbouss // The Slavik and East European J. Cambridge, 1995. - № 1. - Vol. 39.
Дата поступления статьи в редакцию: 13.04.2018 Дата принятия статьи к печати: 16.05.2018
