CC BY
12
Экономическая наука современной России
№ 1, 2003 г.
Легко ли совместить несовместимое?
По поводу статьи В.А. Волконского «Духовная драма современной России»
(№ 3-4, 2000 г.)
© Л.Е. Стровский, Д.Л. Стровский, 2003
Статья В.А. Волконского во многом полемична, что невольно привлекает к ней внимание. Главная задача, которую поставил перед собой автор (по его же словам), заключалась в необходимости сделать анализ «непростых взаимоотношений социализма (коммунизма), понимаемых как духовное течение, постоянно присутствующее в человеческой истории, с христианством». Отрадно, что журнал, который, казалось бы, призван обсуждать исключительно экономическую проблематику, обратился к достаточно нетрадиционной для себя теме, предложив оригинальный подход к осмыслению духовных аспектов современной жизни. Нельзя не согласиться с В.А. Волконским в том, что поиск ответов на вопросы, касающиеся устройства нашего нынешнего общества, отношений между государством и личностью, позволяет лучше представить стратегию социально-экономического развития России, увидеть то
ценное, что может быть унаследовано из ее исторического прошлого и привнесено в день сегодняшний.
В этом смысле суждение автора о совместимости социализма (коммунизма) и православия как одной из религиозных ветвей христианства носит не только теоретический характер. На первый план выдвигаются проблемы дальнейшей эволюции России, идейной направленности проводимых в стране преобразований.
Данные духовно-этические начала, по мнению В.А. Волконского, совместимы, потому что нацелены на формирование общественного самосознания и имеют общие ценности. Он, в частности, считает, что социализму и православию есть что заимствовать друг у друга, а их единение представляет собой важную созидательную проекцию в будущее России и способствует позитивной перспективе ее духовного развития. Процитируем: «Отказ ком-
мунизма от тоталитаристской нетерпимости и принятие православной церковью более активной позиции по отношению к социальным проблемам могли бы преодолеть их неестественный разрыв». И далее: «У коммунизма и православия много общих ценностей и задач... Чтобы сохранить уникальную российскую цивилизацию, они должны стать союзниками».
Представляется, что выдвинутый тезис заслуживает того, чтобы задуматься о нем, прежде всего по причине его неоднознач -ности. Во-первых, не совсем ясно, что конкретно понимает автор под термином «социализм (коммунизм)», а во-вторых, каким образом все-таки окажется возможным совместить на практике данные понятия, которые были взаимоисключающими на протяжении большей части эволюции нашего Отечества в XX в.
Следует оговориться: мы признаем духовное переплетение социализма и православия, но только в рамках философской концептуальности названных понятий, которая имеет существенные различия с реальной практикой. Однако этот момент не получил в статье В.А. Волконского обстоятельного развития (возможно, автор и не ставил перед собой такой задачи). Вместе с тем незыблемое требование к корректности научных формулировок обуславливает необходимость глубже оценить суть вынесенного на обсуждение вопроса.
Если обратиться к особенностям исторического развития России, то социализм здесь действительно имел глубокие корни. Это было обусловлено особенностями повседневного бытия народа. Жизнь подавляющей части населения традиционно была связана с деревней, что предопределило преимущественное развитие в обществе не
индивидуалистских, как на Западе, а прежде всего коллективистских общинных (причем по сути патриархальных) начал. Эти начала позже проявились и в городе при развитии промышленного производства, свидетельством чему стало возникновение всевозможных артелей и фабрично-заводских коллективов, работавших на единый результат, с равной оплатой труда для каждого. Для российской культуры, отмечает И.К. Пантин, ключевыми словами традиционно являлись «община», «мир», «народ». Преобладало «однонаправленное движение» мыслей и действий от коллектива (общины, артели и т.д.) к индивиду (Пантин, 1994). Согласование личных и общественных интересов с самого начала подменялось их отождествлением «за счет низведения первых до степени несущественных». Индивидуальное мнение в ходе решения жизненно важных вопросов хотя и выслушивалось, но никогда не признавалось равным мнению большинства (если последнее занимало иную позицию). Оно зачастую подвергалось насмешкам, а порой и откровенному остракизму. Зато приветствовались коллективные решения, принимаемые общим голосованием, совместные действия.
Как тут не вспомнить о массовых праздниках, гуляниях, разрешении различных вопросов «всем миром» (что традиционно олицетворяло быт русского народа), помощь друг другу в критических ситуациях (например, возведение общими усилиями домов погорельцам). «На миру и смерть красна», - говорили в народе.
Не будет преувеличением сказать, что в нашем случае речь идет об отражении «коллективного бессознательного» (по утверждению К. Юнга), определенного спе-
2 ♦
о сх
>к о я я
а со о
и л я я
к я и
я 2 о
я §
со
цификой исторического развития и культурой страны, ведь социализм как морально-этическая идея был традиционно присущ духу российских людей. Следует подчеркнуть, что мы говорим не о социализме, утвердившемся в стране после 1917 г. и знаменующем собой определенную политическую идеологию, а о нравственно очищающей идее, разделяемой большинством населения.
Утверждение идеи социализма (смыкающейся в данном случае с понятием «общность»), в свою очередь, порождалось традиционной неразрешенностью ряда политических и экономических проблем. С учетом огромного территориального пространства, в котором формировалась Россия как государство, ее тяжелейших климатических условий человек оказывался морально защищенным лишь тогда, когда опирался в своих решениях и действиях на других людей, советовался с ними. Сегодня, несмотря на принципиально иные обстоятельства жизни, мы во многом продолжаем эту традицию духовной культуры. Достаточно вспомнить потребность большинства наших сограждан обсуждать свои вопросы с родными и знакомыми. Многие из нас никогда не примут по-настоящему важные решения в одиночку. Такова психология россиян, во многом определенная историческим путем, сложившимися традициями.
В российском обществе в отличие от западного никогда не существовало ярко выраженного плюрализма в различных проявлениях общественной жизни. Во многих европейских странах политический плюрализм начал утверждаться много веков назад. Так, появление первого парламента в Англии датируется еще XIII
в., что знаменовало собой начальные попытки разделения властей. Дело, однако, не только в формальном появлении и развитии различных ветвей власти. Человек, живущий на Западе, с давних пор начал осознавать себя самостоятельной частичкой общества, имеющей право выбора. Сказанное не следует понимать буквально: разумеется, на раннем этапе развития политического плюрализма имелись существенные ограничения в выражении взглядов и мнений. Однако там шло поступательное разделение государства, с одной стороны, и общества, личности - с другой. Индивид стремился обрести право на самостоятельность суждений и действий. Не менее важным шагом к этому было установление и существование на протяжении многих веков частной собственности. Государственная система занималась регулированием законодательства, но не стремилась кардинально ограничить инициативу личности в сфере экономики.
В России все было принципиально иначе. Плюрализм как этическое понятие начинает утверждаться в политическом лексиконе лишь со второй половины XIX в., с момента ликвидации крепостного права. Не лишне вспомнить, что первая Государственная дума - прообраз европейского парламента - появилась в России только в 1906 г. Профункционировав 11 лет, она прекратила существование в январе 1918
г., когда, по емкому выражению матроса Железнякова, «караул устал» и законодательная власть была попросту низложена.
Отсутствие политического плюрализма вело к повсеместному проявлению иной традиции - автократической, утверждаемой посредством монархического правления и распространившей свое влияние по всей
о
а о 2 К Л
а а о
р
о
N3
о
О
ы
вертикали власти. Жизненно важные вопросы решались исключительно по указам и распоряжениям «царя-батюшки», поставленного править по велению «Божьей милости», и приводились в действие его наместниками на местах в лице губернаторов и всего чиновничьего аппарата. В этих условиях наблюдались неизбежный дефицит элементарных политических свобод и отсутствие правового регулирования. Право заменялось моралью как высшей категорией, одновременно являющейся особой духовной ценностью российского общества.
Данные тенденции еще больше укрепились после октября 1917 г. с учетом внесения в ткань повседневного бытия отмеченной выше идеологии и создания механизма партийного регулирования общественных отношений, проникшего во все клеточки социальной и духовной жизни страны. Вместе с тем главным для власти по-прежнему была опора на коллектив, на так называемое общественное мнение (которое, разумеется, никто всерьез не измерял), на большинство, которое достаточно быстро научилось думать и действовать однотипно, в полном соответствии с интересами все той же власти.
Не ставя задачу глубокого осмысления общественных процессов, утвердившихся после 1917 г., нельзя не признать, что идея так называемого государственного коллективизма явилась одной из ключевых для формирования мироощущения советских людей. Это лишний раз доказывает правоту русского философа Н.А. Бердяева, писавшего в философском эссе «Истоки и смысл русского коммунизма» о том, что идея социализма (если понимать под ней такие категории, как общность сознания и поведения между людьми, опора на других
в экстремальных ситуациях) была чрезвычайно близкой русскому народу. И это во многом предопределило врастание в отечественную почву «реального социализма». Традиционное единообразие общественного сознания, а также упрочение жесткого вектора развития не позволили сформировать иной характер социально-политических отношений в стране, чем тот, который наблюдался на протяжении многих десятилетий.
Отметим, что развитие сложившейся до прихода большевиков к власти модели отношений между государством и обществом во многом стимулировала православная церковь. Можно вспомнить известную формулировку графа Уварова «Самодержавие. Православие. Народность»», венчающую собой своеобразную философию общественно-политического устройства в России. Формальные обряды, введенные православной церковью, также активно утверждали приоритет коллективистской идеи над индивидуальным мироощущением. Одновременно с этим на поведение человека в церкви с самого начала накладывали отпечаток существенные ограничения, утверждаемые «сверху»: достаточно вспомнить выверенные до мельчайших деталей каноны крещения, отпевания и других процедур.
В отличие от католической и протестантской религий, направленных в большей мере на индивидуальное сознание, православие со своими идеями соборности и консолидации духовного начала как нельзя лучше вписывалось в традиционную психологию населения, формируемую с активным участием власти. Соборность олицетворяла собой так называемую общность людей, их естественное стремление к спло-
2 ♦
о сх
>к о я я
а со о
и л я я
к я и
я 2 о
я §
со
чению на основе взаимопомощи, что и определяло «лицо» нации (Горбунов, 1994). В то же время, скажем, протестантская церковь (особенно ее англиканский вариант) никогда не формировала столь существенных ограничений применительно к сознанию человека. Такое различие не в последнюю очередь была связано с эволюцией религии на той или иной территории, поставленной в зависимость от общественно-политического устройства.
Все это говорит о том, что в философском смысле идеи социализма и православия имели общие корни. Однако реализовались ли данные идеи на практике с позиций их консолидации? Не возникло ли между ними противоречий в конкретной исторической обстановке - в годы советской власти, в ходе развития которой сформировалось не одно поколение людей? Если да, то реалистично ли спустя почти век рассчитывать на возможность совмещения социализма и религиозной духовности у социума, который на протяжении всей своей истории воспринимал их как нравственный смысл жизни, во многом как абстрактные идеи, но по сути не объединял эти явления в их практическом воплощении? Да и возможно ли это, если миллионы людей воспитывались исключительно в духе «нетерпимого социализма», суть которого выражалась ленинской фразой о том, что «религия - опиум для народа»?
Вернемся еще раз к тезису В.А. Волконского о единении или, по крайней мере, переплетении обоих понятий в перспективном развитии России. Так что же все-таки мы совмещаем? Духовные концепты, наложившие отпечаток на социально-политический менталитет, или их отражение в реальной ситуации? Увы, этот мо-
мент автор статьи «Духовная драма современной России» обходит молчанием. Между тем именно здесь, на наш взгляд, кроется ответ на вопрос, в каком направлении развиваться современному российскому обществу.
Важным видится ответ еще на один вопрос: потерпела ли в нашей стране идея социализма крах по причине субъективных факторов (особенностей конкретного политического правления) или следует признать, что ее ключевые проявления -наличие одной политической партии, утверждение моноидеологии и т.д. - нежизнеспособны ни при каких условиях? Представляется, что второе суждение выглядит предпочтительнее первого. «Реальный социализм», духовным основанием которого стал советский вариант развития, не создал для себя гарантий выживания. На его основе (и благодаря ему), может быть, и возникло такое общество, где исчез массовый голод (о чем пишет В.А. Волконский), однако этого оказалось недостаточно, чтобы воплощение идеи на практике стало привлекательным делом. Сегодня «реальный социализм» (не будем понимать под ним шведскую или, скажем, финскую модели) фактически рухнул под воздействием объективных обстоятельств, и маловероятно, что в обозримом будущем следует ожидать его нового пришествия как в России, так и в других странах.
Кроме того, для совмещения социализма и христианства (в лице православия) необходимо, чтобы в общественном сознании сформировались достаточно четкие представления о сути первого как теории. О какой концепции ведет речь В. А. Волконский - о социализме Маркса, Ленина, Бердяева, Кропоткина или кого-то иного?
о
а о 2 а л
а а о к<
р
о
N3
о
О
ы
И какой из них «единственно верный»? У каждого из названных философов были собственные представления об этой стратегии общественного развития, и формировать из этих разнородных построений нечто среднее, унифицированное, по меньшей мере, малоперспективно и в научном, и в практическом плане.
Не менее спорным выглядит тезис о том, что спасение российской цивилизации возможно на основе исключительно православной идеи с учетом дискуссий, которые в последние годы будоражат саму церковь. Не наша задача подвергать анализу формы, в которые облечено современное православие: пусть это делают специалисты. Однако очевидным является явно выраженный догматизм, присущий сегодня православной церкви. Это вряд ли может сформировать сознательное духовное мировоззрение у миллионов наших сограждан (т.е. не следование формальным православным обрядам, а постижение сути религиозного процесса с точки зрения его развития, конкретные знания об истории православия и других вер). Поэтому представляется, что всплеск интереса у российской интеллигенции к религии, наблюдаемый в настоящее время, вызван чисто эмоциональной потребностью быть «ближе к Богу», а не глубоким стремлением проникнуть в «суть вещей», чему не способствует отмеченный выше церковный догматизм. Он, к слову, проявляется и в содержательном уровне выпускаемой религиозной литературы. Читая многие тексты, далеко не всегда можно получить ответы на проблемные вопросы, касающиеся духовного мира современного человека; в них мало осмысления повседневной практики.
Вот и возникает проблема: как и, главное, что совмещать применительно к тезису о единстве социализма и православия?
В.А. Волконский на протяжении всей статьи пытается доказать, что социализм унаследовал стремление российского общества к идеалу. В теории - возможно. Однако на практике он стал воплощением идей, выдвинутых посредством конкретной политической воли. Они в сознании значительной части общества оказались дискредитированными. Поэтому вряд ли перспективно использовать сам термин «социализм» для консолидации вокруг него различных слоев населения. Другое дело, что в обществе после десятилетия «раздрая» уже выработана осознанная потребность в установлении устойчивых политических, социальных, правовых и иных гарантий, призванных сформировать равные стартовые условия для миллионов людей. В действительности же ничего этого пока нет: не реализуется в полной мере конституционное право граждан на получение образования, обеспечение возможностей эффективно трудиться и т.д.
Многие катаклизмы социально-политической и экономической жизни в современной России объясняются тем, что различные слои общества (и их идеологи) весьма неодинаково понимают дальнейшие приоритеты развития страны. Многочисленные высказывания, прозвучавшие в последние годы, по существу, предлагают три варианта эволюции.
Первый вариант сводится к тому, чтобы вернуться к формам экономического хозяйствования и социального устройства, присущим стране до 1917 г., и повторить их применительно к нынешним условиям. Эту позицию разделяет, в частности, писатель
2 ♦
о сх
>к о я я
а со о
и л я я
к я и
я 2 о
я §
со
А.И. Солженицын, воспринимающий идеологию большевизма враждебной духовным и нравственным целям возрождения российского общества (Солженицын, 1990). В равной степени он не приемлет и сегодняшние рыночные перемены, считая все происходящее «опасной поспешностью» для России. «В экономической сфере, - пишет он, - мы безоглядно... кинулись перенимать западные формы жизни. Но это и недостижимо: уклад чужой жизни невозможно скопировать, не перерождаясь болезненно...» (Солженицын, 1998).
Второй путь, предлагаемый с целью выхода из нашей кризисной ситуации, сводится к идее вернуться к «истокам социализма», претерпевшим искажение в сталинское время. Его озвучивают преимущественно приверженцы левых политических взглядов (Глазьев, 1994; Зюганов, 1994). Смысл их высказываний в защиту социализма сводится к тому, что ход событий, порожденных Октябрем 1917 г., был продиктован объективным развитием производительных сил и производственных отношений, а вновь образованная централизованная структура власти во многом соответствовала интересам основных социальных групп. Волюнтаристские проявления со стороны власти, приводившие к нарушениям демократии, сторонники этой концепции обновления России в основном сводят к «субъективному фактору», который хотя и замедлил развитие «подлинного социализма», однако не поколебал политической и духовной значимости нового строя. При этом обращается внимание на создание в те годы сильного индустриально развитого государства, способного «отстаивать свои позиции в интересах миллионов людей».
Третий вариант развития России отстаивается в основном «младореформато-рами» - представителями современной политической элиты. Он сводится к скорейшему утверждению в различных сферах жизни либеральных принципов (Боровой, 1993; Пияшева, 1996; Гайдар, 2000). Данные взгляды сформированы на полном отрицании возможностей отечественного социализма, который в такого рода трактовках получил эпитеты «государственный», «казарменный» и т. п., поскольку с первых шагов советской власти строился под эгидой управленческой бюрократии. В соответствии с этой логикой созданная политическая система в короткий срок была вынуждена трансформироваться в аппарат принуждения, что, в свою очередь, привело к бюрократизации и усилению деспотичности режима и, как результат, к трагическим последствиям во всех проявлениях жизни. Произошла деформация общественной психологии, поставившей на первый план интересы государства, партийно-политической системы в ущерб интересам отдельно взятого человека. Именно в этом сторонники так называемого либерального пути усматривают причины социально-экономического отставания страны от «цивилизованного мира».
На наш взгляд, ни один из представленных выше путей вывода страны из нынешнего крупномасштабного кризиса в отдельности не выглядит оптимальным по причине своей упрощенности, не может сгладить обострившиеся в последнее десятилетие общественные противоречия. Социально-политическая конфликтность, наблюдаемая сегодня в России, подтверждает уникальную совокупность духовно-нравственных и материальных форм суще-
о
а о 2 а л
а а о к<
р
о
N3
о
О
ы
ствования общества, которая, по утверждению О.А. Платонова, сформировала понятие «русская цивилизация» и связанные с ним историческую судьбу страны и национальное сознание (Платонов, 1995).
Можно принимать или не принимать тезис Л.Г. Свитич, что Россия представляет собой специфический, третий тип цивилизации, под которым имеется в виду син-кретизация западной и восточной моделей развития с учетом географических и исторических особенностей развития страны (Свитич, 2000). Однако очевидно наличие духовной парадигмы, вобравшей в себя многообразие самых различных идей и воззрений, концентрирующих различное понимание прошлого и настоящего в их эволюции. Эта парадигма, в свою очередь, не только обостряет противоречивость нынешней обстановки, но и затрудняет формирование концепции будущего развития страны.
Думается, что единственную возможность для перспективного развития современного российского общества создаст осознание различными политическими силами идеи гражданского согласия, сформированного на приоритетах интегративной идеологии. Именно такая идеология является фундаментом для проведения в обществе консенсусной политики исходя из интересов основных социальных групп. По справедливому утверждению В.В. Крам-ника, взаимодействие либерального и консервативного политических курсов определяется не только идейными и психологическими причинами - наличием соответствующих спектров либерализма и консерватизма в общественном сознании. Оно вызвано также практическими факторами -потребностью смягчать, сглаживать или
устранять неизбежные издержки, преувеличения или заблуждения этих курсов (Крамник, 1991).
Осуществление на практике консенсус-ной политики - дело крайне сложное, прежде всего по причине обостренного противоборства мнений в российском обществе, отсутствия у многих политиков, отстаивающих те или иные взгляды, желания к взаимному сближению и консолидации позиций (что особенно заметно при обсуждении многих вопросов в Госдуме). В силу этого первостепенной является выработка общих отправных алгоритмов, благодаря которым становится возможным единение различных социально-политических интересов.
Вот почему тезис о социализме как единственно возможной стратегии социально-политического и экономического развития современной России не способен вызвать однозначно позитивного отклика в общественном сознании. Важнейшая политическая задача состоит, по-видимому, в ином - в создании определенных социальных условий для ликвидации массовой бедности и возникновения «среднего класса». Но это нельзя назвать исключительно социалистической установкой. О том же самом всегда говорили и продолжают говорить западные либерал-демократы, «зеленые», представители многих других политических партий. Думается, что в данном случае вообще не стоит выводить на первый план узкие политические интересы. Универсальную значимость приобретает потребность государства вести целенаправленную разработку идеологии, которая оказалась бы способной объединить вокруг себя значительные слои населения.
2 ♦
о сх
>я о я я
а со о
и >
я я
к я и
я 2 о
я §
со
Вряд ли именно совмещение социализма (коммунизма) и православия, о чем мечтает В. А. Волконский, будет играть в этой концепции приоритетную роль, и прежде всего потому, что эти идеологемы, несмотря на наличие научного интереса к ним, весьма далеки сегодня от повседневных потребностей рядового человека, да и он
Литература
Боровой К.Н. Цена свободы. - М.: 1993.
Гайдар Е. Т. Перемены в сознании неизбежно запаздывают / Пресса в обществе (1959-2000): Оценки журналистов и социологов. - М.: Изд-во Моск. школы полит исследований. 2000. С. 290-305.
Глазьев С.Ю. Экономика и политика. Эпизоды борьбы. - М.: Гнозис, 1994.
Горбунов В.В. Идея соборности в русской религиозной философии. - М.: 1994. С. 10.
Зюганов Г.А. Держава. - М.: Информ-печать, 1994.
Крамник В. В. Социально-психологический механизм политической власти. - Л.: Изд-во ЛФЗИ, 1991.
сам плохо готов к их аналитическому восприятию. Они пока носят скорее теоретический характер, нежели являются прикладным инструментарием для практического внедрения консолидирующей общество идеологии и переустройства окружающей жизни.
Пантин И.К. Драма противостояния // Полис. 1994. № 3. С. 79.
Пияшева Л. Упущенный шанс. - М.: 1996.
Платонов О.А. Русская цивилизация. - М.: Роман-газета, 1995.
Свитич Л.Г. Феномен журнализма. - М.: Икар, 2000.
Солженицын А.И. Как нам обустроить Россию. Посильные соображения // Комс. правда. Спецвыпуск: Брошюра в газете. 1990. 18 сент.
Солженицын А.И. Россия в обвале. - М.: Русский путь, 1998. С. 35.
