CC BY
77ЭО!: 10.24411/9999-022А-2019-10245 УДК 398.2 ББК 82.3(2)
П. Ф. Лимеров (Сыктывкар)
Легенда о Стефане-мученике: трансформации житийного сюжета
Выдающийся религиозный деятель русского Средневековья Стефан Храп, епископ Пермский, прославился приведением в христианскую веру языческого народа финской языковой группы — пермян (совр. коми), населявшего пограничные со Средним и Северным Уралом пространства европейского северо-востока, известные древнерусским летописцам как Пермь Вычегодская и Пермь Великая. Спустя несколько лет после смерти св. Стефана (|25 апреля 1396 г.) монахом Троице-Сергиевского монастыря Епифанием Премудрым было написано «Житие» [Епифаний 1995], на сегодняшний день являющееся основным источником исторических сведений о св. Стефане Пермском. Составление «Жития» предполагает почитание Стефана Пермского как святого, поскольку само «Житие» является «документом, созданным и распространяемым вследствие и для распространения соответствующего культа» [Лурье 2009, 35]. Содержанием «Жития» Епифания является культ Стефана Пермского как равноапостольного святого, поэтому образ Стефана формируется в соответствии с этой концепцией. Соответственно задача Епифания — обосновать святость Стефана в связи с апостольской и кирилло-мефодиевской традициями и оправдать, таким образом, создание Стефаном Пермским письменности. Подвижнический труд св. Стефана высоко оценивался современниками, в документах XV-XVI вв. он упоминается в числе наиболее выдающихся предстоятелей Русской церкви: Петра и Алексия (Московских), Леонтия (Ростовского), Сергия (Радонежского), Кирилла (Белозерского), и Варлаама (Хутынского) [Лыткин 1889, 13], официально был канонизирован как святитель в 1547 г. в списке первых 30 русских святых, канонизированных в Московской Руси собором митрополита Ма-кария [Голубинский 1889, 204].
Помимо сочинения Епифания существует «Повесть о Стефане», датируемая XVI в. Отличительной чертой «Повести» является ее ориентация на прославление Стефана Пермского через явленные им чудеса ослепления пермян-язычников и сокрушения языческой кумирницы с «прокудливой березой», неизвестные в других письменных источниках [Повесть о Стефане Пермском 1996]. Версия Стефана-чудотворца была поддержана церковной литературной традицией, включившей эпизоды чудес в состав официальной биографии Стефана, а также перешла в коми фольклор [Лимеров 2008, 37].
Вместе с тем существует и версия святого Стефана-мученика, берущая начало в сочинениях западноевропейских путешественников. В 1517 г. выходит в свет книга польского историка Матвея Меховского «Трактат о двух Сарматиях» [Ме-ховский 1936], в которой даются описания границ Московской земли и некоторых народов, там обитающих. Среди диковин этих земель Матвей Меховский упоминает изваяние некоего божества, которого он называет «золотой бабой»:
НАРОДНАЯ ВЕРА И ВЕРОВАНИЯ: ОФИЦИАЛЬНАЯ ДОКТРИНА И НАРОДНЫЕ ТОЛКОВАНИЯ
За областью, называемой Вятка, по дороге в Скифию, стоит большой идол, золотая баба, что в переводе значит золотая старуха. Соседние племена поклоняются ему, и никто, прох-цодя поблизости или гоня и преследуя зверя на охоте, не минует идола с пустыми руками, без приношения [Меховский 1936, 116].
Запись имеет вид этнографического сообщения, с указанием на географическое местоположение идола и некоторых деталей обычаев, связанных с поклонением местных жителей этому божеству. С этих пор Золотая баба становится одним из наиболее репрезентативных символов чудес северо-восточных окраин Московии как в сочинениях европейских путешественников, так и на географических картах. Достоверность этих сведений достаточно низкая, скорее всего, путешественники пересказывают некие устные истории, однако начиная с XIX в. на них, как и на статью Патриаршей летописи, ссылаются многие исследователи, реконструирующие коми языческий пантеон божеств. Более того, Золотая баба получает «автохтонное» имя «Зарни Ань» и в исследованиях отождествляется с финским божеством Йомалой. К примеру, К. Жаков, восстанавливая «языческое миросозерцание зырян», пишет, что в селе Гам стояла кумирница с идолами Войпеля и Йомалы, под последним кумиром имеется в виду Золотая баба. Источником сведений о богах Войпеле и Йомале Жаков называет «Житие св. Стефана Пермского» Епифания Премудрого, где будто бы об этом говорится, а также он ссылается на народную легенду, подтверждающую эти сведения:
Возле кумирницы в Гаме был золотой кумир, внутри кумирницы серебряный и золотая старуха с ребенком на коленях [Жаков 1901, 65].
В «Житии» этих сведений нет, но ссылка Жакова многозначительна: она демонстрирует трансформацию сюжета христианизации в определенном направлении. Отсутствие в Епифаниевской версии сюжета чудес восполняется образом чудесного противника Стефана Пермского — Золотой старухи, под эгидой которой находится Пермский край. В XIX в. этот образ включается в научный дискурс и становится непременным персонажем реконструируемых языческих пантеонов коми и обских угров. В то же время он усваивается обыденным сознанием и воспринимается как непременная данность достефановской истории коми народа.
В сочинении М. Меховского впервые рассказывается и об истории христианизации Перми:
Эту область, почитавшую идолов, князь Московский Иван, около двадцати лет тому назад принудил принять крещение по русскому или греческому обряду. Он поставил там владыку, то есть епископа, по имени Стефана, но дикари, по уходе князя, содрали с него кожу заживо и умертвили. Князь, воротившись, побил их и снова поставил им другого главу, под духовной властью которого они и живут теперь вновь обращенными в христианство, следуя русскому схизматическому обряду [Меховский 1936, 117].
Рассказ М. Меховского существенно отличается от сюжета Епифания. Прежде всего бросаются в глаза неточности датировки событий крещения Перми. Сам Меховский никогда не бывал в Московии, и сведения свои он получал из различных устных источников: от поляков, бывавших в Московии, при-
езжих русских, а также от русских пленных в Польше [Аннинский 1936, 19]. Если учесть, что Меховский работал над своим сочинением в самом конце XV в., то крещение датируется им 1460-70 гг., т. е. временем управления Пермской епархией Ионы, пятого пермского епископа. Иона известен тем, что крестил Великую Пермь в 1462 г. Умер Иона своей смертью в 1472 г., убит же был епископ Питирим Пермский. В 1455 г. Усть-Вымский владыка Питирим совершает переход от Усть-Выми на Вычегде в Великую Пермь крестить языческую Чердынь. Однако, узнав, что на Великую Пермь идет войско вогулов, Питирим решает вернуться в Усть-Вымь, но вогулы догоняют его на одном из притоков Верхней Вычегды Помосе и там убивают. По всей видимости, Меховский ошибочно называет Стефаном епископа Питирима, имея в виду его мученическую смерть. Следует обратить внимание и на список «областей Скифии», о которых идет речь в трактате, — это Пермь, Башкирия, Черемиса, Югра и Корела. Корелу и Югру Меховский относит к северным областям, что касается Перми, Башкирии и Черемисы, то в этом контексте угадывается Великая или Камская Пермь, в которой Стефан никогда не бывал. Это свидетельствует о том, что уже в период правления Ивана III географическое название Пермь всё более относилось к камской ее части, нежели к вычегодской, тем более что в это время (1472) произошло завоевание Великой Перми войском Федора Пестрого и именно это географическое название было, что называется, на слуху. Как отмечает пермский историк А. А. Дмитриев, начиная с этих событий Усть-Вымь или Пермь Старая (название по книге Большого Чертежа) постепенно теряет свое значение, поскольку, в отличие от Чердыни (Великой Перми), лежавшей на важнейшем торговом пути из Европы в Сибирь и Азию, оказывается в стороне от основных направлений московской политики [Дмитриев 1889]. Поэтому легендарное, но уже полузабытое «на Москве» имя Стефана Пермского всё более соотносится с крещением не вычегодских, а камских пермян и в фольклорном сознании замещает образ первого крестителя Великой Перми Питирима, принявшего мученическую смерть. Появляется легенда об убитом неверными пермянами епископе Стефане-мученике, дающая объяснение вторжению войск Ивана III в Великую Пермь и последующему наказанию чердынских пермян. Именно эта версия крещения Перми со всеми легендарными деталями была повторена в сочинениях Альберта Кампензе и Себастиана Мюнстера [Меховский 1936, 259].
Сигизмунд Герберштейн в своих «Записках о Московии» (1549) при описании страны Пермии также имеет в виду Камскую Пермь с одноименным городом на Вишере — Пермь, т. е. Пермь Великая, Чердынь. Ему более других известны события христианизации. Так, он пишет, что у пермян
есть свой язык и особые письмена, которые изобрел епископ Стефан, укрепивший жителей, колебавшихся в вере Христовой, ибо раньше они были слабы в вере и содрали кожу с одного епископа (хотевшего сделать то же). Этот Стефан, впоследствии, в правление Дмитрия, сына Иоаннова, был причислен у русских к лику святых [Герберштейн 1988, 163].
Очевидно, что сведения о Стефане и о крещении пермян Герберштейн получил, находясь в московском посольстве, поэтому ему известна такая значащая деталь Епифаниевского сюжета, как изобретение Стефаном пермской письменности, не менее интересно и указание на то, что Стефан был причислен к лику
святых еще в правление Дмитрия Донского, т. е. еще при жизни. Такая датировка может быть ошибочной, но тем не менее указывает на более раннее, чем официальная канонизация, сложение культа Стефана как святого и, возможно, служит объяснением написания Епифанием Премудрым жития святителя непосредственно после его кончины. Из сочинения М. Меховского в «Записки о Московии» перешла история о епископе-мученике, однако Герберштейн, знакомый с версией крещения пермян непосредственно из московских источников, включает эту историю как предваряющую деятельность Стефана. Сюжет христианизации после этой «поправки» выглядит таким образом: безымянный епископ крестит пермян Великой Перми, его убивают, сдирая с него кожу, затем приходит Стефан и «укрепляет» язычников в вере с помощью изобретенной им письменности. Эта версия поддержана и почти без изменений включена А. Гваньини в его сочинение «Описание Московии», вышедшее в Кракове в 1578 г. [Гваньини 1997, 45].
В 1692 г. в Голландии вышла книга Николааса Витсена «Северная и Восточная Тартария». Это обширное научное сочинение было посвящено описанию земель и народов, входивших в состав России, включая Урал, Сибирь и Дальний Восток, а также Персию, Крым, Кавказ, Маньчжурию. По мнению А. Терю-кова, Витсен первым разделил зырян и пермяков, как разные народы, живущие в разных областях: Зырянскую страну — Zireners Land и Пермь Великую — Groot Permia, утверждая, что зыряне в давние времена пришли на эти земли из Карелии и Финляндии [Терюков 2011, 51]. С этим можно согласиться, но следует уточнить, что в XVI в. происходит разделение Перми: повелением великого князя Ивана Васильевича в 1555 г. упраздняется само понятие «Вычегодская Пермь» [Доронин 1958, 265], а бывшая «Вычегодская земля пермская» дробится на более мелкие административные образования, из которых в дальнейшем выделяются Вымский и Яренский уезды. Пермь Великая становится отдельной административной единицей, сохранив прежнее название. Ко времени Н. Витсена, по-видимому, название Пермь соотносилось только с одной областью — Камской. Витсен передает историю одного польского дворянина, который рассказывал при польском дворе о пермяках, живущих «западнее Сибири», главный город которых «Великий Пермяк». Витсен добавляет, что он не знает такого города, но вся область имеет название Великая Пермия, причем название свое эта область получила от имени Стефана Пермского, который принес в этот край христианскую веру [Витсен 2010, 854]. Витсена интересуют и вопросы вероисповедания пермяков, он пишет:
<...> жители Перми христиане, хотя у них церковная служба греческая, т. е. русская,
но все же происходит на их собственном языке, с употреблением для этого московитских
букв, ибо у них нет своей письменности. Простонародье вовсе не умеет читать, хотя некоторые из самых знатных научились читать [Витсен 2010, 855].
Это первое и, пожалуй, единственное упоминание о церковной службе на коми языке, датируемое серединой XVII в., а также единственное упоминание о существовании книг на коми языке, уже записанных кириллицей. Витсену известно и о существовании некогда особого пермского алфавита, он пишет, что древний алфавит и собственная письменность пермяцкого народа уже забыты. К сведениям о христианизации добавляется и сообщение о том, что часть пермского народа
<...> избегая крещения, покинули страну и переменили свое название на остяки и вогулы, которые и сейчас язычники [Витсен 2010, 1015].
Витсену известна и легенда о епископе-мученике:
В начале было трудно обратить эти народы в христианскую веру. Говорят, что первого архиепископа Стефана (в г. Пермь находится престол архиепископа), посланного туда русскими, они убили стрелами, содрав с живого кожу [Витсен 2010, 1029].
Как видим, Витсен не отождествляет Стефана с составителем пермской азбуки, для него создателем азбуки является некое «духовное лицо», которое обучало вере пермяков [Витсен 2010, 1015]. Стефан — это первый архиепископ г. Перми, принявший мученическую смерть. Очевидно, что заметки Витсена как раз фиксируют в Великой Перми начало культа Стефана как мученика. Под городом Пермь Витсен имеет в виду г. Чердынь, известный также как Великая Пермь, хотя престол архиепископа в то время находился еще в г. Вологде.
В XIX в. версия епископа-мученика возникает снова, на этот раз в сочинении арх. Макария (Миролюбова), по сведениям которого первыми проповедниками христианской веры у зырян был инок Киево-Печерской лавры Кукша, крестивший «около 1215 года» вятичей, а также неизвестный епископ, «которого зыряне замучили» [Макарий 1878, 42]. Подробностей мученичества в данном сообщении нет, но появляется инок Кукша, который будто бы добирался из Киева в отдаленные зырянские леса. Со ссылкой на Макария советский религиовед Ю. В. Гагарин утверждает, что монах Киево-Печерской лавры Кукша около 1212-1215 гг. «проповедовал христианство среди вятчан и пермяков и был замучен идолопоклонниками» [Гагарин 1978, 43-44]. Очевидно, что Макарий, а вслед за ним и А. В. Гагарин перепутали вятчан, живущих на р. Вятке, и славян-вятичей. Инок Кукша действительно крестил язычников-вятичей в 1215 г., и был убит ими, но не на р. Вятке, а в пределах нынешней Орловской области [Преподобный Кукша].
Еще один вариант смерти епископа Стефана представлен на изображениях так называемого «Посоха Стефана Пермского», хранящегося в Пермском музее. Посох принадлежал епископу Филофею, который заказал вырезать на нем сцены из жизни первого пермского епископа. Одна из композиций представляет собой сцену смерти Стефана от наведенной на него порчи («наведе беса») пермским волхвом. Как предполагает А. В. Чернецов, возможно, что порча на епископа была наведена еще в Перми, а в Москве наступила смерть. Впрочем, персонаж в шапке волхва (каноническое изображение волхва) изображен, как и Стефан — в Москве [Чернецов 1988, 236]. Мотив смерти Стефана возникает, очевидно, в связи с его преждевременной смертью в Москве, описанной Епифанием. Возможно, что смерть вызвала различные толки уже в то время, и одна из версий мученичества Стефана от рук язычников нашла свое выражение в данной композиции.
Таким образом, на протяжении нескольких веков параллельно официальной версии святости епископа Стефана Пермского существовала и другая версия, в которой Стефан был представлен как епископ-мученик. Впервые она появилась в сочинении М. Меховского, в котором связываются события второй половины XV в. со временем крещения Вычегодской Перми. В результате происходит отождествление образов Стефана и епископа Питирима, убитого
вогулами во время неудавшейся миссии в Великой Перми. Эта мученическая смерть, а также отступление пермян от христианства, по мысли М. Меховско-го, и стали причиной ввода войск Иваном III в Великую Пермь. Пафос мученической смерти, приписываемой Стефану, понятен, поскольку само мученичество для христианства, особенно раннего, представлялось высшей формой религиозного служения [Парамонова 2004, 332] и полагало начало становления культа святого. Версия мученической смерти Стефана утвердилась, обрастая подробностями, вместе с ней изменилось и направление стефановской миссии: в европейской литературе прочно установилось мнение о крещении Стефаном Великой Перми. По-видимому, эта точка зрения была некоторым образом связана с тем, что начиная со второй половины XV в. Старая Пермь (Усть-Вымь) всё более теряла свое политическое значение, в то время как восточная часть Пермской епархии — Великая Пермь, напротив, оказалась в русле большой политики, по крайней мере, еще на два столетия. Причиной этому ее приграничное с Сибирью местоположение: именно отсюда начинается движение русских в Сибирь. Неслучайно Витсен пишет, что «Великая Пермия» так называется по имени своего крестителя-мученика — Стефана Пермского, а престол архиепископа находится в г. Перми. По сути, Витсен фиксирует становление новой легендарной традиции, в которой Стефану Пермскому отводится роль не только крестителя, но и первой христианской жертвы, чья кровь освятила новые для Московской Руси территории, и это территории Великой Перми, т. е. Верхокамья. Так Стефан становится Великопермским, и этот статус закрепляется за ним вплоть до нашего времени. Когда известный пермский культуролог В. Абашев пишет, что «с хождением Стефана в Пермь Русь двинулась на восток навстречу своей евразийской судьбе» [Абашев 2008, 65], он имплицитно подчеркивает именно великопермское направление деятельности святителя. Характерно, что эти смыслы были закреплены и в геральдической символике г. Перми, основанного в 1723 г.:
В красном поле серебреной медведь, на котором поставлено в золотом окладе Евангелие; над ним серебреной крест, означающие, первое: дикость нравов, обитавших жителей, а второе, просвещение через принятие Христианского закона [Цит. по: Абашев 2008, 65].
Статус Стефана, как крестителя Великой Перми узаконивается и в фольклорном сознании коми-пермяков. Так, в записанных Л. С. Грибовой в 1950-1960-х гг. в Коми-Пермяцком национальном округе легендах Стефан крестит пермскую чудь и плавает по р. Каме на камне:
В Перми был истукан под берёзой. Стефан с отрядом прибыл, срубил берёзу, покорил взбунтовавшуюся чудь и пермяков. Из Перми обратно вверх уплыл на камне — этим уверил народ в своей святости [Му пуксьбм 2005, 85].
Легенды с аналогичным сюжетом записывались также и в селениях по р. Выми, т. е. в местах исторической деятельности Стефана Пермского.
Стефан Пермский избрал для своей миссии вымско-вычегодские земли, крестил обитавших здесь пермян-коми, дал им письменность, построил первые церкви и монастыри. Но сама идея избранности и особой миссии в деле спасения и духовного просвещения характерна именно для Перми, исторически не связанной с деятельностью святителя, но считающей себя городом и землей
Стефана Пермского [Абашев 2008, 68]. Что касается культурной ситуации Республики Коми, то, несмотря на построенный Стефановский собор и название центральной площади г. Сыктывкара именем Стефана, идея духовной избранности коми народа и этой территории напрочь отсутствует. Более того, коми интеллигенцией духовная деятельность святителя воспринимается скорее отрицательно и ассоциируется с духовным порабощением зырян, разрушением культурной самобытности, зависимостью от Москвы.
Поэтому святитель Стефан остается Великопермским.
ЛИТЕРАТУРА
Абашев 2008 - Абашев В. В. Пермь как текст. Пермь в русской культуре и литературе ХХ века.
2-е изд., доп. Пермь, 2008. Аннинский 1936 - Аннинский С. А. Введение // Меховский М. Трактат о двух Сарматиях. М., 1936. С. 1-40.
Витсен 2010 - Витсен Н. Северная и Восточная Тартария. Т. 1. Amsterdam, 2010. Гагарин 1978 - Гагарин Ю. В. История религии и атеизма народа коми. М., 1978. Гваньини 1997 - Гваньини А. Описание Московии / Пер., ввод. ст., коммент. Г. Г. Козловой. М., 1997.
Герберштейн 1988 - Герберштейн С. Записки о Московии / Пер. с нем. А. И. Малеина и А. В. На-
заренко; вступ. ст. А. Л. Хорошкевич. М., 1988. Голубинский 1889 - Голубинский Е. Е. История канонизации святых Русской Церкви. М., 1889. Дмитриев 1889 - Дмитриев А. А. Пермская старина. Вып. 1. Пермь, 1889 [Электронный ресурс]. URL: http://zz-project.ru/permskaya-starina-vyp-i/739-upravlenie-drevnej-permi-velikoj-do-nachala-xvii-veka.
Доронин 1958 - Документы по истории Коми / Сост. П. Г. Доронин // Историко-филологический
сборник. Вып. 4. Сыктывкар, 1958. С. 241-271. Епифаний 1995 - Епифаний Премудрый. Преподобного в священноиноках отца нашего Епифа-ния Слово о житии и учении святого отца нашего Стефана, бывшего в Перми епископом // Святитель Стефан Пермский / Ред. Г. М. Прохоров. СПб., 1995. С. 50-266. Жаков 1901 - Жаков К. Ф. Языческое миросозерцание зырян // Научное обозрение. 1901. №3. С. 63-84.
Лимеров 2008 - Лимеров П. Ф. Св. Стефан Пермский и тема крещения в Коми фольклоре. Сыктывкар, 2008 (Научные доклады / Коми научный центр УрО РАН. Т. 497). Лыткин 1889 - Лыткин Г. С. Зырянский край при епископах пермских и зырянский язык. СПб., 1889.
Лурье 2009 - Лурье В. М. Введение в критическую агиографию. СПб., 2009. Макарий 1878 - Макарий, арх. (Миролюбов). Христианство в пределах Архангельской епархии. М., 1878.
Меховский 1936 - Меховский М. Трактат о двух Сарматиях / Введ., пер., коммент. С. А. Аннинского. М., 1936.
Му пуксьом 2005 - Му пуксьом — Сотворение мира. Мифология народа коми: сборник текстов / Сост., пер. с коми, ред., предисл., коммент. П. Ф. Лимерова. Сыктывкар, 2005.
Парамонова 2004 - Парамонова М. Ю. Мученики // Словарь средневековой культуры / Под ред.
А. Я. Гуревича. М., 2004. С. 331-336. Повесть о Стефане Пермском 1996 - Повесть о Стефане Пермском // История Пермской епархии в памятниках письменности и устной прозы / Отв. ред. А. Н. Власов. Сыктывкар, 1996. С. 61-70.
Преподобный Кукша - Преподобный священномученик Кукша и преподобный Пимен постник // Православный календарь [Электронный ресурс]. URL: http://days.pravoslavie.ru/ Life/life4530.htm.
Терюков 2011 - Терюков А. И. История этнографического изучения народов коми. СПб., 2011. Чернецов 1988 - Чернецов А. В. Посох Стефана Пермского // Труды отдела древнерусской литературы (Пушкинского Дома) АН СССР. Т. 41. Л., 1988. С. 215-240.
