CC BY
71
её теоретическая основа и научная концепция. Создаются объемные работы, монографии. А также появляются в печати научно-теоретические статьи, написанные в пылу полемического азарта и вызвавшие бурные литературные споры, они также вносят весомый вклад в процесс расширения границ науки о Тукае.
Примечания
1. Галиуллин Т. Н. Ступени поэзии. Литературно-критические статьи. Казань: Магариф, 2002. С. 23.
2. Мусин Ф. М. Тукай, которого мы знаем, которого ешё предстоит узнать // Мэдэни джомга. 1996. 17 мая.
3. Башкуров Р. Тукай и русская литература. Казань: Таткнигоиздат, 1958. 122 с.
4. Пехтелев И. Г. Пушкин - Лермонтов - Тукай. Казань: Татгосиздат, 1949. 128 с.
5. Фасеев К. Из истории татарской передовой общественной мысли (II половина XIX - начало XX вв.). Казань: Таткнигоиздат, 1955. 280 с.
6. Башкуров Р. Указ. соч. С. 120.
7. Хисматуллин X. Это наука или просто первые шаги? // Соц. Татарстан. 1961. 14 апр.
8. Галиуллин Т. Н. Указ. соч. С. 28.
9. Исанбай С. Современники о Тукае: Сборник воспоминаний, статей и художественых произведений. Казань: Тат. книж. изд-во, 1960. 294 с.; Нуруллин И. 3., Якупов Р. Воспоминания о Тукае. Казань: Тат. книж. изд-во, 1976. 190 с.; Нуруллин И. 3. Габдулла Тукай: Жизнь замечательных людей. Казань: Тат. книж. из-д-во, 1979. 302 с. и др.
10. Нуруллин И. 3. Творчество Тукая: Период первой русской революции. Казань: Изд-во КГУ, 1964. 111 с., Халит Г. М. Путь, пройденный Тукаем: Очерк о жизненном и творческом пути Габдуллы Тукая. Казань: Тат. книж. изд-во, 1962. 230 с.; Тукай и его современники: В Борьбе за реализм и народность литературы / Г. М. Халитов. Казань: Изд-во КГУ, 1966. 228 с., Татарская литература начала XX века / И. 3. Нуруллин. Казань: Тат. книж. изд-во, 1982. 288 с., Ганиева Р. К. Сатирическое творчество Г. Тукая. Казань: Тат. книж. изд-во, 1964. 83 с. и др.
11. Нуруллин И. 3. Путь к зрелости. О зарождении и развитии критического реализма в татарской литературе. Казань: Тат. книж. изд-во, 1971. 348 с., Халит Г. М. Поэзия нового века. Вопросы творческого метода, лирического героя, традиции и новаторства в татарской поэзии начала ХХ века (19051917-е гг.). Казань: Тат. книж. изд-во, 1979. 166 с.
12. Халит Г. М. Современное состояние и задачи тукаеведения // Слово о Тукае: Писатели и ученые о татарском народном поэте. Казань: Тат. книж. изд-во, 1986. С. 217.
13. Исхак А. Поэтическое мастерство Тукая. Казань: Тат. книж. изд-во, 1963. 128 с.; Усманов X. Татарский стих. Казань: Тат. книж. изд-во, 1964. 156 с.; Баки-ров М. Х. Ступени развития тюркского стиха // Вопросы татарской литературы. Казань: Изд-во КГУ, 1972. С. 3-50.; Лаисов Н. Лирика Тукая: Вопросы метода и жанра. Казань: Тат. книж. изд-во, 1976. 166 с. и др.
14. Нуруллин И. 3. На пути познания поэта // Огни Казани. 1966. № 3. С. 120-127.
15. Халит Г. М. По поводу одной дискуссии // Огни Казани. 1966. № 9. С. 133-137.
16. Нуруллин И. 3. На пути познания поэта. С. 124.
17. Пехтелев И. Г. Указ. соч. С. 136.
18. Халит Г. М. Спорная и бесспорная истина // Советская литература. 1966. № 4. С. 75-86.
19. Там же. С. 76-77.
20. Ганиева Р. К. Творческий метод Тукая // Духовное наследие поэта. Казань: ТАРИХ, 2002. С. 65-85.
21. Халит Г. М. Современное состояние и задачи тукаеведения...
УДК 82(091)(470.13)
П. Ф. Лимеров
СТАНОВЛЕНИЕ ЛИТЕРАТУРНОЙ ТРАДИЦИИ ПЕРМИ ВЫЧЕГОДСКОЙ
Начало литературно-письменной традиции коми связывается с именем святого равноапостольного Стефана Пермского, в конце XIV в. крестившего коми народ в христианскую веру. Стефан начал свою миссию вероучителя с создания пермской азбуки, как бы полагая, что вокруг нее возникнет смысловое пространство этнической книжно-письменной культуры пермян. Наибольшее развитие книжная культура Усть-Выми получила при епископах Питириме и Филофее Пермских.
The origin of Komi literary and written tradition is associated with the name of the equal to the apostles St. Stephan of Perm, who christened Komi people at the end of the XIV century. St. Stephan began to realize his mission with the Komi alphabet formation, believing it to become the core of the notional space of the ethnic book and written culture of Perm people. The development of the written culture of Ust-Vym region reached its culminating point in the times of Bishops Pitirim and Philophey of Perm.
Ключевые слова: древнерусская литература, религиозность, православие, язычество, агиография, летописи.
Keywords: Old Russian literature, religiosity, orthodoxy, paganism, hagiography, annals.
Начало коми литературно-письменной традиции коми связывается с именем святого равноапостольного Стефана Пермского, в конце XIV в. крестившего коми народ в христианскую веру. Личность, безусловно, яркая и сильная, а кроме того - образованнейший человек своего времени, Стефан начал свою миссию вероучителя с создания пермской азбуки, как бы полагая, что вокруг нее возникнет смысловое пространство этнической книжно-письменной культуры пермян. Так оно и произошло, причем распространение новой религии положило начало этноконфессиональной консолидации пермских племен в единый коми народ, а развитие книжной культуры стало началом его письменной истории. Ис-
* Исследование проведено в рамках интеграционного проекта УрО РАН «Пути развития пермских литератур в общероссийском историко-культурном контексте: XVIII - нач. XX вв.» © Лимеров П. Ф., 2009
ключительность личности Стефана признавалась уже его современниками: после кончины он был причислен к лику святых, ему посвящен ряд литературных произведений житийного характера, а с другой стороны, его деятельность отразилась в многочисленных устных легендах, сохранившихся вплоть до сегодняшнего дня в фольклоре коми народа.
«Не токмо бо святым крещением просвети, а но и грамоте сподобил, и книжный разум дарова им, и писанье предасть им, еже новую грамоту сложи, еже незнамую азбуку пермскую счини, и теми пис-менными словесы книги многи написав, предаст им, егоже дотоле векъ свой не стяжася» [1] - так характеризует Епифаний Премудрый просветительскую деятельность Стефана. «Незнамая пермская азбука» была создана Стефаном в соответствии с «чином» греческого алфавита: она сохраняла линейный порядок греческих букв (ср. греч.: альфа, бета, гамма... и т. д., пермск.: ан, бур, гай... и т. д.), однако включала знаки, отражающие фонетические особенности пермского языка. Епифаний говорит о 24 знаках пермской азбуки, но называет 26 в следующем порядке: «а, бур, гаи, дои, е, жои, джои, зата, зита, и, коке, лей, мено, нено, во, пеи, реи, сии, таи, цю, черы, шюй, ы, е, ю, о» [2]. Как видим, Епи-фаний упоминает только названия (имена) знаков и не показывает их графического начертания. Впервые графические изображения знаков пермской азбуки были опубликованы в 1817 г. Н. М. Карамзиным в «Истории государства Российского» в числе 24 букв [3]. Всего на сегодняшний день известно 12 списков пермской азбуки, датируемых XV-XIX вв. [4] В. И. Лыткин отмечает, что названия букв всех 12 списков азбуки единого происхождения и относятся не к стефановскому периоду, а к более позднему, к началу XVI в. [5]. В воспроизведении В. И. Лыткина стефановские имена букв выглядят в следующем виде: ^ (а), (Ь (бук, бур), к (гай), Л (дой), и (э), т (жой), (гой), □ (зата), г (г'ита), 1 (и), ^ (кокэ), ъ (лэй), VI (мэно), V (нэно), Ь (о (вой)), (пэй), 7 (рэй), I (сий), х (тай), ь (у), 8 (вэр), ^ (ч'эры), к (шой), г (ы, ыры), ц, (о) [6]. Стефан сохранил линейный порядок греческого алфавита и фонетические значения букв, то есть саму матрицу алфавита, заменив не нужные в коми языке обозначения звуков ц, ф, х, на ж, дж, з'. В дальнейшем, по ходу заимствований в древнекоми лексикон русских (церковнославянских) слов, в алфавит были включены буквы со значением звуков \ (цю), ф, х, ю, я, ы, (э, ять) и поставлены, главным образом, в конце матрицы. Имена букв, как предполагает В. И. Лыткин, были взяты Стефаном из древнепер-мской лексики и сохраняют свое смысловое значение даже сегодня [7]. Как отмечает сам В. И. Лыт-кин, имена имеют только согласные буквы, тогда как гласные называются соответствующим им звуком [8]. Однако в греко-славянской традиции гласные буквы также имеют названия. С другой сторо-
ны, в производной от греческой лаинской алфавитной традиции названия гласных отсутствуют, а согласные называются сочетанием собственного звука с гласными э, е, а: Ве, Се, Бе и др. [9] Можно предположить, что Стефан учитывал и опыт латиницы, в этом случае не только гласные называются по своему произношению, но и имена согласных представляют собой сочетания собственного звука с гласными а, о, и, э, с прибавлением йот, сонорных согласных и «т», видимо, в соответствии с требованиями произношения древнекоми языка. Надо заметить, что если пропустить начальные а-бур-гай, то имена согласных букв рифмуются и таким образом группируются по три знака: дой-жой-джой; зата-зи-та-кокэ; лэй-мэно-нэн&, пэй-рэй-сий\ тай-чэры-шой. Оставшася вне группы буква вэр во времена Стефана имела фонетическое значение у (ю), поэтому она как бы не входит в консонантную систему. С одной стороны, рифма способствовала быстрейшему заучиванию алфавита, а с другой - такой глоссалический акростих, безусловно, имел некий сакральный смысл, требующий дополнительных усилий для дешифровки. Может быть, ключом для дешифровки являются имена букв бур «добро» и шой «труп, мертвый человек» в начале и в конце алфавитного текста. Если рассматривать алфавит в целом как модель макрокосма, а отдельные знаки - как элементы записи мира [10], то в этом контексте слова «добро» и «труп» выступают в качестве символов жизни и смерти, небес и мира мертвых (ада). Поскольку Стефан создавал алфавит для целей, связанных с сугубо христианскими религиозными потребностями, то в свете христианской символики начальная и конечная буквы алфавита >П а-о, соответствуют греческим АО альфа и омега, являющимся одним из имен Бога (Иисуса Христа) в Апокалипсисе Иоанна (Ин. 8). Таким образом, само название стефановского алфавита а-бур прочитывается как Начало Добра или Бог Добра, а изучение его имеет значение пути к Богу.
По поводу происхождения букв стефановского алфавита выдвинуто несколько гипотез. Уже первые исследователи алфавита отмечали сходство начертаний не с греко-славянской традицией, а с идеографическими знаками - пасами, распространенными в коми народной среде [11]. Дальнейшие исследователи, как правило, ориентировались в сопоставлениях на греческий и славянский алфавиты, при этом полагая, что все-таки большая часть букв создана св. Стефаном на основе древнезы-рянских рунических «пасов» - знаков рода, передающихся по наследству от отца к сыну и позволяющих отмечать принадлежность вещи, угодья тому или иному роду, семье [12]. Не менее перспективной является гипотеза о существовании до-стефановского рунического алфавита, генетически связанного с руническими традициями Зауралья. Эта гипотеза поддерживается рядом отечественных и зарубежных исследователей и основывается
на частичном графическом совпадении стефановс-ких букв с древнетюркскими знаками [13].
Сомнения современных ученых в том, что Стефан один сумел создать пермскую азбуку и перевести на пермский язык христианскую литературу, вполне обоснованны, поскольку задача составления азбуки, в точности учитывающей фонетическую специфику древнекоми языка, сама по себе требует колоссальных филологических усилий. Тем больше усилий требуется для перевода христианской литературы на язык, не имеющий соответствующего понятийного аппарата. Фактически - это создание с нуля целого литературного языка, способного передать тончайшие смысловые нюансы Нового Завета и других христианских вероисповедных книг. По современным меркам - это поле деятельности для целого института, однако биограф Стефана указывает, что рядом с ним в это время не было никого, кто помогал бы ему, подобно тому как помогал некогда Мефодий Кириллу. Епифаний пишет, что Стефан начал свою переводческую деятельность, еще будучи иноком ростовского монастыря. Однако подобная деятельность, даже при наличии филологической одаренности Стефана, требовала, с одной стороны, заказа на эту деятельность, а с другой -соответствующих канонических санкций со стороны церковной иерархии. По этому поводу вполне определенно высказался Е. Е. Голубинский: «Стефан не мог без дозволения Алексия переводить книги на зырянский язык, как не мог и отправиться к зырянам. Это дело большой государственной важности. Митрополит Алексий, несомненно, знал о трудах Стефана и помогал ему» [14]. Сомневаться в данном утверждении не приходится, если учесть то отношение к книжности и к религиозному вероучению, какое существовало в средневековой Руси. В Житии есть упоминание только о некоторых книгах, переведенных Стефаном. Это Часослов, Вось-мигласник и Псалтырь [15], по которым шло обучение грамоте. В другом месте Жития говорится, что «попы его на пермском языке служили обедню, заутреню и вечерню, по-пермски пели, и канонархи его по пермским книгам канонаршили, и чтецы чтение читали пермской речью, певцы же всякое пение по-пермски возглашали» [16]. Это значит, что Стефан перевел на пермский язык полный Служебник, который содержит литургию (обедню), чинопосле-дования заутрени и вечерни, а также иерейские молитвы. Кроме того, чтобы совершать полный чин богослужения, Стефан должен был перевести на пермский язык апракосные Евангелия и Апостолы, Паремийник, Требник и Типикон (Устав). Это основной минимум богослужебной литературы, который полностью прочитывается в церкви в течение года. Однако ничего из всего перечисленного до настоящего времени не найдено.
На сегодняшний день, кроме упоминавшихся списков азбук, известны четыре памятника, напи-
санные стефановской азбукой. Это приписка коми книжника в Номоканоне, где после слов «а писал сию книгу Васюк Попов сын Гаврилов» он дописал стефановскими буквами Мзэ Исс Ксэ Енлбн Пии мылышты мэно крэка мортос Вашу-кос. Амин. Кылдашэу. «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий помилуй меня грешного человека Васюка. Аминь Кылдасев» (Перевод с древнеперм-ского В. И. Лыткина) [17]. Кроме этой приписки «Васюка, сына Гаврилова» известны две записи в рукописной книге XV в. «Григория Синаита сочинения», сделанные рукой возможного переписчика дьяка Гавриила (кылдыш Гавриил). Читается один из текстов так: «Тайо небогиш вэжо визы-шос (мун) и Прилук выло нэблыйо, клдыш Гавриил, кодорт выло ас лолйа(с), игумен дырйо Ми-каил дырйо» (Этой книги почитатель ушел на Прилук в затворники, дьяк Гавриил, на спасение души, при игумене Михаиле) [18], а также надписи на иконах «Троицы» и «Сошествия Святого Духа». Надписи достаточно адекватно прочитаны и представляют собой тексты из книг Ветхого и Нового Заветов [19], использовавшиеся Стефаном или кем-то из его последователей в качестве пояснений к сюжетам икон. Из литературы известно о существовании в XIX в. ряда памятников, которые по тем или иным причинам были утеряны. Это надпись на иконе Богоматери в церкви с. Бондюг Чердынского уезда Пермской губернии, надпись на иконе, хранившейся в Казанской учительской семинарии, «Судебник зырянский», найденный в одной из церквей Усть-Выми [20].
Из древнепермских памятников, написанных кириллицей, известны три списка «Службы Божи-ей пермским слогом. Обедни» в переводе XVII в. со стефановской графики на кириллицу [21]. Проделанный В. И. Лыткиным анализ лексики показывает, что эти списки восходят к разным оригиналам, написанным стефановскими буквами, которые, в свою очередь, восходят к единому оригиналу сте-фановской эпохи [22]. Списки представляют собой часть перевода обедни, который состоит из следующих текстов: Аминь; Господи, помилуй; Тебе, Господи; Святый Боже; Апостол заупокой; «Послание апостола Павла селунянам» (Деяния апост. IV, 13-17); Аллилуйя; И духови Твоему; Заупокойное Евангелие (Ин. V, 24-30), Слава, Тебе, Господи, слава Тебе; Иже херувимы; Отца и Сына, и Святаго Духа; Символ веры; Милость мира, жертву хваления; Свят, свят, свят; Тебе поем, Тебе благословим; Достойно есть; И о всех, и за вся; И со Духом Твоим; Отче наш; Един свят, един Господь, тропарь на крещение Господне [23]. Надо заметить, что весь текст службы начинается избранными чтениями фрагментов из «Послания апостола Павла селунянам» и «Евангелия от Иоанна», являющихся переменным компонентом богослужения и читающихся по апракосным Апостолу и Еванге-
лиям. К постоянному компоненту службы следует отнести следующие за чтением из Иоанна молитвы и ектинии. Это значит, что чтения фрагментов из Нового Завета должны меняться в соответствии со Служебником, притом что молитвенная часть службы остается неизменной. Лепехинско-Евгеньевские тексты [24], равно как и найденный в начале XX в. А. С. Сидоровым так называемый Сидоровско-Гам-ский текст [25], и даже четыре известных списка обедни XVIII в. на коми языке [26] на самом деле восходят к единственному, видимо, чудом уцелевшему древнепермскому экземпляру обедни с чтениями именно этих фрагментов из апракоса.
Причина исчезновения стефановской письменной традиции объясняется по-разному. По мнению Г. С. Лыткина, это произошло из-за отсутствия духовной преемственности национального плана: «преемники св. Стефана были русские люди и думали по-русски, русская грамота воцарилась в Стефановой школе; печатные славянские служебники довершили дело» [27]. П. И. Савваитов объяснял исчезновение стефановских книг тем, что Стефан ограничился переводом избранных частей литургии, некоторых псалмов, нескольких праздничных церковных песен, и только. Все эти переводы он сам переписал «русскими письменами», понятными для певших и читавших, так как для подготовки священников были основаны училища при епископской кафедре, где им объяснялось и то, что оставалось непереведенным, и то, что читается священнослужащими тайно, а не в слух народу [28]. Последней по времени является точка зрения Г. М. Прохорова, согласно которой «после соединения в XVI в. Пермской епархии с Вологодской эти книги (на древнекоми языке. - П. А.) отбирали и уничтожали, а тех, кто укрывал, преследовали, как это бывало со славянскими книгами в Болгарии, когда она оказывалась под властью Константинопольского патриарха» [29]. Эта гипотеза вполне обоснована, поскольку после включения в состав Пермской епархии Вологодских земель в конце XV в. потеряла смысл сама идея национально-религиозной автономии Вычегодской Перми. Надо полагать, что для объединительной политики молодого Московского государства эта идея во многом стала казаться кощунственной даже на фоне той стабильной и традиционной лояльности по отношению к Москве со стороны Усть-Вымской епископии. В конце XV в. успешные походы московских ратей навсегда решили проблемы самостоятельности последних автономий Великого Новгорода и Великой Перми. На этом фоне передача Иваном III вологодских приходов Усть-Вымской епископии выглядит, с одной стороны, как акция в русле политики ослабления новгородской епархии [30], а с другой - это является фактическим упразднением пермской епархии как самостоятельного административно-религиозного образования.
После перевода епископии в Вологду в 1564 г. уже не могло быть и речи о развитии христианских религиозных институтов в Пермском крае. Надо полагать, что в течение XVI-XVII вв. постепенно сокращалось качество христианского просвещения на территории Перми, в первую очередь в связи с общим сокращением воспроизводства духовенства из числа местного населения. Монастыри, в свое время основанные Стефаном и его ближайшими преемниками, к концу XVI в. уже влачили жалкое существование, так как почти не пополнялись пермским иночеством. В пределах новой епархии вопрос о языке богослужения мог быть решен только в пользу церковно-славянско-го языка. Видимо, была проведена ревизия богослужебных книг, и пермские книги были постепенно изъяты из служебного обихода. Их, возможно, и не уничтожали специально, но, сконцентрированные в одном месте, они могли действительно погибнуть при пожаре Усть-Выми. В обрусевших монастырях служба и не могла идти по полному чину на пермском языке, поэтому в чисто символических целях, отдавая дань памяти Стефану, один фрагмент обедни был переведен с пермской графики на кириллицу и исполнялся русскими монахами. И когда речь идет о трех списках Литургии на древнепермском языке, из которых два переписаны кириллическим алфавитом во второй половине XVII в. с одного оригинала сте-фановского периода (Лепехинский и Евгеньевс-кий списки), а третий (список Ундольского), датируемый 1800 г., является самостоятельным списком, а также о четырех списках Литургии, переведенных с древнепермского языка на коми в XVIII в. [31], - то надо иметь в виду, что все они восходят к одному и тому же вышеуказанному фрагменту обедни. Неизвестно, когда он был переведен. В. И. Лыткин на основании тщательного анализа лепехинских и евгеньевских текстов обедни обнаружил в них правки, внесенные писцами после известных никоновских исправлений. Это значит, что «во второй половине XVII в. древ-непермский литературный язык и стефановская азбука были еще в употреблении» [32]. Тем не менее в некоторых церквях Коми края, как, к примеру, в монастыре с. Вотча на р. Сысоле, традиция исполнения Литургии на коми языке сохранялась вплоть до второй половины XVIII в. В связи с этим существовала и традиция перезаписи текстов Литургии. На сегодняшний день известны четыре списка «Божественной Литургии» на коми-зырянском языке, в записях XVIII в., включающие 3000 слов связного текста. По мнению В. К. Кузнецовой, первоначальный список был переведен с древнепермского языка на коми-зырянский семинаристами вологодской и великоустюж-ской семинарий, в которых в XVIII в. уже обучались дети духовенства из Коми края [33].
Просветительская деятельность Стефана Пермского создала предпосылки для становления коми литературы, однако дальнейшего развития коми письменности в XIV-XV вв. не произошло. До принятия христианства в средневековой Перми существовала языческая религиозная традиция с оригинальными охотничьими культами. Существовала и устная поэтическая традиция, изобразительные средства которой могли бы стать основой для древнекоми литературного языка. Однако, в силу абсолютного неприятия языческой религии, нарождающаяся христианская письменная культура Вычегодской Перми отказалось и от языческих культурных ценностей, предпочтя им традиции славянской православной книжности. В результате схема внутреннего эволюционного пути коми литературы от стефановских переводов до оригинальных книжных текстов на коми языке оказалась прерванной в пользу следования древнерусским книжным образцам. Послестефановс-кие коми книжники, такие, как переписчик сочинений Григория Синаита дьяк Гавриил и переписчик «Номоканона» Васюк, сын Гаврилов [34], уже всецело ориентировались на русскую книжную традицию, и, надо полагать, это поддерживалось преемниками Стефана на Усть-Вымской епископской кафедре, видимо, не владевшими коми языком в той мере, в какой им владел Стефан. Тем не менее начало книжности на русском языке в пределах Вычегодской Перми (Коми края) было положено самим Стефаном Пермским. Как справедливо отмечает А. Н. Власов, без кириллических книг трудно представить функционирование первых основанных Стефаном монастырей - в Усть-Выми, Вотче и в Еренском городке [35]. Кроме того, сам Стефан входил в круг наиболее образованных людей Руси своего времени, поэтому он обращался и к написанию произведений на славянском языке. На сегодняшний день известно два сочинения, возможно, принадлежащих перу Стефана. Это «Поучение против стригольников» [36], написанное им по заказу новгородского архиепископа в 1386 г. Другим сочинением является «Стефана, Епископа Пермского от Божественного Писания поучительное послание к православному царю и великому князю Димитрию Иоаннови-чу, всея Руси самодержцу и Победоносцу, потому что победил он безбожного бесерменского царя Ордынскаго», опубликованное М. П. Погодиным в 1847 г. в журнале «Москвитянин» [37]. Однако авторство Стефана вызывает споры разных исследователей и вопрос пока остается открытым.
Со дня своего учреждения Стефаном Пермским Пермская епархия с епископией в Усть-Выми просуществовала без малого 185 лет, пока в 1564 г. кафедра епископа не была переведена в Вологду. XV в. был знаменателен в русской истории как эпоха борьбы за окончательное освобождение от
татарского ига и эпоха феодальных войн, в ходе которых Москва утверждается как центр нового объединенного русского государства, преемника древнего Киева. Войны не обошли стороной и Пермь, и вычегодские ратники воюют на стороне Москвы в составе ополчений устюжан против дви-нян и новгородцев, а вятчане, поддерживавшие Дмитрия Шемяку, грабят сысольские, вымские и вычегодские погосты и храмы, кроме того, над Пермью висит постоянная угроза нападения со стороны язычников-вогуличей. В этих условиях пермские епископы продолжали вести начатое Стефаном Пермским дело по обращению язычников в христианскую веру. В 1444 г. епископ Питирим крестил население Удоры (бассейн р. Вашки), построив здесь первые храмы и поставив священников, а в 1455 г., после неудачной попытки крещения Великой Перми (Чердынь), был убит язычниками-вогулами [38]. Миссию Питирима продолжил следующий епископ - Иона, крестивший Великую Пермь в 1462 г. Известны некоторые политические акции пермских владык, так, епископ Пити-рим, вместе с другими церковными иерархами, составляет увещевательное послание Дмитрию Ше-мяке, причем есть основания считать автором этого послания самого Питирима [39]. Из Вычегодс-ко-Вымской летописи также известно, что Дмитрий Шемяка пытал взятого в плен Питирима, понуждая его отказаться от церковного проклятия, «а владыка не убоялся тово Шемяки, проклятое слово не взял» [40]. Владыка Филофей, в свою очередь, принимал активное участие в мирных переговорах с вогульскими князьями.
Однако в целом о пермских епископах сохранилось довольно мало сведений. Вычегодско-Вым-ская летопись скупо сообщает даты поставления и смерти очередного епископа, несколько больше освещая разве что жизнь и деятельность Питирима и Филофея. Но, уделяя внимание политическим событиям, Летопись ничего не сообщает о литературной деятельности епископов, как и о местной Усть-Вымской литературной традиции, бытовавшей здесь на протяжении почти двухсот лет. Наше незнание усугубляется тем, что после перевода епис-копии в Вологду туда же была перевезена и епархиальная канцелярия, в том числе и книги, которые, надо полагать, создавались в пределах епис-копии и, в основном, обслуживали ее потребности. Между тем тот же епископ Питирим был известен как образованный человек, владевший греческим языком. До своего поставления на Усть-Вымскую епископскую кафедру, будучи архимандритом Чудова монастыря, он составил Житие св. Алексия, Митрополита Московского, которое легло в основу более позднего Жития митрополита Алексия, составленного Пахомием Логофетом. Питирим является автором службы на обретение мощей митрополита Алексея, которая читается в минеях под
20 мая, а также службы на память митрополита Алексея (12 февраля). Епископу Питириму приписывается и одна из поздних редакций «Повести о Петре и Февронии» [41]. Однако каких-либо фактов литературной деятельности епископа в период управления им Пермской епархией до сих пор неизвестно.
По мнению современных исследователей Б. Н. Морозова и А. Н. Власова, наибольшее развитие книжная культура Усть-Выми получила при епископе Филофее Пермском [42]. При его дворе был создан летописный свод, материалы которого легли в основу второй и третьей редакции Вологод-ско-Пермской летописи [43]. В последнее время выявлены два исторических сборника XV-XVI вв., своим происхождением связанные с двором епископа Филофея. Как отмечает А. Н. Власов, в состав этих сборников входят такие важные для всей древнерусской книжной культуры тексты, как древнейший вариант «Жития Стефана Пермского», списки сочинений против новгородских еретиков, фрагмент Хождения Афанасия Никитина, летописные материалы, часть «Сказания о человецех незнаемых» и др. Надо добавить, что книжная деятельность упоминавшегося дьяка Гавриила также приходится на период правления епархией владыки Филофея. С именем Филофея связано, по-видимому, начало местного, Усть-Вымского, почитания Стефана Пермского [44]. Как известно, мощи Стефана в то время лежали под спудом в великокняжеской усыпальнице в Москве, и есть основания полагать, что в XV в. Стефан почитался как местный «московский» святой [45]. Однако Пермь была территорией, на которой совершались религиозные подвиги Стефана, а молодой Пермской епархии было важно иметь «своего» предстоятеля, имя которого признавалось бы и «на Москве». Поэтому в 1473 г. владыка Фило-фей заказывает службу Стефану Пермскому известному книжнику Пахомию Сербу (Логофету). Помимо Службы и краткого Жития Пахомий составляет и два канона Стефану Пермскому [46]. Свидетельством интереса Филофея к личности Стефана Пермского является и епископский посох, на котором по заказу владыки были вырезаны сцены деяний святого. Как признает А. В.Чернецов, большая часть сюжетов этих сцен не находит соответствий в Житии Стефана Пермского Епифания [47]. Это значит, что в Пермской епархии во время Филофея уже собирались (или были собраны) сведения о жизни святителя, которые, в основном, не сохранились до сегодняшнего дня, но, возможно, частично вошли в состав поздней Повести о Стефане Пермском и Вычегодско-Вымской летописи.
В 1996 г. А. Н. Власовым были введены в научный оборот две рукописи XVIII и XIX вв., включающие Повесть о Стефане Пермском [48], Сказание о пермских епископах и Чудеса великих чудотворцев епископов пермских Герасима, Питирима, Ионы,
иже мощи их лежат на Усть-Выми в своей еписко-пье [49]. Полное название Повести о Стефане Пермском (В дальнейшем - Повесть) - «Месяца апре-лия в 26 день иже во святых отца нашего Стефана епископа пермского чюдотворца и о приходе его из Руси в Пермскую страну на Устьвым и о устроении места и о низложении идолопоклонной веры и о сокрушении кумирницы» - отражает основную линию сюжета повествования. По мнению А. Н. Власова, Повесть составлена на основе раннего текста житийной биографии Стефана. На это указывают параллели между эпизодом об ослеплении напавших на Стефана язычников и строительством церкви Благовещения Богородицы Повести и рассказом из летописной статьи Вычегодско-Вымской летописи (XVI в.) за 1380 (7888) год [50], причем летописный текст имеет следы вторичности по отношению к данному эпизоду Повести [51]. Исследователь Летописи Б. Н. Флоря отмечает, что в начале XV в. сюжет летописного рассказа не был известен, во всяком случае, Епифаний не знал этого текста, исследователь считает, что этот сюжет представлял собой местную пермскую легенду [52]. Это значит, что Повесть была составлена в период между серединой XV в. и серединой XVI в. и, скорее всего, в период управления епархией владыки Филофея. В качестве сюжетообразующей основы Повести были выбраны два наиболее ярких эпизода деятельности Стефана - обустройство места для владычного городка с мотивом ослепления язычников и разрушение главной кумирницы язычников с мотивом рубки священной березы, имевшие хождение в устной традиции.
На сегодняшний день весь объем литературы, бытовавшей в пределах Пермской епархии, трудно представим, поскольку созданные здесь книги не отличались, по сути, от книжных памятников, созданных в других регионах, поэтому вывезенные за пределы епархии, они вскоре были включены в другие книжные традиции и ассимилированы ими. Исключение могли бы составить произведения, написанные на местные темы, но их на сегодняшний день известно немного. Плохая сохранность этих литературных памятников объясняется сильными пожарами в Усть-Выми в XVII -начале XVIII вв., уничтоживших значительное количество старинных документов [53]. Поэтому литературная традиция Вычегодской Перми представлена относительно малым количеством литературных памятников, сохранившихся в поздних списках.
Примечания
1. Епифаний Премудрый. Преподобного в священ-ноиноках отца нашего Епифания Слово о житии и учении святого отца нашего Стефана, бывшего в Перми епископом // Святитель Стефан Пермский / ред. Г. М. Прохоров. СПб., 1995. С. 180. В дальнейшем ЖСП.
2. Там же. С. 183.
3. См. об этом: Лыткин В. И. Древнепермский язык. М.: Изд-во АН СССР, 1952. С. 9.
4. Там же. С. 18-19.
5. Лыткин В. И. Указ. соч. 1952. С. 22.
6. Там же. С. 21.
7. Там же. С. 22.
8. По мнению В. И. Лыткина, имена гласных возникают позднее, уже под влиянием русских названий. (Лыткин, 1952, С. 21).
9. Степанов Ю. С., Проскурин С. Г. Константы мировой культуры. Алфавиты и алфавитные традиции в периоды двоеверия. М.: Наука, 1993. С. 41.
10. См. об этом Степанов Ю. С., Проскурин С. Г. Указ. соч. 1993. С. 75.
11. См. об этом: Шестаков П. Д. Св. Стефан, пер-восвятитель Пермский. Казань, 1868. С. 60.
12. См. об этом Прохоров Г. М. Равноапостольный Стефан Пермский и его агиограф Епифаний Премудрый // Святитель Стефан Пермский. СПб.: Глагол, 1995. С. 14-15, а также соответствующие «Примечания».
13. Понарядов В. В. О возможной связи стефанов-ской письменности с древнетюркской руникой // Христианизация Коми края и ее роль в развитии государственности и культуры. Сыктывкар, 1996. Т. II. С. 240.
14. Голубинский Е. Е. История Русской церкви. М., 1904. Т. 1. С. 275.
15. Епифаний. Указ. соч. 1995. С. 113.
16. Там же. С. 169.
17. Лыткин В. И. Указ. соч. 1952. С. 32-33.
18. Там же. С. 14-15.
19. Там же. С. 33-34.
20. Лыткин В. И. Древние памятники коми письменности // История коми литературы. Сыктывкар: ККИ, 1980. С. 15.
21. Там же. С. 15.
22. Лыткин В. И. Указ. соч. 1952. С. 54.
23. См. об этом: Шестаков П. Д. Указ. соч. 1868. С. 70.
24. Тексты обедни академика И. Лепехина и епископа Евгения (Болховитинова).
25. Текст обедни, найденный в 1920-х гг. А. С. Сидоровым в с. Гам. (См.: Лыткин В. И. Указ. соч. 1952. С. 65-69; Лыткин В. И. Указ. соч. 1980. С. 15.)
26. Кузнецова 3. И. Обзор памятников письменности XVIII в. // Историко-филологический сборник Коми филиала АН СССР. Вып. 4. Сыктывкар, 1958. С. 213-241.
27. Лыткин Г. С. Указ соч. 1889 (1996). С. 16.
28. Савваитов П. И. О зырянских деревянных календарях и пермской азбуке, изобретенной Св. Стефаном // Труды Первого археологического Съезда в Москве 1869. М., 1871. С. 416.
29. Прохоров Г. М. Указ. соч. 1995. С. 37.
30. Рогачев М. Б. Пермская епархия в XIV-XV веках // Христианство и язычество народа коми. Сыктывкар: ККИ, 2001. С. 53.
31. Кузнецова 3. И. Указ. соч. 1958. С. 217-221.
32. Лыткин В. И. Указ. соч. 1952. С. 59.
33. Кузнецова 3. И. Указ. соч. 1958. С. 215.
34. Б. Н. Морозов считает, что дьяк Гавриил является отцом Васюка (Гаврилова), т. е. речь идет о семье потомственных книжников.
35. Власов А. Н. Миссия Русской православной Церкви в Пермском крае // История Пермской епархии в памятниках письменности и устной прозы / отв. ред. А. Н. Власов. Сыктывкар: Изд-во Сыктывкар. гос. ун-та, 1996. С. 11.
36. Поучение русскаго епископа Стефана против стригольников // Русская историческая библиотека. Т. 6. Памятники древнерусского канонического права. Ч. 1. (Памятники XI-XV вв.). СПб., 1880. С. 211-228.
37. См.: Прохоров Г. М. Указ. соч. 1995. С. 28.
38. Документы по истории Коми (Публ. П. Г. Доронина) // Историко-филологический сборник. Сыктывкар, 1958. Вып. 4. С. 261. (Далее в тексте - Летопись.)
39. Буланин Д. М. Питирим // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2. Вторая пол. XIV-XVI вв. Часть 2. Л.: Наука, 1989. С. 193.
40. Документы... С. 261.
41. Буланин Д. М. Указ. соч. С. 194.
42. Власов А. Н. Указ. соч. 1996. С. 11.
43. Лурье Я. С. Летопись Вологодско-Пермская // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2. Вторая пол. XIV-XVI вв. Ч. 2. Л.: Наука. 1989. С. 38; Власов А. Н. Указ. соч. 1995. С. 11.
44. Власов А. Н. Указ. соч. 1996. С. 11.
45. Епифаний в Житии св. Стефана Пермского первым называет Стефана «святым отцом», есть также сведения о том, что он пишет и первый образ Стефана. В целом именование Стефана Пермского святым встречается и в месяцесловах XV в., а высокие церковные иерархи того времени не сомневаются в его статусе святого. Так, преемник Киприана на митрополичьей кафедре Фотий (1409-1431 гг.) в «Слове об исхождении Святого Духа» называет его «человеком Божьим и великим Святителем», а митрополит Симон (1496-1511 гг.) в послании в Великую Пермь князю Матвею Михайловичу упоминает Стефана в числе наиболее выдающихся предстоятелей Русской церкви: «Петра и Алексия (Московских), и Леонтия (Ростовского), и Стефана епископа Пермского, и Сергия (Радонежского), и Кирилла (Белозерского), и Варлаама (Хутынскаго) молитва да будет с вами» (Лыткин Г. С. Указ. соч. 1889. С. 13).
46. Прохоров Г. М. Пахомий Серб // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2. Вторая пол. XIV-XVI вв. Ч. 2. Л.: Наука, 1989. С. 168.
47. См. об этом: Чернецов А. В. Посох Стефана Пермского // Труды отдела древнерусской литературы (Пушкинского Дома) АН СССР. Л., 1988. Т. 41. С. 38-39.
48. Повесть о Стефане Пермском // История Пермской епархии в памятниках письменности и устной прозы / отв. ред. А. Н. Власов. Сыктывкар: Изд-во Сыктывкар. гос. ун-та, 1996. С. 61-70. (В дальнейшем Повесть цитируется по этому изданию.)
49. Сказание о пермских епископах и Чудеса великих чудотворцев епископов пермских Герасима, Питирима, Ионы, иже мощи их лежат на Усть-Выми в своей еписко-пье // История Пермской епархии в памятниках письменности и устной прозы / отв. ред. А. Н. Власов. Сыктывкар: Изд-во Сыктывкар. гос. ун-та, 1996. С. 70-91. (В дальнейшем Сказание цитируется по этому изданию.)
50. Документы... С. 258-259.
51. Власов А. Н. Указ. соч. 1996. С. 23.
52. Флоря Б. Н. Коми-Вымская летопись // Новое о прошлом нашей страны. М.: Наука, 1967. С. 226. С ним солидарен А. Н. Власов, по мнению которого источниками основных сюжетных мотивов (Повести) стали устные рассказы о святом, которые и составляют так называемое «местное церковное предание». Власов А. Н. Указ. соч. 1996. С. 23-24.
53. Гагарин Ю. В. Усть-Вымь. Сыктывкар: Коми книжное изд-во. 1980. С. 13.
