CC BY
315
КЫРГЫЗСТАН: ФОРМИРОВАНИЕ И ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ПОЛИТИЧЕСКИХ ЭЛИТ
Эльмира НОГОЙБАЕВА
эксперт Международного института стратегических исследований при Президенте Кыргызской Республики (Бишкек, Кыргызстан)
Ретроспектива
Процесс создания элиты (элитообразование) суверенного государства Кыргызстан изначально, то есть с 1991 года обусловил новый этап в истории формирования независимых высших слоев общества республики, ориентированных на создание своего пути развития вне рамок иных моделей и проектов государственного строительства. А до того они характеризовались имитационным характером деятельности. Развиваясь в рамках частично Кокандского, затем российско-имперского и позднее советского государственного образования, отечественные элиты как системообразующий фактор кыргызской нации носили скорее адаптивный характер усовершенствования.
Развитие одной нации в рамках другой, как довольно часто встречающаяся историческая практика, имеет две стороны. Положительная подразумевает, что, если данной нации грозят распыление, ассимиляция или физическое уничтожение, то при вхождении в ареал развития иного, более сильного субъекта целесообразно — с точки зрения национальной безопасности — самосохранение, а иногда модернизация с последующим ускорением развития элит в рамках нового государственного образования и качественным изменением в этих рамках до уровня системообразующей нации или, наоборот, деградация до более низких уровней общественного развития. Отрицательная сторона характерна тем, что развитие собственных исконных символов, традиций и институтов данного общества искусственно тормозится, становясь в большей степени адаптивным — точнее, имитационным по отношению к доминирующему субъекту.
На протяжении почти века базовым типом политической культуры Кыргызстана была советская политическая культура. Ее главная особенность — монопольное господ-
ство одной политической партии, которая создала иерархическую, жесткую систему эли-тообразования, включая отлаженную закрытую систему рекрутирования.
В контексте же дискурса государственного строительства формирование на постсоветском пространстве независимых, транзитных элит, поиск своей, наиболее приемлемой для кыргызской нации формы политического устройства (со всеми компонентами институционализации) имеет, на наш взгляд, особое значение.
Отсутствие на протяжении долгого периода собственных традиций формирования принципов деятельности новой, современной кыргызской политической элиты, совпавшее с процессом смены парадигмы развития от коммунистического к демократическому, привело к новым, поисковым формам организации новых/старых элит в государстве.
С 1991 года политические элиты республики (практически и во всех других постсоветских странах) начали самостоятельно осуществлять процесс формирования и организации элиты суверенного государства, ориентированного на национальное строительство и институционализацию в рамках собственных географических и политических ареалов.
Элита КР после обретения независимости
Первый период начался с обретения Кыргызской Республикой суверенитета (август 1991 г.), а также с избрания (чуть позже) первого президента страны Аскара Акаева. Это время характеризуется эйфорическим восприятием независимости и формированием новой системы государственности.
Характерная особенность указанного периода — основными парадигмами развития были выбраны демократия и рыночная экономика со всеми ее процедурными элементами. Этот выбор обосновывался, скорее, в качестве альтернативы старой, коммунистической парадигме, а не как осознанный путь развития кыргызского социума. Было предпринято немало усилий для утверждения в стране западных демократических ценностей. Процесс политической модернизации по образцу развитых государств Запада активно поддерживался извне и являлся официально признанной политикой. Подобный «калько-вый» механизм «ретрансляции» новых внешних образцов и наличие внутренних тенденций развития кыргызского общества привели к тому, что демократия в республике существовала в квазидемократических формах; демократические форматы были введены, однако лишь немногие из них функционировали.
Основной костяк властной элиты страны по-прежнему представлял класс номенклатуры прежнего социалистического общества. Ничего не изменил даже приход к власти первого президента Кыргызстана — известного ученого, получившего образование и опыт работы в советском Центре. Более того, постепенный процесс «сползания» государства, первоначально провозглашенного демократическим, к авторитарному, привел к известным последствиям, ввергшим страну в события марта 2005 года.
Первый период правления А. Акаева (1991—1996 гг.) характеризовался следующими тенденциями в формировании и ротации отечественных элит.
— Формально провозглашенный «последовательный переход на демократические рельсы» стал таковым в реальности лишь в первые пять лет правления А. Акаева. Тогда — впервые за многие годы существования партийной номенклатуры—действительно отмечался процесс циркуляции элит: в пространство реальной полити-
ки, долгое время имевшей закрытый характер деятельности и рекрутирования, начали проникать и занимать ключевые позиции люди из других социальных слоев общества. В те годы в политической жизни КР появляются новые, ныне известные фамилии: О. Текебаев, А. Мадумаров, Т. Бакир уулу. На это же время пришлась активная политическая борьба в стенах «легендарного парламента», ознаменованная реальными реформистскими преобразованиями и первыми попытками со стороны президента расширить свои полномочия. Для внешней и внутренней политики тех лет был характерен решительный реформистский настрой соответствующих элит.
— На волне первых протестных акций и захвата земель неустроенной интеллигенцией, а также жителями окрестных районов была сформирована основа первого общественного движения — Демократического движения Кыргызстана (ДДК), позже переросшего в одноименную партию. По сути, она стала первой реальной политической структурой страны, сформированной на идеологической платформе и имевшей на тот момент конкретную и обширную социальную базу. Позже в политическую элиту республики вошло большинство лидеров ДДК: Ж. Жекшеев, Д. Нур уулу, Т. Мулкубатов, Т. Тургуналиев и другие. В 1991—1992 годах от ДДК отделились «Эркин Кыргызстан» (ЭрК), «Ата-Мекен» и «Асаба», ставшие самостоятельными организациями. Эти партии и их лидеры до сих пор представляют собой наиболее активный сегмент партийного пространства страны.
Тем не менее процесс распределения ресурсов и рекрутирования политических элит становился все более замкнутым.
Замкнутость элит ведет к их деградации
Распределение ресурсов в закрытом кругу приближенных лиц оказалось одной из показательных тенденций, характерных для властных деятелей того времени. По качественным и количественным показателям круг «приближенных» менеджеров все больше «усреднялся». А наиболее перспективных, умелых, и, соответственно, конкурентоспособных отстраняли. К их числу можно отнести И. Абдразакова, Ч. Джакыпова, М. Иманали-ева, И.Б. Бешимова, К. Баялинова, Д. Усенова и других.
В 1998—2005 годах циркуляция элит как механизм движения в демократическом транзитном обществе практически приостановилась, точнее, этот процесс как средство внедрения на властные позиции «свежей» когорты представителей качественно нового класса или социальных слоев общества почти прервался. В данном случае понятие «новое» предполагает следующие категории: образование, формирование в новых условиях, новые организационные и культурные рамки, инновационные восприятия и т.д.
В политологической науке процесс элитообразования (элитовоспроизводства), характерный для КР того периода, обозначается как репродукция элит1. При этом властные позиции сохранялись за представителями старой элиты.
Основные черты этого процесса в период правления президента А. Акаева таковы:
— формирование партии власти — «Алга, Кыргызстан!» (лидер — дочь президента; жесткая административная вертикаль; использование административного ресурса и т.д.);
1 См.: Ручка А. Элиты транзитного общества. Киев, 2003 [www.dialogs.org.ua].
— семейственность (семья как самый приближенный круг лиц с наиболее полной концентрацией экономических, политических, административных и иных ресурсов);
— возврат к трайбовым, региональным, закрытым формам рекрутирования (нелегитимным не только в элитных кругах, но и по отношению к формально провозглашенным демократическим принципам, подменяющим основной канал элитной «выборки» — демократические выборы);
— тенденция к укреплению позиций номенклатурной бюрократии (ключевые посты окружения президента и высшего эшелона власти вновь стали распределять между представителями старой управленческой когорты при оттеснении на периферию представителей новой волны кыргызской политики);
— кадровая ротация управленцев высших эшелонов власти и «приближенных» топ-менеджеров (ротация губернаторов областей стала практически абсолютно предсказуемой в силу своей закрытой ротационной закономерности — одни и те же лица поочередно занимали посты губернаторов, министров, послов и т.д.);
— наиболее деятельным органом реального управления в стране была Администрация Президента КР (иерархическая элитная пирамида, за два электоральных периода, т.е. 10 лет, имевшая возможность выработать свои в большей степени кулуарные, закрытые традиции, способы рекрутирования и т.д.).
В те годы основным потенциалом власти (или борьбы за власть) были экономические ресурсы, во многом тождественные политическим, так как «сращивание» этих двух компонентов стало практически единственным условием существования в республике хоть какого-то бизнеса.
Распределение всех ресурсов внутри одной элитной группы с допущением к нему двух-трех трайбовых или, иначе говоря, кланово-корпоративных сообществ, отсутствие открытой системы рекрутирования или циркуляции элит, а также возникшие позже проблемы с легитимацией самой власти стали причинами противостояния внутри элитных групп республики.
К марту 2005 года ключевыми компонентами критической массы, «выплеснувшей» режим Акаева из страны, стали не только системный кризис, а также внешнее участие, но и, прежде всего, закономерная, объективная необходимость смены политических элит в любом государстве, тем более позиционирующем себя как демократическое общество. В этих условиях уход А. Акаева был предопределен.
Подобные технологии «смены элит» на постсоветском пространстве имеют разные направленности: от насильственной — «цветных революций» до уже традиционной — операция «преемник». Они подтверждают теорию известного философа и психолога А. Брудного о глобальном процессе рефеодализации современного общества, объясняющую подобные тенденции в ходе элитоформирования, когда «родственные отношения, как основа взаимного доверия в мире второй половины XX — начала XXI веков, если не доминируют, то занимают очень важное место. Вспомним последний парламент Акаева: его сын и дочь оказались там неслучайно. Не является неожиданностью и то, что дочь президента Казахстана Н. Назарбаева возглавляет одну из ведущих политических партий РК и т.д. Неслучайно нынешний президент США — сын одного из бывших президентов Соединенных Штатов. Неслучайно президентом Демократической Республики Конго был избран сын предыдущего президента. Неслучайно посты президента и премьер-министра Польши занимают родные братья. Список очень велик. Кстати, началось это в Азии: достаточно вспомнить Корасон Акино и прочих»2.
2 Брудный А. «Круглый стол»: «7 ноябрьских дней в политической жизни Кыргызстана». Центр социальных исследований, Американский университет в Центральной Азии (АУЦА), 17 ноября 2006 [www.src.auca.kg].
Политические партии как политическая инстанция формирования элит
Согласно демократической парадигме, политические партии являются основной инстанцией создания и существования политических элит. Другие общественные институты не могут решать эту задачу в подобной степени. Нельзя создавать политическую элиту средствами образования, поскольку последнее не определяет целей, а дает только средства. Нельзя создать политическую элиту посредством государственной карьеры, поскольку в рамках государства как системы развитие невозможно; здесь существует только функционирование. Нельзя создать элиту статусом, поскольку он выполняет (причем далеко не всегда эффективно) лишь роль легитимации власти. Элита же представляет собой ту часть общества, которая способна определять цели, обеспечивать развитие и нести ответственность. Создание элит возможно только в деятельностных режимах, связанных с обозначением целей и направленных на изменение системы3.
Согласно Дж. Шумпетеру, демократия — набор четких демократических процедур и институтов. Исходя из этого постулата (а в КР 84 политические партии), по данным параметрам сегодня республику можно смело отнести к демократическому государству с полным спектром партийного плюрализма. Несмотря на то что динамика деятельности кыргызстанских партий пока не служит показателем реальной социальной активности общества, их численность увеличивается.
Чтобы понять суть возникновения и деятельности партий Кыргызстана, необходимо рассмотреть способствующие этому факторы и мотивации появления данных общественно-политических образований на политическом поле страны4. Природа возникновения партий зависит от среды, времени и качества политического социума (от стадии его формирования). В зависимости от их ценностных и функциональных предпочтений партии делятся на программные и проектные. Первые имеют реальную социальную поддержку, основанную на главном программном документе, то есть основная мотивация электората данной структуры ценностно-идеологическая. На ней зиждутся направление, развитие и самоорганизация этой институции. Вторые представляют собой спроектированные институции, целенаправленно созданные под определенный проект, причем неважно, провластные это формирования или оппозиционные. Если исходить из истории партий, то большинство из ныне известных — демократы, республиканцы, коммунисты и подзабытые кадеты — были созданы в период социальных, классовых, парадигмальных и иных расколов. На определенный отрезок времени эти организации действительно становились флагманами, изменяющими историю, руководили массой социально активных людей, готовых «изменить мир к лучшему». Восприятие программы было равносильно (по ценностным основаниям) отношению к Конституции. Постепенно идеологическая составляющая как цель стала значить меньше. На первое место вышли конкретные тактические цели: электоральная база, места в парламенте, фракции, лоббизм определенной направленности или власть на установленный выборный цикл/циклы. Подобная практика имеет место в США, Великобритании и в других странах.
Первые партии Кыргызстана также появились в период социальной «ломки» — во время перехода от одной парадигмы к другой, когда в стране (да и на всем постсоветском
3 См.: Богатырев В. Место и роль политических партий в Кыргызстане — «Политические партии в Кыргызстане». Бишкек: Институт публичной политики 1РР, 2006. С. 23.
4 См.: Ногойбаева Э. Плюрализм политических партий Кыргызстана-2006, или конкурс партийных проектов [www.tazar.kg], [www.open.kg], 27 ноября 2006.
пространстве) происходило переформатирование идеологической, экономической, политической, гуманитарной и т.д. областей. Первый всплеск национального самосознания, вылившийся в начавшиеся самозахваты земель, постепенно стал оформляться во вполне конкретные институции — союзы бездомных и безземельных, а позже — в первые политические партии независимой КР. Так, весной — летом 1989 года во Фрунзе (название столицы республики в советское время) начались стихийные выступления молодежи, требовавшей выделения участков для строительства жилья. Это движение вскоре оформилось в объединение застройщиков «Ашар». В том же году в столице стали возникать неформальные общества рабочих, а также научной, педагогической и творческой интеллигенции; в Караколе, Оше и в других городах — молодежные организации. Все эти группы и общества объединились в уже упомянутую нами выше массовую оппозиционную организацию «Демократическое движение Кыргызстана», имевшую целью преобразование республики в процветающее демократическое государство. В 1991—1992 годах из ДДК выделились и стали самостоятельными партиями «Эркин Кыргызстан» (ЭрК), «Ата-Ме-кен» и «Асаба». 29 мая 1993 года очередной съезд ДДК принял решение о преобразовании организации из общественного движения в политическую партию, которая стала одной из самых популярных политических сил страны со своим печатным органом — газетой «Майдан». За весь период партийной жизни независимого Кыргызстана еще не было столь признанной, практически народной партии с широкой социальной базой во всех регионах республики. Это был единственный и, пожалуй, остающийся таковым до сих пор период становления реальных программных партий независимого Кыргызстана. Сегодня время создания таких программных организаций, имеющих сильную идеологическую базу, подходит к концу, так как нет оснований для возникновения новых аналогичных структур. Парадоксально, но при продолжающемся системном кризисе нет необходимости в разрушении «старого» — по причине невозникновения «нового».
С 1993 года и по сей день главным основанием для появления новых партий, а также переформатирования старых (как это было с ДДК) стала проектность под определенных лидеров и под определенные тактические цели. Яркое тому подтверждение — наибольшее количество партий, зарегистрированных в периоды приближения избирательных кампаний, при тенденции к увеличению числа данных формирований примерно за полгода до выборов. На сегодняшний день принятие новой Конституции будет сопровождаться переходом к пропорционально-мажоритарной системе представительства в парламенте страны, отмененной на референдуме 2000 года, что обусловит увеличение числа политических партий. Только за 2005—2006 годы их количество увеличилось в два с лишним раза. Если в мае 2005 года их насчитывалось 40, то в октябре 2006-го — 84.
Формирование и деятельность современной партии-проекта во многом схожи с организацией большой избирательной кампании, ведущейся заблаговременно и последовательно, с расчетом на политический ресурс. Очевидные отличия от электоральной кампании состоят лишь в том, что партстроительство обычно длится дольше любого указанного мероприятия. Правда, бывают случаи (в том числе и в КР), когда «возраст» партии практически равен времени реализации одной конкретной кампании. Как правило, сам процесс парторганизации включает в себя одну или несколько избирательных кампаний, причем агитаторами являются не наемные лица, а граждане, вовлекающиеся в члены партии.
Наиболее наглядным примером успешности такого проекта была партия «Алга, Кыргызстан!». Если бы не события марта 2005 года, предполагавшийся план по «раскручиванию» этого мегапроекта был бы блестяще завершен. Одна из его удачных составляющих — введение в парламент трех женщин: лидера партии, сотрудницы СМИ и представительницы финансовой сферы — соответственно, Бермет Акаевой, Ольги Безбородовой и Шарипы Садыбакасовой. Благодаря умелому проектированию, а также мощному административному и финансовому ресурсу все названные лица прошли в
парламент страны, и только позже — после мартовских событий — их кандидатуры были оспорены. Если исходить из теории проектирования и воспроизводства элит, то партия «Алга, Кыргызстан!» могла бы стать классическим примером репродукции верхних слоев общества, основанной на современных технологиях воспроизводства позиционной элиты, предусматривающих выстраивание линии передачи власти без выхода за рамки своего окружения.
Подобная практика пока вполне ожидаема и приемлема практически во всех постсоветских государствах (исключая страны Балтии). Различные подходы, процедуры и форматы в конечном счете «выдают» один сценарий с разного рода вариациями: Москва и Ашхабад, Баку и Минск, Астана и Ташкент. Из общего контекста можно, пожалуй, исключить Киев, Тбилиси и Бишкек.
Попытка упразднить данную устоявшуюся формулу преемственности власти, утратившую свою формальную легитимацию как на уровне элит, так и в общей народной массе, вызвала бурю негодования у соседей по еще вчера общему пространственному и, главное, идеологическому лагерю. Отсюда — мощная PR-кампания, сопровождавшаяся обструкцией на территории всего бывшего СССР, в частности, с использованием ресурса «отпугивания» «цветными революциями», с нагнетанием реально происходящих в предвыборный период событий.
«Возвращение» в парламент страны пропорциональных списков представительства, заложенное в новую редакцию Конституции, и есть, по сути, один из главных механизмов обеспечения плюрализма партий, их полноценного существования на политическом поле, предусматривающий конкурентность этих структур через выборы, призванные, в свою очередь, обеспечивать процесс формирования и существования элитных групп. В настоящее время наиболее распространенными мотивациями появления в КР партий-проектов являются:
Преемственность. Обеспечение административно-бюрократической верхушкой воспроизводства самой себя на тех же позициях. Большинство партий возглавляют бывшие или даже действующие чиновники высокого ранга. Понимание ценности предстоящего институциированного представительства во власти, а также имеющийся опыт исполнения административных полномочий во всех сферах деятельности подталкивают их к созданию своих собственных партий.
Лоббирование и поддержка интересов отдельных общественных структур, групп всех уровней. Например, каждая финансовая группировка, достигающая определенного уровня развития, считает необходимым иметь партию, которая будет лоббировать ее интересы во властной среде, то есть лоббирование, как один из инструментов коммуникации на политическом поле, может также стать одной из основных причин институционального представительства определенных интересов: финансовых, корпоративных, клановых и т.д. Подобная практика является общеизвестной: достаточно вспомнить недавний инцидент в Германии, названный одной из ведущих партий и лидерами страны «автомобильным лобби».
Сюда же можно отнести защиту своих интересов от конкурирующих формирований.
Популяризация (иными словами — PR-кампания перед предстоящими выборами) рассматривается как наиболее распространенная мотивация, причем отнюдь не гарантирующая победу. Она во многом зависит даже не от количества затрачиваемых ресурсов, а от изначально качественного подхода к планированию всего процесса, стратегии, но главное — от цели намеченного проекта. Пример партии «Мекеним Кыргызстан» и ее лидера Урмата Бар-ктабасова наиболее точно иллюстрирует важность изначального выбора сценария процессов организации, построения и завершения (избирательная кампания и т.д.) проекта.
Ассоциация партийности со стереотипом коммунистического прошлого. Пример — коммунисты Кыргызстана и консервативно настроенная часть населения. Кажущаяся ар-
хаичность такого конструкта, как КПСС, — вполне возможный вариант при определенном развитии ситуации. Тяготение к авторитарности некоторых стран СНГ (скажем, Беларуси и Туркменистана), а также в чем-то — тенденции «Единой России» вполне оставляют надежду для последователей политики «жесткой руки» в управлении государством.
Наконец, самая формальная, официально признанная причина — равное/равноправное представительство через партии всех групп и слоев общества как независимых равноправных субъектов политических процессов в государстве. Несомненно, что существует еще ряд скрытых и явных причин появления партий, но основной по-прежнему является власть.
Переход от программных партий к проектным знаменует еще один этап развития кыргызского политикума. Конкурентность партий через выборный процесс есть не что иное, как «соперничество» конкурирующих проектов, смоделированных или спроектированных людьми.
Процессы формирования межэлитных взаимодействий после марта 2005 года
Планировавшийся процесс замены практики преемственности власти путем организации мартовских событий 2005 года не повлек значительных изменений ни в политике, ни в экономике страны. Во многом подобный процесс объясняется типологией нынешних лидеров элиты КР.
Как правило, это люди, для которых в большей степени характерен один тип организации своей деятельности, опыт работы на административно-хозяйственных постах, однотипная общеобразовательная «школа», один ценностно-идеологический набор. Другими словами, это вчерашние управленцы все тех же высшего или среднего эшелонов номенклатурно-хозяйствующего типа, демонстрирующие не реформаторский дух, а скорее предпочтение ореола «жесткого государственника». Хотя следует отметить, что в период трансформации общества, еще вчера больше традиционного, нежели светского, трудно предсказать, какой тип элиты в действительности наиболее эффективен и функционален в прогнозном будущем для данной страны.
Очевидно, что данный тип управленцев во многом закладывает противоречие в сам процесс смены и динамики развития общества, так как необходимость «свежей струи», новых типов управленческой элиты, а также носителей технологий новых передовых образцов —непременные условия развивающегося, ускоряющегося процесса движения всего социума. Так, внедрение технологии Public Policy, невостребованной в советском обществе, является в социалистическом (в не искаженном понимании данной дефиниции) демократическом социуме непременным процессом согласования между государством и гражданским обществом принятия ключевых решений. Однако в КР попытка «продвижения» этого механизма — при всех усилиях национальноориентированной, но не властной элиты — ныне сталкивается с полным непониманием.
В сегодняшней властной системе республики значительную роль играет региональная дифференциация политических элит на представителей Юга и Севера. Даже в советское время региональный и трайбовый показатели играли существенную роль в процессе элитообразования — как и изначально заложенная несхожесть оседлой и кочевой культур, так и географическая удаленность (один наземный путь, легко перекрываемый перевалом Т оо-Ашуу). Попеременный доступ к властным ресурсам диктует некоторую конкурентность и «подозрительность», проявляющиеся в отношении представителей одной (региональной, клановой) группы к другой.
Характеризуя сегодняшнюю властную элиту КР, необходимо подчеркнуть ее разобщенность, отличающуюся минимальным ценностным консенсусом — как в стане власти, так и в лагере оппозиции. При определении практически одних и тех же целей обе стороны демонстрируют абсолютную разнонаправленность намерений и самой деятельности.
Ныне власть в стране олицетворяет своеобразный тандем с явно обозначившимися разными векторами движения, что подтверждается формированием собственных локальных, почти несообщающихся кабинетов, а также укреплением потенциала своих «про... партий», большей частью связанных с предэлекторальным оживлением после введения 50%-го состава высшего законодательного органа республики (новый пункт в парафированной парламентом и президентом редакции Конституции от 7 ноября 2006 г.).
Оппозиционная часть разноудаленных от власти политических элитных групп и люди, имеющие отношение к принятию некоторых политических решений и влияющие на этот процесс (например, депутаты Жогорку Кенеша, бывшие министры, нынешние «силовики», высокопоставленные чиновники, симпатизирующие новой оппозиции, бывшие «акаевцы»), также представляют собой довольно разобщенное «сегментированное пространство» оппозиционного поля. А его костяком продолжают оставаться представители Движения «За реформы».
Одной из основных мотиваций лиц, протестовавших 24 марта 2005 года, было «свержение режима А. Акаева», то есть не идеологическое, программное видение будущего, а просто тактическая ситуативная цель — «Акаев кетсин»; в ноябрьские дни 2006 года звучало «Бакиев кетсин» и «Кулов кетсин». Это — большей частью неосознанные слоганы, призывавшие к смене не устраивающего в данный день, год и час правителя; протестная масса «Мы против — сегодня» без проекции в осознанное «завтра».
В 2006 году формальным поводом для нового обострения ситуации стала позиция президента в вопросе реформирования старой, «перелатанной» акаевской Конституции, четырежды подвергавшейся изменениям путем референдумов и законодательно расширившей полномочия главы государства. Подобный Основной закон и не меняющаяся дефакто картина в политике и в экономике страны вызвали новую волну протестных акций оппозиции. К тому же часть политической элиты, так или иначе задействованной в мартовских событиях, именуемых революционными, не была приобщена к основным ресурсным возможностям.
Итогом подобного затянувшегося противостояния стали семь дней в ноябре — когда массовые акции протеста вновь охватили центральную часть Бишкека. Эпицентром, как это уже происходило почти два года назад, опять стала площадь перед Домом правительства.
Необходимо подчеркнуть, что за последние два года в республике начали вырабатываться политические традиции, с одной стороны, присущие демократическим форматам проведения протестных акций, с другой — имеющие свою специфику. Мнение известного политолога, бывшего помощника президента Кыргызской Республики В. Богатырева сводится к следующему: «Акт демократического действия у кыргызов всегда носит реальный, а не символический характер. И если западный обыватель может прийти на митинг, а через час, в крайнем случае вечером спокойно вернуться домой, то наш, если уж он вышел с протестом, не уйдет, пока не добьется своего. Особенностью кыргызской демократии является ее прецедентный, а не нормативный характер»5.
Семь дней все группы и просто участники политического пространства пытались найти компромиссное решение. Т орг за позиции и властные полномочия — не просто в их фактическом измерении, но и в символично закрепленном виде — зафиксированы в новой Конституции страны.
5 Богатырев В. Указ. соч. С. 25.
За этот небольшой отрезок времени кыргызстанцы имели возможность наблюдать, как политический истеблишмент «мозаично» менял свою конфигурацию на поле предпочтений в пользу действующей власти или, напротив, оппозиции. Так, парламент республики практически разделился на две части. Одни депутаты с самого начала заняли жесткие позиции, обозначив, «кого» они будут «держаться» до конца. Другие, еще вчера ничем не примечательные и особенно не проявившие себя (к тому же некоторые из них уже не первый срок являются народными избранниками), стали проявлять значительную активность.
Необходимо отметить, что именно такие критические для страны ключевые моменты, напоминающие точки бифуркации как самого государства, так и, во многом, участников изменений, становятся временем «проявления» отдельных акторов политического процесса. Вне зависимости от их эмпирического и политического багажа, накопленного за предшествующий период, еще вчера популярные, активно заявлявшие о себе лидеры «тускнеют» или стушевываются в моменты реального действа — период выбора, сжатый во времени, но имеющий огромные перспективы/последствия (позитивные/негативные), касающиеся будущей карьеры или деятельности политика.
Следующей проявившейся особенностью в это неспокойное для страны время (2005—2006 гг.) стали недостатки межэлитного взаимодействия. Рухнувшие традиции закрытого иерархического негласного кодекса взаимоотношений развалившегося монолита СССР, трайбовые и нелегитимные в самих элитных кругах коммуникации акаевско-го периода, а также отсутствие какой-либо практики, в том числе исторической (не считая курултаев, сходов и межплеменных коммуникаций «незапамятных времен»), безусловно, не стали «подпоркой» или почвой для новых традиций взаимодействия кыргызских элит образца начала XXI века.
Принципиальной же особенностью демократического общества является конкурентность элит. Они соперничают и конфликтуют между собой, достигая консенсусного решения по тем или иным вопросам, не нарушая при этом принятые нормы, ограничивающие конкурентную борьбу разумными легитимными рамками, оформленными и регламентирующимися законодательством того или иного общества: Конституцией, Законом о выборах, Налоговым кодексом, гражданскими и иными правовыми документами, а также существующими процедурами — выборами, балансом ветвей власти, ограничением полномочий и пр.
Стабилизация общества во многом зависит от способности элит достигать между собой консенсуса, касающегося принципов политической деятельности, взаимоотношений и поддержки существующих или создающихся политических институтов. В условиях социально-политической нестабильности в самом транзитном обществе, вынужденном отстаивать свою возможность равного развития на фоне вызовов внешних глобализационных тенденций «ускоряющегося» мира, перед национальными элитами КР сегодня стоят следующие задачи: стабилизация, интеграция и консолидация социума. Причем основная их сложность заключается в том, что национальные элиты республики сами находятся в процессе становления.
