CC BY
18
хан-Юрте, в Урус-Мартане. Это освобождение народа? Где народ, который их поддерживает? Где на улице стоят люди, кричат: «вывод войск», как было в 1995—1996 гг.?
Было бы и сегодня, если бы в 1997—1999 гг. что-то для людей они сделали. Хотя бы элементарно пенсии людям отдали, которые Москва стабильно посылала! Учителя, медики не получали зарплату, все развалилось. Поэтому люди не пошли за ними. Но они боятся об этом говорить. Их убивают. И сегодня нет силы их защитить. Вот станет на ноги наша милиция, сможет обеспечить безопасность нашему народу, тогда только что-то получится.
Беседовала Марина Перевозкина, «Московский комсомолец», М., 25 июля 2003 г.
Игорь Добаев,
кандидат политических наук (Ростов-на-Дону)
КВАЗИИСЛАМСКИЕ ЭКСТРЕМИЗМ И ТЕРРОРИЗМ
НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ
(Окончание)
Современная ситуация в северокавказских республиках характеризуется ростом значимости ислама во всех сферах жизнедеятельности общества, что в целом характерно в последнее десятилетие для всех «мусульманских» регионов России. Однако в Чечне в связи с сепаратистскими тенденциями, берущими отсчет с начала 90-х, а также длительными военно-политическими кампаниями по «восстановлению конституционного порядка», произошла более резкая и ущербная, по сравнению с другими регионами, исламизация социума с привнесением в республику идей и практики крайнего религиозного радикализма. Они начали проникать в республику уже в конце 80-х годов. Сторонников фундаменталистского ислама в Чечне, как и в остальных республиках Северного Кавказа, стали называть «ваххабитами». Распространению идеологии и практики ваххабизма здесь способствовало не только явное ослабление позиций традиционного ислама в советский период, распад в постсоветский период единого управления, но и позиция чеченских властей. Пришедшее к власти в Чечне в начале 90-х годов сепаратистски настроенное руководство не только не препятствовало, но всячески способствовало укреплению
позиций исламских радикалов. Уже тогда в Грозном был открыт центр ваххабитов, который распространял религиозную литературу, организовывал коллективные моления, проповедовал идеи своего учения через средства массовой информации. Его распространение в Чечне стало возможным, так как дудаевцы заявляли, что они строят исламское государство, которое нуждалось в единой идеологии. В качестве таковой и должен был выступить ваххабизм.
Однако распространение идеологии этого крайне политизированного мусульманского течения в Чечне нельзя объяснить лишь прихотью некоторой части националистически настроенной элиты и отдельных лидеров, так же как и только внешними факторами. Среди последних можно обозначить финансовую помощь международных исламских организаций фундаменталистского толка, идеологическую обработку эмиссарами этих организаций чеченских паломников во время хаджа и чеченских студентов, обучающихся в зарубежных исламских университетах, распространение массовыми тиражами сала-фитской литературы и деятельность мусульманских проповедников в регионе. Все эти факторы, несомненно, сыграли свою роль, однако существует немало причин внутреннего характера, которые делают ваххабизм привлекательным в глазах определенной части населения, прежде всего религиозной молодежи, которая составляет важнейший сегмент социальной базы этого движения. Сказанное особенно касается той части молодежи, которая не просто ищет в религии ответы на важнейшие проблемы бытия (такие люди часто пополняют ряды суфийских братств), но и горит желанием немедленно приступить к «исправлению» общества.
Этому в существенной степени способствует ваххабитская доктрина, которая отличается рационализмом и доступностью, обладает четкой, почти неопровержимой внутренней логикой. Декларируя строгое следование буквальным положениям Корана и Сунны, ваххабиты порой весьма умозрительно реконструируют, словно «заново изобретают», модель «чистого ислама» (особенно ее социально -политические аспекты) на базе избирательного подхода к священным текстам. Тем не менее, этот своеобразный рационализм ваххабитов позволяет преодолевать элитарность и замкнутость суфизма, как бы «модернизировать» ислам, очистив его от мистики, суеверий и патриархальных традиций, против которых восстает сознание современного человека.
Другой привлекательной чертой ваххабитской идеологии является ее способность транслировать протест против традиционных форм социальной организации. Ваххабизм можно рассматривать как идеологическую оболочку процесса социальной модернизации и выделения индивида из системы клановых связей, до сих пор цементирующих чеченское общество. Быстрое социально-имущественное расслоение людей в последние годы, смещение морально-нравственных ориентиров и нарушение процесса социализации наиболее болезненно сказываются на молодежи, порождая у них протест против устоявшихся, традиционных форм социальной организации. Суфийские братства, органически вплетенные в систему традиционных связей, оказались не способны сыграть роль выразителя подобного протеста. Ваххабитское же требование строгого поклонения одному лишь Аллаху объективно освобождает индивида от власти патриархальных тейповых (родовых) традиций, обеспечивая высшую религиозную санкцию свойственному особенно молодежи стремлению к самостоятельности и самоопределению в рамках новых, современных форм социальной солидарности. Не менее важно и то, что ваххабитские общины, в отличие от вирдовых братств, представляют собой организованную, нередко вооруженную силу, способную не просто обеспечить своим членам чувство социальной защищенности, но и реальную защиту в условиях разгула преступности и анархии. Помимо этого, духовный эгалитаризм ваххабитов, проповедующих равенство верующих перед Аллахом, естественным образом сочетается в их учении с призывами к социальному равенству и справедливости. Таким образом, ваххабитская идеологическая доктрина с ее акцентом на социально-политическую активность индивида служит эффективным средством мобилизации на борьбу против несправедливости и беззакония. Салафиты символизируют новый, «исламский порядок», тогда как тарикатисты, несмотря на аналогичные призывы к введению шариатского устройства общества, воспринимаются частью «старого порядка», старой системы.
Мощный импульс радикализации исламского фундаментализма на Северном Кавказе придали события в Чечне (1994—1996) и последующая ее «суверинизация». Мероприятия по «восстановлению конституционного порядка» в Чечне повлекли за собой тяжелейшие последствия для России и российской государственности. Тейпово-вирдовое чеченское общество, в мирное время раздираемое противоречиями, в военном противостоянии с федеральным центром сумело
сплотиться посредством идеи мусульманского единства. Эта же идея во многом стала определяющей для многих сотен «воинов джихада» из Пакистана, Афганистана, Турции, различных арабских государств, принявших участие в чеченской кампании. В эти годы несколько крупных террористических акций, осуществленных под руководством известных полевых командиров, резко изменили ситуацию, заведя в тупик «наведение конституционного порядка». Речь идет, прежде всего, об акции 1995 г. в Буденновске, возглавлявшейся Ш.Басаевым, и акциях 1996 г. в Кизляре и в Первомайском под руководством С.Радуева. Сопровождавшиеся исламской символикой и риторикой, эти беспрецедентные террористические акции привели к хасавюртовскому, а затем и московскому соглашениям.
Ставка на ваххабизм как интегристское фундаменталистское учение лидерами чеченских сепаратистов была окончательно сделана после окончания военных действий в 1994—1996 гг. Однако последовавшая «ваххабизация» Чечни была осуществлена не без воздействия со стороны прибывших в Чечню в первую военную кампанию многочисленных зарубежных «моджахедов». Характерной вехой этого процесса явилось формирование весной 1995 г. на территории республики отряда иностранных наемников под названием «Джамаат Ислами», которым командовал иорданец Хабиб Абд аль-Рахман Хаттаб.
В 1996 г. при помощи чеченской общины из Иордании в районе селения Сержень-Юрт Шалинского района Чечни был создан учебный диверсионно-террористический центр — «Кавказский институт исламского призыва» («Кавказский институт — Дава'а»), который фактически являлся филиалом международной экстремистской организации «Братья-мусульмане». Первоначально его возглавлял иорданский шейх Абу Сальман, имевший псевдоним «Фатх». Деятельность «института» финансировала находящаяся в Саудовской Аравии организация «Международная исламская помощь». Институт «Дава'а» представлял собой специализированный лагерь, готовивший диверсантов и террористов. Здесь обучались потенциальные «моджахеды» в возрасте от 17 лет и старше. В течение двух месяцев они изучали идейные положения радикального исламского фундаментализма и проходили специальную военную подготовку. Затем некоторая часть из них направлялась на стажировку в зарубежные мусульманские страны. «Институт» имел свои представительства в Баку и Киеве, вербовавшие наемников, которые затем направлялись в Сержень-
Юрт для прохождения спецподготовки. На базах в Чечне в 1996— 1999 гг. были подготовлены сотни террористов. В «институте» Хаттаб лично обучал будущих боевиков методам ведения «партизанской войны» в Чечне и проведению разведывательно-диверсионных акций в других регионах России. Из числа его «учеников» было сформировано ядро «Дагестанской исламской армии», готовившейся к свержению конституционного строя в Дагестане. Будущих террористов Хаттаб призывал ненавидеть русских. Инструктируя, он рекомендовал «... всех патриотически настроенных русских обвинять в фашизме. Тех же из них кто захочет встать под святое знамя Пророка, необходимо вязать кровью».
В результате усиленной исламизации населения уже к 1996 г. на территории Чечни, а также и Дагестана, были созданы своего рода территориальные плацдармы со сформированной инфраструктурой, обеспечивающей его культурную, идеологическую и в перспективе политическую экспансию — так называемые «ваххабитские анклавы». Наряду с хаттабовским «Дава'а», наибольшую известность в республике приобрел ваххабитский «Урус-Мартановский джамаат» во главе с «амиром» Умаром бен-Исмаилом. Спецификой этих анклавов являлось то, что они содержались на «спонсорские» деньги, поступавшие из-за рубежа, и изначально являлись средствами геополитической экспансии со стороны мусульманского мира. Именно из этих анклавов должны были поступать мощные импульсы, направленные на полную ваххабизацию не только Чечни, но и всего Северного Кавказа. Однако официальное руководство ЧРИ в этот период также берет курс на построение исламского государства, но основанного не на ваххабизме, а на традиционных для республики религиозных ценностях. Президент А.Масхадов в выступлении по республиканскому телевидению в апреле 1998 г. заявляет, что в Чечне будет построено независимое исламское государство, в котором нормы шариата будут возведены в ранг закона (еще ранее создаются «исламские» институты — «шариатский суд», «шариатская гвардия» и др.). Однако против Масхадова и поддержавших его мусульманских традиционалистов немедленно выступили «фундаменталисты» во главе с Ш.Басаевым, М.Удуговым, З.Яндарбиевым, Хаттабом и другими поборниками «чистого» ислама. После непродолжительного разыгрывания антиваххабитской карты, преследовавшего пропагандистские цели, в стан «ваххабитов» переходит и террорист номер два С.Радуев. В своей речи перед выпускниками одной из диверсионных школ 14 марта 1997 г.
он так озвучивает планы чеченских экстремистов: «Ваша задача — сеять смертельный ужас среди тех, кто продал Аллаха, они каждый час должны чувствовать холодную руку смерти. ...Ваша задача — внедриться во властные структуры, административные и финансовые органы России. Ваша задача — дестабилизация обстановки, экономики, финансов. ...Создавайте базы, подбирайте людей, ждать долго не придется. ...На территории национальных республик сейте национальную рознь, стравливайте националов и русских, любую беду сваливайте на русских. ...Необходимо занимать лидирующее место в мафиозных структурах...».
Несмотря на то, что последователей учения аль-Ваххаба в Чечне было меньше, чем в Дагестане, там они представляли реальную боевую силу, стремившуюся вырвать власть из рук Масхадова. После кровопролития у грозненского телецентра и гудермесской резни (в середине июля 1998 г. в Гудермесе ваххабиты выступили против сил министерства шариатской безопасности: «Исламский полк особого назначения» под командованием Хаттаба вступил в бой с шариатской гвардией. — И.Д.) указом президента республики ваххабизм был объявлен вне закона, несколько ваххабитских миссионеров-иностранцев были выдворены из республики, а ваххабитские вооруженные отряды подлежали расформированию. Однако они не подчинились приказу и продолжали наращивать свою мощь. В одном из своих телеобращений к населению Чечни по грозненскому телевидению зимой 1999 г. Масхадов, разоблачая сущность ваххабизма как крайне реакционного течения в исламе, заявил: «Эта идеология сюда привносится искусственно. ...Самое страшное — нас разделяют по вере. И так везде, где побеждает исламизм. Делят по вере, в результате чего начинаются гражданские войны... Сумели вдолбить в головы определенной части населения идеологию ваххабизма... Они говорят, что только они избранники Аллаха и только они на истинном пути. А все остальные — их враги... Приезжают из арабских стран, уверяя, что они алимы-богословы. Берут в руки Коран... и находят в нем положения о том, что якобы можно похищать людей, . людьми можно торговать. ...Их призывы немедленно начать войну в Дагестане ставят целью стравить Чечню и Дагестан...».
Однако в отличие от президента Масхадова, пытавшегося заняться укреплением внутренних структур нового квазинезависимого чеченского государства, радикальные проваххабитски настроенные полевые командиры поддерживали курс не только на исламизацию
собственно Чечни, но и на экспорт «чеченской революции» в Дагестан. Одновременно ими решалась и иная задача, позволяющая направить вовне негативную энергию межчеченского противостояния различных группировок, увязнувших в борьбе за власть и передел сфер влияния. В этих целях идет активнейший процесс консолидации чеченских и дагестанских «ваххабитов», прежде всего, путем создания совместных «ваххабитских» религиозно-политических институтов: в конце августа 1997 г. в Грозном состоялся учредительный съезд общественно-политического движения «Исламская нация» во главе с М.Удуговым. Среди целей этого движения было провозглашено содействие «реальному объединению народов Кавказа» и «восстановление Дагестана в его исторических границах» (т.е. его объединение с Чечней). Аналогичную задачу — добиваться объединения двух народов в едином исламском государстве с перспективой включения в это государство остальных республик Северного Кавказа — поставил перед собой и «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана» (КНИД) под председательством Ш.Басаева, созданный по инициативе «Исламской нации» в апреле 1998 г. По существу КНИД превратился в военно-политическую организацию, силовое обеспечение деятельности которой осуществлялось так называемым «исламским миротворческим батальоном» под командованием Хаттаба.
На усиление позиций чеченских «ваххабитов» повлиял также переезд в январе 1998 г. на территорию Чечни штаба и военной инфраструктуры ваххабитского дагестанского «Джамаата» во главе с его лидером — М.Багаутдином, что произошло после нападения 23 декабря 1997 г. боевиков Хаттаба на российскую воинскую часть в Буйнакске. В свою очередь, пребывание представителей дагестанского «Джамаата» в Чечне оказало мощное радикализующее воздействие на сторонников «чистого» ислама в Дагестане. С марта 1998 г. штаб М.Багаутдина располагается в Урус-Мартане, там же находятся его отборные боевики, численность которых постоянно растет. Укрепляется взаимодействие чеченских и дагестанских «ваххабитов», целью которых по-прежнему остается построение единого исламского дагестанско-чеченского государства. Для этого они пытаются «разогреть» ситуацию в Дагестане до состояния неуправляемости, чреватого взрывом. Наблюдается вмешательство во внутренние дела Дагестана: из Чечни все чаще раздаются требования, например, по восстановлению Ауховского района, невмешательству государства в дела мусульман «Кадарской зоны» и т.д. Одновременно в республике отмечается
невиданный разгул преступности: процветают нелегальный нефтяной промысел, похищения и торговля людьми превращаются в доходное предприятие. В декабре 1998 г. осуществляется зверское убийство трех англичан и одного новозеландца. Масхадов, режим которого весьма неустойчив, объявляет кампанию по борьбе с преступностью и одновременно издает указ о частичной мобилизации народного ополчения. В своем выступлении в декабре 1998 г. по национальному телевидению чеченский президент возлагает ответственность за ситуацию в Чечне на «деструктивные силы», осевшие в Урус-Мартане: «Их руководители, прикрываясь религиозными лозунгами, выполняют задания иностранных спецслужб и любыми методами добиваются дестабилизации обстановки в республике. Для этой цели они получают извне большие деньги, и теперь им необходимо за них отчитаться. ...Главная задача наших врагов состоит в том, чтобы, используя религиозный, межтейповый фактор, направить ситуацию по афганскому варианту». В этот же период лидер КНИД Ш.Басаев в интервью чеченской газете «Аль-Каф» заявляет, что в рамках «Конгресса» создано вооруженное формирование — «Исламская миротворческая бригада», которая может вмешаться в любой конфликт на Кавказе с «целью разъединения сторон». Комментируя события, происходившие в тот период времени в Дагестане, он подчеркивает: «Руководство КНИД не позволит русской оккупационной армии творить беспредел в братской мусульманской стране, а своих братьев в беде оставлять мы не намерены». Вслед за этим в январе 1999 г. Хаттабом из числа зарубежных добровольцев начал формироваться «иностранный легион». По заявлению Хаттаба в ходе интервью корреспонденту «Вестник КНИД», «...создание иностранного легиона продиктовано сегодняшней обостряющейся обстановкой на Кавказе, в первую очередь в Чечне. Именно в интересах безопасности исламского государства, а также торжества исламских идей во всем мире, будут действо -вать бойцы иностранного легиона, и, уверяю вас, за эти идеи наши моджахеды готовы отдать свои молодые жизни». В феврале 1999 г. в результате жестокой борьбы с «ваххабитской» оппозицией Масхадов уступает нажиму и вводит в республике «шариатское» правление, а также своим указом образует консультативный орган при президенте по политическим, экономическим и правовым вопросам — так называемую «шуру». Противники Масхадова, немедленно заявив о нелегитимности светского поста президента в исламской Чечне (т.е. о нелегитимности самого Масхадова), создают собственную «шуру», куда
входят известные полевые командиры, сторонники ваххабизации республики. По замыслу идеолога сепаратистов З.Яндарбиева, предполагалось, что в дальнейшем из своего состава эта «шура» изберет «легитимного» главу государства, который будет ей подотчетен.
В последующий период внутричеченское противостояние нарастает: в конце марта 1999 г. чеченские власти закрывают телеканал «Кавказ»; в результате оппозиция попадает в информационную блокаду. «Исламисты» пытаются наладить телевещание из своего идеологического центра в Урус-Мартане, куда вывозится телевизионное оборудование телеканала «Кавказ». Тем не менее, ваххабиты все более активизируются, ими осуществляется серия террористических акций в отношении руководства республики и других известных государственных функционеров (покушения на А.Масхадова, В.Арсанова, генерального прокурора М.Магомадова, убийство заместителя министра шариатской госбезопасности Ш.Увайсаева и группы сотрудников этого министерства и т.д.). Отмечается концентрация боевых отрядов ваххабитов в Грозном и его окрестностях, а также активная подготовка «моджахедов» в диверсионно-террористических лагерях Хаттаба. 17 апреля 1999 г. в Грозном проходит очередной съезд КНИД, который констатирует невозможность захвата радикалами власти в Чечне в связи с укреплением позиций Масхадова. Чтобы не провоцировать возможную гражданскую войну в республике, принимается решение основную активность перенести на территорию Дагестана. В апрельском номере яндарбиевской газеты «Кавказская Конфедерация» «амир Урус-Мартана» Бен-Исмаил и «амир Исламского джамаата Дагестана» М.Багаутдин обратились с призывом к молодежи Кавказа «принять участие в джихаде», вступив в созданную ими «Исламскую армию Кавказа» (ИАК). Молодым людям внушается мысль о том, что «нам — мусульманам — необходимо за свою дорогую религию воевать и начать джихад».
Таким образом, вторжение в Дагестан отрядов «ваххабитов» оказывается делом предрешенным, что и происходит 2 августа 1999 г. Тогда на территорию Цумадинского и Ботлихского районов Дагестана вторглись вооруженные боевики из Чечни, захватившие ряд населенных пунктов. Руководило операцией так называемое «Объединенное командование дагестанских моджахедов» (ОКДМ) во главе с Ш.Басаевым. Основные силы «ваххабитов» были сведены в три группировки — «Исламскую армию Кавказа» (М.Багаутдин), «Дагестанскую повстанческую армию Имама» (М.Тагаев) и «Миротворческие
силы меджлиса народов Ичкерии и Дагестана» (Хаттаб). По замыслам руководства ОКДМ, объявившего вторжение первым этапом по «освобождению» Дагестана под кодовым названием «Имам Кази-Магомед», на территории РД их должны были поддержать местные сторонники «чистого ислама», экстремистски настроенная часть че-ченцев-аккинцев и некоторые другие силы. Однако этого не произошло: вторжение боевиков вызвало рост нетерпимости дагестанского населения к различным проявлениям исламского экстремизма. Именно негативная реакция на вторжение со стороны подавляющего большинства населения республики и международной общественности стала одной из основных причин, по которой от участия в вооруженной борьбе отказались дагестанские «исламисты». Население Дагестана, особенно приграничных с Чечней районов, крайне негативно отнеслось к действиям боевиков и оценило их как бандитские. И это становится понятным, поскольку ваххабиты не только призывали к вооруженному джихаду против неверных, но и против мусульман, которые не разделяют их интерпретации ислама. Такая постановка вопроса и дала им возможность идейно обосновать ведение вооруженной борьбы, террористические акты, как против федеральной власти, так и против властей Дагестана, мусульманского духовенства, простых дагестанцев. После неудачного завершения первого этапа по «освобождению» Дагестана руководство «ваххабитов» объявило о начале второго этапа операции под кодовым названием «Имам Гамзатбек» (этот имам в свое время основные усилия джихада направил против соотечественников, поддерживавших царизм), цели и задачи которого официально не разглашались. В сентябре 1999 г. руководством «Объединенного командования дагестанских моджахедов» прорабатывались варианты нового вторжения в Дагестан, которым не суждено было сбыться в связи с начавшейся в октябре того же года антитеррористической операцией российских войск непосредственно на территории Чечни. В ходе осуществляемой военной кампании ваххабитские анклавы в Чечне были уничтожены, а «джамааты» рассеяны.
Агонизируя, в этот же период исламисты совершают крупные террористические акции в Москве и Волгодонске, потрясшие своей бессмысленной жестокостью население страны и мировую общественность. Так, в статье «Кто такие исламисты?», опубликованной в алжирской газете «Ле Матэн», осуждаются эти акты вандализма, указываются их непосредственные организаторы — Ш.Басаев и Хаттаб.
Автор статьи, проводя параллель между алжирскими и чеченскими террористами, подчеркивает, что «чеченские и алжирские исламисты под лозунгом борьбы за идеалы ислама и построения исламского государства ведут жестокую борьбу с применением всех имеющихся средств и возможностей без разбора, опираясь в первую очередь на террор», а «...источником финансовой подпитки является Усама бен Ладен». Автор также указывает, что «все экстремистские течения в исламе едины, имеют общую сущность — террор, и их нельзя разделять».
Сегодня противостоящее законным властям сепаратистское движение в Чечне не представляет собой единое целое. Достаточно условно его можно классифицировать по следующим основным направлениям: националистическое (А.Масхадов, Р.Гелаев и др.), ваххабитское (Ш.Басаев и др.) и криминально-бандитское (представлено многочисленными полевыми командирами небольших по численности банд). В руководстве чеченских сепаратистов отмечаются глубокие и практически непреодолимые противоречия, в основе которых лежит борьба за власть и ресурсы (внутренние и внешние). Как свидетельствует практика, идеи «независимости» и «исламизации» Чечни, выдвигаемые некоторыми лидерами банддвижения, не находят широкой поддержки среди масс населения. Большинство диверсионно-террористических акций осуществляется не из-за идейных убеждений, а в результате финансовых подпиток, зачастую поступающих в республику из-за рубежа. Неоднократно фиксировались случаи фальсификации «акций сопротивления», прикарманивания финансовых средств, выделяемых для ведения «джихада» как крупными полевыми командирами (А.Масхадов, Р.Гелаев и др.), так и среднего звена. Между различными группировками существуют разногласия и взаимное недоверие, неприязнь. Например, «гелаевцы» крайне негативно относятся к «ваххабитам» и не желают координировать с ними свои усилия.
«Ваххабиты», хотя они также не являются какой-то монолитной силой, представляют собой наиболее боеспособные формирования, прежде всего в связи с финансовой и иной подпиткой из-за рубежа и присутствием в их рядах значительной группы зарубежных «моджахедов» из многих стран Ближнего и Среднего Востока. Вместе с тем, как подчеркивают многие исследователи, чеченских последователей «чистого» ислама (Ш.Басаев, М.Удугов, З.Яндарбиев и др.) неправомерно называть ваххабитами, поскольку это оскорбительно для
мусульман тех стран, где ваххабитская идеология является доминирующей, а ислам ваххабитской направленности — традиционным (Саудовская Аравия, Катар, Оман и др.). Скорее их можно отнести к сепаратистам, националистам и даже криминальным бандитам, что роднит их с другими группами чеченского банддвижения. Сказанное позволило исследователю радикального ислама на Северном Кавказе Д.В.Макарову охарактеризовать происходившее и все еще происходящее в Чечне как «ваххабизацию» радикальных националистов.
Таким образом, рассмотренный выше материал позволяет сделать вывод о том, что исламский радикализм, как, впрочем, и его крайние формы, не является основным, главным звеном, обусловливающим региональный сепаратизм. Однако он в существенной степени усиливает действие ключевых, в первую очередь социально-экономических и политических факторов. В результате этого взаимодействия возникает своеобразный резонанс стратегий социально -экономического поведения и религиозно-идеологических предпочтений, который буквально разрушает основы государства. Существен -ным выступает и то обстоятельство, что исламский фактор в регионе зачастую используется в качестве идеологической и организационной оболочки при реализации практических интересов вовсе не исламских сил и субъектов политического и социального действия. Речь идет о заурядных сепаратистах, националистах, мафиозных структурах и кланах, криминалитете. Причем, «исламский экстремизм» и «исламский терроризм» зачастую подпитываются архаичными формами социального поведения горских народов, такими как «наездничество», абречество, обычай кровной мести. Все эти факторы в невиданной степени укрепляют позиции исламизма, одновременно используя его идеологические конструкты для оправдания своей политической практики и мобилизации верующих на джихад против «неверных».
Иными словами, отличительной особенностью религиозно-политического терроризма в регионе выступает то обстоятельство, что он теснейшим образом переплетается и блокируется с терроризмом национально-этнической направленности, который нередко использует «исламское» прикрытие. Растеканию терроризма способствует также криминализация региона и особенно Чечни, где терроризм в 1996—1999 гг. фактически получил государственный статус. Тогда террористические акты совершались открыто и оставались безнаказанными. Государственные структуры занимали позицию не-
вмешательства. В результате Чечня превратилась в убежище террористов, в том числе и международных, что стало главной причиной осуществления на ее территории контртеррористической операции. Другими отличительными чертами терроризма на Северном Кавказе являются: невиданный масштаб милитаризации, участие большого количества оснащенных самыми современными средствами людей в вооруженных и террористических акциях, нарастающая интернационализация региональных конфликтов и т.д.
В настоящее время исламский терроризм рассматривается многими западными и российскими политологами в качестве одной из главных и реальных угроз существующему мировому порядку. Видимо, такая угроза сохранится и в обозримом будущем. Связи мирового радикального исламского движения с мафией и одиозными режимами некоторых государств могут привести к обладанию ими оружием массового поражения, которым отдельные исламистские группировки, несомненно, воспользуются.
Острота проблемы противодействия распространению исламского экстремизма, наносящего ущерб безопасности России, предопределяет выработку соответствующих государственных мер. Они должны учитывать опыт организации работы по противодействию экстремистам, как в мусульманских, так и западных странах. Однако в этом деле основные усилия должны быть направлены на решение социально-экономических проблем, создающих благодатную почву для распространения радикальных идей и привлечения в свои ряды новых сторонников. Такую задачу только силовыми методами решить невозможно. Этот вывод и должен стать основополагающим для России, побуждающим ее элиты и конкретных лидеров разработать и задействовать комплекс научно обоснованных мер по противодействию разрушающему напору исламистов.
Написано специально для бюллетеня «Россия и мусульманский мир».
