КВАЛИФИКАЦИЯ МАРОДЕРСТВА И ЕГО ОТГРАНИЧЕНИЕ ОТ ИНЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ Текст научной статьи по специальности «Право»

УДК 343.337

doi: 10.25724/VAMVD.A073

КВАЛИФИКАЦИЯ МАРОДЕРСТВА

И ЕГО ОТГРАНИЧЕНИЕ ОТ ИНЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ

Александр Михайлович Плешаков*, Геннадий Сергеевич Шкабин**

Научно-исследовательский институт Федеральной службы исполнения наказания, Москва, Россия

* pam7185@ya.ru

** uprzn@ya.ru

Аннотация. В статье исследуются проблемы квалификации мародерства. В результате системного анализа авторы делают вывод, что данное преступление может быть совершено путем кражи, грабежа и разбоя. Обосновывается невозможность совершения рассматриваемого преступления в форме присвоения, растраты и мошенничества. Раскрывается правовое содержание потерпевших от преступления — раненых, убитых и лиц из гражданского населения. Дается квалификация содеянного в условиях вынужденной необходимости при изъятии предметов, оборот которых ограничен — огнестрельного оружия, боеприпасов, взрывчатых материалов, наркотических средств и психотропных веществ. Рассматриваются бланкетные категории военного положения, вооруженного конфликта, ведения боевых действий, а также их влияние на квалификацию преступного посягательства. Авторами систематизируются виды угроз применения преступного насилия, предусмотренные в уголовно-правовой норме, и проводится их анализ при отграничении мародерства от других преступлений. Высказываются предложения по совершенствованию статьи 356.1 Уголовного кодекса Российской Федерации.

Ключевые слова: мародерство, способ преступления, формы хищения, потерпевшие, вынужденная необходимость

Для цитирования: Плешаков А. М., Шкабин Г. С. Квалификация мародерства и его отграничение от иных преступлений // Вестник Волгоградской академии МВД России. 2023. № 1 (64). С. 39—44. doi: 10.25724/VAMVD.A073

QUALIFICATION OF LOOTING

AND ITS' DELIMITATION FROM OTHER CRIMES

Alexander Mikhailovich Pleshakov*, Gennady Sergeevich Shkabin**

Research Institute of the Federal Penitentiary Service of Russia, Moscow, Russia

* pam7185@ya.ru

** uprzn@ya.ru

Abstract. The article studies the problems of qualification of looting. As a result of a systematic analysis, the authors conclude that this crime can be committed by theft, robbery and plundering. The impossibility of commission in the form of misappropriation, embezzlement and fraud is substantiated. The legal substance of the victims of the crime — the wounded, killed and civilians is revealed. Offense in conditions of forced necessity during the seizure of controlled items - firearms, ammunition, explosive materials, narcotic drugs and psychotropic substances is qualified. The blanket categories of martial law, armed conflict, warfare and their influence on the qualification of a criminal offense are considered. The types of threats to the use of criminal violence, provided for in the criminal law norm, are systematized; their analysis is carried out while distinguishing looting from other crimes. Proposals are made to improve Article 356.1 of the Criminal Code of the Russian Federation.

Keywords: looting, method of crime, forms of theft, victims, forced necessity

For citation: Pleshakov A. M., Shkabin G. S. Qualification of looting and its' delimitation from other crimes. Journal of the Volgograd Academy of the Ministry of the Interior of Russia, 39—44, 2023. (In Russ.). doi: 10.25724/VAMVD.A073

© Плешаков А. М., Шкабин Г. С., 2023

Уголовное законодательство России в 2022 г. было дополнено новой статьей — 356.1 (Мародерство). В части первой уголовно-правовой нормы предусмотрена ответственность за совершение с корыстной целью в период военного положения, в военное время либо в условиях вооруженного конфликта или ведения боевых действий, не связанных с вынужденной необходимостью противоправных безвозмездного изъятия и (или) обращения в пользу виновного или других лиц чужого имущества (в том числе имущества, находящегося при убитых или раненых, имущества гражданского населения). По части первой и второй ст. 356.1 Уголовного кодекса Российской Федерации (УК РФ) мародерство является тяжким преступлением, по части третьей и четвертой — особо тяжким преступным деянием.

Криминализация этого общественно опасного посягательства на безопасность человечества была обусловлена рядом обстоятельств правового и социально-объективного характера. Во-первых, установление уголовной ответственности базировалось на положениях Женевской конвенции 1949 г. об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях1. Во-вторых, на предыдущем законодательном опыте России о наказуемости похищения вещей на поле сражения, находящихся при убитых и раненых (ст. 260 УК РСФСР 1960 г. «Мародерство»). В-третьих, на обобщении и анализе объективных ситуаций, возникающих во время проведения специальной военной операции на Украине.

В связи со сложным характером понятийного аппарата уголовно-правовой нормы необходимо рассмотреть ряд проблем, которые могут возникнуть при квалификации мародерства на практике. Постараемся изложить их структурно, взяв за основу обязательные и дополнительные признаки состава преступления.

Мародерство представляет собой единичное (единое) сложное преступление с альтернативными действиями. Совершение любого из них является обязательным признаком объективной стороны и образует один состав преступного деяния. В диспозиции нормы эти альтернативные действия отражены опосредованно, и каждое из них базируется на законодательном понятии хищения и его формах. Соответственно, изъятие имущества при мародерстве может совершаться тем или иным способом — незаметно (тайно) или открыто, либо путем

1 Женевская конвенция об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях. Заключена в г. Женеве 12 августа 1949 г. (с изм. от 08.12.2005). Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

нападения, как с применением физического насилия, так и без него, как с использованием различных угроз, так и без них.

Любой способ мародерства совпадает с самим преступным деянием. Они как бы сливаются во времени и в пространстве и настолько тесно примыкают друг к другу, что представляют собой единый акт преступного поведения. В теории уголовного права такое сложное общественно опасное посягательство называют «преступление-способ» [1, с. 279, 295].

В то же время в объективной стороне мародерства способ преступления, как бы тесно он ни примыкал к деянию, не обладает самостоятельным характером. Способ — это всегда вспомогательные усилия виновного. Они являются подчиненными по отношению к основному деянию и состоят из использования дополнительных сил, факторов, обстоятельств, средств или орудий, которые обеспечивают достижение преступного результата.

В статье 356.1 УК РФ фактически предусмотрено три таких преступления-способа: мародерство-кража, мародерство-грабеж и мародерство-разбой. При любом из этих вариантов дополнительной квалификации по преступлениям против собственности не требуется. Содеянное полностью охватывается основным, квалифицированным и особо квалифицированным составами мародерства.

Совершение преступления путем присвоения, растраты или мошенничества, т. е. с помощью других форм хищения, представляется, на наш взгляд, умозрительной и маловероятной ситуацией. Это обусловлено тем, что при растрате или присвоении должен присутствовать объективный признак о «вверенном имуществе», а при мошенничестве материальные ценности передаются потерпевшим добровольно, т. е. у виновного нет практической необходимости в изъятии имущества. Иными словами, материальные ценности и так «в руках» у виновного, в его фактическом владении или распоряжении. Из этого заключения можно сделать вывод о том, что соединительный союз «или» (в скобке) в диспозиции ч. 1 ст. 356.1 УК РФ излишний, поскольку он предназначен для таких форм хищения, как присвоение, растрата или мошенничество.

В законодательном определении мародерства предусмотрены фактически все признаки хищения, закрепленные в примечании к ст. 158 УК РФ. Это корыстная цель; чужое имущество; безвозмездность; противоправность; изъятие и обращение имущества в пользу виновного или других лиц. Признак «причинение ущерба собственнику или

иному владельцу» также фактически присутствует, но предусмотрен опосредованно, через указание на размер похищенного. Ущерб, т. е. причинение вреда имущественным интересам потерпевшего, в ч. 2 ст. 356.1 УК РФ определен как крупный, если размер изъятого имущества превышает 250 тысяч рублей (особо крупный размер — свыше одного миллиона рублей). Следовательно, при изъятии имущества на сумму от пяти тысяч до 250 тысяч рублей причиняется значительный ущерб потерпевшему, что охватывается ч. 1 ст. 356.1 УК РФ.

В диспозиции уголовно-правовой нормы дан перечень собственников или иных владельцев имущества (потерпевших), которым может быть причинен ущерб. Это раненые, убитые и гражданское население. Подобное правовое положение, на наш взгляд, вряд ли является правильным, поскольку в этом перечислении одновременно используются разнопорядковые категории.

Раненые и убитые (мертвые), как «свои», так и «чужие», видимо, принадлежат к числу военнослужащих, поскольку они отделены от гражданского населения. Разумеется, сам по себе убитый не может признаваться физическим лицом, которому причиняется физический, материальный или моральный вред (ст. 42 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (УПК РФ) «Потерпевший»). Однако правовое положение погибшего человека играет важную правовую роль, поскольку у него могут оставаться родственники, близкие или другие лица, имеющие право на его имущество. Соответственно, потерпевшими от мародерства могут быть признаны наследники убитого, т. е. предполагаемые собственники или владельцы имущества [2, с. 848], в определенных случаях таковым может быть и государство [3; 4].

В то же время остается неясным, распространяются ли эти понятия (раненые и убитые) на неопределенно-количественную категорию «гражданское население»? Среди мирных граждан могут быть, в том числе, и убитые, и раненые. В связи с этим выделение данного признака («гражданское население») становится излишним, так как раненые и / или убитые это более общая категория по отношению к населению. Для устранения этого несоответствия, необходимо, на наш взгляд, внести изменения в уголовный закон и указать на имущество, находящееся при убитых или раненых военнослужащих и / или гражданских лицах.

Для квалификации содеянного как мародерство необходимо точное установление того, какие вещи, предметы, материальные субстраты извлекает

виновный из владений собственника. Эти обстоятельства имеют доказательственное значение и могут определять отграничение мародерства от других преступлений или их квалификацию по совокупности.

При мародерстве чужим имуществом является все то, на что преступник не имеет ни действительного, ни предполагаемого права. Это предметы материального мира, обладающие экономической и / или хозяйственной ценностью и имеющие денежное выражение. К ним прежде всего относятся сами деньги, находящиеся при убитых или раненых военнослужащих или частных лицах. При мародерстве могут изыматься: браслеты, кулоны, перстни и другие ювелирные украшения, а также часы, меховые изделия, дорогая одежда, художественные или культурные ценности, предметы антиквариата и т. п. Перечень таких вещей весьма разнообразный и объемный.

Вместе с тем при квалификации преступления следует учитывать особенности предметов, исключенных из гражданского оборота. Так, огнестрельное оружие любого типа, комплектующие детали к нему, боеприпасы, взрывчатые вещества и взрывные устройства, материалы и оборудование, которые могут быть использованы при создании оружия массового поражения, изъятые у раненых или убитых, не является преступлением, предусмотренным ст. 226 УК РФ, и не может оцениваться как мародерство. Подобный вывод обусловлен тем, что такие действия осуществляются в рамках вынужденной необходимости, которая, в свою очередь, определяется военным положением, военным конфликтом или условиями ведения боевых действий. Вынужденная необходимость означает надобность, потребность в получении такого рода военных трофеев.

Данное заключение, на наш взгляд, относится и к другому военному снаряжению, медицинским препаратам и военной технике. Это могут быть беспилотные летательные аппараты (дроны), оптические прицелы, бинокли, приборы наблюдения, средства наведения на цель и многие другие предметы военного предназначения. Изъятие их у противника диктуется все той же вынужденной необходимостью.

Хищения же наркотических средств или психотропных веществ, а также растений, содержащих эти материальные субстанции либо их части, при мародерстве образуют самостоятельный состав преступления. Такие действия, по нашему мнению, необходимо оценивать как хищение либо вымогательство соответствующих предметов

(ст. 229 УК РФ). Это обусловлено тем, что изъятие таких запрещенных к обороту материальных субстратов направлено не против обеспечения безопасности человечества, а на сохранение здоровья населения. Никакой вынужденной необходимости в таких действиях нет.

Обязательным признаком объективной стороны состава мародерства являются четыре альтернативных обстоятельства, связанные со временем или с обстановкой совершения преступления. Во-первых, мародерство может совершаться в период военного положения или в военное время. Во-вторых, преступление может осуществляться в условиях вооруженного конфликта или при ведении боевых действий. С позиций уголовного закона любое из этих обстоятельств, в любом их сочетании (место, время, условия) в равной мере определяют преступность деяния. Однако квалификация мародерства не столь однозначна, поскольку правовая природа указанных объективных признаков разная.

Понятия «военное положение» и «вооруженный конфликт» являются бланкетными. Содержание первого раскрывается в Федеральном конституционном законе «О военном положении»1, в соответствии с которым это особый правовой режим, введенный на территории страны или в отдельных местностях в случае агрессии или непосредственной угрозы агрессии против Российской Федерации (ч. 1 ст. 1). Понятие вооруженного конфликта дается в военной доктрине Российской Федера-ции2, согласно которой это вооруженное столкновение ограниченного масштаба между государствами (международный вооруженный конфликт) или противостоящими сторонами в пределах территории одного государства (внутренний вооруженный конфликт).

В свою очередь, понятие «военное время» определяется в Федеральном законе «Об обороне»3. В статье 18 данного нормативного акта указывается, что это период, который объявляется федеральным законом в случае нападения на Россию иного государства (или нескольких государств) либо в случае необходимости выполнения нашей страной международных договоров. Моментом оконча-

1 О военном положении: федер. конституц. закон от 30 января 2002 г. № 1-ФКЗ (ред. от 01.07.2017). Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

2 Военная доктрина Российской Федерации (утв. Президентом Российской Федерации 25.12.2014 № Пр-297б). Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

3 Об обороне: федер. закон от 31 мая 1996 г. № 61-ФЗ (ред. от 04.11.2022). Доступ из справ.-правовой системы «КонсультанПлюс».

ния этой фазы является «объявление о прекращении военных действий, но не ранее их фактического прекращения».

Конструктивный признак мародерства, которое может совершаться «при ведении боевых действий», имеет ограниченный и неопределенный характер. Ведение боевых действий — это бой, сражение, единоборство, непосредственное соприкосновение с противником, которые происходят в физическом пространстве. Однако остается неясным, можно ли считать таковыми перемещение вооружений и военной техники, их маскировку, укрытие, временное отсутствие, артиллерийский обстрел, т. е. действия при опосредованном контакте с противником. При положительном ответе на этот вопрос ведение боевых действий представляет собой частный вариант вооруженного конфликта, при котором возможно как непосредственное, так и опосредованное соприкосновение с противником.

В соответствии с законом мародерство не может признаваться таковым, если оно совершено в период мобилизации. Этого признака нет в ст. 356.1 УК РФ. Кража, грабеж или разбой, совершенные в этот временной отрезок, квалифицируются только как преступления против собственности.

Вместе с тем понятие «период мобилизации» было внесено в перечень обстоятельств, отягчающих наказание (п. «л» ст. 63 УК РФ), и в значительную группу воинских преступлений, связанных с неподчинением, сопротивлением и насильственными действиями в отношении начальника (ст. 333, 334 УК РФ); оставлением места службы, дезертирством и симуляцией болезни (ст. 337, 338, 339 УК РФ); нарушениями правил несения службы (ст. 340, 341, 342, 344 УК РФ). При этом правовом решении, т. е. в отказе от криминализации мародерства в период мобилизации, возникают весьма неоднозначные социальные ситуации. Так, самовольное оставление части или дезертирство либо нарушение правил несения боевого дежурства в период мобилизации будет признаваться самостоятельным преступлением, но изъятие имущества в этот период, связанное с невыполнением воинских обязанностей, не будет воинским преступлением, хотя оно и совершается в период военного положения. На наш взгляд, это представляется не совсем логичным и социально обусловленным.

Дело в том, что мародерство, как преступление против безопасности человечества, в первую очередь, совершают солдаты, военнослужащие воюющих сторон. Об этом свидетельствует и длительный исторический опыт человеческих войн [5].

Соответственно, в мародерстве опосредованно «заложены» и преступления против военной службы.

Проблемы квалификации мародерства возникают и при оценке различного вида преступных угроз [6]. При мародерском изъятии чужого имущества в квалифицированных составах преступления предусмотрена угроза насилием, не опасным для жизни или здоровья (ч. 2 ст. 356.1 УК РФ — мародерство-грабеж). В данном случае речь идет об угрозе такого нарушения телесной (физической) неприкосновенности лица, которое, заведомо для виновного, не могло повлечь за собой причинение легкого вреда здоровью и более тяжких последствий. В пункте «в» части 3 статьи 356.1 УК РФ указывается на угрозу насилия, опасного для жизни или здоровья (мародерство-разбой). Ее особенностью является выражение намерения причинить легкий вред здоровью потерпевшего или более тяжкие повреждения.

Такого рода угрозы представляют собой средство давления на потерпевшего с намерением запугать его, вызвать чувство тревоги, боязни, страха или даже ужаса и за счет этого подавить волю к сопротивлению и добиться желаемого преступного результата [7]. Угроза должна быть наличной (т. е. иметь начало и окончание) и реальной. У потерпевшего должны быть веские основания опасаться осуществления намерений виновного [8]. При мародерстве реальность угрозы применить насилие любой формы определяется содержанием устных высказываний (слова, фразы, словосочетания, нередко подкрепленные матерной бранью), смысл которых для потерпевшего понятен и не вызывает сомнений. Реальность угрозы определяется и обстановкой совершения преступления — условиями вооруженного конфликта и / или ведения боевых действий. Угроза может выражаться и в конк-людентных действиях — в демонстрации оружия и в готовности его применить.

1. Кузнецова Н. Ф. Проблемы квалификации преступлений: лекции по спецкурсу «Основы квалификации преступлений» / науч. ред. и пре-дисл. В. Н. Кудрявцева. Москва, 2007. 328 с.

2. Жалинский А. Э. Практикум по уголовному праву. Москва, 2017. 863 с.

3. Зорин А. И. Процессуальные проблемы признания государства потерпевшим в уголовном процессе // Образование и право. 2018. № 3. С. 185—191.

4. Киен Л. Ч. О возможности признания потерпевшим по уголовному делу публично-правового

В то же время в п. «в» ч. 4 ст. 356.1 УК РФ содержится еще один, особо квалифицированный признак состава преступления — мародерство, соединенное с угрозой убийством. Возникает вопрос: чем предыдущая угроза применения насилия, опасного для жизни (т. е. угроза причинения смерти), предусмотренная ч. 3 ст. 356.1, отличается от угрозы убийством? Ответ, по нашему мнению, однозначный — ничем. Это в принципе одно и то же. Разграничить данные понятия весьма затруднительно. В зависимости от конкретных обстоятельств дела это, возможно, прямые высказывания («убью», «застрелю») или конклюдентные действия (направление огнестрельного оружия на потерпевшего, прицеливание и т. п.). Однако и при угрозе насилием, опасным для жизни, возникают те же варианты преступного поведения. В связи с этим, по нашему мнению, особо квалифицированный признак мародерства в виде угрозы убийством является излишним.

В заключение следует сказать о разграничении оснований уголовной ответственности за мародерство и его квалификации. Положение вполне понятное: когда таких оснований нет, то нет смысла говорить о квалификации содеянного. Состав мародерства исключается, когда действия, внешне похожие на преступление, были связаны с вынужденной необходимостью. Правовое состояние такой необходимости определяется военным положением, военным конфликтом или ведением боевых действий. Соответственно, вынужденную необходимость, указанную в ст. 356.1 УК РФ, мы условно можем назвать военной необходимостью. Это то, что диктуется исключительной ситуацией, неординарным развитием событий, потребностью в изъятии имущества в военных целях. На наш взгляд, по своему содержанию вынужденная (военная) необходимость представляет собой частный случай крайней необходимости (ст. 39 УК РФ), что, разумеется, исключает преступность деяния [9].

1. Kuznetsova N. F. Problems of qualification of crimes. Lectures on the special course "Fundamentals of qualification of crimes". Science ed. and foreword by V. N. Kudryavtseva. Moscow; 2007: 328. (In Russ.).

2. Zhalinsky A. E. Practical course on criminal law. Moscow; 2017: 863. (In Russ.).

3. Zorin A. I. Procedural problems of granting a status of crime victim to the state in criminal proceedings. Education and Law, 185—191, 2018. (In Russ.).

4. Kien L. Ch. On the possibility of recognizing a public legal entity as a victim in a criminal case

образования и возмещении ущерба, причиненного преступлениями экономической направленности (на примере Российской Федерации и Социалистической Республики Вьетнам) // Вестник Волгоградской академии МВД России. 2022. № 2 (61). С. 150—155.

5. Шкаев С. В., Споршева О. А. История возникновения и развития понятия «мародерство» и ответственности за его совершение // Юридическая наука. 2012. № 3. С. 75—79.

6. Дайшутов М. М., Динека В. И., Денисенко М. В. Психическое насилие в уголовном праве // Вестник Московского университета МВД России. 2019. № 3. С. 77—81.

7. Шарапов Р. Д. Вопросы квалификации преступных угроз // Уголовное право. 2006. № 1. С. 58—62.

8. Дроздов Д. Е. Понятие и признаки психического насилия // Ученые записки Крымского федерального университета им. В. И. Вернадского. Юридические науки. 2022. Т. 8, № 2. С. 297—302.

9. Плешаков А. М., Шкабин Г. С. Проблемы теории и практики крайней необходимости в уголовном праве. Москва, 2005. 196 с.

Плешаков Александр Михайлович,

главный научный сотрудник Центра изучения проблем управления и организации исполнения наказаний в уголовно-исполнительной системе Научно-исследовательского института Федеральной службы исполнения наказаний, доктор юридических наук, профессор; pam7185@ya.ru

Шкабин Геннадий Сергеевич,

главный научный сотрудник Центра исследования проблем обеспечения безопасности в учреждениях уголовно-исполнительной системы Научно-исследовательского института Федеральной службы исполнения наказаний, доктор юридических наук, доцент; uprzn@ya.ru

and compensation for damage caused by economic crimes (using the Russian Federation and the Socialist Republic of Vietnam as examples). Journal of the Volgograd Academy of the Ministry of the Interior of Russia, 150—155, 2022. (In Russ.).

5. Shkaev S. V., Sporsheva O. A. The history of the emergence and development of the concept of "looting" and responsibility for its commission. Legal Science, 75—79, 2012. (In Russ.).

6. Daishutov M. M., Dineka V. I., Denisenko M. V. Mental violence in criminal law. Bulletin of the Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia, 77—81, 2019. (In Russ.).

7. Sharapov R. D. Qualification issues of criminal threats. Criminal law, 58—62, 2006. (In Russ.).

8. Drozdov D. E. The concept and signs of mental violence. Scientific notes of the V. I. Ver-nadsky Crimean Federal University. Legal sciences, 297—302, 2022. (In Russ.).

9. Pleshakov A. M., Shkabin G. S. Problems of the theory and practice of extreme necessity in criminal law. Moscow; 2005: 196. (In Russ.).

Pleshakov Alexander Mikhailovich,

chief researcher of the Center for the study

of problems of management

and organization of execution of sentences

in the penitentiary system

of the Research Institute

of the Federal Penitentiary Service of Russia,

doctor of juridical science, professor;

pam7185@ya.ru

Shkabin Gennady Sergeevich,

chief researcher of the Center for research on security problems

in the institutions of the penitentiary system of the Research Institute of the Federal Penitentiary Service of Russia, doctor of juridical science, docent; uprzn@ya.ru

Статья поступила в редакцию 22.12.2022; одобрена после рецензирования 09.01.2023; принята к публикации 31.01.2023.

The article was submitted 22.12.2022; approved after reviewing 09.01.2023; accepted for publication 31.01.2023.

* * *