CC BY
390
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 3 (218). Филология. Искусствоведение. Вып. 50. С. 138-142.
В. В. Федоров
КУМУЛЯТИВНЫЙ ПРИНЦИП СЮЖЕТОСТРОЕНИЯ В СОВРЕМЕННОЙ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
В статье рассматривается теоретическая проблема: строение и семантика сюжета литературного произведения, основанного на принципе кумулятивной цепочки. Делается предположение о функционировании особой сюжетной модели.
Ключевые слова: сюжетостроение, кумулятивный принцип, современная отечественная литература.
Термин 'кумуляция' (от латинского 'cumulare' - 'накоплять, нагромождать, усиливать') был заимствован литературоведением из фольклористики, где стал употребляться для обозначения особой событийной структуры в первичных формах эпоса, в том числе и сказки. Так, В. Я. Пропп в работе «Русская сказка» описывает разряд кумулятивных сказок, «основной композиционный прием которых состоит в каком-либо многократном, все нарастающем повторении одних и тех же действий, пока создаваемая таким образом цепь не обрывается или же не расплетается в обратном, убывающем порядке <...> Кроме принципа цепи возможны и другие виды постепенного нарастания или нагромождения» [10. С. 343344]. Однако всеми исследователями подчеркивается, что кумуляция это не только художественный прием, но и механизм мышления архаического синкретического сознания, способ упорядочивания мира через выстраивание цепочек объектов, конструируемых по принципу коллажа. Как пишет В. Я. Пропп, «нанизывание есть форма мышления» [10. С. 349]. В работе О. М. Фрейденберг «Поэтика сюжета и жанра» данное явление получает несколько иное толкование. Здесь доказывается существование мифологического сюжета, который является набором, нагромождением семантически тождественных, но различных по форме метафор универсального и амбивалентного по своей природе образа смерти-возрождения. Первобытное мышление отождествляло с этим образом все процессы бытия, создавая цепочки разных по морфологии метафор, скрепляя их не на основе причинно-следственных отношений, но по принципу внутреннего тождества и равенства: «... сюжет - система развернутых в словесное действие метафор; вся суть в том, что эти метафоры являются системой иносказаний основного образа» [17. С. 223]. Из этих цепо-
чек позже сформировались «сюжетные сценарии» с устойчивыми повествовательными мотивами, получившими иносказательность при забывании семантики центрального образа. О. М. Фрейденберг отмечает, что классовая (античная) литература получает в наследство старую событийную структуру, смысл которой она не понимает, использует ее как «отвердевшую» форму.
Характерно, что исследования кумулятивного принципа сюжетостроения в основном связаны с явлениями дорефлективно-традиционалистской стадии развития литературы и искусства (С. С. Аверинцев), или, в терминологии С. Н. Бройтмана, поэтики эпохи синкретизма. Сюжетным событием является сам момент сопряжения с целым, момент нанизывания-нагромождения и повтора метафор, объектов. В принципе как таковые отсутствуют понятия нарративности и повествования.
С появлением действия, то есть с распадом семантического тождества различных элементов цепочки, качественным изменением первоначального состояния героя, кумулятивный сюжет трансформируется в циклический с его трехчастной композицией жизнь-смерть-возрождение, или потеря-поиск-обретение [15. С. 63-65]. Циклический сюжет связывается с действием-движением героя, пересечением им «границы семантического поля» [6. С. 282] и нарративным повествованием. Таким образом, можно говорить о существовании двух архе-типических событийных схем, отличающихся характером события, которые лежат в основе традиционного литературного сюжета.
Так, в классической литературе XIX века сюжет организуется через взаимодействие двух событийных рядов, которые определяются принципами кумуляции и цикла. В работах Н. Д. Тамарченко, посвященных реалистиче-
скому типу романа, показан механизм сюжетостроения, базирующийся на совмещении этих принципов. Циклический ряд включает события, связанные с познанием мира, становлением героя, проходящего испытания, которые должны привести к обретению высших ценностей, обновлению мира. Кумулятивный ряд складывается из событий, которые связаны со стихией эмпирической жизни, временным отклонением от «роли» и «ретардацией» становления. Кумулятивная цепочка - это ряд случайностей и совпадений, которые не подчиняются никакой схеме, они нагромождаются и нарастают, готовят возрождение героя в новом качестве [12. С. 36-51; 13. С. 48-51]. Описав модель взаимодействия двух принципов, ученый вывел инвариант классического типа сюжета, сюжет становления.
Таким образом, кумулятивная структура связывается с отклонениями и случайностями, которые подготавливают становление героя и обновление мира. В классической литературе она выполняет функцию простейшего соединения действий в сюжете, функцию нарративной «компиляции».
Однако в литературе XX века появляются произведения, сюжетная конструкция которых основывается именно на принципе кумуляции. В первую очередь это связано с формированием новой поэтики. В современном литературоведении общим местом стало выделение «неклассической парадигмы художественного письма» (В. И. Тюпа), или неклассической поэтики, которая во многом отрицает и подвергает ревизии эстетические и художественные достижения эпохи классической литературы XIX века. Философским основанием неклассической литературы является особая концепция человека и мира. Главная характеристика художественного сознания, а значит и способа его манифестации, художественного письма, -«не-готовость» и незавершенность. Сознание и письмо представляютпроцесс, ане «достигнутое состояние», строение произведения становится открытым, альтернативным, исключает абсолютистское сознание автора (М. К. Ма-мардашвили). Можно говорить о кризисе креативного сознания, который «принес ощущение исчерпанности оснований и возможностей художественной деятельности, в данном случае -"вообразительного" творчества произведений классической художественности» [16. С. 91]. В новой парадигме ощущается кризис «творения», конструирования нарративов; предметом
изображения становятся сами правила и законы создания художественной реальности, механизмы рецепции, способы художественной коммуникации. Предикативная нарративность становится менее интенсивной, уступает место простому присоединению событий, описатель-ности. Меняется механизм сюжетостроения. В какой-то мере происходит возвращение современной литературы к использованию архаического в своей основе кумулятивного принципа. Он становится структурным воплощением экзистенциального кризиса современного «разорванного» сознания, художественным осмыслением выхода к «Другому». В. В. Заманская так пишет об особенностях данного типа сознания: «Универсальная формула взаимоотношения человека и мира - отчуждение. Оно реализуется на всех уровнях: отчуждение от природы, среды обитания и цивилизационной среды, отчуждение от собственного Я. Одиночество в экзистенциальном сознании характеризует положение и состояние человека в мире» [3. С. 32]. Именно нагромождение различных феноменов материального плана (предметов, вещей), психологического (воспоминания, ощущения) и самих механизмов художественной рецепции, конструирования художественного мира есть попытка создания целого при внутреннем распаде или, наоборот, воплощение деконструкции «Я» и мира. Эти две прямо противоположные тенденции воплощены в современной отечественной литературе и определяют актуализацию кумулятивного принципа сюжетостроения.
На эту особенность современной прозы указывает критик, член Комитета Премии Андрея Белого (2005-2008) Анатолий Барзах, когда говорит о «фрагментарной прозе» и «романе фрагментов». Автор отмечает, что среди номи-нантов «... явилось культивирование фрагментарности: членение прозаического текста на короткие, слабо связанные отрезки», и далее: «Шишкин, на мой взгляд, делает принципиально новый шаг в развитии этого, также проницающего дискурсивные границы, направления. Его роман - это попытка создать "большую фрагментарную прозу". Именно и только в такой прозе фрагменты получают статус зависимого сегмента.» [1. С. 308]. В других своих работах А. Барзах предлагает обсудить даже новый жанр «текстофразы».
Тенденция, воплощающая распад и деконструкцию человеческой личности (мир как хаос, состоящий различных кусков, облом-
ков и дискурсов), характерна прежде всего для постмодернизма. Кумулятивный принцип становится основой сюжетной конструкции «шизоаналитических» (И. С. Скоропанова) произведений В. Сорокина. В романе «Норма» вообще отсутствует возможность существования завершенного героя-характера, который представляет собой «осколок», «след» какого-либо дискурса. Образы и их действия нагромождаются автором без видимой логической связи, на первый взгляд не создают целостного нарратива. Так, первая часть сюжета строится в виде повтора одной ситуации в разных вариантах, поступки «характеров» развивают повествовательный мотив всеобщего поедания «нормы», некой отвратительной субстанции, символически воплощающей всеобщую погруженность в советский миф, реальность. Вот характерный пример: «Мам, а зачем ты какашки ешь? Это не какашка. Не говори глупости. Сколько раз я тебе говорила? Нет, ну а зачем? Затем. - Ложечка быстро управлялась с податливым месивом <.. .> Юля доела норму, запила водой и стала есть из одной сковороды с Вовкой <.> А я, когда вырасту, тоже норму есть буду? Будешь, будешь. Доедай рис. Не хочу, мам.» [11. С. 53]. Эту «норму» поедают все участники, но при этом они представляют типичные нарративы советской литературы. Нет событийной динамики в традиционном понимании, все элементы нарративной цепочки имеют семантическое тождество при морфологическом разнообразии; нет «пересечения семантической границы». Иными словами, действие не развертывается, поскольку не получает качественного изменения, но происходит его тавтологизация и повтор. Перед читателем возникает экспозиция «забавных» сюжетных механизмов, совершающих однотипные действия и создающих абсурдность любой повествовательной ситуации. Распадается единая точка зрения (композиционный центр) на изображаемые события. Происходит нагромождение различных инстанций рассказа, которые проявляются на границах и переходах от одного незавершенного нарратива к другому («между» разными механизмами), поэтому требуется их многократное повторение-удвоение. Возникает эффект тотальной иронии, бессмыслицы, что и можно назвать авторской позицией (например, структура вставной повести «Падеж»). Отсутствие развития художественного мира романа компенсируется «статичной рефлексией» дискурса. Для этого автор использует прием реа-
лизованной метафоры, перифразы: «Роды были сложными. Комсомольск-на-Амуре шел ногами вперед, пришлось при помощи полевой артиллерии сделать кесарево сечение [11. С. 356]. Да и на повествовательном уровне перед читателем нагромождение слов-картинок, слов-цитат, отсылающих к той или иной прецедентной повествовательной ситуации. Событием становится «набор» слов и фраз, внутренне тождественных. Они семантически однотипны - бессмыслица сюжетных штампов, порабощение сознания дискурсом. Они должны восприниматься не серьезно и буквально, как самостоятельное художественное слово, но как реализованная метафора и метонимия другого текстового механизма, причем автор подчеркивает это графически: Нормальные роды нормальный мальчик нормальный крик нормальное дыхание нормальная пуповина нормальный вес нормальные ручки нормальные ножки нормальный животик нормальный сон. [11. С. 116]. Кумулятивный принцип сюжетостроения обнаруживается и в другом произведении В. Сорокина «Очередь». По сути дела событийная структура складывается из реплик участников очереди, эти реплики есть нагромождение семантически тождественных дискурсивных форм.
Это же явление можно отметить и в конструировании лирического сюжета в постмодернизме. Поэт-постмодернист пытается освободиться от власти различных метанарративов, дискурсивных форм, выйти «за». И кумуляция как принцип конструирования лирических событий освобождает сознание, аккумулируя семантику случайности, стихийности и свободы. Например, одно из последних стихотворений А. Дра-гомощенко «Авессалом в регистрах союза "что" и указательного местоимения на выбор»:
Не нужно. Прекрасно помню про волосы. Бежать, шипы кизила.
Надо, чтобы были длинны в меру слога, чтобы сознание
Правоты, истины, ресницы, цифры, нефти, разлуки. Необходимо также,
Чтобы теперь стало известно, сколько что чего стоит, состав глаза,
Кобальта, того, что соль превышает то, что называется телом, и
Что не забывать, что тело «как бы», «вроде» не является единицей
В сравнениях. Ну, тогда сравни, что, конечно. Что в итоге?
Какое «что» с каким «что»? Живущий, как там?.. про равнины ниже.
Оглядываясь в падении навзничь: волосы, пейзаж сухих игл.
Поэтому: «высшая степень реальности бессвязность артерий» [2].
Тема этого стихотворения - написание поэтического текста, подбор сравнений, тропов для выражения авторского восприятия объекта лирического переживания. Композиционно стихотворение делится на две части. Первая организована посредством кумуляции-нагромождения. Лирический субъект пытается уложить разнообразие реальности, мира в поэтические схемы, поэтические темы. Пародирует механизмы построения сюжета через использование «аналитической» анафоры: «надо, чтобы», «необходимо, ... чтобы». Однако он констатирует бессилие такой логической операции, запутываясь в «регистрах» сравнений, уподоблений. Вторая часть композиции, последняя строка, является своего рода «веселой катастрофой», она ритмически, интонационно и графически выделяется, появляется авторский «манифест», который по контрасту разрушает это «запутывание», «укладывание» реальности в литературные формы. Используя термин Д. Е. Максимова 'поэтическая модальность' [7], можно сказать, что в данном произведении происходит одновременно и изображение переживаний лирического субъекта, и остраненное наблюдение за способом их оформления, рецепция.
Вторая тенденция сюжетостроения в современной отечественной литературе, связанная с попыткой создания целого при внутреннем распаде, может быть обнаружена в творчестве А. Иличевского. Писатель пытается вернуть целостность миру, пережившему распад, деконструкцию, собрать его в новом порядке. Однако целостность эта видится как нагромождение, складывание отдельных феноменов, внутренняя связь которых пока не может быть объяснена. В романе «Матисс» сознание главного героя Королева воплощается именно в выборе и сопряжении осколков советского мира, прошлого, поскольку одна из главных тем романа - судьба «потерянного поколения», тех, кто родился в 70-е годы XX века, в эпоху развитого социализма, и входил во взрослую
жизнь в «лихие» 90-е. Королев олицетворяет собой поколение молодых людей, сломанных перестройкой, путчем, эпохой переворотов: «Именно поэтому в 18-20 лет, рассуждал Королев, они оказались на верхушке цунами, опрокидывавшего известно что: они развивались параллельно с временем турбуленций, они были первым лепетом этого Времени.» [5. С. 43]. В этом отношении нарратив романа есть «система развернутых в словесное действие метафор» отчужденности и одиночества сознания представителя этого поколения. А. Иличевский использует особую реализацию принципа кумуляции - метафоры пути и блуждания. Герои романа, аспирант-физик Королев и бомжи Надя и Вадя, буквально скитаются по Москве, по Подмосковью, заброшенным станциям метро, но и совершают скитание по своим воспоминаниям, прошлому: «Шквал больших перемен застал юность Королева. Иные воспоминания обжигали. Так ладони горят от тарзаньего слета по канату из-под потолка спортзала.
Звон разломанной палочки мела.
Грохот парт.
Гром звонка.
Салют» [4. С. 43].
Да и в целом мир глазами героев предстает в виде набора и нагромождения различных объектов и предметов, признаков прошлого, которые не имеют внутренней целостности, но объединяются по принципу сопрягающей метафоры. Они также семантически тождественны: «Почти все помещения, встречавшиеся ему среди однообразия похожих на залы ожидания эвакуационных убежищ или штабов ГО, совпадавших по антуражу с комитетами ВЛКСМ <...> все встреченные им казенные интерьеры напоминали непрерывный Дом культуры его детства. Предметы и части внутреннего убранства внезапно выплывали из темени, составляя причудливый калейдоскоп <...> Повсюду над плечом бежали газетные стенды, плакаты и списки техники безопасности, правил обращения с противогазом; отовсюду выныривали гипсовые усатые или лысые бюсты, попадались Красные уголки с вырванными электрическими розетками и колонны шахтовых вентиляций, в которых постоянно что-то шуршало, сыпалось, свиристело или задувало с воем, уносившимся далеко вверх или вниз.» [5. С. 41]. Нарратив-ность здесь принципиально иная: действие-событие не приводит к становлению и развитию героя, пересечению «границы семантиче-
ского поля». Она работает по принципу смены различных предикативных, описательных форм, постоянного воспроизведения экзистенциального одиночества героев, потребности включиться, вернуться в изначально целостный мир (советское детство). Происходит «замена основной сюжетной ситуации, получающей обострения и порождающей все новые, внутренне связанные события, принципом простого (немотивированного) присоединения друг к другу однородных элементов-звеньев: персонажей и/или их действий» [13. С. 106]. По такой же схеме конструируется нарратив и в рассказе А. Иличевского «Известняк». Событийная структура лишена «центральной ситуации» перехода, качественного изменения героя-характера. Она базируется на присоединении воспоминаний, ощущений из детства главного героя, проникнутых одиночеством и неосознанным желанием стать частью чего-то целого. По принципу кумуляции строятся и многие образы рассказа: многослой-ность перламутра речной ракушки и пуговицы, да и самого известнякового карьера, в котором герой проводит все свое время за рассматриванием разных уровней и слоев окаменелостей.
Таким образом, мы попытались продемонстрировать функционирование кумулятивного принципа сюжетостроения в современной отечественной литературе. Данный принцип, архаичный в своей основе, в новой парадигме конструирует особый тип нарратива. Из простейшего способа сочетания событий кумуляция вырастает в особую структуру, в которой отрицается тотальная «готовость» и явленность мира, «сюжета с окончательным финалом», возникает принципиальная незавершенность. Фрагментарность и нагромождение воспроизводят кризисное сознание, которое пытается осмыслить и пережить деконструкцию, распад мира. Кумуляция становится средством рецепции самой художественности и перцептивной (воспринимающей) деятельности сознания, средством «остранения» нарратива и приемов наррации. В этом аспекте структура сюжета современного произведения кардинально отличается от модели строения сюжета в классической парадигме. На эту особенность впервые указал С. Н. Бройтман, описав так называемый «неокумулятивный сюжет» [14. С. 311]. Однако ученый лишь обозначил проблему переосмысления принципа кумуляции в литературе XX века. Перспективным же видится описание семантики и структурной организации нар-ративов, в основу которых положен данный принцип, в неклассической литературе.
Список литературы
1. Барзах, А. Шорт-лист литературной премии : жанр и текст // Новое лит. обозрение. 2010. № 101. С. 304-320.
2. Драгомощенко, А. Поскольку люблю скрип рам : стихи. URL : http://magazines.russ. ru/znamia/2009/8/dra3.html.
3. Заманская, В. В. Экзистенциальная традиция в русской литературе XX века. Диалоги на границах столетий : учеб. пособие. М. : Флинта : Наука, 2002. 304 с.
4. Иличевский, А. Матисс : роман // Новый мир. 2007. № 2. С. 8-82.
5. Иличевский, А. Матисс: роман // Новый мир. 2007. № 3. С. 28-93.
6. Лотман, Ю. М. Структура художественного текста. М. : Искусство, 1970. 384 с.
7. Максимов, Д. Е. Поэзия и проза А. Блока. Л. : Совет. писатель, 1975. 552 с.
8. Мамардашвили, М. К. Классическая и современная буржуазная философия / М. К. Ма-мардашвили, Э. Ю. Соловьев, В. С. Швырев // Вопр. философии. 1970. № 12. С. 23-38.
9. Мамардашвили, М. К. Классическая и современная буржуазная философия / М. К. Ма-мардашвили, Э. Ю. Соловьев, В. С. Швырев // Вопр. философии. 1971. № 4. С. 59-73.
10. Пропп, В. Я. Русская сказка // Собрание трудов В. Я. Проппа / науч. ред. Ю. С. Рас-сказова. М. : Лабиринт, 2000. 416 с.
11. Сорокин, В. Норма : роман. М. : Астрель : АСТ : Хранитель, 2008. 413 с.
12. Тамарченко, Н. Д. Принцип кумуляции в истории сюжета // Целостность литературного произведения как проблема исторической поэтики : сб. науч. тр. / под ред. Н. Д. Тамарченко. Кемерово : КГУ, 1986. С. 47-54.
13. Тамарченко, Н. Д. Типология реалистического романа. На материале классических образцов жанра в русской литературе XIX века. Красноярск : Изд-во Краснояр. унта, 1988.195 с.
14. Тамарченко, Н. Д. Кумулятивный сюжет // Поэтика : словарь актуальных терминов и понятий / гл. науч. ред. Н. Д. Тамарченко. М. : Изд-во Кулагиной : Intrada, 2008. С. 106-107.
15. Теория литературы : учеб. пособие : в 2 т. Т. 2. Историческая поэтика / под ред. С. Н. Бройтмана. М. : Академия, 2004. 368 с.
16. Тюпа, В. И. Литература и менталь-ность. М., 2009. 276 с.
17. Фрейденберг, О. М. Поэтика сюжета и жанра / подгот. текста и общ. ред. Н. В. Брагинской. М. : Лабиринт, 1997. 448 с.
