CC BY
1611. Fedorov V.A. Russkaya Pravoslavnaya Cerkov' i gosudarstvo. - M., 2003. - S. 169, 175-176, 203-207.
12. Filatava A.M. Hrysciyanskiya kanfesii paslya daluchehnnya Belarusi da Rasijskaj Imperyi (1772-1860) // Kanfesii na Belarusi (k. XVIII-XX st.). U.I. Navicki (rehd.). - Mn., 1998. - S. 5-20.
13. Mechta o russkom edinstve: Kievskij sinopsis (1674 g.). - M., 2006. - S. 206-208, 212-216.
14. Zapiski preosvyashchennogo Georgiya Konisskogo o tom, chto v Rossii do konca XVI veka ne bylo nikakoj unii s Rimskoj cerkov'yu. - M., 1847.
15. Konisskij G. Sobr. soch. CH. 1-2. - SPb., 1835.
16. Bantysh-Kamenskij N.N. Istoricheskoe izvestie o voznikshej v Pol'she unii, S pokazaniem nachala i vazhnejshih, v prodolzhenie onoj chrez dva veka, priklyuchenij, pache zhe o byvshem ot rimlyan i uniatov na blagochestivyh tamoshnih zhitelej gonenii. - M., 1805. - S. 50.
17. Evgenij; Bolhovitinov E.A., mitr Kievskij i Galickij. Opisanie Kievo-Sofijskogo sobora i Kievskoj ierarhii S prisovokupleniem raznyh grammat i vypisok, ob"yasnyayushchih onoe, takzhe planov i fasadov konstantinopol'skoj i kievskoj Sofijskoj cerkvi i YAroslavova nadgrobiya. - Kiev, 1825. - S. 180-204.
18. Koyalovich M.O. Litovskaya cerkovnaya uniya. T. I. - SPb., 1859. - S. 227, 241
19. Filaret (Gumilevskij). Istoriya Russkoj Cerkvi: Period tretij. Izd. 5-e. - M., 1888. - S. 27, 45, 214
20. Ustryalov N.G. Russkaya istoriya. - CH.1. - SPb., 1837. - S. 15-17; - CH. 2. - SPb., 1837. - S. 96; - CH. 3. - SPb., 1838. - S.1.
21. Ustryalov N.G. Issledovanie voprosa, kakoe mesto v russkoj istorii dolzhno zanimat' Velikoe knyazhestvo Litovskoe? - SPb., 1839. - S. 19.
ВИВЧАР ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ - кандидат исторических наук, старший преподаватель кафедры библейско-богословских наук Омской духовной семинарии
VIVCHAR,VASILY M. - Ph.D. in History, Senior Lecture, Department of Biblical theological sciences, Omsk Teological Seminary
УДК 94(470.67) «180/184»
ДАУТОВ И.Н.
КУЛЬТУРНЫЕ СВЯЗИ РУССКОГО НАСЕЛЕНИЯ НИЗОВИЙ ТЕРЕКА С СОСЕДНИМИ НАРОДАМИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА
Ключевые слова: Россия, Северный Кавказ, Терек, казаки, горцы, культура, куначество.
В статье на основе архивных и историко-этнографических материалов рассматриваются культурные связи русского населения низовий Терека с народами Северного Кавказа. По обоснованному автором мнению, расширение и укрепление торгово-экономических, политических и этнокультурных взаимоотношений между народами Северного Кавказа способствовали налаживанию и установлению тесных разносторонних связей горцев с Россией, подъему экономики, относительной стабилизации социальных отношений и обеспечению внешней безопасности региона. Многовековое соседство народов Северного Кавказа и русских колонистов существенно обогатило материальную и духовную культуру этих народов.
DAUTOV I.N.
CULTURAL RELATIONS OF THE RUSSIAN POPULATION OF LOW TEREK WITH THE NEIGHBORING PEOPLE IN THE FIRST HALF OF THE XIX CENTURY
Keywords: Russia, North Caucasus, Terek, Cossacks, mountaineers, culture, proesthood.
In article on the basis of archival and historical-ethnographic materials researched the cultural relations of the people of the North Caucasus with the Russian population of Law Terek. According to the author, expansion and strengthening of trade-economic, political and ethnocultural correlations between the people of the North Caucasus promoted adjustment and establishment of close versatile relations of mountaineers with Russia, economic recovery, relative stabilization of the social relations and ensuring external safety of the region. The centuries-old neighbourhood of the people of the North Caucasus has mutually enriched material and spiritual culture of those peoples.
Северный Кавказ формировался на протяжении нескольких веков и включал в себя такую важную составляющую, как компактное проживание в одном регионе местных этносов и восточнославянского населения (русских, казаков), их социально-культурное «совместничество». Судя по многочисленным фактам, проживая совместно, представители разных народов и религий находили точки соприкосновения и взаимодействовали.
Народы Кавказа во все времена тяготели к мирной жизни, но при случае всегда были готовы защищать свои семьи, сакли, как важнейшие составляющие своего уклада жизни. При этом народы региона не пытались «создать себе врага». Наглядным примером, отражающим добрососедские взаимоотношения местных народов с русским, может служить
фольклор. Так, кумыкский «Йыр об Акарай» повествует о любви местного юноши (кумыка) к русской девушке; а в другой песне «Об Остапе» выражается сожаление о трагической смерти русского жениха, передается скорбь его супруги [1].
Местные народы оказали значительное влияние на терских и гребенских казаков. Великий русский писатель Л.Н. Толстой, живший в 1851-1854 годы в станице Старогладковская (Чечня) и хорошо знавший быт гребенских казаков и местных народов, авторитетно подтверждает это. В частности, гребенские казаки, как указывал великий мыслитель, строили свои дома «по татарскому обычаю» [2].
Наряду с этим, восточнославянское население (русские и терские казаки) широко использовали горские музыкальные инструменты: свирель, барабан, зурна, двухструнные балалайки. Следует подчеркнуть, что мужчины владели всеми музыкальными инструментами, а женщины в основном играли на гармошке, как местные жители. Отметим и тот очевидный факт, что казачье население заимствовало у соседей одежду - бешмет, бурки, папахи, черкески, башлык. Все это украшалось местным поясом, разными видами кинжалов и газырями, наконечники которых были отделаны из металла, в т.ч. серебра. В свою очередь, танцевальная культура казаков включала в себя не только старинные русские и украинские танцы, но и ряд горских, в частности «Лезгинку». Немалое внимание русским населением уделялось военным играм, подготавливавшим молодежь к службе. Особое значение казаками придавалось искусной верховой езде, безупречному владению огнестрельным и холодным оружием, умению точно палить на скаку, хорошо ориентироваться на местности. Проживая компактно с северокавказцами, русские заимствовали у них некоторые игры, одновременно передавая горцам свои. Например, казаками были восприняты у местного населения такие игры, как «Наездники и кони», «Перетягивание каната» и др. [3].
Горцы, проживая столетиями в соседстве с русским населением и терско-гребенскими казаками, хорошо знали друг друга, свободно находили общий язык и взаимопонимание. Казаки и русские крестьяне нередко сближались с местными народами, у них появлялись кунаки в сельских населенных пунктах, а у северокавказцев - в казачьих станицах и городах региона, они совместно разделяли скорбь и радостные события, перенимая друг у друга позитивный жизненный опыт. Архивный материал показывает, что между терско-гребенским казачеством и местным автохтонным населением, в целом, сформировались добрососедские взаимоотношения [4].
Нередко местное население для обучения русскому языку отдавало своих детей в семьи казаков, где они проживали на равных правах с хозяевами. В итоге подобного продолжительного близкого будничного взаимодействия народы региона свободно разговаривали на русском языке, а немало казаков прекрасно владели языками местных этносов. Влияние местных жителей, в частности ногайцев, выразилось в том, что в языке русского населения появились различные, ранее не свойственные ему наименования домашнего скота, которые были заимствованы из тюркских языков. заимствовались также названия полевых трав, пастушьего посоха, веревки, кочевой юрты (их русские устанавливали в период страды), плаща-накидки, сумки-торбы, продуктов животноводства и т.д. [5]. Современники отмечали сходство в одежде казаков и ногайцев [6].
В целом, в русский язык вошел довольно обширный перечень тюркских слов. Многовековое общение, сложившееся между казаками и кавказскими народами способствовало взаимообогащению их словарного запаса. Об уровне разговорного языка терских казаков можно судить, к примеру, по ст. Наурской (Чечня). «Язык наурцев, - писал в начале ХХ в. П. Востриков, - довольно своеобразный. Их великорусский язык подвергался влиянию всевозможных народностей: то ногайцев, то калмыков, то лезгин, чеченцев и других горцев, не говоря уже о сильном влиянии малорусского наречия. От всех народностей, с которыми соприкасались казаки, они переняли много слов и оборотов» [7].
Огромное количество словарного запаса, заимствованного русским населением у северокавказцев, - это наименования средств труда, домашнего скота и зверей,
растительного мира, продуктов питания. В целом, заимствованный у кавказских народов словарный запас весьма многообразен. Сюда можно отнести географические представления, явления фауны и флоры, названия населенных пунктов, домашний быт и т.д.
Богатейший тюркологический материал (тюркизмы русской лексики) представлен в словаре В.И. Даля. Состав тюркизмов русского языка Северного Кавказа включает слова: бешмет, шаровары, башлык, бурдюк, айда, буза, казан, каракуль, караул, кизяк, майдан, кенаф, курага, табун, туман, саман, карман, чалма, шаль, ясак, ярлык, кайма, кушак, сарай, шатер, камыш, халва, шайтан, капкан, кавардак (ХVП в.), бугай (бык), нагайка (плеть) [8] и многие другие.
Отдельные детали различной еды, подаваемой на праздниках, например в ногайских селах (баурсаки), также были распространены среди русского населения. На праздничных мероприятиях проходили бега на скакунах, где вручались ценные призы. Кроме того, устраивались различные национальные состязания с общими элементами джигитовки и т.п. [9]. Казаки научились у местных жителей народным предсказаниям погоды «по полету бабочек и прыжкам кузнечиков», по состоянию «полевых цветов», по густоте, тону и «протяженности облаков, окутывавших горы» [10].
Гребенские казаки верили в лабасту - страшную обнаженную женщину с закинутыми на спину отвислыми грудями, живущую в водоемах или лесах (русалка). Под воздействием ногайцев у гребенцев русалки прямо стали называться лабастой (албаслы - злой демон -женщина - ногайский яз.) [11].
В рассматриваемое время весомое влияние на взаимоотношения между местными народами и казаками оказывал обычай гостеприимства, широко распространенный на Кавказе и довольно крепко вошедший и в быт последних. Независимо от религиозной принадлежности и национальности, все прибывавшие с мирными намерениями являлись почетными гостями и им оказывались всевозможные знаки уважения. При этом строго соблюдались установленные нормы благопристойности. Например, религиозные чувства гостя считались первостепенными. Если у казака был кунаком мусульманин, то на стол не подавали спиртное. Помимо этого, кунак имел право сам собственноручно забить птицу или скотину [12].
Часто случалось, что юный джигит, полюбив горянку, убегал с ней казачью станицу, так как не был в состоянии уплатить калым за невесту. По настоящее время в казачьих станицах можно увидеть людей, предки которых были северокавказцами [12, с. 90]. В то же время стоить отметить, что в местных аулах встречались представители восточнославянского этноса, особенно в годы Кавказской войны. Крепостные крестьяне, казаки и солдаты нередко сами бежали в аулы. Спустя время они вступали в брак с местными девушками, заводили свое хозяйство. Зачастую беглые русские, ассимилировавшись, навсегда оседали там [12, с. 91].
Более тесными были связи с местным населением у терских и гребенских казаков, проживавших в крае издревле. Многолетнее мирное соседство с северокавказцами нашло свое отражение, в частности, в межэтнических браках. Так, среди замужних казачек можно было заметить немало женщин местного происхождения, в особенности кабардинок, ногаек и чеченок [13]. По свидетельству крупного исследователя истории терских казаков И.Д. Попко: «казаки скоро вошли в дружеские и родственные связи с горцами..., от которых брали на свое обзаведение зерновой хлеб, скот, лошадей и даже жен невенчальных» [14]. В таких случаях нередко казаками выплачивался по местному обычаю калым. Но так как такой выкуп был зачастую не по карману простым казакам, то наиболее частым способом получения невесты было распространенное на Северном Кавказе «умыкание» (похищение девушки). Как отмечал известный кавказовед Ф.А. Щербина: «русская казачья вольница на Тереке... в первые времена своего существования буквально-таки добывала себе жен на Кавказе» [15].
Один из важных механизмов формирования тесных взаимосвязей между казачеством и народами региона - прием представителей народов Северного Кавказа в ряды казачьих
войск. Одним из народов, представители которых в значительном числе влились в ряды казачества, были ногайцы. Так, в 1806 г. российскими властями, с целью «отвести ногайцев с Кубани, каждому из них предложено было срочно избрать род занятий. Желающие записаться в казаки переселялись к Ейскому укреплению - к берегам Азовского моря... На Тамани осталось примерно 116 мужского и 82 женского пола ногайцев и татар, перешедших в казачье сословие» [16]. Примерами такого рода межэтнического взаимодействия и взаимопроникновения является присутствие среди казачьих фамилий на Кубани и Дону этнонимов ногайского происхождения: Нагой, Ногаевы, Ногайцевы, Карамурзаевы (Карамурзины), Наймановы, фамилии с основой гирей, солтан, хан и др. [17].
Указанные межэтнические контакты оказывали немалое влияние на все стороны жизни, к примеру, на свадебную обрядность. Так, к примеру, казаки заимствовали у местных народов обязательное включение в перечень приданого невесты и подарков металлических изделий и предметов, в передаче части приданного родителям и т.д. Отметим также популярность лезгинки, игры на местных музыкальных инструментах, организацию спортивных игр, состязаний (джигитовка, стрельба и пр.), развлечений различные элементы свадебной одежды и украшений, практику умыкания - «похищения» невесты и т.д. [18].
Очевидно, что схожие - калым, избегание, специфика преподнесения подарков, организации свадебного поезда и т.д. были характерны и для ногайцев. Подобно ногайцам, невесты-казачки предпочитали красный (алый) цвет свадебного платья, надевали украшения из монет и кораллов и т.д. [11, с. 60].
По архивным источникам хорошо известны ногайцы, оставшиеся в гребенских станицах, - «ясыри» кабардинских и других владетелей [19]. Принимая крещение, они входили в состав гребенцев. И в XIX веке целый ряд казачьих родов помнили о своем местном происхождении. То, что в рядах кизлярского и гребенского казачества вошли представители самых разных народов, подтверждают известные в прошлом, а порой и сегодня, фамилии и прозвища казаков: Басман, Аука, Хаджаев, Велиев, Тарывердый, Казиев, Кайтемиров, Бетапов, Шергипов, Татаров и др. [20]. Не случайно знаток казачества Ф.С. Гребенец писал, что «в каждом новогладковском казаке течет кровь чеченца, кабардинца или ногайца и многих других народностей Кавказа» [21].
Таким образом, дореволюционные историки не случайно писал о гребенских казаках, как о пестром конгломерате, возникшем в результате смешения русского и местных народов. Спаянные русской кровью, они были объединены и общей судьбой.
Исследователи отмечали заимствования, не только дополнявшие или вытеснявшие первоначальные элементы материальной и духовной культуры гребенских казаков, но и сохранявшиеся, сосуществовавшие с ними в одном дворе (сакля и бревенчатая изба, сапетка и сусек). В жилищах казаков соседствовали складни в киоте и оружие по стенам, лезгинка и трепак. Этих воинов отличала стойкость в пешем бою, присущая русским, и лихое кавказское наездничество [22]. В целом. наблюдалось причудливое смешение русских и кавказских, отчасти тюркских культурных компонентов. На этой основе шла выработка соответствующих инноваций в одежде, свадебной обрядности и др. [11, с. 63].
У гребенских казаков под влиянием тюркской среды шло также формирование военно-социальных институтов и структур (атаман, есаул и т.д.), на передний план выдвигались неземледельческие занятия [11, с. 107-108]. Переход к иному хозяйственно-культурному типу (в данном случае военно-промысловому, а не кочевническому), происходивший в результате влияния соседних этносов (по документам известны казаки-половцы, ногайцы и пр.), сопровождался многими заимствованиями, с этим типом связанными. В результате многолетнего соседства с местными народами, среди жен казаков немало было женщин северокавказского происхождения, в частности чеченок, ногаек и адыгеек [15, с. 611].
Среди терских и кубанских казаков нередко причиной брака мог стать простой захват кавказской девушки или же, напротив, достижение договора с родителями девушки, на основе традиционной выплаты калыма. Заметим, что при этом военное командование в
основном не только не воспрещало межэтнические браки, но зачастую прямо им способствовало. Острый недостаток женщин в казачьих станицах диктовал свою логику действий, способствуя поощрению такого рода семейных союзов [23, с.496].
Необходимо указать, что российские власти на Кавказе видели в русско-северокавказских браках еще одну выгодную особенность. Межэтнические союзы способствовали складыванию традиций куначества, которые в мирное время тесно поддерживались, а в период Кавказской войны использовались для освобождения из плена близкого родственника или для разведывательных целей [23, с.496]. Следует также отметить, что «проконсул Кавказа» генерал А.П. Ермолов был трижды женат на кумычках кебинным браком («невенчан» с точки зрения православной церкви). При этом его четверо сыновей были признаны императором Александром II потомственными дворянами и законными детьми [24].
Как свидетельствуют документальные материалы, вследствие межнациональных браков происходило не только полное вхождение в другую культурную среду, но и формирование искусственного родства и дружественных связей, дававших возможность принимать «чужую» культуру, как «свою».
Отметим также довольно распространенную практику поселения представителей кавказских народов в казачьих станицах. Особое гостеприимство в этом отношении проявляли терско-гребенские казаки. К примеру, многие выходцы из различных районов Кавказа со временем осели в станице Червленной. Красноречивым свидетельством тому являются фамилии станичников (Байсунгуровы, Гулаевы, Закаевы, Кучуковы и т.д.) [9, с. 106].
Тесное соседство, куначество представителей различных народов стали обычным явлением на Кавказе. К примеру, офицер - будущий декабрист, штабс-капитан Нижегородского драгунского полка А. Якубович имел немало кунаков среди местных народов, контакты с которыми сильно изменили его. Как отмечал В.А. Потто: «отчаянные враги России были его кунаками, он сам сроднился с обычаями горцев, что не отличался от них ни одеждой, ни оружием, ни храбростью...» [25].
В целом, даже в самые непростые периоды истории Кавказа русский народ и местные народы стремились к добрососедству. Они высоко ценили мир и дружбу, которые являлись важнейшим залогом процветания региона.
Многовековое соседство народов Северного Кавказа существенно обогатило их духовную и материальную культуру, заложило основу для мощного цивилизационного рывка.
Конечно, исторические судьбы переселенцев были различными. Поселяясь компактно, крупными массивами, русские, малороссы, представители других народов сохраняли свою этническую специфику в культуре и быту, оказывали большое влияние на местное население. В то же время они многое заимствовали у северокавказцев (элементы костюма, пищи, хозяйственные навыки, танцы, песни и т.д.). Переселение же в иноэтническую среду малочисленных групп какого-либо народа, как правило, приводило к этнической ассимиляции.
Литература и источники
1. Аджиев А.М. Русско-кумыкские взаимосвязи, отраженные в фольклоре кумыков // Дагестан в составе России: Исторические корни дружбы народов России и Дагестана. - Махачкала: Тип. Дагфилиала АН СССР, 1990. - С. 186-187.
2. ВиноградовБ.С. Кавказ в творчестве Л.Н. Толстого. - Грозный: Чеч.-Инг. кн. изд.-во, 1959. - С. 159-160.
3. Востриков П.А. Станица Наурская // СМОМПК. - Тифлис: Тип. Терского Областного Правления, 1904. -Вып. 33.
4. Центральный государственный архив Республики Дагестан (ЦГА РД). Ф. 379. Оп. 1. Д. 45. Л.Л. 10, 35-36 об., 105, 135.
5. Васильев Д.С. Очерки истории низовьев Терека: досоветский период. - Махачкала: Дагкнигоиздат, 1986. - С. 239.
6. Заседателева Л.Б. Терские казаки /середина XVI - начало ХХ в. - М.: Изд МГУ, 1974. - С. 39.
7. Востриков П. Поверья, приметы и суеверные обычаи наурцев // СМОМПК. Вып. 37. - Тифлис: Тип. Главного управления Наместника, 1907. - С. 64.
8. Тюркизмы в восточнославянских языках. - М.: Наука, 1974. - С. 149.
9. Великая Н.Н. К истории взаимоотношений народов Восточного Предкавказья в XVIII-XIX вв. - Армавир: Изд-во ЗАО «Невиномыская город. тип., 2001. - С. 125.
10. Дегоев В.В. Большая игра на Кавказе: история и современность. - М.: Русская панорама, 2003. - С. 209.
11. Великая Н.Н. Казаки Восточного Предкавказья в XVIII-XIX вв. - Ростов-на-Дону: Изд-во ЗАО «Невиномыская город. тип., 2001. - С. 35-3б.
12. Марковин В.И. В ущельях Аргуна и Фортанги. - М.: Наука, 1965. - С. 83-84.
13. Кирюхин В.С. Отражение современной истории, этнических связей и национальных отношений в русском фольклоре на Северном Кавказе, а также на Дону, Прикаспии, Яике во взаимодействии. - Саратов: б.и., 2000. -С. 194.
14. Попко И.Д. Терские казаки со стародавних времен. Вып. 1: Гребенское войско. - СПб.: Тип. Деп. уделов, 1880. - С. 24.
15. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. В 2-х т. - Екатеринодар: Тип. Кубанского Областного Правления, 1910. - Т.1. - С. 337.
16. Алиева С.И. Ногайцы Северо-Западного Кавказа после Ясского договора 1791 г. // Археология, этнография и краеведение Кубани: Материалы VIII краевой межвузовской конференции. - Краснодар: КубГУ, 2000. - С. 37.
17. Кидирниязов Д.С. Вклад русской интеллигенции и российской администрации в формирование процесса культурного и общественно-политического развития Северного Кавказа в XVIII - первой половине XIX в.// Вестник Института истории, археологии и этнографии. - Махачкала: АЛЕФ, - 201б. - № 1 (45). - С. 19-31.
18. Заседателева Л.Б. Культура и быт русского и украинского населения Северного Кавказа в конце XVI-XIX вв. // КЭС. - М.: Наука, 1984. Вып. 8. - С. 58.
19. Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв. Документы и материалы. Т. II. - М.: Изд-во АН СССР, 1957.
- Т. 2. - С. 64, 221.
20. Русско-дагестанские отношения в XVIII - начале XIX вв.: Сборник документов. - М.: Наука, 1988. - С. 7071.
21. Гребенец Ф.С. Новогладковская станица в прошлом и настоящем // СМОМПК. Вып. 44. - Тифлис: Тип. Главного управления Наместника, 1915. - С. 97.
22. Караулов Н.А. Терское казачество в прошлом и настоящем. - Владикавказ: Тип. Терского Областного Правления, 1912. - С. 111.
23. БлиевМ.М., Дегоев В.В. Кавказская война. - М.: Росет, 1994. - С. 496.
24. Берже А.П. А.П. Ермолов и его кебинные жены // Русская старина: Тип. В.С. Балашева. - 1884. - №3. - С. 525-528.
25. Цит. по: Пылков О.С. Российская армия в трансформационных процессах на Северном Кавказе (конец XVIII
- первая половина XIX вв.). - Армавир: ИП Шурыгин В.Е., 2011. - С. 195.
References and Sources
1. Adzhiev A.M. Russko-kumykskie vzaimosvyazi, otrazhennye v fol'klore kumykov // Dagestan v sostave Rossii: Istoricheskie korni druzhby narodov Rossii i Dagestana. - Mahachkala: Tip. Dagfiliala AN SSSR, 1990. - S. 18б-187.
2. Vinogradov B.S. Kavkaz v tvorchestve L.N. Tolstogo. - Groznyj: CHech.-Ing. kn. izd.-vo, 1959. - S. 159-1б0.
3. Vostrikov P.A. Stanica Naurskaya // SMOMPK. - Tiflis: Tip. Terskogo Oblastnogo Pravleniya, 1904. - Vyp. 33.
4. Central'nyj gosudarstvennyj arhiv Respubliki Dagestan (CGA RD). F. 379. Op. 1. D. 45. L.L. 10, 35-3б ob., 105, 135.
5. Vasil'ev D.S. Ocherki istorii nizov'ev Tereka: dosovetskij period. - Mahachkala: Dagknigoizdat, 198б. - S. 239.
6. Zasedateleva L.B. Terskie kazaki /seredina XVI - nachalo HKH v. - M.: Izd MGU, 1974. - S. 39.
7. Vostrikov P. Pover'ya, primety i suevernye obychai naurcev // SMOMPK. Vyp. 37. - Tiflis: Tip. Glavnogo upravleniya Namestnika, 1907. - S. б4.
8. Tyurkizmy v vostochnoslavyanskih yazykah. - M.: Nauka, 1974. - S. 149.
9. Velikaya N.N. K istorii vzaimootnoshenij narodov Vostochnogo Predkavkaz'ya v XVIII-XIX vv. - Armavir: Izd-vo ZAO «Nevinomyskaya gorod. tip., 2001. - S. 125.
10. Degoev V.V. Bol'shaya igra na Kavkaze: istoriya i sovremennost'. - M.: Russkaya panorama, 2003. - S. 209.
11. Velikaya N.N. Kazaki Vostochnogo Predkavkaz'ya v XVIII-XIX vv. - Rostov-na-Donu: Izd-vo ZAO «Nevinomyskaya gorod. tip., 2001. - S. 35-3б.
12. Markovin V.I. V ushchel'yah Arguna i Fortangi. - M.: Nauka, 19б5. - S. 83-84.
13. Kiryuhin V.S. Otrazhenie sovremennoj istorii, ehtnicheskih svyazej i nacional'nyh otnoshenij v russkom fol'klore na Severnom Kavkaze, a takzhe na Donu, Prikaspii, YAike vo vzaimodejstvii. - Saratov: b.i., 2000. - S. 194.
14. Popko I.D. Terskie kazaki so starodavnih vremen. Vyp. 1: Grebenskoe vojsko. - SPb.: Tip. Dep. udelov, 1880. - S. 24.
15. SHCHerbina F.A. Istoriya Kubanskogo kazach'ego vojska. V 2-h t. - Ekaterinodar: Tip. Kubanskogo Oblastnogo Pravleniya, 1910. - T.1. - S. 337.
16. Alieva S.I. Nogajcy Severo-Zapadnogo Kavkaza posle YAsskogo dogovora 1791 g. // Arheologiya, ehtnografiya i kraevedenie Kubani: Materialy VIII kraevoj mezhvuzovskoj konferencii. - Krasnodar: KubGU, 2000. - S. 37.
17. Kidirniyazov D.S. Vklad russkoj intelligencii i rossijskoj administracii v formirovanie processa kul'turnogo i obshchestvenno-politicheskogo razvitiya Severnogo Kavkaza v XVIII - pervoj polovine XIX v.// Vestnik Instituta istorii, arheologii i ehtnografii. -Mahachkala: ALEF, - 201б. - № 1 (45). - S. 19-31.
18. Zasedateleva L.B. Kul'tura i byt russkogo i ukrainskogo naseleniya Severnogo Kavkaza v konce XVI-XIX vv. // KEHS. - M.: Nauka, 1984. Vyp. 8. - S. 58.
19. Kabardino-russkie otnosheniya v HVI-HVIII vv. Dokumenty i materialy. T. II. - M.: Izd-vo AN SSSR, 1957. - T. 2. - S. б4, 221.
20. Russko-dagestanskie otnosheniya v HVIII - nachale HIH vv.: Sbornik dokumentov. - M.: Nauka, 1988. - S. 70-71.
21. Grebenec F.S. Novogladkovskaya stanica v proshlom i nastoyashchem // SMOMPK. Vyp. 44. - Tiflis: Tip. Glavnogo upravleniya Namestnika, 1915. - S. 97.
22. Karaulov N.A. Terskoe kazachestvo v proshlom i nastoyashchem. - Vladikavkaz: Tip. Terskogo Oblastnogo Pravleniya, 1912. -S. 111.
23. Bliev M.M., Degoev V.V. Kavkazskaya vojna. - M.: Roset, 1994. - S. 496.
24. Berzhe A.P. A.P. Ermolov i ego kebinnye zheny // Russkaya starina: Tip. V.S. Balasheva. - 1884. - №3. - S. 525-528.
25. Cit. po: Pylkov O.S. Rossijskaya armiya v transformacionnyh processah na Severnom Kavkaze (konec HVIII - pervaya polovina HIH vv.). - Armavir: IP SHurygin V.E., 2011. - S. 195.
ДАУТОВ ИДРИС НАУРБЕКОВИЧ - аспирант кафедры истории России факультета гуманитарных и социальных наук Российского университета Дружбы Народов (Dautov.idris@yandex.ru)
DAUTOV, IDRIS N. - Ph.D. student, Department of history of Russia of faculty of humanitarian and social sciences of Peoples' Friendship University of Russia (Dautov.idris@yandex.ru)
УДК 94(47).«19/20»
ПИРОВА Р.Н.
ДИНАСТИЯ КУПЦОВ МИР-БАГИРОВЫХ В АСТРАХАНИ В XIX - НАЧАЛЕ ХХ ВВ.
Ключевые слова: персидско-азербайджанское купечество, Астрахань, династия, гильдия, привилегия, внешняя торговля, Волжско-Каспийский торговый путь.
В статье освещается история астраханской купеческой династии персидско-азербайджанского происхождения Багировых в XIX - начале ХХ вв. В течение рассматриваемого периода они принимали активное участие в экономической и общественной жизни города, в различных благотворительных акциях. В ответ российское правительство создало определенный режим благоприятствования, систему поощрительных санкций и привилегий, позволивших представителям династии создать в дореволюционные десятилетия значительный капитал. Источниковой базой работы послужили неопубликованные архивные материалы, материалы периодической печати соответствующего периода, воспоминания современников.
PIROVA, R.N.
THE DYNASTY OF MERCHANTS MIR-BAGIROVS IN THE ASTRAKHAN IN THE XIX - EARLY XX CENTURIES
Keywords: Persian-Azerbaijani merchants, Astrakhan, dynasty, Guild, privilege, foreign trade, Volga-Caspian trade way.
In the article highlights the history of the Astrakhan merchant dynasty of Persian-Azerbaijanu born Bagirovs in the XIX - early XX centuries In the period under review, they took an active part in public and economic life of the city, in variety of charitable causes. In response, the Russian government created a certain favored nation regime, a system of incentive sanctions and privileges that allowed the representatives of the dynasty to create significant capital in the pre-revolutionary decades. The source base of the work was unpublished archival materials, materials of periodicals of the corresponding period, memories of contemporaries.
Конец XVIII - начало XIX вв. были ознаменованы существенными геополитическими изменениями в территориальной структуре Российской империи, а также целым рядом законодательных инициатив социально-экономического характера. В результате русско-иранских войн 1804-1813 и 1826-1828 гг. все Западное побережье Каспийского моря (Закавказье) оказалось в составе империи. Соответственно, его население также оказалось в подданстве российской короны. Согласно устоявшейся традиции, мусульманское шиитское население Закавказья, состоявшее до присоединения к России в персидском подданстве, принято было называть персиянами, хотя по своей этнической принадлежности они были азербайджанцами. Руководствуясь устоявшейся официальной терминологией, «персиянами» называли и купцов как собственно иранского, так и закавказского происхождения, торговавших в Астрахани и через Астрахань [1, с.45].
Персидско-азербайджанское купечество основало свои торговые фактории в Астрахани еще в начале XVII века, когда город только обстраивался. С этих пор и вплоть до 1770-х гг. российское правительство сознательно создавало для него, а также для купцов
