CC BY
38
КУЛЬТУРНЫЕ КОМПЕТЕНЦИИ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЕ СРЕДЫ*
Андрей Леонидович АНДРЕЕВ,
доктор философских наук, профессор,
заведующий кафедрой философии, политологии, социологии имени Г. С. Арефьевой Гуманитарно-прикладного института Национального исследовательского университета «Московский энергетический институт», главный научный сотрудник Института социологии РАН, г. Москва e-mail: [email protected]
В статье рассматривается опыт применения компетентностного подхода в образовании с точки зрения поддержания необходимого для творческой деятельности уровня культуры. В качестве стратегической задачи отечественного образования обосновывается его ориентация на формирование такого специфического социокультурного продукта, как креативные интеллектуальные среды. Формирование креативных интеллектуальных сред и закономерности их воспроизводства рассматриваются в контексте проблемы состояния общей культуры. На основе ряда проведенных в 1990-2010-е годы по оригинальным методикам эмпирических исследований проводится диагностика состояния социокультурной среды современного российского студенчества. Выявляются некоторые тенденции эволюции этой среды, проводится сопоставление полученных в ходе опросов данных за разные годы. Обращено внимание на гендерные аспекты культуры современного российского студенчества.
Ключевые слова: интеллектуальная среда, образование, культурная компетентность, междисциплинарная интеграция, ценностные ориентиры, модернизация.
CULTURAL COMPETENCES AND INTELLECTUAL ENVIRONMENTS
A. L. Andreev, Full Doctor of Philosophy, Professor, Head of Department of philosophy, politology, sociology named after G.S. Aref'eva, Institute of the Humanities and Applied Sciences, National Research University "Moscow Power Engineering Institute", Chief Researcher of Institute of Sociology of the Russian Academy of Sciences e-mail: [email protected]
The article discusses the experience of using the competence approach in education from the point of view of maintenance necessary for creativity level of culture. As a strategic task of national education justified its focus on the formation of such a specific social and cultural product, as a creative intellectual environment. The formation of creative intellectual environments and patterns of reproduction are discussed in the context of the problem state of the General culture. Based on the number conducted in the 1990s - 2010s, according to the original methods of empirical research carried out diagnostics of a condition of the social and cultural environment of modern Russian students. Highlights some trends in the evolution of this environment, a comparison of the obtained survey data for different years. Attention is drawn to the gender culture of modern Russian students.
Key words: intelligent environment, education, cultural competence, interdisciplinary integration, values, modernization.
* Статья подготовлена при поддержке РГНФ. Грант № 13-03-00187 а
Для того чтобы понимать, в каком состоянии находятся интеллектуальные среды в современном российском обществе и как они эволюционируют, необходимы специальные и притом достаточно развернутые диагностические исследования. Следует отметить, что всё же по различным конкретным поводам проводились частные исследования, которые способны дать некоторое представление, по крайней мере, об отдельных, интересующих нас тенденциях.
Так, проливающие свет на данную тему вопросы задавались респондентам в ходе мониторинговых исследований современного российского общества, проводившихся, начиная с середины 1990-х годов, Российским независимым институтом социальных и национальных проблем, а затем - Институтом социологии РАН. Принципиально важный вывод, который можно сделать на основании полученных данных, состоит в том, что российское общество твёрдо настроено на «интеллектуальный» тип развития и соответствующий этому вариант модернизации. Уже в середине 1990-х годов восстановились (хотя и не в полной мере) многие ценностные ориентации советского «общества образования» [2], поколебленные было «рыночным угаром» предшествующего периода радикальных реформ.
Особый интерес представляют данные некоторых специализированных исследований, позволяющие судить о трансформации интеллектуальных сред в ходе естественной смены поколений.
Консолидирующим фактором интеллектуальных сред советского типа было «пропускание через себя» текстов Большой культуры. Эта процедура имела, если можно так выразиться, социально идентифицирующий и типологизирующий характер. Через неё осуществлялись «склейка» интеллектуальной среды и вхождение в неё новых индивидов («культурная инициация»). Чтение, театр, кинематограф формировали нарративный тип мышления, создавали в общественном сознании некий фонд концептов и образов, на основе которых строились интеллектуальные коммуникации, далеко выходящие за пределы профессиональной сферы. Во всякий данный момент времени стихийно складывался некоторый общий, но понемногу обновляющийся набор текстов, с которыми должен был познакомиться «каждый интеллигентный человек». Идеологические ограничения, конечно, мешали этому, но личные связи и изобретательность часто помогали обходить этот барьер. Сегодня, похоже, данный механизм ломается. Так, если в 1970-е годы средний московский школьник прочитывал примерно 42 книги в год, то теперь только 26 (учитывается только художественная литература) [3]. Понятно, что место книги теперь занимает компьютер, которым молодежь в целом владеет лучше, чем интеллектуалы старшего поколения. Но вместе с начитанностью исчезает и ряд критически важных компетенций, в первую очередь связанных с грамотностью и нарративной рациональностью. умение последовательно и понятно излагать свои мысли ныне стало редкостью даже среди учащихся элитных учебных заведений, и последствия этого обстоятельства нам еще только предстоит оценить.
То, что мы наблюдаем сегодня, можно назвать замещением культуры размышления культурой картинок с соответствующим этому падением восприимчивости к специфическим качествам словесной выразительности, а может быть, и к Логосу как таковому. Правда, сознание того, что «надо больше читать», среди учащейся молодежи в общем и целом присутствует, но оно приобретает «несконцентрирован-ный» и отчасти случайный характер. Автор этих строк неоднократно просил своих студентов-первокурсников составить списки прочитанных ими за два-три послед-
них года книг, а также просмотренных и понравившихся кинофильмов. Разумеется, полученные таким путём данные не могут претендовать на репрезентативность, но всё же они дают некоторые ориентиры для понимания тенденции. В частности, обращает на себя внимание сжатие общезначимого ядра культурной парадигмы. Если, например, взять литературу, то это всего три-четыре названия, куда входят обычно «Мастер и Маргарита» (это самый популярный среди молодежи роман), а также «Преступление и наказание», «Война и мир» и «Тихий Дон». Вокруг этого ядра выстраивается редкое созвездие из нескольких более или менее часто встречающихся в таких списках произведений наиболее известных русских писателей второй половины XIX - начала ХХ века. Тревожит тот факт, что зарубежную классику, сопоставимую с русской классикой и дающую представление о ментальных основаниях европейской цивилизации (Сервантес, Бальзак, Флобер, Золя, Вальтер Скотт, Диккенс, Теккерей, Ибсен, Гете, Шиллер и другие), российская молодежь почти не читает. Лишь иногда в перечне понравившихся произведений мелькают более современные авторы - в первую очередь ремарк, в меньшей степени - Сэлинджер, Хемингуэй и ряд других. Но это единичное, разрозненное чтение, которое не создает какого-то единого коммуникативного пространства, формирующего «сознание поколения» (как это было в 1960-1980-е годы в советском обществе). Создаётся впечатление, что эту часть литературного спектра всё больше вытесняют разного рода фэнтези типа «Гарри Поттера» и «Властелина колец».
С целью оценки динамики общекультурных компетенций в российской интеллектуальной среде были проведены (при участии автора этой статьи) исследования. Студентам ведущих российских вузов (в основном московских) предлагался список из 30-40 имен, принадлежащих русским и зарубежным ученым, писателям, художникам, режиссерам и актерам, музыкантам, государственным деятелям. Все они - бесспорные знаменитости мирового уровня, однако принцип отбора состоял в том, чтобы вошедшие в список имена не относились к числу интенсивно заучиваемых в школе и не повторялись ежеминутно в средствах массовой информации. Респондентам предлагалось ответить на вопрос «Кем были эти люди?», выбрав подходящий вариант из 10 возможных (благодаря этому, как мы полагаем, можно достаточно точно отделить то, что можно назвать «схваченным» в потоке информации, от устойчивого, «собственного» знания о культуре).
Всего данный опрос проводился четыре раза (в 1999, 2002, 2006, 2013 годах)1; при этом список персоналий всякий раз несколько изменялся, но при этом сохранялся ряд использовавшихся в предыдущих исследованиях имен, что давало нам устойчивую базу сравнения. Когда мы впервые применили данную методику, то полученные результаты, как нам казалось, давали поводы для оптимизма. несмотря на падение в 1990-е годы престижа науки, образования и интеллектуального тру-
1 Список вузов, в которых проводился опрос, из-за периодически возникавших организационных сложностей несколько менялся, однако в нем постоянно присутствовало некоторое постоянное «ядро», в которое входили НИУ МЭИ, НИЯУ МИФИ, МГТУ имени Н. Баумана, Московский технический университет связи и информатики (МТУСИ), Российский химико-технологический университет имени Д.И. Менделеева (РХТУ), ВГИК. В 2013 году к московским вузам впервые были добавлены провинциальные (Башкирский и Тульский госуниверситеты). Объем выборки в исследовании 1999 года был сравнительно небольшим N = 380), но затем он поддерживался на уровне более 1000 респондентов. Так, в последнем опросе (2013) участвовали 1262 студента, из них 40% обучались по гуманитарным и творческим специальностям, 60% - по техническим; доля студентов, обучающихся по программе бакалавриата составила 55%, магистратуры - свыше 28%, специалитета - около 17%.
да [2], культурная компетентность молодежи поддерживалась на достаточно приемлемом уровне: узнаваемость выдающихся людей из нашего списка составляла 7080% и выше. Однако всего лишь через три года индикаторы культурной компетентности (которые мы можем рассматривать как обобщенные «средовые» показатели) по всем сопоставимым позициям «просели» сразу на 20-30%. Это наталкивает на мысль, что между 1999 годом и 2002 годом в уровне культурной компетентности студенчества, а значит, и в качестве процесса воспроизводства интеллектуальной среды произошел резкий негативный перелом, а может быть, и своего рода «тихая» гуманитарная катастрофа [1].
К настоящему времени обвальное падение общекультурных компетенций, судя по всему, прекратилось. Отдельные индикаторы, по сравнению с 2002 годом и 2006 годом, даже несколько выросли, хотя и не очень значительно (так, на вопрос о том, кто такой В.И. Вернадский, в 2002 году правильно ответили 49% студентов, а в 2013 - 60,5%; историка В.О. Ключевского правильно идентифицировали соответственно 37,5 и 43%, знаменитого математика А.Н. Колмогорова - 27,5% и более 38%). В этом отношении ситуация стабилизировалась, хотя и на более низком уровне, чем пятнадцать-двадцать лет назад. Однако при этом обозначились другие серьезные проблемы. Обращает на себя внимание, в частности, значительная фрагментация интеллектуальной среды по профессиональному признаку. Скажем, студенты ВГИ-Ка в целом демонстрируют хорошую общую информированность в том, что касается собственно кино, но уже близкие к своей будущей специальности сферы (театр, музыка, литература) часть опрошенных знает недостаточно хорошо. Так, примерно каждый пятый затруднился правильно идентифицировать В.Э. Мейерхольда, 43% не знают композитора Э. Грига, 53% не могли правильно ответить, кем была балерина Г. Уланова. То же самое наблюдается и в отношении студентов технических вузов. Скажем, студенты МИФИ не нуждаются в подсказке, когда речь идет о корифеях ядерной физики и атомной энергетики, например о Н. Боре или И.В. Курчатове. Но вот уже в смежном по специализации Московском энергетическом институте о Курчатове знают только 58% опрошенных. А имя великого математика А.Н. Колмогорова ничего не говорит почти половине студентов МИФИ и МЭИ и приблизительно 60% их товарищей, обучающихся в МГТУ. Эти данные, на наш взгляд, косвенно свидетельствуют о снижении способности интеллектуальной среды к междисциплинарной и трансдисциплинарной интеграции - и это в условиях, когда такая интеграция становится магистральным направлением инновационных процессов в мировой науке. В целом же приходится признать, что общекультурные компетенции перестают играть роль интеллектуального ресурса.
Еще в 1950-1970-е годы эрудиция, тонкое понимание отечественной и мировой культуры, стремление попробовать собственные силы в литературе, искусстве, философии были «хорошим тоном» в среде российской естественнонаучной и технической интеллигенции, придавая некоторым крупнейшим ее представителям поистине возрожденческий размах. Сегодня на смену им идут совсем иные социально-психологические типы. Судя по данным диагностических опросов студентов ведущих московских вузов, проводившихся с середины 1990-х годов Лабораторией социологических исследований НИУ МЭИ, только 10-12% этой ключевой для формирования интеллектуальных сред будущего группы склонны рассматривать культуру и культурные компетенции в качестве социально значимого интеллектуального ресурса. Достаточно слабой оказалась и смысловая связь между культурой
и саморазвитием, самообразованием (ее зафиксировали менее 20% опрошенных). Это означает, что культура в сознании учащейся молодежи в значительной мере отделена от определяющих факторов развития современного общества, в том числе и от «человеческой» составляющей такого развития. Собственно, «культура» как бы локализована в «ближнем кругу» межличностного общения и почти не выходит оттуда в сферу общественно значимого.
Такая смысловая установка, по существу, превращает культуру в «личное дело каждого», создавая разрывы («кливажи») в социальном опыте молодого поколения и ослабляя мотивацию к освоению гуманитарного знания. Вместе с этим ослабляются и факторы, способствующие формированию у молодых людей творческого воображения и способности органически переходить от одного типа деятельности к другому. В более общем плане становится затруднительно подключить потенциал культуры к естественным наукам, инженерной деятельности, изобретательству, практике государственного управления.
Следует обратить внимание также и на гендерные аспекты рассматриваемой нами проблемы. Как показывают полученные данные, сегодня девушки в целом склонны рассматривать образование как удовлетворение культурных потребностей, а юноши - как формирование инструментария для решения профессиональных задач. И хотя указанная зависимость носит не слишком сильно выраженный характер, напрашивается вывод, что основным «хранителем культуры» в переживающем период «ломки» российском обществе постепенно становится женщина. Этот вывод косвенно подтверждают данные обследований PISA, показавшие, что российские девочки-школьницы лучше справляются с предлагаемыми им заданиями, чем мальчики. Означает ли это постепенную феминизацию российской интеллектуальной среды? И скажется ли это как-то на её способности к самоорганизации и самовоспроизводству? Вопросы эти пока остаются открытыми.
Литература
1. Андреев А. Л. Культурное пространство студента // Педагогика. - 2009. - № 10.
2. Горшков М. К., Здравомыслов А. Г., Тихонова Н. Е. и др. Массовое сознание россиян: реальность против мифов // Мир России: социология, этнология, культурология. - 1996. - Т. 5. - № 2. - С. 75-116.
3. Собкин В. С. Отношение учащихся основной школы к художественной литературе // Социология образования : сборник статей. - Москва : Институт социологии образования РАО, 2011. - (Труды по социологии образования. Том XV. Выпуск XXVII / под. ред. В.С. Собкина).
