From history of the Russian political thought of the XIX century]. Moscow, Publishing house of Moscow State University, 1986. 345 p.
22. Chernyshevskii N. G. Polnoe sobranie sochinenii, v 15 t. [Complete works, in 15 vol.]. Moscow, State literary publishing house, 1939—1953.
23. Iankovskii Iu. Z. Patriarkhal'no-dvorianskaia utopiia. Stranitsa russkoi obshchestvenno-literaturnoi mysli 1840—1850 godov [Patriarchal and noble utopia. Page of the Russian public and literary thought of 1840—1850]. Moscow, Khudozhestvennaia literatura Publ. [Fiction Publ.], 1981. 383 p.
^^УЛЬТУРНЫЕ и философские предпосылки постмодернизма
УДК 130.2:7.038.6 Г. В. Ильин
Государственный академический университет гуманитарных наук (ГАУГН), Москва
В статье с культурологических позиций рассматривается становление постмодернизма. Позиционируя постмодернизм как явление, выходящее за рамки «традиции», многие теоретики постмодернизма указывают не только на противопоставленность данного течения всем ранее существовавшим традициям, но и на принципиальную «новизну» самого постмодернистского образа мышления, его культурных кодов.
Вместе с тем, углубляясь в суть этого вопроса, мы обнаруживаем множество параллелей, которые связывают постмодернизм с научными и философскими течениями предшествующих культурно-исторических эпох. Постмодернизм оказывается родственным множеству релятивистских философских систем, относящихся как к античности, так и к философии XX столетия. При этом особый акцент делается на том, что следы сходства с постмодернизмом прослеживаются не только в общей методологии, но и в культурном значении данных систем. В связи с этим целесообразным становится раскрытие и осмысление культурных и гносеологических предпосылок постмодернизма. Ключевые слова: постмодернизм, эмпиризм, игра, диалектика, культура, знак.
G. V. Ilyin
State Academic University for the Humanities (GAUGN), The Ministry of Education and Science of the Russian Federation, Maronovsky pereulok, 26, Moscow, Russian Federation, 119049
CULTURAL AND PHILOSOPHICAL BACKGROUND OF POSTMODERNISM
This article reveals the formation of postmodernism from the position of culturology. This topic is timely, as viewing postmodernism as a phenomenon that goes beyond tradition, many theorists of postmodernism point out not only its contrast with all previous traditions, but also the novelty of postmodern mindset and its cultural codes
Regarding the formation of postmodernism, we are facing variety of parallels that bind postmodernism with scientific and philosophical schools of thought of the past. Postmodernism is found to be related to a multitude of relativistic philosophical systems of both ancient philosophy and that of the XX century, with traces of similarities found not only in the general methodology, but also in the cultural significance of these systems. The above makes the subject of this article, which will focus on the cultural and gnoseological precursors of postmodernism. Keywords: postmodernism, empiricism, game, dialectic, culture, sign.
иЛЬиН ГЛЕБ ВиКТоРоВиЧ — аспирант факультета культуры, искусства и управления Государственного академического университета гуманитарных наук (ГАУГН), Москва 63
ILYIN GLEB VIKTOROVICH — doctoral student of Department of Faculty of arts, culture and management of the State Academic University for the Humanities (GAUGN), Moscow
e-mail: [email protected] © ильин Г. В., 2015
Постмодернизм, как и любое другое явление в культуре, является достаточно неоднородным. Однако определённые черты постмодернистского мышления, такие как нелинейность повествования, ироничность, склонность к игре, мы можем наблюдать буквально везде: в литературе, философии, изобразительном искусстве.
Наиболее ярко эти черты проявляются в методе деконструкции Ж. Дерриды. Что же это за метод? Вот как определяет его сам Ж. Дер-рида: «Деконструкция состоит не в переходе от одного понятия к другому, а в переворачивании их концептуального порядка и в стремлении сделать его артикулированным» [2].
Главная цель деконструкции, по утверждению самого Дерриды, заключается в избавлении от «метафизики присутствия», то есть от культурного и исторического контекста. От своих единомышленников Деррида требует осознания текста как многоуровневой структуры, способной самостоятельно порождать значения.
причём важно заметить, что текст здесь интерпретируется уже не как сугубо лингвистический феномен (в смысле устной или письменной речи). Следуя за Ч. Пирсом, Деррида распространяет понятие текста также и на реальные предметы и явления, находящиеся вне знаково-символического поля.
Так появляется метатекст, в котором означаемое оказывается полностью вытесненным означающим: «Каждая реальность является текстовой по своей структуре, поскольку воспринимается, переживается как система различий в смысле постоянных отсылок к чему-то другому» [5].
Деконструкция Дерриды направлена на уничтожение всего «привнесённого», связанного с традицией, то есть, фактически, речь идёт о том, чтобы сбросить балласт тех смыслов, которые вещи имеют в истории и культуре. Деррида убеждён, что метафизическое мышление не способно уловить ускользающее современное бытие.
Чтобы понять, как французские философы пришли к подобным выводам, нужно снача-
ла проследить родословную тех идей, которые они переняли у семиотики и позитивизма. Родословная эта очень интересна, причём не только тем, что она даёт более полное понятие о постмодернизме и его философии, но и тем, что показывает, насколько тупиковым оказывается «более лёгкий» путь решения основных вопросов философии.
Как и постмодернисты, неопозитивисты стремились объяснить мышление через анализ языковых форм. Близкой духу постмодернизма оказывается и неопозитивистская критика философии. Так, Л. Витгенштейн писал: «Большинство вопросов и предложений философов вытекает из того, что мы не понимаем логики нашего языка... И неудивительно, что самые глубочайшие проблемы на самом деле не есть проблемы» [1].
Проблематика, с которой сталкивается философия, основывается на неправильном понимании логики нашего языка, а новой и важнейшей задачей философии становится прояснение смысла отдельных понятий; в результате философия оказывается чем-то вроде аппендицита лингвистики и, в сущности, теряет всю свою специфическую значимость как по отношению к другим наукам, так и в качестве самостоятельной дисциплины.
Предпринятые Карнапом и Витгенштейном попытки сформировать «строгое научное знание» на основе эмпирического опыта подводят к тому, что большинство общих понятий, существующих вне субъективного чувственного опыта, оказываются «бессмысленными тавтологиями», образовавшимися в результате неправильного понимания языка. Взамен этого кишащего «абстрактными понятиями» традиционного языка Б. рассел, р. Карнап, а за ними и прочие позитивисты предложили создать «правильный» язык, говорящий не о том, каким объект является на самом деле, но лишь заключающий предметы в рода, виды и группы на основе его кажущихся свойств, с предварительным намёком на то, что сама эта кажимость — не более чем наше собственное допущение.
Перенося акцент с действительного на мни-
мое, с реальности на языковую конструкцию, неопозитивизм подготавливал тем самым почву для постмодернистского понимания. Следующий шаг в сторону утраты «постоянного смысла» сделал в 1950-х годах Ж. Лакан, а затем уже несколько позже Ж. Деррида: он заключался в освобождении «означающего», или, проще говоря, языка, от всякого реального «означаемого». В концепции Дерриды язык — это «текучая», постоянно меняющаяся структура, «вещь в себе», не нуждающаяся в каких-либо внешних референтах.
Свойственная постмодернизму и позитивизму позиция философского агностицизма также прослеживается в философии античных скептиков. В частности, философствование позднего скептика Секста Эмпирика можно смело назвать историческим прообразом деятельности Венского кружка. Секст также отрицал познаваемость мира и считал, что важно жить в соответствии с явлениями жизни: «То есть исходя из того, что кажется, а не есть на самом деле, ведь то, что есть на самом деле, нам неизвестно» [4]. В связи с этим Секст не отрицал возможности судить и мыслить о вещах, однако только с тем условием, что говорящий понимает, что все называемое и мыслимое им не имеет никакого отношения к реальному, — в точности то же, что позже повторил Витгенштейн в тезисе о «метафизических высказываниях».
Ещё одним примером агностицизма являются философские воззрения софистов, основным предметом деятельности которых был язык. Как писал Э. В. Ильенков: «Софистика и начинается там, где диалектика, как искусство анализа понятий, выражающих реальность, уступает место искусству конструировать речи о ней, при этом превращая проблематику объективных категорий в предмет игры словами и заключёнными в них двусмысленностями» [3]. Причина
такого релятивизма заключается в том, что с позиций софистики категории отражают не объективные, реально существующие качества «вещей вне мышления», а лишь их сугубо человеческое понимание, опосредованное языковыми грамматическими формами.
В то же время реальность исчезает из поля рассмотрения, подменяясь множественностью дискурсов, что, кстати, в точности соответствует постмодернистскому пониманию данного вопроса. философия вырождается в крайне формальную «науку о словах», не способную и даже не имеющую права говорить о том, что существует «на самом деле».
Родственность между софистами и постмодернистами прослеживается не только в теории. Принцип «деконструкции» Ж.Дерриды, первоначально появившийся в рамках анализа литературного текста и построенный на постоянном «запутывании» смысла, подмене понятий, уведении собеседника от изначального посыла путём семантической игры, в немалой степени напоминает практику софистов и их лингвистическое искусство.
Исходя из этого, мы можем наблюдать прямую связь, существующую между постмодернизмом и предшествующими ему типами культурной практики. Постмодернизм оказывается продолжением традиции философского релятивизма и формализма, что становится особенно заметным в контексте анализа работ крупнейших представителей постмодернизма и при рассмотрении некоторых современных научных и философских дискурсов. Подобное наблюдение не может не наводить на мысль о «цикличности», а также преходящем характере постмодернизма, как ситуации периодически повторяющегося культурного кризиса. Это ставит вопрос о возможном преодолении постмодернизма в будущем, а также замене его другой культурно-философской парадигмой.
Примечания
1. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. Москва : Канон+РООИ «Реабилитация», 2008. 287 с.
2. Гурко Е. Тексты деконструкции. Деррида Ж. Differаnсе / Томская областная научная библиотека им. А. С. Пушкина. Томск : Водолей, 1999. 160 с.
3. Ильенков Э. Античная диалектика как форма мысли [Электронный ресурс] // Читая ильенкова : [веб-сайт]. URL: http://caute.tk/ilyenkov/texts/phc/antdia.html
4. Лосев А. Ф. Культурно-историческое значение античного скептицизма и деятельности секста Эмпирика // секст Эмпирик : в 2 томах. Москва : Мысль, 1975—1976. Т. 1. с. 5—58.
5. Скоропанова И. Русская постмодернистская литература [Электронный ресурс] // Электронная библиотека bookz.ru : [веб-сайт]. URL : http://bookz.ru/authors/skoropanova-irina/russian_post_literature/page-3-russian_post_literature.html (дата обращения: 03.07.2014).
References
1. Wittgenstein L. Tractatus logico-philosophicus. Moscow, Kanon+, 2008. 287 p. (in Russian).
2. Gurko E. Teksty dekonstruktsii. Derrida Zh. Differаnсе [Texts of a deconstruction. Derrida J. Dif^/^ег^псе]. Tomsk, Vodolei Publ., 1999. 160 p.
3. Ilyenkov E. Antichnaia dialektika kak forma mysli [Antique dialectic as a form of thought]. Available at: http://caute.tk/ilyenkov/texts/phc/antdia.html
4. Losev A. F. Kul'turno-istoricheskoe znachenie antichnogo skeptitsizma i deiatel'nosti Seksta Empirika [Cultural and historical significance of ancient skepticism and works of Sextus Empiricus]. Sextus Empiricus, in 2 vol., vol. 1. Moscow, Mysl [Thought], pp. 5—58.
5. Skoropanova I. Russkaia postmodernistskaia literatura [Russian postmodernist literature]. Available at: http://bookz.ru/authors/skoropanova-irina/russian_post_literature/page-3-russian_post_literature.html (accessed: 03.07.2014).
ФФеномен «злого начала» человеческой природы в контексте преступления и наказания
УДК 17.026
С. В. Соломатин
Воронежский государственный университет
В настоящей статье автор рассматривает вопрос о связи зла и преступности, всегда волновавший и криминалистов, и психологов, и философов. При этом, как показано в статье, в контексте этики этот вопрос приобретает глубину и многомерность, проблематизируя тем самым возможность адекватного и справедливого наказания. Рассматривая воззрения различных философов и психологов, автор выявляет феномен «злого начала» человеческой природы, которое во многом является иррациональным. Сравнивая различные подходы к вопросу о «злом начале» человека, автор приходит к выводу, что русская философская традиция отличается особой напряжённостью и глубиной, поскольку здесь зло связывается со смертью и смертностью. Автор предлагает своё видение проблемы, согласно которому абсолютизация «злого начала» приводит к искажённым представлениям о человеческой природе. В то же время игнорирование данного феномена оборачивается благодушными представлениями о человеке. фундаментальная асимметрия нравственного сознания такова, что не позволяет говорить ни о злой, ни о доброй природе человека окончательно, в однозначных терминах, что актуализует проблему морального выбора, основанного на открытой и нравственно свободной человеческой природе. Этот нравственный аргумент особенно важен, когда речь идёт о правовых оценках совершенных преступлений.
Ключевые слова: добро, зло, преступление, природа человека, психология, смерть, русская философия.
СоЛоМАТин СЕРГЕЙ ВЛАДиММРоВМЧ — аспирант кафедры культурологии факультета философии и 66 психологии Воронежского государственного университета
SOLOMATIN SERGEY VLADIMIROVICH — doctoral student of Department of Cultural Studies, Faculty of philosophy and psychology, Voronezh State University
e-mail: [email protected] © Соломатин С. В., 2015