CC BY
61
1. Коптюг В.А. Наука спасет человечество // Итоги конференции ООН по окружающей среде и развитию. Новосибирск: Изд-во СО РАН НИЦ ОИГГМ, 1997. С. 191-199.
2. Концепция перехода РФ к устойчивому развитию//Собрание законодательства РФ.1996, № 15. С.3-5.
3. United Nations Conference on Environment and Development in Rio de Janeiro, 3-4 June 1992. URL: http://vasilievaa.narod.ru/mu/csipfo/kpr/frames/guide/confunrio.htm (дата обращения 02.03.2011).
4. Наше общее будущее. Доклад Международной комиссии по окружающей среде и развитию. М., 1989.
5. Перелет Р. А. Выявление показателей устойчивого развития // Проблемы окружающей среды и природных ресурсов / ВИНИТИ. 1995. № 6.
6. Новая парадигма развития России // Комплексные исследования проблем устойчивого развития. Москва-Иркутск, 2000.
7. Основные положения стратегии устойчивого развития России /Под ред. А.М. Шелехова. М., 2002.
8. Концепция коллективной безопасности государств - участников Договора о коллективной безопасности // Безопасность России: правовые, социально-экономические и научно-технические аспекты: Основополагающие государственные документы. М., 1998. Ч.1.
9. Доклад об экологической ситуации в Санкт-Петербурге/Под редакцией Д.А.Голубева, Н.Д. Сорокина. СПб, ООО «Сезам-принт», 2011.
10. Постановление Правительства Санкт-Петербурга «Об экологической политике Санкт-Петербурга на
2008-2012 годы» от 25.12.2007 № 1662 [Электронный ресурс]. URL:
.http://www.gov.spb.ru/gov/admin/otrasl/ecology/ecopolicy2 (дата обращения 02.03.2011).
11. Комитет Государственной думы по экологии. URL: http://duma2.garant.ru/committe/ecology.htm (дата обращения 02.03.2011).
12. Федеральный закон «Об охране окружающей среды» от 10 января 2002 года №7-ФЗ // Сборник федеральных конституционных законов и федеральных законов РФ. Вып. 4. М.,2002. С.45-98.
13. Программа партнерства между Санкт-Петербургом, Ленинградской областью и Юго-Восточной Финляндией [Электронный ресурс]. URL: http://www.lenobl.ru/kvms/cbc/firu (дата обращения 02.03.2011).
УДК 379.8.091.4 ББК 77
КУЛЬТУРНАЯ ДИФФУЗИЯ КОРПОРАТИВНЫХ ДОСУГОВЫХ ПРАКТИК
В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
М.Э. Вильчинская-Бутенко
Санкт-Петербургский государственный университет
сервиса и экономики (СПбГУСЭ) 191015, Санкт-Петербург, ул. Кавалергардская, 7, лит. А
В последние десятилетия при организации новых производств руководство транснациональных корпораций все чаще использует прикладные социологоантропологические исследования, посвященные этническим особенностям работников. Знания о специфике ментальных установок помогают успешнее проектировать систему стимулирования персонала и эффективнее управлять человеческими ресурсами. По мнению ряда российских ученых [1], на протяжении десятилетий (и даже столетий) заимствование Россией чужеземных моделей экономи-
ческого развития сопровождалось недооценкой этнокультурного своеобразия рабочей силы, в результате чего формировалась некая «культурная смесь», не затрагивающая глубинных ментальных черт российского работника, но навязывающая чуждые ценности, ритуалы и атрибуты как в рамках формирования корпоративной культуры предприятий, так и непосредственно в процессе организации корпоративного досуга. В связи с этим представляется целесообразным рассмотреть вопрос об опасностях утраты в условиях глобализации культурного разнооб-
разия досуговых традиций, доставшихся нам в наследство от русской (и, в том числе, советской) трудовой культуры, и о перспективах культурных заимствований в сфере корпоративного досуга для российских бизнес-предприятий.
Для осмысления этих вопросов обратимся к теории психического взаимодействия Г. Тарда [2] и социокультурной динамике П.А. Сорокина [3]. Обозначенные авторы стоят на позициях транскультура-ции, что позволит методологически верно определить закономерности культурной диффузии (заимствование корпоративных досуговых практик) и адаптации (сохранение традиций русской трудовой и досуговой культуры) в организации корпоративного досуга персонала современных предприятий России. Концепция культурных инсценировок Л.Г. Ионина [4] также поможет рассмотрению механизмов культурных изменений в сфере корпоративных досуговых практик.
Прежде всего, закономерен вопрос о судьбе подражаний европейским народам со стороны России в рамках культурной диффузии досуговых практик.
В сравнительно короткие исторические сроки практически во всех странах мира в общественной жизни и быту произошли глубокие изменения, приведшие фактически к появлению нового феномена постмодернистской эпохи - «цивилизации досуга» и, как следствие, - человека досуга. «Цивилизация досуга» началась с распространения ценностей досуга от одних культур к другим, и очень скоро функция восстановления сил перед новым рабочим днем, отводимая досугу еще во второй половине ХХ века, утратила свою актуальность, как и указывал Ж. Дюмазедье. В соответствии с его мнением, досуг - это не часы в бюджете времени, это - смысл индивидуального существования современного человека, который осознанно и методично меняет соотношение коллективного долга и индивидуального блага в пользу последнего [5]. Однако высокие темпы общественной жизни привели к тому, что взгляды Ж. Дюмазедье об индивидуализации досуга
на рубеже ХХ-ХХ1 веков потребовали корректировки: как справедливо отмечает украинская исследовательница С. Шостак, исчезновение границ, приводящее к унификации и подчиненности сферы досуга глобальным тенденциям принуждения, «совращения» к потреблению (по Ж. Бодрийяру [6]), привело к потере индивидуальности и замене ее квазииндивидуальностью, которую она усматривает в «стратегии производителей индустрии досуга, направленной на создание и дальнейшее удовлетворение потребностей в досуговом потреблении» [7, с.159] (нередко - ложных потребностей, по теории Г. Маркузе). Ей вторит и российская исследовательница О.В. Понукалина: «С одной стороны, растет количество предложений со стороны индустрии досуга, с другой - практически все предложения осуществляются с целью коммерческой прибыли, несут развлекательный, рекреационный характер... Горожане, решая, как проводить свободное время, часто оказываются в ситуации "выбор без выбора": альтернативой казино становятся рестораны, альтернативой кинотеатрам -игровые клубы» [8, с.82].
В отношении культурной диффузии индивидуальных (или квазииндивиду-альных) досуговых практик Россия не стоит в стороне от глобальных тенденций. Но попробуем понять закономерности культурной диффузии досугового потребления через такой специфический канал, как корпоративный досуг.
Рассмотрим с позиции теории психического взаимодействия Г. Тарда, какие элементы корпоративных досуговых практик в России являются заимствованными, Так, механизмы культурной диффузии, выделенные Г. Тардом, определяются тремя типами психического взаимодействия людей: заражение, внушение и подражание. На практике они реализуют механизмы коммуникации между субъектами культурной диффузии (т.е. теми, кто предлагает, и теми, кто принимает инновации). Подражание, по мнению Г. Тарда, выполняет функции усвоения, воспроизведения и унификации инноваций, благо-
даря ему население Европы превратилось в «издание, набранное одним и тем же шрифтом и выпущенное в нескольких сотнях миллионов экземпляров» [9, с.15]. Подражание может приводить как к бесконфликтному заимствованию, так и к «логической дуэли» подражаний, следствием чего может быть отторжение или противостояние.
Если обратиться к сложившимся традициям досуга в успешных компаниях Европы, США и Японии, можно выделить целое направление корпоративных мероприятий, которое характеризуется как педагогически целесообразный корпоративный досуг с высоким уровнем культуры. Он включает в себя реализацию сбалансированных рекреативных, развлекательных и развивающих досуговых занятий для формирования лояльности сотрудников, развития их «корпоративного духа» и поддержания здоровья членов корпорации. На протяжении ХХ века досуговая практика трудовых коллективов за рубежом сложилась в определенную систему, и на настоящий момент мы можем выделить такие направления, как повседневный и праздничный досуг членов трудового коллектива, тренинговые мероприятия (тренинги командообразования) и корпоративный туризм. Часть из этого перечня мероприятий сложилась в Европе, часть - в США [10], но в данном случае можно говорить о колониальной модели культурной диффузии (и европейские, и американские компании характеризует полная диффузия корпоративных досуговых практик и принятие культурных инноваций друг друга).
Важной чертой корпоративного досуга, сложившейся на базе зарубежной досуговой практики, можно считать ориентацию на национальные традиции. Так, например, корпоративные мероприятия японцев несут на себе местный культурный колорит: проводимые между отделами фирмы спортивные соревнования обязательно включают какой-либо национальный вид спорта (кюдо, дзюдо, кэндо, каратэ и т. д.) и редко - западные
спортивные мероприятия типа футбола или тенниса. Иными словами, речь идет не столько о видах спорта, сколько о символах японского образа жизни. В случае с Японией мы имеем дело с бесконфликтной моделью диффузии, которая сочетает заимствование инноваций глобального мира с устойчивостью локальных культурных черт.
Совсем другая ситуация наблюдается в досуговых практиках российских предприятий. Сегодня типичным примером для среднестатистической российской компании является «корпоратив» - мероприятие, ориентированное на формирование позитивного внешнего имиджа и подразумевающее праздник с банкетом и культурной программой, а также, как справедливо отмечается в исследовании В.В. Медведенко [11, c.3], включающее негативную потребность персонала к проведению досуга на суррогатной (алкогольной) основе. Другие же формы корпоративных мероприятий не получили широкого распространения прежде всего в силу их слабого имиджеформирующего отклика во внешней среде.
Таким образом, заимствование корпоративных досуговых практик в России охватило только некоторые сферы социокультурного пространства через распространительную диффузию стимула (expansion stimulus diffusion). Перенос досуговых форм, новых культурных образцов и паттернов поведения происходит без перемещения в пространстве субъектов досуга, и инновации, связанные с установлением определенных типов коммуникаций в условиях нового экономического уклада, воспринимаются лишь незначительной частью руководства и персонала компаний (причины могут быть разными - от нехватки ресурсов до непонимания инновации). В данном случае речь о бесконфликтной модели диффузии не идет, равно как и о колониальной модели (по Г. Тарду), скорее, применительно к России можно говорить о частичной диффузии или диффузии с низким результатом.
Почему же Россию отличает столь низкий уровень культурной диффузии корпоративных досуговых практик? Дать однозначный ответ на это сложно, но можно предположить существование нескольких причин.
Первая из них определяется традиционной для русской культуры евроазиатской пограничностью, поляризацией самобытных и инокультурных начал. На двойственность русской культуры, которая, с одной стороны, противостоит как Западу, так и Востоку, а с другой, -включает в себя и Запад, и Восток, указывали десятки авторов. Конфликт обостряется при каждом переломном этапе российской истории, не стал исключением и конец ХХ века. Сегодня, как пишет И.В. Кондаков, «границы между гетерогенными, поляризованными, предельно контрастными явлениями, текстами, нормами, смыслами, ценностями, сведенными в едином семантическом пространстве, сместились, стали размытыми или перестали существовать вообще; сами ценности и смыслы оказались кардинально переосмысленными, становясь идеологически неопределенными, нередко многозначными, амбивалентными; целое культуры - морфологически аморфным и мировоззренчески зыбким. Именно такая размытость - ценностно-смысловая, образно-ассоциативная, идейно-эмоциональная и т.п. - служит задачам оптимального перехода от одной культурной парадигмы к другой, являясь смысловым "мостом" между двумя разными историческими эпохами - тоталитарной и демократической» [12, с.65].
Спор в дилемме «Восток-Запад» не приводит к решающему преобладанию какого-либо из начал, поскольку интегрирующая и дифференцирующая функция в истории российской культуры поочередно меняются. Отсюда невозможно так однозначно определить векторы культурной диффузии (в том числе и тренды корпоративных досуговых практик, затрагивающих не индивидуальные, а групповые интересы) на исторически
коротком этапе в пятнадцать-двадцать лет.
Вторая причина слабости культурной диффузии кроется в огульном отказе постсоциалистической России от своего советского наследия (так происходило во все периоды, когда нарушалась историческая преемственность, так произошло и в период перехода от тоталитаризма к современному типу российской демократии).
Для осмысления этой тенденции целесообразно обратиться к теории флуктуаций П.А.Сорокина, в основе которой лежит анализ динамических изменений основных параметров культурной деятельности в кризисные эпохи, которые сам автор определял как переход от дезинтеграции старого социокультурного порядка к построению порядка нового. По мнению П.А. Сорокина, в социокультурном пространстве всегда функционируют три основных принципа [13, с.741-743]: ограничение, подразумевающее ограниченность выбора исходных констант (к примеру, цифр от 0 до 9 всего десять, но вариантов их комбинаций - множество); принцип имманентного изменения, подразумевающий постоянную динамику социокультурной системы по вариативному комбинированию типов культур из исходных констант; наконец, флуктуация, понимаемая как обобщающее динамическое изменение социокультурной системы в рамках изначально заданных вариантов комбинаций.
Теория флуктуаций П. А. Сорокина помогает корректно объяснить характерную для досуга как особой субсистемы диалектику корпоративных практик. Трансформация российского социума в первой четверти ХХ века в соответствии с теорией П.А. Сорокина может быть понята как диалектика адаптационно-познавательных форм, осуществляемая посредством фазовых переходов от одного цикла к другому [14]. Досуговая практика, будучи неотделимой частью советской гражданской обрядности, составляла целостную систему, которая особенно активно формировалась в послевоенную
эпоху середины ХХ века на базе народной обрядовой культуры. При этом «наибольшим разнообразием отличались сложившиеся в сфере производственной деятельности ритуальные и праздничные новации» [15, с.166], что вполне объяснимо с точки зрения декларирования мирного пути развития СССР и, как следствие, переноса внимания на «человека труда». Пролетарские традиции включали в себя обширную систему трудовых ритуалов, обрядов и праздников: отраслевых, юбилейных, фольклорных праздников ремесел; праздники трудовых коллективов, предприятий; праздники и ритуалы чествования трудовых династий, ветеранов труда; посвящения в профессию, присвоения почетных званий лучшего в профессии и т.д.
С переходом России на рельсы рыночной экономики произошла дезинтеграция прежнего социокультурного порядка, что обусловило отказ от советской идеологии, а вместе с ним - отказ от сложившейся системы обрядоводосуговых практик. При этом выброшенным оказался в том числе и позитивный западный опыт организации досуга трудовых коллективов, хоть сколько-нибудь напоминающий предыдущее советское наследие (по меткому замечанию Ф. Энгельса по другому, правда, поводу, «с грязной водой выплеснули и младенца»). Сегодня сотрудники компаний с большой долей иронии (а чаще - с полным отрицанием) относятся к ритуалам исполнения гимна предприятия или подъема флага.
Третья причина слабости культурной диффузии заключается в поверхностном подходе к отбору досуговых форм из сложившегося западного наследия.
Просмотр россиянами американских фильмов и сериалов, в которых так или иначе отражается повседневность офисной жизни, воспринимается, по определению Л.Г. Ионина, как некая «свобод-нопарящая форма» [16, с.6], предлагающая готовый вариант идентификации. Пока в моностилистическом советском обществе социальный интерес к ней от-
сутствовал, культурная форма существовала в виде «зародыша», но в постсоветской действительности (при отсутствии запрета на публичную презентацию) культурные формы западных досуговых практик стали предлагать себя каждому, кто обеспокоен поиском идентичности.
Маргинальность постсоветского российского общества поставила руководство предприятий перед своеобразной альтернативой: идентифицироваться с
новыми формами корпоративного досуга (чаще всего это - практика предприятий с совместным иностранным капиталом) или остаться в рассеянном, диффузном окружении. Третий (маргинальный) вариант - занять промежуточную позицию - требует значительных усилий в плане балансирования между двумя крайними точками: с одной стороны, позицией свободы корпоративных досуговых практик от культурных заимствований и, с другой, фиксацией, удержанием этих чуждых заимствований у себя.
Вариант воспользоваться готовой культурной формой для руководителя весьма привлекателен, ибо алгоритмы развертывания полноценной культурной формы из «зародышевой» известны и проработаны (теория и практика построения ценностно-нормативных и знаково-символических элементов корпоративной культуры, поведенческих предписаний и т.п. получила широкое освещение в научной литературе). Как пишет Л.Г. Ионин, «для индивидов, ищущих скорейшего выхода из их нынешнего неопределенного и неустойчивого положения, обретение внешних признаков идентификации является сигналом того, что прошлое преодолено. Но это скорее желаемое, чем на самом деле реализованное состояние» [16, с.6]. Внешние свидетельства идентификации (дресс-код, гимны, корпоративный сленг), осваиваемые на начальном этапе культурной инсценировки, должны еще пройти этап усвоения теоретического ядра и выработки соответствующего морально-эмоционального настроя (как это было в советской граж-данско-производственной обрядности).
Поэтому корпоративные досуговые практики современной России пока еще носят внешний, игровой характер. «Игровой в том смысле, что правила игры, содержащиеся в той или иной культурной форме, хотя и воспринимались индивидом как некая целостность, но не отождествлялись им с правилами самой жизни. Игра могла быть интересной или неинтересной, но не являлась обязательной» [16, с.7]. Следствием этой необязательности стал крайне неэффективный характер отбора корпоративных досуговых практик -зрелищных снаружи, но, как правило, незаполненных изнутри. Резюмируя, можно сказать, что на настоящем этапе перехода от моностилистической советской культуры к полистилистической сфера организации корпоративного досуга пока еще не обрела фундаментального характера и обладает поверхностными признаками культурной инсценировки.
Справедливости ради следует также отметить чрезвычайную прагматичность руководителей российских предприятий: по статистике, среди топ-менеджеров доля «соратников», ориентированных на людей и заботу о своем коллективе, составляет всего лишь 10,69%, а превалируют такие мотивационные типы, как «организатор» и «политик» с ярко выраженной мотивацией «достижения» и «власти» [17]. Притом что руководители российских предприятий имеют неограниченные возможности для заимствования корпоративных досуговых форм, за реальным выбором этих форм не стоит никакого оформленного коллективного интереса. Получается, что в предлагаемых и продвигаемых посредством социокультурных инсценировок формах заложен только интерес самих руководителей компаний, персонал же вынужден довольствоваться пассивной ролью заложника выбора, а отнюдь не субъекта досуговых практик. Это также приводит к сужению спектра заимствования корпоративных досуговых форм (констант). Заимствованию (или подражанию, по Г. Тарду) подлежат лишь те минимально необходимые досуговые практики, кото-
рые принимаются руководителями компаний с точки зрения способности принести ощутимый экономический эффект, то есть ориентированные на формирование позитивного внешнего имиджа предприятия, а истинная забота о «человеческом факторе» и внутреннем имидже откладывается на потом.
Четвертая причина низкого уровня культурной диффузии корпоративных досуговых традиций заключается в хаби-туализации («опривычивании») тех немногих западных образцов корпоративного досуга, которые прошли апробацию в российской практике и не вошли в противоречие с ментальностью современного россиянина.
Как указывают П. Бергер и Т. Лук-ман, психологическим последствием «опривычивания» становится уменьшение выбора: «Это освобождает индивида от бремени "всех этих решений", принося психологическое облегчение, основанием которого является ненаправленная ин-стинктуальная структура человека» [18, с.90]. Парадоксально то, что в постсоветской повседневности «веер» выборов значительно возрос, однако это не коснулось корпоративных досуговых практик. Их скудный набор тем не менее на руку и руководителям предприятий, и профессиональным организаторам корпоративных мероприятий, поскольку освобождает и тех, и других от бремени принятия решений, минимизирует затраты, но при этом все же обеспечивает стабильную основу для жизнедеятельности компаний. Здесь опять-таки целесообразно вспомнить ситуацию «выбор без выбора», о которой писала О.В. Понукалина [8].
Таким образом, трансформация корпоративных досуговых практик в условиях сегодняшних российских реалий определяется тремя основными тенденциями: во-первых, радикальным и, вследствие этого, неэффективным переосмыслением исторического наследия, во-вторых, попыткой придания новых смыслов досуговым традициям через внешние заимствования, в-третьих - незавершенностью
идентификации в рамках избранной культурной формы.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Шкаратан О.И., Карачаровский В.В. Перспективы России: линеарность vs вариативность мирового развития// Мир России. 2002. №3. С.30-47; Шкаратан О.И. Русская трудовая и управленческая культура. Опыт исследования в контексте перспектив экономического развития // Мир России. 2002. Т. 11. № 1. С. 3-56.
2. Тард Г. Социальная логика / Пер. с фр. М. Цейтлин. СПб.: Социально-психологический центр, 1996.; Тард Г. Законы подражания = Les Lois L'imitation / Пер. с фр. СПб.: Изд. Ф. Павленкова, 1892. IV, 370 с.
3. Сорокин П.А. Социальная и культурная динамика. Исследование изменений в больших системах искусства, истины, этики, права и общественных отношений / Пер. с англ. СПб.: Изд-во Русского христианского гуманитарного института, 2000.
4. Ионин Л.Г. Социология культуры: учеб. пособие для вузов / Гос. ун-т - Высшая школа экономики. 4-е изд., перераб. и доп. М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2004.
5. См.: Дюмазедье Ж.Р. К цивилизации досуга. М.: Прогресс, 1962.
6. Бодрийяр Ж. О совращении / Пер. с франц. // Ad Marginem, 1993. М.: Ad Marginem, 1994. С. 324353.
7. Шостак С. Механизмы культурной диффузии //Социология: теория, методы, маркетинг. 2005. №3. С.142-164.
8. Понукалина О.В. Виртуальная «цивилизация досуга» российской провинции // Вестник Челябинского государственного университета. Философия. Социология. Культурология. 2008. Вып. 10. № 33. С.80-87.
9. Тард Г. Законы подражания = Les Lois L'imitation: Пер. с фр. СПб.: Изд. Ф. Павленкова, 1892. IV, 370 с.
10. Например, классическим примером заботы «отца-основателя» о персонале своей компании является опыт организации театрализованных мероприятий посвящения в рабочие на заводах Г. Форда. Укрепление корпоративного духа происходило в форме торжественной «переплавки»: новые рабочие в собственной одежде входили внутрь гигантского котла, где происходила их символическая переплавка, и выходили уже в рабочих комбинезонах завода.
11. Медведенко В.В. Празднично-игровые технологии формирования культуры корпоративного досуга: автореф. дис... канд. пед. наук: 13.00.05. Тамб. гос. ун-т им. Г.Р. Державина. Тамбов, 2008.
12. Кондаков И.В. «Смута»: эпохи «безвременья» в истории России // Общественные науки и современность. 2002. №4. С. 55-67.
13. Сорокин П.А. Социальная и культурная динамика. Исследование изменений в больших системах искусства, истины, этики, права и общественных отношений /Пер. с англ., коммент. и ст. В.В. Сапо-ва. СПб.: Изд-во Русского христианского гуманитарного института, 2000.
14. Сухая В.В. Факторы социокультурных трансформаций искусства в культурософии Питирима Сорокина: дис... канд. культурологии: 24.00.01. М., 2006.
15. Тульцева Л.А. Ритуально-праздничная культура в современном досуге // Традиционные формы досуга: история и современность. М.: Гос. республиканский центр русского фольклора,1993. С. 164185.
16. Ионин Л.Г. Идентификация и инсценировка (к теории социокультурных изменений) // Социологические исследования. 1995. № 4. С. 6.
17. Исследование мотивационных типов / ГК «Институт Тренинга -АРБ Про». URL: http://www.trainings.ru/events/news/?id=10893 (дата обращения 06.07.2011)
18. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания / Пер. Е. Руткевич. М.: Медиум, 1995.
УДК 37.025:371.3 ББК 88.4
КОММУНИКАТИВНАЯ КОМПЕТЕНТНОСТЬ СЕРВИСОДАТЕЛЯ КАК ОСНОВА ПОСТРОЕНИЯ СТРАТЕГИЙ, ОРИЕНТИРОВАННЫХ НА КЛИЕНТА
Н.И.Королева
Санкт-Петербургский государственный университет
сервиса и экономики (СПбГУСЭ)
