CC BY
44
Д.В. МИХЕЛЬ, И В. МИХЕЛЬ*. КРОВЬ И ТЕЛО КАК ЛЕЧЕБНОЕ СНАДОБЬЕ : ДОНОРСТВО КРОВИ И ОРГАНОВ В КИТАЕ.
Аннотация. В статье освещаются наиболее значимые моменты, характеризующие развитие практик донорства крови и органов в Китае, а также прослеживается связь между этими практиками и их отображением в рамках литературы. Особое внимание уделяется роли традиционных китайских представлений о крови и человеческом теле как ценных лекарственных снадобьях, а также о присутствии этих представлений в рамках современной биомедицины, в частности в хирургии и трансплантации. С целью получения необходимых выводов авторы статьи обращаются к анализу творчества Лу Синя, Чжен И и других китайских писателей, а также целого ряда западных медицинских наблюдателей, которые фокусируют свое внимание на вопросах развития современной китайской медицины и их связи с вопросами этики и политики.
Ключевые слова: Китай; биомедицина; кровь; тело; донорство; Лу Синь; Чжен И; культурная революция; западные медицинские наблюдатели.
D.V. MIKHEL. I.V. MIKHEL. Blood and Body as a Medicine : blood and Organ Donation in China.
Abstract. The article highlights the most significant points characterizing the development of blood and organ donation practices in
* Михель Дмитрий Викторович - доктор философских наук, профессор Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации; ведущий научный сотрудник отдела Азии и Африки Института научной информации по общественным наукам РАН.
Михель Ирина Владимировна - кандидат философских наук, доцент Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации; старший научный сотрудник отдела Азии и Африки Института научной информации по общественным наукам РАН.
China and traces the relationship between these practices and their portrayal within the literature. Particular attention is paid to the role of traditional Chinese notions of blood and the human body as valuable medicinal potions, as well as the presence of these notions within modern biomedicine, in particular in surgery and transplantation. In order to obtain the necessary conclusions, the authors of this article turn to the analysis of the works of Lu Xin, Zheng Yi and other Chinese writers, as well as a number of Western medical observers, who focus their attention on the development of modern Chinese medicine and their connection with the issues of ethics and politics.
Keywords: China; biomedicine; blood; body; donation; Lu Xin; Zheng Yi; cultural revolution; Western medical observers.
Для цитирования: Михель Д.В., Михель И.В. Кровь и тело как лечебное снадобье : донорство крови и органов в Китае // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 9 : Востоковедение и африканистика. - 2021. - № 2. - С. 131-147. DOI: 10.31249/rva/2021.02.09
Во второй половине ХХ в. Китай продемонстрировал один из самых решительных примеров перевода общества на рельсы модернизации и разрыва с собственными традициями. Одним из символов этого процесса стало построение национальной системы здравоохранения, способной противостоять наиболее серьезным вызовам времени. Успешность такого ответа совсем недавно была продемонстрирована в случае с пандемией COVID-19, которую китайским властям и медикам в весьма короткое время удалось взять под контроль на своей территории, вызвав несомненное изумление у большей части западных наблюдателей. Однако существует еще одна область в рамках китайской национальной системы здравоохранения, которая продолжает вызывать серьезные нарекания со стороны западных политиков и медицинских специалистов. Это трансплантационная медицина. С точки зрения западных авторов, а также целого ряда китайских авторов, проживающих на Западе, в ней много темных пятен, и она устроена на принципах, далеких от тех, что признаны в западном мире. Продолжающаяся на протяжении уже нескольких десятилетий критика китайской системы донорства и трансплантации перекликается с критикой в адрес всей административно-политической системы
Китая. Кроме того, в этой критике, по-видимому, присутствуют те же страхи, которыми охвачен западный мир в его восприятии Китая как страны, являющейся источником глобальной эпидемиологической опасности и источником прочих опасностей [4].
В предлагаемой ниже статье пойдет речь о некоторых источниках этих страхов, а также будет предпринята попытка осветить положение дел в сфере донорства крови и органов в современном Китае.
Лу Синь о конфуцианстве, каннибализме и народных снадобьях
Основоположник современной китайской литературы Лу Синь (1881-1936) не собирался становиться писателем. В юности он хотел стать врачом, чтобы с помощью новейших достижений европейской науки - микробиологии, гигиены и хирургии - оказывать помощь своим соотечественникам. В 1904 г. он поступил учиться в Сэндайскую медицинскую академию в Японии, став в ней первым иностранным студентом. Однако уже в марте 1906 г. он покинул Сэндай, осознав, что его народу сейчас больше нужна не столько медицинская помощь, сколько помощь духовная и нравственная. Однажды во время пребывания в Сэндае он увидел пропагандистский японский фильм о событиях Русско-японской войны. В ходе фильма была показан сцена казни пойманного разведчика русской армии, которым оказался простой китаец, возможно, даже земляк Лу Синя. Будущего писателя в этот момент поразили пустые глаза остальных китайцев, которые «собрались, чтобы поглазеть на это поучительное зрелище». Как пишет Лу Синь, «тут я понял, что медицина не так уж важна, а смерть от болезни - не самая страшная участь... Первой необходимостью я стал считать тогда духовное возрождение и лучшим средством для него - литературу» [2, с. 49].
В 1918 г. Лу Синь опубликовал свой первый рассказ, получивший название «Записки сумасшедшего». В нем излагался дневник некоего молодого китайца, который долгое время страдал от тяжелых приступов паранойи, но потом избавился от нее. Известно, что «Записки» Лу Синя стали одним из первых примеров антияпонских и антиимпериалистических настроений среди китай-
ской интеллигенции, вскоре вылившихся в «Движение 4 мая». Как один из участников «Движения 4 мая» Лу Синь выступал за скорейшую модернизацию Китая, отказ от конфуцианской этики, реформирование литературного языка и скорейшее усвоение полезных западных знаний. Свою критику конфуцианства Лу Синь представил в весьма оригинальной и даже жуткой форме. Герою его «Записок» повсюду мерещатся людоеды и людоедство, от которых невозможно спрятаться даже в собственном доме. Взяв в руки конфуцианскую книжку по истории, сумасшедший герой «Записок» сталкивается с каннибализмом и там. «В старину часто ели людей: это я помнил из истории, правда, смутно. Чтобы справиться, раскрыл книгу по истории, в книге не было дат, зато каждая страница изобиловала словами "гуманность", "справедливость", "мораль" и "добродетель". Уснуть я все равно не мог и глубоко за полночь очень внимательно читал книгу, как вдруг увидел, что между строками она вся испещрена одним словом -"людоедство"» [1, с. 55].
Бредовая история, запечатленная в «Записках», конечно, может быть прочитана именно как политический памфлет против конфуцианства, но все же сам выбор Лу Синем метафоры каннибализма для характеристики отживших свой век старых китайских традиций едва ли оказался случайным. В другом рассказе писатель недвусмысленно намекал на то, что употребление в пищу человеческой плоти в старом Китае не было чем-то совершенно безумным и невозможным. В «Снадобье» Лу Синь рассказывает историю о том, как старик Хуа Лаошуань отчаянно пытается вылечить своего сына от туберкулеза. Далеко за полночь он покинул свой дом и отправился в город, чтобы поспеть на казнь некоего молодого господина Ся и заполучить из рук палача его кровь, которая и должна стать чудесным лекарством для больного сына.
Совсем прозаическая история. Провожая старика, его жена дает ему деньги. Тот прячет их в карман и на протяжении всего пути беспокоится, что их отнимут злодеи. На площади, где казнят Ся, собирается толпа, но сам старик Хуа даже не успевает ничего увидеть. Голова казненного падает с плеч. Палач или кто-то из его окружения забирает у старика деньги и вручает ему пампушку из риса, пропитанную кровью казненного. Вернувшись домой, старик передает пампушку жене, которая поджаривает и заставляет съесть
сына. Хуа Лаошуань держит чайную, в которой собирается толпа посетителей. Пока все пьют свой ежедневный чай, то и дело идет разговор о том, что старику неслыханно повезло, ибо он нашел столь чудодейственное снадобье для своего сына. Один из посетителей громко кричит: «Ручаюсь, что выздоровеет. Снадобье на этот раз особой силы. Подумай только, кровь я взял еще тепленькую, да и принял он ее еще теплой» [3, с. 73].
Одобрительные крики в чайной свидетельствуют о том, что все ее посетители поддерживают старика Хуа и одобряют его выбор. Теплая человеческая кровь, с их точки зрения, лучшее из всех возможных лекарств, которое могла предложить старая народная медицина. Но словно бы в насмешку над их невежественными представлениями эта история заканчивается смертью больного юноши. Снадобье не подействовало, а народная медицина оказалась бессильной перед тяжелым инфекционным заболеванием. В финале рассказа жена старика Хуа приходит на могилу сына, и случайно встречает там мать казненного юноши, который погребен по соседству. Мать казненного причитает об убиенном и просит его сжалиться над своими губителями. Как и другие китайцы, она суеверна и твердо верит в то, что дух ее мертвого сына будет им мстить.
В «Снадобье», как и в «Записках сумасшедшего», Лу Синь, прежде всего, бичует суеверия своего невежественного народа. Об этом можно догадаться по юмору, который то и дело звучит в словах автора, рассказывающего эти истории. Лу Синь нисколько не сомневается в том, что время конфуцианства, ритуального медицинского каннибализма и прочих пережитков прошлого должно скоро закончиться. Сочувственно приняв идеи марксизма и революции, писатель Лу Синь многое сделал лично для того, чтобы способствовать движению его страны в более современный и разумный мир.
Чжэн И о кровавых событиях в Гуанси при культурной революции
Все то, что Лу Синь подверг критике и перевел в юмор, для современного китайского писателя-диссидента Чжен И (род. 1947) стало предметом политического разоблачения и ужасных воспо-
минаний. В середине 1960-х годов Чжен И учился в пекинском Университете Цинхуа, где в 1966 г. его застала провозглашенная Мао Цзэдуном культурная революция. Объявив открытую войну своим противникам по партии, Мао натравил на них школьников и студентов, призвав их уничтожить все происки западной пропаганды в стране, которые они смогут найти. Откликнувшись на призыв Мао, китайская молодежь стала образовывать боевые отряды красногвардейцев (хунвэйбинов), которые в короткое время наводнили все китайские провинции. В том же 1966 г. Чжен И возглавил один из отрядов хунвэйбинов в Пекине.
Продолжавшаяся почти десять лет «Великая пролетарская культурная революция» погрузила всю страну в кровавое насилие. Миллионы людей по всему Китаю были подвергнуты репрессиями, лишены работы, имущества, жизни. Главными жертвами репрессий стали школьные учителя, университетская профессура, интеллигенция, а также многие члены партийных организаций, -как на низовом уровне, так и на самом верху. Жестокость хунвэй-бинов была столь чудовищной, что даже армия и милиция предпочитали с ними не связываться и позволяли тем вершить свой суд по собственному усмотрению. Общее число жертв травли со стороны хунвэйбинов до сих пор невозможно подсчитать, но, очевидно, их счет шел на миллионы.
После того как умер Мао и новое руководство Китая объявило о прекращении культурной революции, наступило холодное отрезвление общества и всеобщее стремление забыть о случившемся как о страшном сне. Чжен И посчитал своей личной целью увековечить пережитый им опыт и решил изучить один из самых страшных эпизодов в истории культурной революции - кровавую резню в Гуанси. В 1986 г. он приехал в Гуанси и провел там расследование, заручившись свидетельствами местных жителей и собрав документы, проливающие свет на случившиеся события. После этого Чжен И задался целью опубликовать собранные им материалы, но поскольку они изобличали роль целого ряда китайских партийных руководителей, Чжен И не осмелился их публиковать. В 1989 г. он оказался в рядах оппозиционеров на площади Тяньаньмэнь, где и был задержан. Однако по случайности ему удалось избежать ареста, и он после этого еще несколько лет скрывался от властей. Чжен И удалось сбежать в Гонконг, откуда
он перебрался в США, где и опубликовал в 1996 г. свою книгу о кровавой резне в Гуанси [23].
Читать эту книгу невыносимо, ибо каждая ее страница наполнена ужасом и насилием. Порой кажется, что автор просто сошел с ума и все выдумал, желая отомстить правящему режиму и его самым ревностным сторонникам. Но так или иначе, то, что он описал, в той или иной форме могло иметь место в реальности. Речь в книге идет о массовом каннибализме в Гуанси летом 1968 г., который стал средством политического уничтожения оппонентов и в который было вовлечено тысячи людей под руководством местных партийных лидеров.
По данным Чжен И, резня в Гуанси стала следствием межфракционной партийной борьбы, в которую оказались вовлечены тысячи местных жителей, стремившиеся продемонстрировать свою лояльность партийным лидерам. По одну сторону баррикад оказалась группа «Объединенное командование пролетарских революционеров» во главе с первым секретарем КПК в автономном районе Гуанси Вэй Гоцином (1913-1989), по другую - «Командование революционного движения 22 апреля» (фракция 4.22), возглавляемая Ву Чиннанем. Последнего поддерживал премьер Госсовета КНР Чжоу Эньлай (1898-1976). Ву Чиннаню удалось мобилизовать 40 тыс. хунвэйбинов, но справиться с силами Вэй Гоцина он так и не смог. Пекинское руководство не имело возможности напрямую вмешаться в конфликт из-за географической удаленности региона. Но когда фракция Вэя стала одерживать верх, Пекин по умолчанию признал его победителем.
Конфликт в Гуанси между партийными фракциями начался в 1967 г., спустя 6 месяцев после того, как в Пекине было объявлено о начале культурной революции. Весь 1967 год между противниками происходила словесная перепалка, но уже в январе 1968 г. обе стороны перешли к физическому насилию. 16 февраля произошло первое убийство, после которого последовала эскалация еще большей жестокости. Захваченных оппонентов та и другая сторона подвергала пыткам и уничтожению. В мае 1968 г. в ходе сражения на берегу реки Цянь (приток Жемчужной реки) основная часть боевых группировок фракции 4.22 была разгромлена [20, с. 138]. Большая часть тех, кто спасся, бежали в Гонконг и Вьетнам.
Вслед за этим начался еще больший террор. Пленных из фракции 4.22 пытали, а, по меньшей мере, 97 человек съели. Однако общее число замученных и съеденных было еще на порядок больше. Некоторые казни принимали ритуальный характер, другие происходили спонтанно и с особой жестокостью. Книга Чжен И переполнена такими жуткими описаниями, поэтому есть смысл ограничиться лишь некоторыми выдержками из нее. «Прогуливаясь по улице, директор местного коммерческого бюро нес на плече человеческую ногу, которую он нес домой, чтобы сварить и употребить в пищу. На ноге еще висел кусок мужских брюк... Крестьянин, которого преследовала толпа, забежал в окружной штаб военной милиции, встал на колени и попросил помощи у командира. «Помогите мне! - закричал он. - Они хотят меня съесть!» Толстый командир невозмутимо ответил: «Пусть делают, что хотят». Крестьянина немедленно казнили, а затем изрубили и съели. Директора школы повалили на землю. Каждый из присутствующих оторвал кусок мяса, и вместе они устроили импровизированное барбекю в кампусе» [23, с. 3].
Кровавое пиршество в Гуанси продолжалось все лето. В процессе уничтожения своих политических оппонентов победившая партийная фракция прибегла ко всем возможным видам каннибальских практик. Некоторые из жертв были съедены целиком, у других вырвали лишь отдельные органы, которые пользовались особым магическим смыслом, - сердце, печень, гениталии. Чаще всего людоеды предпочитали прожаривать или варить части тела своих врагов, но некоторых съедали прямо на месте убийства. Во многих случаях каннибализм принимал коллективный характер, что придавало всем этим случаям еще более чудовищный и невероятный смысл.
В своей книге Чжен И неоднократно задавался вопросом о том, чем был вызван весь этот «безумный пыл», - слепым поклонением своему вождю Мао, неукротимой яростью к своим врагам, древними суевериями? Сам автор считает, что свою роль сыграло и «растущее чувство эмансипации», которое быстро распространилось в обществе в годы культурной революции [23, с. 123]. Были отброшены последние табу, которые удерживают людей от того, чтобы не переставать быть людьми. Расчеловечевание своих идейно-политических врагов в этот период достигло высшего апо-
гея. Возможно, вслед за Чжен И также следует обратить внимание и на то, что революционный каннибализм в Гуанси имел тесную культурную связь с медицинским каннибализмом, который в начале ХХ в. подвергал критике Лу Синь: кровь и внутренние органы человека, осужденного на казнь за его преступление, могут использоваться как лучшее из всех возможных лекарств.
Торговцы кровью и развитие биомедицины
Несмотря на попытки внедрения в Китае медицинской практики западного происхождения (биомедицины) еще в начале ХХ в., вплоть до образования КНР система здравоохранения в этой стране продолжала оставаться архаичной. Подавляющее большинство населения в случае необходимости было вынуждено обращаться либо к лекарям традиционной китайской медицины, либо к народным целителям, либо практиковать самопомощь и наиболее простые формы домашнего врачевания1. Лишь при Мао Цзэдуне в стране начала устанавливаться система здравоохранения современного типа, в значительной мере напоминающая советскую. Появление большого числа больниц и распространение хирургической практики потребовало решить задачу по регулярному снабжению их запасами донорской крови, однако вплоть до конца ХХ в. китайская биомедицина испытывала серьезную нехватку доноров крови. По оценкам ВОЗ, в 2013 г. показатель донорства среди населения составлял всего 0,94%, хотя для оптимального удовлетворения потребностей медицинских учреждений он должен был составлять от 1 до 3% [13, с. 405].
Для удовлетворения потребностей в донорской крови медицинские учреждения в КНР обязывали сдавать кровь медицинский персонал и студентов медицинских вузов, однако со стороны остальной части населения готовность быть донорами крови традиционно оставалась низкой. Возвращаясь к литературному творчеству Лу Синя, несложно заметить, что для большинства китай-
1 Согласно исследованиям Артура Клейнмана, система заботы о здоровье в Китае к началу 1980-х годов включала в себя три сектора - семейный (помощь в семье и самопомощь), народный (народные целители, практикующие магию, тра-волечение, примитивную хирургию и т.д.), профессиональный (китайская традиционная медицина и западная биомедицина) [15].
цев кровь всегда имела статус эффективного снадобья, но готовность жертвовать кровь другому представлялась как нечто морально неприемлемое и связанное с практикой наказания преступников. Иначе говоря, кровь должны были проливать и отдавать преступники, а не законопослушные люди.
Прекращение культурной революции и последующие реформы эпохи Дэна Сяопина (1904-1997) привели к оживлению экономической жизни в Китае. В 1980-е годы в рамках национальной системы здравоохранения стал формироваться сектор коммерческих медицинских услуг, одним из проявлений чего стало появление коммерческих форм донорства крови. Поскольку в условиях либерализации экономики медицинским учреждениям было предложено самостоятельно заботиться о своих доходах, то это дало серьезный толчок к появлению коммерческих центров по приему крови у населения, которые стали стремительно возникать по всему Китаю. В одном из исследований было показано, что в начале 1990-х годов только в провинции Хэнань было создано более 270 платных центров по приему крови у населения, где за каждую порцию крови от донора платили от 20 до 200 юаней (от 2,40 $ до 24.00 $). 60% от общего числа доноров в Хэнани составляли женщины от 15 до 55 лет, хотя значительную часть доноров также составляли мужчины. Поскольку забор крови часто проводился без соблюдения должных санитарных предосторожностей, а основную массу доноров составили сельские жители, то неизбежным следствием этой ситуации стало быстрое распространение инфекции в сельской местности. По данным управления здравоохранения провинции Хэнань, к середине 1990-х годов 370 000 доноров крови из сельской местности заразились ВИЧ-инфекцией, подобная же ситуация сложилась и в других регионах Китая. По некоторым оценкам, в 1 5 из 27 провинций, где действовали коммерческие пункты приема крови у населения, значительная часть доноров была заражена. В некоторых же деревнях количество жителей, заразившихся ВИЧ, составило от 60 до 80% [9, с. 140].
История с массовом ВИЧ-инфицированием сельских жителей в Хэнани нашла отражение в литературе. Ян Лянки в своем романе «Сон о деревне Динь» описал трагедию небольшой деревушки, где спустя 10 лет после того, как местные жители стали сдавать кровь в донорских коммерческих пунктах, почти все забо-
лели СПИДом и умерли. «Первое, что понял дедушка, это то, что лихорадка вовсе не была лихорадкой. Ее собственное медицинское название было «Синдром приобретенного иммунодефицита», или СПИД. Во-вторых, те, кто продавал свою кровь так много лет назад и заболел лихорадкой в течение двух недель после продажи, теперь болеют СПИДом. В-третьих, первые симптомы СПИДа проявятся только через восемь, девять или даже десять лет. Большинство людей, принимая симптомы за простуду, принимали лекарства, чтобы снизить температуру, и вскоре они вернулись к норме. Но через несколько месяцев болезнь снова обострится, и симптомы стали намного хуже: слабость, кожные язвы, язвы во рту и на языке, обезвоживание и потеря веса. К тому времени тебе оставалось жить всего несколько месяцев. Возможно, вам удастся продержаться шесть месяцев, может быть, даже восемь или девять, но очень немногие выдерживают это через год. В конце концов, все, кто заболел, умерли. То, что случилось с деревней Дин, было немыслимо: менее чем за два года эта крошечная деревня, состоявшая из почти 200 семей и 800 жителей, потеряла более 40 человек из-за лихорадки. За последний год в месяц в среднем умирало два-три человека. Не проходило и недели, чтобы кто-нибудь не умирал. Самым старшим было за пятьдесят, а младшим -всего несколько лет. В каждом случае болезнь начиналась с лихорадки, которая длилась несколько недель, поэтому болезнь получила название "лихорадка". Она распространялась до тех пор, пока не схватила всю деревню за горло; и теперь, казалось, этой мертвой хватке не было конца. Не было конца смертям и слезам» [21, с. 9-13].
Тема торговли кровью освещается и в романе Ю Хуа «Хроники торговца кровью» (2004), в котором он рассказывает историю Сю Сангуаня, рабочего с шелковичной фабрики, который на протяжении всей своей жизни вынужден продавать свою кровь, чтобы выпутаться из того или иного кризиса. Роман Ю Хуа изобилует элементами черного юмора, показывая главного героя как непутевого бедолагу, у которого все время не хватает денег на жизнь, на лечение родственников и оплату долгов. События охватывают период с момента образования КНР и до конца культурной революции, и на протяжении этого периода Сю Сангуань не раз умудряется разрешить свои проблемы, продавая единственное, что у него
есть, - кровь. В отличие от книги Ян Лянки «Хроники торговца кровью» не заканчиваются трагически: главный герой остается жив и удовлетворяет свою нехитрую мечту - «вкусно поесть в ресторане Виктория» [22, с. 137]. Тем не менее в обоих произведениях отчетливо сформулирована идея о том, что торговля собственной кровью есть занятие недостойное благополучного человека; к нему вынуждены обращаться лишь самые обездоленные, которым нечем покрыть свои финансовые обязательства перед окружающими, кроме как своими кровными.
Расцвет коммерческого донорства крови в Китае пришелся на 1980-е и первую половину 1990-х годов, закончившись катастрофой с ВИЧ-инфицированием сотен тысяч сельских доноров. В 1996 г. правительство закрыло большую часть государственных пунктов приема крови у населения, практикующих коммерческие формы донорства, а в 1998 г. все центры коммерческого донорства крови были объявлена вне закона. В самом начале 2000-х годов правительством были вложены огромные средства - порядка 1 млрд юаней (120 млн $) - для строительства новых государственных пунктов донорства крови, а затем еще раз почти такая же сумма (950 млн юаней) - для осуществления контроля над качеством донорской крови и обеспечения безопасности процедур забора крови [9, с. 140]. На уровне официальной правительственной риторики тема коммерческого донорства крови была закрыта, а само донорство было объявлено патриотической обязанностью граждан страны перед остальным обществом.
Враги китайского народа и развитие трансплантации
Подобно тому как в рамках традиционной китайской культуры кровь воспринималась как эффективное лечебное снадобье, так и человеческое тело, в особенности отдельные его органы -сердце, печень и почки, - воспринималось как источник жизненной силы. Ужасная история с кровавой резней и людоедством в Гуанси в годы культурной революции свидетельствовала о том, что даже в современном Китае массовые представления об органах человеческого тела были окрашены особым медицинским символизмом и мистицизмом. Кроме того, она свидетельствовала о том, что получены эти органы могут быть, прежде всего, от врагов
народа, которых закон осуждает на справедливое наказание, смерть и физическое разрушение тела. Похоже, именно это обстоятельство стало причиной того, что с началом развития практики трансплантации органов медицинские учреждения в Китае были вынуждены решать проблему заготовки донорских органов с учетом сложившихся культурных и административных практик.
Подобно всем прочим странам Китай начал развивать высокотехнологичную медицину, в том числе трансплантацию органов, в последней трети ХХ в. Однако в отличие от большинства из них КНР на протяжении длительного времени не раскрывала перед иностранными наблюдателями информацию о своих национальных источниках донорских ресурсов, порождая тем самым многочисленные подозрения в том, что в Китае происхождение донорских органов может быть связано с практикой наказания преступников, содержащихся в тюрьмах. В признанных международных статистических изданиях о донорстве и трансплантации органов, таких, как Newsletter Transplant, информация об уровне донорской активности в Китае отсутствует до сих пор. Но там, где такие сведения периодически обнародуются, обычно делается вывод о том, что по числу проведенных пересадок органов КНР существенно отстает от всех развитых стран мира, а также от многих развивающихся стран. Западные наблюдатели начали разрабатывать вопрос о связи между развитием трансплантации и изъятием органов у казненных преступников в Китае уже в начале 1990-х годов [11; 12]. Имея в виду пример китайской культурной революции, они охотно подчеркивали идею о том, что низкий уровень донорской активности в Китае объясняется всецело тем, что главным источником органов от посмертных доноров для Китая по-прежнему остаются тела казненных преступников, объявленных врагами китайского народа. Тот примечательный факт, что в начале 2000-х годов в Китае произошел резкий рост числа выполненных трансплантаций, некоторые наблюдатели на Западе связали с тем обстоятельством, что именно в эти годы в КНР имел место очередной виток подавления политической оппозиции и, как следствие, рост числа казней лиц, объявленных врагами китайского народа.
Особое внимание западных наблюдателей в этом плане привлек случай с арестами и наказаниями членов религиозно-оздоровительного движения Фалуньгун, созданного и возглавляемого Ли
Хунчжи (род. 1951). До середины 1990-х годов адепты Фалуньгун занимались в основном цигун, медитацией и держались в стороне от политики. Однако после выезда Ли Хунчжи за пределы КНР руководство Китая стало рассматривать его как политического диссидента, а само движение - как опасное для общественного порядка. В апреле 1999 г. в ответ на критическую публикацию в адрес Ли Хунчжи и его методов сторонники Фалуньгун устроили многотысячные акции протеста в Тяньцзине и Чжуннаньхае, которые были разогнаны полицией. После этого начались массовые задержания рядовых участников движения по всей стране [17, с. 241-306]. Спустя некоторое время в западных СМИ стали появляться сообщения о том, что в некоторых закрытых медицинских учреждениях Китая у замученных до смерти узников тюрем, связанных с Фалуньгун, китайские медики изымают органы и используют их для трансплантации.
Наиболее резонансным сообщением по этой теме стал отчет, подготовленный в 2006 г. бывшим депутатом палаты общин парламента Канады Дэвида Килгура (род. 1941) и адвокатом Дэвидом Мэйтасом (род. 1943). Отчет получил название «Кровавое изъятие органов». Вслед за его первым изданием последовал еще целый ряд обновленных версий, в том числе в 2007, 2009 и 2016 гг. На русском языке увидела свет обновленная версия отчета Килгура-Мэйтаса от 31 января 2007 г. [5] Содержащаяся в отчете информация по своему эмоциональному звучанию в целом ряде моментов напоминала события, изложенные в книге Чжэн И. Обилие скандальных материалов и их явная антикитайская направленность вызвали возмущенную реакцию со стороны правительства КНР. Кроме того, в 2011 г. решением Первомайского суда г. Краснодара отчет Килгура-Мэйтаса был признан экстремистским и внесен в Федеральный список экстремистских материалов [6].
Отчет Килгура-Мэйтаса породил целую волну антикитайских публикаций о насильственном изъятии органов в Китае у политических заключенных [8; 10; 16]. Поднятая волна публикаций совпала по времени с процессом реформирования национальной системы донорства органов в Китае. Трудно сказать однозначно, повлияла ли критика со стороны западных наблюдателей на этот процесс. Решения китайских властей можно рассматривать и как реактивные, и как проактивные. В любом случае, в 2010 г. КНР
официально ввела систему, основанную на добровольном согласии доноров на предоставление своих органов после смерти. В 2014 г. директор Комитета по донорству органов КНР и бывший заместитель министра здравоохранения страны Хуан Цзефу заявил, что новая донорская система будет всецело основана на принципе добровольного согласия, и в ней будут исключены все возможные элементы коррупции. Кроме того, он заявил, что в КНР по-прежнему будут использоваться донорские органы заключенных, но на основе их согласия [19].
Группа из шести западных экспертов в области медицинской этики и защиты прав человека отреагировала на заявления китайских чиновников скептически. В появившейся публикации было отмечено, что в Китае ничего не изменилось, но теперь власти КНР воспользовались «семантическим переключателем» и будут автоматически включать всех доноров из числа заключенных в число добровольных доноров, давших прижизненное согласие на изъятие органов. Решение же вопроса, по мнению западных специалистов, состоит в том, чтобы сделать все решения китайских политиков и врачей в этом вопросе полностью прозрачными и открытыми для контроля со стороны Запада [7].
Со стороны китайских специалистов в области медицинской этики вскоре последовало заявление о том, что китайская система заготовки донорских органов имеет четкий этический характер. Она строится на основе конфуцианской системы добродетелей и принципа, согласно которому согласие о предоставлении органов посмертным донором принимает не индивид, а его семья. Кроме того, китайские авторы подчеркнули, что западные модели организации донорства органов не подходят для конфуцианского Китая, и КНР не будет переходить на широко пропагандируемую систему предполагаемого отказа со стороны донора (opt-out), как «неэтичную» и «бесполезную» [18].
За последние полвека китайская система донорства и трансплантации органов прошла долгий путь собственных проб и ошибок, сумев выйти на новый уровень своего развития. Для западных медицинских и политических наблюдателей китайская система по-прежнему выглядит как неэтичная и тесно связанная с традициями административного подавления оппозиции, от которых Китаю следует отказаться. В свою очередь, Китай, освобождаясь от
наиболее печального наследия времен культурной революции, не собирается отступать от своих представлений о том, как должно и как может быть организовано донорство органов, и по мере необходимости отвечает на критику западных авторов критикой в их собственный адрес.
Список литературы
1. Лу Синь. Записки сумасшедшего // Лу Синь. Избранное : пер. с кит. - М. : Худож. лит., 1989. - С. 52-63.
2. Лу Синь. Предисловие к сборнику «Клич» // Лу Синь. Избранное : пер. с кит. -М. : Худож. лит., 1989. - С. 48-52.
3. Лу Синь. Снадобье // Лу Синь. Избранное : пер. с кит. - М. : Худож. лит., 1989. - С. 68-77.
4. Михель Д.В., Михель И.В. Эпидемии и изменяющийся мировой порядок: Китай и его восприятие западными наблюдателями в контексте глобальной истории // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Серия 9: Востоковедение и африканистика. - 2020. - № 4. -С. 134-160.
5. Мэйтас Д., Килгур Д. Кровавое изъятие органов. Обновленный отчет о расследовании утверждений об изъятии органов последователей Фалуньгун в Китае. - URL: http://organharvestinvestigation.net (Отчет признан экстремистской литературой на территории Российской Федерации в 2011 г.)
6. Федеральный список экстремистских материалов // Российская газета. - 2012. -12 мая. - URL: https://rg.ru/2012/05/12/spisok-dok.html
7. Historical development and current status of organ procurement from death-row prisoners in China / Allison K.C., Caplan A., Shapiro M.E. [et al.] // BMC medical ethics. - 2015. - Vol. 16, N 1. - URL: https://pubmed.ncbi.nlm.nih.gov/26630929/
8. Chojnowski P. Red harvest: China's prisoner organ trafficking attacked at Vatican conference // Catholic medical quarterly. - 2017. - Vol. 67, N 4. - URL: http://www. cmq. org.uk/CMQ/2017/Nov/china-organ-traficking2 .html
9. Erwin K. The circulatory system: blood procurement, AIDS, and the social body in China // Medical anthropology quarterly. - 2006. - Vol. 20, N 2. - P. 139-159.
10. Gutmann E. The slaughter: mass killings, organ harvesting, and China's secret solution to its dissident problem. - New York : Prometheus, 2014. - 368 p.
11. Guttmann R.D. On the use of organs from executed prisoners // Transplantation reviews. - 1992. - Vol. 6, N 3. - P. 189-193.
12. Ikels Ch. Kidney failure and transplantation in China // Social sciences of medicine. - 1997. - Vol. 44, N 9. - P. 1271-1283.
13. Ikels Ch. The body as medicine: blood and organ donation in China // A companion to the anthropology of death / Robben A.C.G.M. (ed.). - Oxford : Wiley-Blackwell, 2018. - P. 401-413.
Muxenb fl.B., Muxenb H.B.
14. Ikels Ch. The evolution of bioethics in China // Harvard Asia quarterly. - 2012. -Vol. 14, N 4. - P. 57-65.
15. Kleinman A. Patients and healers in the context of culture: an exploration of the borderland between anthropology, medicine, and psychiatry. - Berkeley : University of California press, 1981. - 427 p.
16. State organs: transplant abuse in China / Matas D., Trey T., eds. - Woodstock, ON, Canada : Seraphim editions, 2012. - 144 p.
17. Palmer D.A. Qigong fever: body, science, and utopia in China. - New York : Columbia university press, 2007. - 356 p.
18. Ruiping Fan, Mingxu Wang. Family-based consent and motivation for cadaveric organ donation in China: an ethical exploration // Journal of medicine and philosophy. - 2019. - Vol. 44, N 5. - P. 534-553.
19. Shan Juan. Govt seeks fairness in organ donor system for inmates // China daily USA. - 2014. - Marth 7. - URL: http://usa.chinadaily.com.cn/epaper/2014-03/07/content_17331138.htm
20. Sutton D.S. Consuming Counterrevolution: the ritual and culture of cannibalism in Wuxuan, Guangxi, China, May to July 1968 // Comparative studies in society and history. - 1995. - Vol. 37, N 1. - P. 136-172.
21. Yan Lianke. Dream of Ding village. - New York : Grove press, 2012. - 352 p.
22. Yu Hua. Chronicle of a blood merchant: a novel. - New York : Knopf Doubleday Publishing Group, 2007. - 272 p.
23. Zheng Yi. Scarlet memorials: tales of cannibalism in modern China. - New York : Routledge, 1998. - 223 p.
