CC BY
105
М.Б. Филонова
КРИЗИС ИДЕИ ГОСУДАРСТВЕННОГО СУВЕРЕНИТЕТА: ФИЛОСОФСКО-
ПРАВОВОЙ АСПЕКТ
В данной статье рассмотрена идея государственного суверенитета в философско-правовом контексте, представляющего собой правовой порядок, при котором внешние акторы не могут воздействовать на внутреннюю политику государства. Автор отмечает, что кризис данной теории обусловлен трансформацией образа современности, выражением которого она являлась длительное время.
Ключевые слова: государственный суверенитет, Модерн, общественные отношения, Вестфальская модель мира, глобализация.
Если идею суверенитета признать одной из наиболее древних основ формирования нормативно-правового регулирования общественных отношений, то концепция государственного суверенитета возникла не так давно, а ее появление связано с соответствующей стадией развития национального государства как субъекта общенациональных интересов. Так или иначе, идея государственного суверенитета концептуально связана с идеей права и ее институционализацией в конкретных социальных, политических, экономических условиях, закрепленных в образе современности, культивируемом сознанием соответствующей эпохи. Другими словами, реализация права в данных условиях требовала и предполагала адекватные правосознанию населения механизмы и формы, в контексте которых и возникла идея государственного суверенитета.
Содержание теории государственного суверенитета связано с той совокупностью отношений, которая возникла к моменту подписания Вестфальского договора и установления так называемой Вестфальской модели мира. По мнению С.Д. Краснера, отождествляющего понятие «суверенитет» с «вестфальским суверенитетом», государственный суверенитет представляет собой правовой порядок, при котором внешние акторы не могут воздействовать на внутреннюю политику государства [1]. Данная идея не только органично вписывалась в контекст естественно-правовой теории, но и была ее проявлением и развитием на уровне международных отношений. А образ современности, отождествляемый с Модерном как эпохой и идеалом социального и культурного развития, стал включать и идею государственного суверенитета.
Таким образом, Вестфальская модель мира, в основе которой лежит идея государственного суверенитета как политико-правовая технология реализации и институционализации идеи права, на долгие годы определила направление развития не только Европы, но, учитывая то значение, которое приобрела модернизация некомплементарных обществ во всем мире, и народов всей планеты.
Соответственно, кризис идеи государственного суверенитета, который, на наш взгляд, означает ослабление ее руководящей роли в процессе функционирования и развития права на национальном, региональном и глобальном уровнях, изменение порождающих и воспроизводящих ее общественных отношений и, как следствие, образа современности.
Вестфальская модель мира основана на идее государственно-центристского мироустройства, в пределах которого национальные государства являются полноценными участниками международных отношений, что обеспечивается посредством устанавливаемого международными нормативно-правовыми документами порядка защиты их территориальной целостности, политического режима и др. Она включает следующие положения:
- мир состоит из не признающих никакой вышестоящей власти суверенных территориальных государств, равных независимо от конкретных обстоятельств;
- международное право ограничивается установлением лишь общих правил сосуществования и обеспечением минимальной защиты, регламентацией отношений между государствами и народами в той мере, насколько это позволяет им достигать своих целей;
- регламентация внутренних конфликтов, правотворческий и правореализаторский процессы по большей части находятся в ведении самих государств;
- допустимость разрешения конфликтов между государствами при помощи силы, при этом ответственность за неправомерные действия за пределами государственных границ относится к сфере интересов лишь тех, кого это касается, и т.д. [2, с. 41-42].
Таким образом, Вестфальская модель предполагает в качестве основания взаимное признание права на государственный суверенитет, возможность осуществлять юрисдикцию над принадлежащей государству территорией и обществом.
Данная модель обогащалась новым содержанием в соответствии с историческими условиями. В международном праве существует два основных примера, когда принимаемые международные соглашения дополняли и конкретизировали данный порядок. Первый пример относится ко времени окончания Первой мировой войны и связан с принятием норм межгосударственного взаимодействия, когда сложилась Вестфальско-Вашингтонская система международных отношений. Второй - к периоду окончания Второй мировой войны и связан с принятием Ялтинско-Потсдамской системы международных отношений. Данные документы ориентированы на реализацию следующих целей:
- обеспечение безопасности государства;
- удовлетворение экономических требований политически значимых слоев населения;
- повышение престижа государства на международной арене.
Итогом данной эволюции является образование ООН и принятие в 1948 году Всеобщей декларации прав человека, не только закрепившей данный международный порядок, но и интерпретировавшей идею государственного суверенитета в контексте теории естественного права, тем самым включив ее в качестве элемента в содержание права как феномена.
Существенным обстоятельством следует признать то, что образ современности начиная со второй половины прошлого века в массовом сознании отождествлялся не только с совокупностью политических, экономических и правовых институтов, но и с доминированием двух супердержав. Так, по оценкам политологов, ялтинско-потсдамские соглашения были направлены на установление биполярной структуры мира [3].
Это обстоятельство представляется нам существенным по нескольким причинам:
- доминирование двух держав вне зависимости от того, какой характер (военный, политический или экономический) имеет такое доминирование, институционализируемое принятием международных соглашений, является альтернативой идее государственного суверенитета, поскольку иные государства в данных условиях не могут в полной мере рассматриваться с позиции равенства их прав в международных делах;
- в контексте геополитических, экономических и иных интересов национальных государств суверенитет перестает играть ключевую роль, т. к. они распределяются между двумя сверхдержавами, которые рассматриваются гарантами их реализации;
- международные институты, в первую очередь ООН, осуществляют свою деятельность в контексте противоборства интересов сверхдержав, а не защиты права на суверенитет национальных государств;
- такой порядок, очевидно, является основанием для полного отказа от идеи суверенитета в условиях однополярного мира.
Редукция государственного суверенитета, таким образом, объясняется не столько объективной тенденцией глобализации, сколько распадом СССР как одного из полюсов биполяр-
ного мира. Поясним. Трудно оспорить то обстоятельство, что глобализация оказывает трансформирующее воздействие на общественное сознание, вытесняя те или иные идеи, продуцируя новые. Тем не менее в отношении идеи государственного суверенитета это имеет не непосредственное, а опосредованное значение, т.к. право, несмотря на данные трансформации, остается главным инструментом международных отношений, а идея государственного суверенитета является содержательным компонентом феномена права. Изменение образа современности, начало формирования которого восходит к установлению Вестфальской модели мира, отмечено не столько глобализацией, сколько установлением биполярного мира, реконструирующей идею государственного суверенитета как государственно-центристской модели в международных отношениях, накладывающейся на повышение роли транснациональных корпораций в мировой экономике и политике.
Так, в настоящее время широко распространены идеи пересмотра принципа невмешательства в дела суверенных государств, наделения Всемирной торговой организации и других влиятельных межгосударственных организаций международной правосубъектностью. «Принципы соблюдения государственного суверенитета предлагается заменить принципами управления глобальной безопасностью под эгидой “обновленной” ООН как наследницы Вестфальской системы, в рамках которой сформировались межправительственные и международные неправительственные организации, и само существование которой в последние годы поставлено под угрозу» [4]. По мнению Ю. Хабермаса, история национального государства, как и всякой формы политической социализации, подходит к концу [5, с. 225-229]. Моделью поведения в новом постполитическом мире становится транснациональное предприятие. Основной целью соответствующих процессов выступает появление децентрализованного мирового сообщества, распадающегося на неупорядоченное множество самопроизводящихся и самоуправляемых функциональных систем.
Хабермас, таким образом, полагает, что наступил конец единовластия национальных государств, многие военные конфликты объясняются именно тем, что в отдельных государствах, на территории которых эти конфликты возникают, транснациональные корпорации по различным причинам не получили возможности удержать власть экономическим путем или были нарушены их интересы.
По сути, с ним солидарен и А. Этциони, выступая за «глобальную управляемость» и рассматривая наиболее перспективными не международные, а наднациональные структуры и институты, считая, что мир постепенно возвращается в довестфальскую эру, предрешая судьбу суверенитета национального государства [6].
Главная проблема исследователей связана с постулированием подрыва суверенитета национальных государств, включенных в глобализационные процессы. Речь идет даже не об ослаблении некоторых функций государства, а об его отмирании, когда утверждается, что «... государства, впервые за пятьсот лет, развиваются по нисходящей, теряя свой суверенитет, как внутренний, так и внешний» [7]. Основной аргумент в пользу этого сводится к указанию на ослабление регулирующего потенциала государственности, суверенитета, снижение международного значения государства, подрыв институтов демократии, прав и свобод человека и пр. [8].
Процессы децентрализации, «вымывания» государства, по мнению М. А. Чешкова, не просто изменили роль государства, они привели к появлению новых методов административнополитического управления, «глобальной квазигосударственности» [9], изменению содержания суверенитета (появлению так называемых постсуверенных, или теряющих свою суверенность, государств) [10, с. 63-65]. Очевидно, характерным примером данной тенденции является Европейский союз как интеграционная форма суверенизации, суть которой состоит в добровольном ограничении государственного суверенитета путем передачи части прав и функций квазигосударственному образованию.
Новый образ современности - это глобальный постсовременный мир. Мир, где право перестает быть определяющей идеей, превращаясь в нормативную догму, за которой не видно ценностных значений и идеалов, ставших триста лет назад его основанием. Глобализация же является тем прокрустовым ложем, унифицирующим правовое и политическое пространство соразмерно интересам «золотого миллиарда» и ведущих транснациональных корпораций.
Что же может рассматриваться в качестве альтернативы рационалистской идее права как основной идеологии Модерна и главного инструмента модернизации ушедшей эпохи, идее, которая, будучи самой универсальной из всех универсалистских социальных технологий, казалось бы, учитывая универсалистский темперамент глобализации, должна в полной мере ей соответствовать? Очевидно, это должна быть не рациональная идея, а иррациональная, когда принципы всеобщности и общезначимости могут выступать лишь ее вербальной формой, тем языком, а не концептуальным содержанием, который может быть понят массовым сознанием.
За декларируемой концептом закономерности глобализации как постоянно идущего исторического процесса, гомогенизации и универсализации мира, разрушения национальных границ лежит известная в довестфальскую эпоху иррациональная идея господства на основе силы - военной и экономической мощи.
Так, в контексте реконструкции рациональных основ миропорядка в США получает распространение концепция, основывающаяся отнюдь не на правах и свободах человека. Согласно одной из точек зрения, «со времени распада советского полюса биполярного мира международная система является униполярной. Налицо фактически существующий “униполь”. Он состоит из демократических индустриальных стран, которые обладают превосходящим весом в глобальной системе. Соединенные Штаты, в свою очередь, являются ведущей державой внутри униполя» [11]. Униполярность представляет собой итог формирования того порядка, эволюция которого берет начало в ранний период Модерна в виде закрепленного Вестфальской моделью многополярного баланса могущества, ставшего в ХХ веке биполярным. Объективный ход эволюции отмечен следующими этапами: многополярностью, биполярностью, униполярностью. Уже в самой последовательности этих этапов, по нашему мнению, можно видеть формирование униполя на основе безальтернативной мощи. Униполярность как новый мировой порядок включает: во-первых, адаптирование миссий, выполняемых униполярными институтами, к задачам новой эпохи; во-вторых, пополнение этих институций с включением новых демократий в их состав с тем, чтобы расширить их базу для осуществления глобального лидерства; в-третьих, рационализирование в них процесса принятия решений с тем, чтобы они могли справляться с увеличением количества участников и с более переменчивым кругом задач новой эпохи; в-четвертых, становление более зримой и прочной униполярной идентичности, соответствующей миру, в котором нет определенного врага. Актуальным для этого проекта является, естественно, вопрос о России: «Решающий вопрос здесь в том, адаптируются ли как униполярные институции, так и Россия в достаточной мере для включения России в униполь. Если да, то позиция глобального лидерства надежно сохранится за униполем на долгие времена. Если же нет, униполярность тем не менее будет основной структурой глобального могущества, но без достаточно широкой базы, чтобы обеспечить стабильность» [11].
Данная тема может приобретать иные, более привычные для либерального восприятия формы интерпретации, оставаясь в том же концептуальном русле. Речь идет об идее войны цивилизаций, причина которой коренится в существенных различиях культуры и образа жизни народов, населяющих планету, приобретших в эпоху глобализации наиболее острые черты. Раскол происходит между различными цивилизациями - западной, латиноамериканской, африканской, исламской, конфуцианской, хинди, православной, буддийской, японской цивилизациями [12]. Либо между сельскохозяйственной, индустриальной и постиндустриальной цивилизациями [13].
Между тем очевидна парадоксальность ситуации. На фоне декларируемого упадка государственного суверенитета остается незыблемой модель правопонимания, где право, с необходимостью включающее право на государственный суверенитет, является не просто приоритетным, но и воплощенным в соответствующих институтах государства и общества большинства государств мира. Так, государственный суверенитет остается основой конституционного строя большинства современных государств и, как справедливо отмечается в литературе, при всех обстоятельствах процессы глобализации, отражающие развитие взаимозависимости в экономической, экологической и иных сферах, не должны стирать «национально-государственные различия, нести в себе угрозу отказа от суверенитета, от постоянной тесной “увязки” национального и международного права» [14, с. 85].
Делая выводы, следует отметить, что кризис идеи государственного суверенитета, который столь же очевиден, как и изменение статуса национального государства в современном мире, обусловлен трансформацией образа современности, выражением которого она являлась длительное время. В этом смысле не следует переоценивать значение тенденции гомогенизации и универсализации мира, которая имеет истоки в глобализационных процессах, в отношении изменения статуса национальных государств и права как такового. Главный вопрос заключается в том, какая система идей является наиболее адекватной сложившемуся образу современности и насколько она альтернативная идее государственного суверенитета. Так, например, если признать современные интегративные тенденции (ЕС) одной из определяющих черт современности, то как это связано с кризисом идеи государственного суверенитета? Учитывая, что основной предпосылкой образования Евросоюза была проблема обеспечения экономической, политической и военной безопасности государств, входящих в него, необходимо признать, что такая интеграция является, скорее, механизмом реализации государственного суверенитета, чем отказом от него. Таким образом, в контексте современности кризис идеи государственного суверенитета вовсе не отрицает государственный суверенитет, но олицетворяет поиск новых модифицированных в соответствии с историческими условиями идеалов, на которых он должен быть основан.
Литература
1. Krasner S.D. Sovereignty: Organized Hypocrisy. Princeton, 1999.
2. Верещагин В.Ю., Цуканова О.И. Национальная государственность в условиях глобализации: Монография. Ростов н/Д, 2006.
3. Лебедева М.М. Формирование новой политической структуры мира // Мегатренды мирового развития. М., 2001.
4. Полякова Т.М. Суверенитет государства и глобализация // Юридический мир. 2006. №
11.
5. Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории: Пер. с нем. СПб.: Наука, 2001.
6. Этциони А. От империи к сообществу: новый подход к международным отношениям. М., 2004.
7. Валлерстайн И. Конец земного мира: Социология XXI века. М., 2003.
8. Ципко А. Аргументы в защиту российского суверенитета // Международная жизнь. 2003. № 8.
9. Чешков М. А. Глобальный контекст постсоветской России. М., 1999.
10. Хестанов Р. Россия без Ялты. Современный мир требует частичного отказа от суверенитета // Политический журнал. 2005. № 16.
11. Страус А. Л. Униполярность. Концентрическая структура нового мирового порядка и позиция России // Полис. 1997. № 2.
12. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций // Полис. 1994. № 1.
13. Toffler A. The Third Wave. N.Y., 1980.
14. Кузьмин Э.Л. О государственном суверенитете в современном мире // Журнал российского права. 2006. № 3.
