CC BY-NC-ND
113
А.А. Голосеева
КРИТИКА ПОЗИТИВИЗМА В РАБОТАХ Н.К. МИХАЙЛОВСКОГО
Статья посвящена оценке творческого наследия одного из представителей первых русских социологов и основоположника этико-субъектив-ного направления в русской социологии - Н.К. Михайловского.
Рассматривается вопрос об идейной связи русских субъективистов с позитивизмом. Дается анализ критики Н.К. Михайловским учений Г. Спенсера и О. Конта. Делается вывод о том, что ряд программных положений субъективной школы, такие как невозможность объективности научных исследований, необходимость этической составляющей в общественных науках, были выведены из критики позитивизма. Русская субъективная школа воплотила в себе антропологизм, гуманитарную направленность, которые всегда была характерны для русских исследователей и отличали их от западных.
Ключевые слова: история социологии, русская этико-субъективная школа, Н.К. Михайловский.
С зарождением во второй половине XIX в. русской социологии возникла оригинальная школа, получившая название русской субъективной школы в социологии. Одним из самых ярких ее представителей был Н.К. Михайловский.
Надо признать, что судьба научного наследия Николая Константиновича Михайловского довольно трагична. В свое время этот человек был властителем умов, кумиром молодежи, популярность его в дореволюционной России в конце XIX - начале XX в. была огромна. Книги Михайловского имели постоянный спрос, по распродаже одного их издания тотчас предпринималось другое. Дореволюционная критическая литература о нем обширна.
© Голосеева А.А., 2010
Совсем другая картина сложилась в советские годы. Издание собрания сочинений было прекращено на первом же томе. Затем последовали долгие паузы, совпавшие с периодами сталинского и брежневского правления; даты выхода книг Михайловского говорят сами за себя: 1921, 1957, 1989 гг. Для исследователей тема народничества и его теоретиков также не считалась удачным выбором. Со сталинских времен народники были заклеймены как идеологии кулачества, кроме того представители субъективной школы остро полемизировали с марксистами, которые, в свою очередь, оставили о них ряд крайне резких отзывов, ставших каноническими для советских авторов1. Во времена оттепели обстановка несколько изменилась, утвердилось мнение о близости Михайловского к революционному подполью, о его боевом демократизме. Однако даже после этого, по свидетельству В.Г. Хороса, историк Э.С. Виленская, автор одной из лучших обобщающих монографий о Н.К. Михайловском2, с великим трудом «пробивала свою книжку ... безуспешно вела переговоры об издании его работ»3.
После того как марксистская идеология перестала быть в нашей стране единственно возможной, в общественных науках наступило время «собирать камни». Появился обостренный интерес к наследию дореволюционных мыслителей. Небывалый интерес у наших современников вызвала русская религиозная философия, представленная именами П.Я. Чаадаева, В.С. Соловьева, Н.А. Бердяева, С.Н. Булгакова. И.А. Ильина, С.Л. Франка и др. Второе рождение пережила в 1990-е годы теория культурно-исторических типов, разработанная Н.Я. Данилевским и К.Н. Леонтьевым, ставшая одной из основ современного цивилизационного подхода в исторической науке. При этом такие мыслители, как В.Г. Белинский, А.И. Герцен, Н.Г. Чернышевский, Д.И. Писарев, стали «новыми изгоями» как раз в силу того, что их произведения провозглашались предтечами марксизма-ленинизма. В этот же список попал и Н.К. Михайловский - идеолог народников (определенное время имена таких деятелей революционного движения, как Вера Засулич, вызывали чуть ли не насмешку).
Только в начале XXI в. постепенно возрождается здравый исследовательский интерес к Михайловскому, оценки его творчества стали более взвешенными. О Михайловском пишут историки, философы, культурологи, но практически ничего не пишут социо-логи4. А ведь именно Лавров и Михайловский по праву могут считаться первыми русскими социологами.
Социологическая литература в России появилась в последней трети XIX столетия. «Только в конце шестидесятых годов прошлого века стала у нас распространяться идея о необходимости новой
науки, которая должна изучать общественные явления с целью открытия естественных законов этих явлений, по образцу наук, изучающих природу, и вошло в употребление и новое имя этой науки -"социология", данное ей ее инициатором Огюстом Контом», - писал Н.И. Кареев, сам стоявший у истоков этого движения5.
Русская социологическая литература изначально возникла в среде передовой журналистики, и только в следующем десятилетии у социологии появились сторонники среди университетских ученых, также занявшихся пропагандой новой общественной науки. Социологические статьи стали появляться в таких журналах, как «Отечественные записки», «Дело», «Знание», «Критическое обозрение».
Именно в «Отечественных записках» помещалось большинство статей Лаврова и Михайловского. «Первыми русскими писателями по социологии были П.Л. Лавров, Н.К. Михайловский и С.Н. Южаков... Начав действовать в одни и те же годы (18681872), они принялись за разрешение, в сущности, одной и той же проблемы, причем работа их получила критический характер по отношению и к Конту, и к Спенсеру, и к дарвинизму в социологии, и по отношению друг к другу ... но это не помешало их выступлениям получить характер некоторой однородности, что дало одному из них, именно Южакову, возражавшему против выражения "субъективный метод", обозначить все это направление как этико-социологическое», - вспоминал Кареев6.
Надо отметить, что социологические работы появляются у Михайловского даже несколько раньше, чем это отмечал Кареев, -в самом начале его литературной деятельности. В 1864 г. он опубликовал в различных журналах цикл статей, посвященных женскому вопросу и проблеме проституции7. Особое внимание вызывает статья «К женскому вопросу». Это прекрасная социологическая работа в полном смысле слова. Молодой Михайловский использовал разнообразный эмпирический материал и очень грамотно анализировал его. Там же он высказал свою точку зрения на необходимость использования методов прикладной социологии и особое отношение к этому в России: «Статистика наука молодая, но, несмотря на свою молодость и неразработанность, она успела уже уяснить нам многое, что без нее осталось бы непонятным еще долгое, долгое время... У нас на Руси статистика как наука положительно не существует. Одна из многих причин этого отсутствия состоит в том, что мы не любим выходить из области красноречивой болтовни и вдаваться в сухую материю вроде статистических данных, возле которых неуместны ни восклицательные знаки, ни многозначительные многоточия... Эти данные говорят сами за себя,
а нам самим хочется поразглагольствовать литературно, мы любим погорячиться, себя показать, любим, наконец, поперели-вать из пустого в порожнее... А между тем сравнительно статистический метод ... приводит к результатам в высшей степени интерес-ным»8. Поразительно современно звучат эти рассуждения молодого Н.К. Михайловского!
Итак, в чем же причина того, что социологическая концепция Михайловского до сих пор мало изучена, в основном лишь кратко упоминается в учебных пособиях по истории социологии?
Собственные изыскания Михайловский проводил обычно на основе критического анализа современных ему социологических построений. Практически все его программные работы построены по принципу «от противного»: он начинает с критики какой-нибудь работы, а лишь затем выстраивает собственные умозаключения («Что такое прогресс?» посвящена критике Г. Спенсера, «Теория Дарвина и общественная наука», «Аналогический метод в общественной науке. История и метод. Сочинения Александра Стронина» и т. д.). Работа, которая объединяла бы собственную теорию Михайловского, так и не была написана.
Это дает повод некоторым исследователям, например В.В. Козловскому, замечать, что «...социологическое наследие Михайловского обширно, но ... не имеет четкой демаркации между публицистикой, популяризацией идей других ученых и строго научным изложением собственных идей»9.
Проблему эту отмечал и В.М. Чернов, чуткий и основательный критик Михайловского, считавший себя его учеником и последователем, чья социологическая деятельность практически полностью и совершенно незаслуженно забыта: «Нелегко сразу ответить на вопросы, каковы основные вехи его (Михайловского. - А. Г.) этического мышления. Нельзя указать ни одной статьи, в которой бы Михайловский не то что систематически развил свою моральную систему, но хотя бы показал ее основной логический скелет. Этическими элементами пропитано все миросозерцание Михайловского, вся его социология, вся его публицистика и литературная критика»10.
Эту проблему осознавал и сам Михайловский. По свидетельству Кареева, он сетовал на то, что приходится бросать многое начатое без уверенности, что к этому опять вернешься, и даже говорил, что мечтал переработать свои издания в одно цельное сочинение, но так и не сделал этого, поскольку, литературный багаж из года в год возрастал, а свободного времени становилось все меньше11. «Между тем ... отсутствие внешнего единства в его социологии мешает правильному пониманию его социологических взглядов
и верной оценке их научного значения не только со стороны читающей публики, но и со стороны критиков», - справедливо замечал Кареев12.
Действительно, субъективная школа в социологии - яркое и самобытное течение - редко становится предметом самостоятельного изучения: ее обычно воспринимают либо как теоретическое обоснование идеологии народничества, либо как своеобразную интерпретацию позитивизма.
Основные составляющие теории Н.К. Михайловского: этико-субъективный метод в общественных науках, простая и сложная кооперация, теория героя и толпы - составляют оригинальную и цельную социологическую концепцию.
На наш взгляд, одна из методологических проблем, мешающих осмыслению русской субъективной школы как самостоятельного и оригинального течения в социологической мысли, - упорная ассоциация ее с позитивизмом и трактовка как направления русского позитивизма или, в крайнем случае, творческого переосмысления позитивизма. Дискуссия по этому поводу началась еще в конце XIX в. и воспроизводилась в более поздних работах. Если в дореволюционной критике широко обсуждались влияния Канта, Руссо, анархизма Прудона и Бакунина (которые были не менее значимы, чем влияние позитивизма и дарвинизма), то в советской и постсоветской критике они часто игнорируются или лишь изредка упоминаются.
Мы отнюдь не утверждаем, что позитивизм не оказал никакого влияния на русских субъективистов, однако переоценивать данное влияние также не следует. Самое ценное и оригинальное в идеях Михайловского, Лаврова и других представителей этого течения лежит как раз в русле критики позитивизма.
Итак, рассмотрим проблему связи русских субъективистов с позитивной социологией более детально.
Типична в этом отношении позиция А.А. Галактионова и П.Ф. Никандрова утверждавших, что «в философии и Михайловский и Лавров были одинаково близки к позитивизму, а в социологии представляли одну школу, получившую название "субъектив-ной"»13. Соответственно, между субъективизмом и позитивизмом фактически ставится знак равенства. Кроме того, не совсем понятно, отчего позитивизму отказано в том, чтобы считаться социологическим направлением, а не только философским?
А.И. Юдин также неоднократно подчеркивает, что «позитивизм оказал существенное влияние на Лаврова и Михайловского. Позитивизм, позитивистская социология есть путь расхождения Лаврова с марксизмом, которое у Михайловского стало более явствен-
ным, что привело к открытой полемике с марксистами»14. «Существенное влияние позитивизм оказал на Лаврова своей антиметафизической направленностью»15. «Михайловский, испытав на себе сильное влияние идей Лаврова, также включил в свой теоретический арсенал идеи позитивистской философии. Причем необходимо отметить, что на Михайловского позитивизм оказал более сильное влияние»16.
Прежде всего, нам представляется неверным утверждение о «позитивистском» влиянии Лаврова. Еще Э.С. Виленская отмечала, что нередко в советской литературе высказывалось мнение, что в разработке философско-социологических проблем, в том числе позитивной философии О. Конта, Михайловский следовал за Лавровым, поскольку его статья о прогрессе печаталась после позитивистских статей последнего, и в работе «Что такое прогресс?» он цитирует Лаврова. Однако некоторые рецензии и статьи Михайловского в «Книжном вестнике» и других изданиях (до перехода в «Отечественные записки») показывают полную самостоятельность его размышлений над контизмом, их независимость от хода мыслей Лаврова. Кстати, имя Конта и термин «позитивная философия» встречаются у Михайловского даже несколько раньше, чем у Лаврова, - в декабре 1865 г. Исследовательница полагает, что близость воззрений Лаврова и Михайловского в этом вопросе была обусловлена демократической позицией обоих и общим теоретическим источником, переосмысливавшимся применительно к задачам российской демократии17.
Кстати, расхождения самого Лаврова с позитивизмом, так же как и у Михайловского, были принципиальными. Главным недостатком теории Конта, углубленным его последователями, Лавров считал то, что Конт прилагал к науке об обществе - социологии -тот же и без изменений метод, что и ко всем «низшим» наукам. «Социология в позитивизме, - констатировал Лавров, - есть тоже не иное что, как классификация фактов и явлений в их рациональной зависимости и в их генезисе»18.
Антиметафизичность, действительно, была характерна для субъективистов, однако, на наш взгляд, не совсем верно относить это на счет одного лишь влияния позитивизма, как утверждает И.А. Юдин.
Действительно, Михайловский неоднократно приветствовал позитивизм как философскую школу, которая «отреклась от метафизики» и основывается на объективном ходе исторического развития19. Конт, по мнению Михайловского, преодолел умственную анархию, царившую в обществе, поставил философию на почву конкретной науки, тем самым приблизив ее к действительности.
Поэтому «Конт предпринял и совершил дело, поистине гигантское», делал вывод Михайловский20.
С конца 50-х годов XIX в. в России начался период обновления и взлета свободной мысли. Этот процесс захватил и Михайловского. Буквально рядом с ним творили Герцен, Белинский, Добролюбов, Чернышевский, Писарев. Вся самая прогрессивная русская мысль была пронизана антиметафизичностью.
Михайловский с большим уважением относился к учению Кон-та. Однако всегда довольно отстраненно писал о нем, никогда себя с ним не идентифицируя. В одной из декабрьских рецензий в «Книжном вестнике» за 1865 г. Михайловский замечал, что «кон-товская теория градации наук, завершающаяся историей и не существующей еще социологией, начинает заявлять свои права»21.
В статье «Суздальцы и суздальская критика» Михайловский уже прямо писал о расхождении с основоположником позитивизма. «Когда я познакомился с великими произведениями Конта, -говорилось в этой статье, - я имел на этот счет свои собственные, достаточно уже установившиеся взгляды; я полагал именно и полагаю, что законов прогресса следует искать в развитии самой общественности, то есть в развитии и последовательной смене различных форм кооперации. Знакомство с Контом меня в этом не разу-бедило»22.
Самое главное, что российские социологи XIX в. восприняли у Конта, - необходимость создания новой науки, изучающей общественные процессы.
Все пионеры русской социологии, выступавшие на этом поприще в конце 1860 - начале 1870-х годов (В. Лесевич, А. Стронин, Е. Де-Роберти, П. Лавров, Н. Михайловский, С. Южаков, П. Ли-лиенфельд, Л. Оболенский), каждый, кто для квалификации своих знаний использовал термин «социология», не забывал о том, что они обязаны этим Конту23.
Критика Н.К. Михайловского в адрес другого позитивиста -Герберта Спенсера - была намного острее.
Н.И. Кареев в своих воспоминаниях описывает такой курьезный случай: «Один студент стал горько мне жаловаться на Михайловского. "Я просто возненавидел его", - сказал он мне. -"За что?" - "Да как же! Он все бранил Спенсера, так что я не стал его читать, а теперь оказалось из статьи Слонимского24, что сам Михайловский ничего не стоит. А я ему верил, не стал читать Спенсера" и т. д. Пришлось разъяснить ему, что на веру ничего принимать не следует, и что виноват здесь он сам, а не Михайловский»25.
Случай действительно показательный, так как по отношению к Спенсеру Михайловский был настроен крайне критически.
Разумеется, Николай Константинович справедливо иронизировал, когда Спенсер проводил прямые, недвусмысленные и даже просто курьезные параллели между органами живого организма, с одной стороны, и социальными делениями и созданными человечеством учреждениями - с другой. Так, слизистым слоям, питающим организм, он уподоблял управляемых, серозным - правящие классы, кровеносным сосудам - купцов, доставляющих пищу от слизистых слоев к серозным, мозгу - парламент и т. п. Но именно на основе критики Спенсера Михайловский делает собственные оригинальные выводы.
Свою программную работу «Что такое прогресс?» он начал с анализа статьи Спенсера «Польза и красота», где среди прочего последний поднимает проблему предвзятого мнения исследователя. Спенсера интересует вопрос, как добиться максимальной объективности исследования. В результате он делает заключение, что как присутствие, так и отсутствие ложного предвзятого мнения невыгодно влияет на точность наблюдения: в первом случае наблюдатель невольно поддается своей затаенной мысли и видит вещи не такими, каковы они действительно, а во втором - упускает из виду многое, существенно важное в наблюдаемом явлении. «Все наблюдения, исключая тех, которые производятся под влиянием уже установленных истинных теорий, рискуют оказаться извращен -ными и неполными»26. Михайловский считает, что точка зрения Спенсера однобока; он утверждает, что «человек всегда приступает к исследованию с предвзятым мнением и, смотря по качеству последнего, доходит то до гениального открытия, то до невообразимой нелепости...»27. Его вывод однозначен - полной объективности в научном исследовании добиться невозможно. Никакой исследователь не в состоянии избежать субъективной оценки. Отказаться от предвзятого мнения - значит отказаться от всего своего умственного и нравственного капитала, что и невозможно, и было бы невыгодно, если даже допустить возможность такого самоотречения. Особенно очевидным это представлялось Михайловскому на примере того же Спенсера, который подавал как объективную научную истину совсем уж спорные и бездоказательные положения. Речь идет, например, об утверждении, что живопись должна быть исключительно исторической, да и все искусство должно только передавать жизнь прошлого.
Претензия на объективность может помешать именно потому, что полная объективность недостижима. Малейшее разногласие между истинными чувствами, лежащими у социолога в глубине души, его нравственным идеалом и обсуждаемыми им фактами действительности поведет все-таки к открытому применению
субъективного метода, но применению неосознанному и поэтому неудовлетворительному.
Именно так, по мнению Михайловского, и случается со Спенсером, когда он вдруг, «ни с того ни с сего, единственно по внушению безотчетного чувства, отступает от своих приемов и от добытой ими истины»28.
Михайловский замечает, что бессилие объективного метода в социологии, когда на первый план выступают личные симпатии позитивистов, мы можем наблюдать и у Конта. «Конт недаром предостерегал своих учеников, чтобы они не вмешивались в политическое движение, "которое должно для них, главным образом, служить предметом наблюдения" (IV. 165); что не мешало ему тут же громить политический индифферентизм современных представителей науки, "поистине чудовищный" (IV. 158)»29. «Мы, к счастью или к несчастью, не доросли до объективного отношения к фактам общественной жизни, - писал Михайловский, - и субъективная точка зрения сквозит в каждой строке как наших собственных политических писателей, так и большей части тех иностранных авторов, с которыми мы до сих пор знакомы»30. Звучит крайне современно, как и многие другие утверждения исследователя.
В современном политическом дискурсе мы сплошь и рядом наблюдаем, как одни и те же события трактуются и оцениваются совершенно по-разному заинтересованными сторонами. Эксперты высказывают абсолютно различные мнения по одним и тем же проблемам, это касается как текущих, так и исторических событий. Остро стоит проблема «переписывания истории».
Из десятилетий в десятилетия ученые обществоведы приходят к диаметрально противоположным выводам по одним и тем же вопросам, при этом каждый претендует на объективность. В методах любой диссертации непременно вписан принцип объективности. Однако где критерий истинности, как достичь этой объективности, до сих пор неведомо. Проблему эту мало обсуждают, это сложная, неоднозначная проблема. В 90-е годы XX в. историки было взялись обсуждать проблему верификации в истории, но потом бросили, так как пришли к выводу, что никакая достоверность в исторических исследованиях не возможна, и они не имеют смысла. С другой стороны, если ответ не очевиден, не значит, что надо продолжать искать. Иммануил Валлерстайн в ответ на нападки оппонентов, что у него нет детальных и точных ответов на все им же поставленные вопросы любил рассказывать анекдот о пьянице, ищущем что-то под фонарем, Ищет пьяница ключ, хотя потерял его он в другом месте. Но под фонарем-то искать светлее... Так вот, искать надо, говорил Валлерстайн, не только под фонарем.
150 лет назад Н.К. Михайловский впервые почувствовал и озвучил проблему объективности научных исследований.
В свое время Михайловский был многими не понят. Принцип объективности в науке считался для многих незыблемым. По мнению С.П. Ранского, этическая, нравственная оценка - не дело социологии и науки вообще. Михайловский, по его мнению, сводил задачи социологии к задачам религии, а «следует только заметить, что наука никогда ничего не скажет по вопросу о практических "целях", об идеалах. Она может только открыть законы явлений и дать нам средства к достижению наших целей»31.
Не менее категорично высказывался и Н.А. Бердяев: «Он (Михайловский. - А. Г.) вкладывает свое субъективное отношение к общественным явлениям в исследовании общественных явлений, которое может быть только объективным»32.
Как же сам Н.К. Михайловский предлагал преодолевать предвзятость подхода ученых?
«Предвзятое мнение, - писал он, - обуславливается двумя элементами: во-первых, запасом предыдущего бессознательно или сознательно приобретенного опыта и, во-вторых, высотой нравственного уровня исследователя»33. Важнейшим для Михайловского кажется второй выделенный им элемент предвзятого мнения -нравственный уровень. «Не столь очевидный в естествознании, он дает себя особенно чувствовать в социологии»34. Здесь мы видим, как он посягнул на другого «кита», который еще долгие годы будет щитом социолога, - безоценочность.
Кроме истинности, достаточной для естествоиспытателя, предвзятое мнение социолога должно отразить в себе его идеал справедливости и нравственности, и, смотря по высоте этого идеала, он более или менее приблизится к пониманию смысла общественных явлений. Это суть его этической концепции, которую он сам именовал субъективным методом в социологии.
Михайловский восставал против натурализма в социологии. Социальное у мыслителя было тождественно нравственному. Человек не только биологическое, но и нравственное существо, что позволяло по-иному посмотреть на общество и общественное развитие.
Жесткими критиками этической концепции субъективистов выступали представители религиозно-идеалистического направления. Иванов-Разумник, Н.А. Бердяев, Н.О. Лосский, В.В. Зеньков-ский всегда подчеркивали, что персонализм и этицизм Михайловского опирался именно на методологию позитивизма.
По мнению В.В. Зеньковского, «Михайловский так и не смог выйти за пределы позитивизма, чтобы метафизически обосновать
моральные искания человека, и оттого построения Михайловского являются таким же выражением "полупозитивизма", как и воззрения Лаврова»35. (В.В. Зеньковский в своей «Истории русской философии так и озаглавил раздел, посвященный Лаврову и Михайловскому - «Полупозитивизм».) Более того, он полагал, что «Михайловский был, действительно, послушным последователем Конта, Милля и Спенсера»36. Так же, как пламенный персонализм соединялся у Михайловского с бедной, даже убогой антропологией, так же и его страстный этицизм соединялся с достаточно убогим пониманием этической сферы.
Подобная точка зрения, объяснялась тем, что Зеньковский, сам принадлежавший к объективно-идеалистическому, религиозному направлению русской общественной мысли, не мог принять эти-цизм Михайловского без опоры на христианскую идею. По его мнению, этическая концепция Михайловского - признак внутреннего кризиса его мировоззрения, так как он, будучи человеком глубоко религиозным, пытался в своих научных исследованиях искусственно обойти христианскую этику, но вынужден был искать ей замену.
Данную точку зрения выразил П.Ф. Кузнецов, говоривший, что «русский философ может быть атеистом, позитивистом, материалистом, но он, как правило, невозможен вне соотношения, вне диалога с православной традицией»37.
Религиозным философам было сложно принять глубокую человечность воззрений Михайловского, его подлинный гуманизм в науке, который он действительно не смешивал с религией.
Ярко выраженная гуманитарная составляющая, антропоцентризм - основное расхождение Михайловского с позитивистами. Спенсер гуманитарную составляющую пытался преодолеть: понятие «прогресс», как оно понималось ранее, по его мнению, очень неопределенное, так как «все явления рассматриваются с точки зрения человеческого счастья; только те изменения считаются прогрессом, которые прямо или косвенно стремятся упрочить счастье человека, и считаются они прогрессом только потому, что способствуют этому счастью»38. И потому «наша задача состоит в том, чтобы проанализировать различные классы изменений, обыкновенно называемых прогрессом, а вместе с тем и другие классы, которые сходны с ними, но прогрессом не считаются; при этом мы хотим рассмотреть, в чем состоит их существенная природа, независимо от отношения к нашему благоденствию»39.
Чтобы проиллюстрировать свою мысль, Спенсер обращается прежде всего к частному случаю - развитию органическому, так как «закон органического развития, есть закон всякого развития». Это и не принимает Михайловский. Для него во всех выводах
Спенсера «все идет как по маслу вплоть до очерка развития со-циального»40.
Для Михайловского прогресс общества немыслим и невозможен без личного развития человека, причем каждого, а не избранных. «Прогресс индивидуальный и развитие общества (по типу органического развития) взаимно исключаются»41.
Субъективную школу не зря называли «русской субъективной школой». Она воплотила антропологизм, гуманитарную направленность, которые всегда была характерны для русских исследователей и отличали их от западных.
В.В. Зеньковский писал: «Если уж нужно давать какие-либо общие характеристики русской философии ... то я бы на первый план выдвинул антропоцентризм русских философских исканий. ...Она больше всего занята темой о человеке, о его судьбе и путях, о смысле и целях истории»42.
Подобный подход (попытка комплексно подойти к человеку как носителю духовной и физической составляющей без выделения одной из них в качестве ведущей) действительно, был очень характерен для совершенно различных течений русской общественной мысли. В качестве примера можно привести теорию общественного развития Бакунина - один из теоретических источников анархизма. Он также подходил к вопросу общественного развития с позиций антропологического материализма. Общественное развитие Бакунин рассматривал в рамках преодоления «животности» при помощи «мысли и бунта». «Человек - материя, и не может безнаказанно презирать материю. Он - животное, и не может уничтожить свою животность; но он может и должен ее переработать и очеловечить через свободу, то есть посредством комбинированного действия справедливости и разума»43. «Только благодаря общению умов и коллективному труду, мог человек выйти из дикого и животного состояния, составляющего его первоначальную природу или же исходный пункт его развития»44. Преодоление «животности» и утверждение «человечности», утверждение разума, свободы и справедливости - такова, согласно логике Бакунина, направленность исторического процесса.
Антропологизм - доминирующий мотив творчества и Н.К. Михайловского, стержень мировоззрения, тот ракурс, сквозь который мыслитель критиковал и оценивал иные направления общественной мысли, в том числе и дарвинизм и позитивизм.
Исследователь полагал, что нравственные и политические науки должны отражать в себе практическую жизнь с ее шероховатостями. Социология никогда не состоится как наука, если не обратится к исследованию и преодолению социальных различий
в обществе. Поэтому первая общая задача современной общественной науки, по его мнению, состоит в определении значения общественных дифференцирований - задача, к которой инстинктивно и потому неопределенно стремились все лучшие люди всех времен.
Опять же вспоминаются слова критика Михайловского,
B.В. Зеньковского, который говорил: «В антропоцентризме мысли есть один очень глубокий мотив - невозможность "разделять" теоретическую и практическую сферу. Очень удачно выразил это упомянутый выше Н.К. Михайловский, когда обратил внимание на своеобразие русского слова "правда": "Всякий раз, когда мне приходит в голову слово "правда", - писал он, - я не могу не восхищаться его поразительной внутренней красотой... Кажется, только по-русски истина и справедливость называются одним и тем же словом и как бы сливаются в одно великое целое. Правда - в этом огромном смысле слова - всегда составляла цель моих исканий"...»45.
Подводя итоги наших размышлений о социологических взглядах Н.К. Михайловского, считаем необходимым заметить, что изучение субъективного направления в русской социологии кажется нам крайне актуальным. И поколению современных социологов предстоит отвечать на вопросы, поставленные Н.К. Михайловским.
Примечания
Г.В. Плеханов посвятил критике субъективной школы целую монографию: Бельтов Н. К вопросу о развитии монистического взгляда на историю. Ответ гг. Михайловскому, Карееву и Ко. СПб., 1906. В.И. Ленин настоятельно проводил мысль, что основная идея Маркса о естественно-историческом процессе развития общественно-экономической формации «в корень подрывает» «ребячью мораль» субъективистов, претендующую называться социологией. См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч. М., 1973. Т. 1. С. 134.
Виленская Э.С. Н.К. Михайловский и его идейная роль в народническом движении 70-х - начала 80-х годов XIX века. М., 1979.
Петрова М.Г., Хорос В.Г. Диалог о Михайловском // Михайловский Н.К. Литературная критика и воспоминания. М., 1995.
За последнее время по данной тематике защищены следующие диссертации на соискание степени доктора наук: Блохин В.В. Становление доктрины «либерального социализма» Михайловского: Дис. ... докт. ист. наук. М.: РУДН, 2006; Леонтьева О.Б. «Субъективная школа» в общественной мысли России последней трети XIX - начала XX в.: проблемы теории и методологии истории:
2
3
4
Дис. ... докт. ист. наук. Казань, 2005; Юдин А.И. Социальная философия П.Л. Лаврова и Н.К. Михайловского (историко-сравнительный анализ): Дис. ... докт. философ. наук. М.: МГУ, 2000.
5 Кареев Н.И. Основы русской социологии. СПб, 1996. С. 27-28.
6 Там же. С. 38-39.
7 Михайловский Н.К. Мужской вопрос или женский? // Русь: Еженедельная газета. 1864. № 18; Он же. К женскому вопросу // Якорь: Еженедельная газета. 1864. № 46, 47; Он же. О мерах к противодействию проституции // Отечественные записки. 1869. № 7.
8 Он же. К женскому вопросу // Полн. собр. соч. СПб., 1913. Стб. 389.
9 Козловский В.В. Социологическое наследие Н. Михайловского // Михайловский Н.К. Герои и толпа. Избранные труды по социологии: В 2 т. СПб., 1998. Т. 1. С. XI.
10 Чернов В.М. Михайловский как этический мыслитель // Заветы. 1914. № 1. С. 2.
11 См.: Кареев Н.К. Памяти Н.К. Михайловского // Михайловский Н.К. Герои и толпа. Т. 2. С. 391.
12 Там же.
13 Галактионов А.А., Никандров П.Ф. Русская философия IX-XIX вв. Л., 1989. С. 669.
14 Юдин А.И. Указ. соч. С. 7.
15 Там же. С. 97.
16 Там же. С. 104.
17 Виленская Э.С. Н.К. Михайловский и его идейная роль в народническом движении 70-х - начала 80-х годов XIX века. М., 1979. С. 84.
18 Лавров П.Л. Философия и социология. Избранные произведения: В 2 т. М., 1965. Т. I. С. 602-603.
19 Михайловский Н.К. Полн. собр. соч. СПб., 1897. Т. X. Стб. 656.
20 Там же. Т. IV. Стб. 93.
21 Там же. Т. X. Стб. 656.
22 Там же. Т. IV. Стб. 100.
23 См.: Голосенко И.А. Исторические судьбы идей Огюста Конта: трансформация позитивизма в русской социологии XIX-XX веков // Социологические исследования. 1982. № 4. С. 146-152.
24 Слонимский Леонид (Людвиг) Зиновьевич (1850-1918), публицист, с конца 1882 г. стал постоянным сотрудником «Вестника Европы», где печатал статьи по экономическим и общественно-политическим вопросам. Неоднократно выступал с полемическими статьями против представителей субъективной школы: Слонимский Л.З. О теориях прогресса // Вестник Европы. 1889. № 3. С. 266-297; № 4. С. 750-773; Он же. Законы истории и социальный прогресс (по поводу сочинения Н.И. Кареева «Основные вопросы философии истории»). Т. 1-2. М., 1883 // Вестник Европы. 1883. XI. С. 253-282; Он же. Еще раз об «Основных вопросах философии истории» г. Кареева // Вестник Европы. 1884. I.
25 Кареев Н.И. Прожитое и пережитое. Л., 1990. С. 197.
26 См.: Михайловский Н.К. Что такое прогресс? // Михайловский Н.К. Герои и толпа. Т. 1. С. 11.
27 Там же. С. 12.
28 Там же. С. 133.
29 Там же. С. 71.
30 Там же. С. 15.
31 Ранский С.П. Социология Н.К. Михайловского. СПб., 1901. С. 117.
32 Бердяев А.Н. Субъективизм и индивидуализм в общественной философии. СПб., 1901. С. 217.
33 Михайловский Н.К. Что такое прогресс? С. 12.
34 Там же. С. 13.
35 Зеньковский В.В. История русской философии: В 4 т. М., 1991. Т. 1. Ч. 2. С. 171.
36 Там же. С. 181.
37 Кузнецов П.Ф. История русской философии: состояние и перспектива. Л., 1988; Он же. Русская философия как целое // Философские науки. 1989. № 8. С. 87.
38 Спенсер Г. Основные начала. СПб., 1897. С. 159.
39 Там же.
40 Михайловский Н.К. Что такое прогресс? С. 37.
41 Там же. С. 38.
42 Зеньковский В.В. История русской философии. Париж: Ymca-press, 1905. С. 18.
43 Бакунин М. Избранные сочинения. Пг.; М., 1919. Т. 2. С. 86.
44 Там же. С. 261.
45 Зеньковский В.В. История русской философии. С. 19.
