CC BY
23
Научная статья УДК 34
https://doi.org/10.24412/2073-0454-2022-3-111-125 NIION: 2003-0059-3/22-291 MOSURED: 77/27-003-2022-03-490
Критический анализ разрешения рядового гражданского иска в уголовном деле: случайные проблемы преюдициального характера или когнитивный диссонанс в головах правоприменителей?
Никита Александрович Колоколов
Московский педагогический государственный университет, Москва, Россия, nikita_kolokolov@mail.ru
Аннотация. Исследуется переполненный противоречиями ход разрешения рядового гражданского иска в уголовном деле: факт преступления установлен, осужденный иск признает, его цена спора не вызывает, однако ущерб жертвам преступления до сих пор не возмещен, «чужим» имуществом до сих пор владеют «добросовестные приобретатели». Автор задается вопросом, что мешает разрешению неожиданно возникшего спора: проблемы преюдициального характера или когнитивный диссонанс в головах правоприменителей? Если образно, то что, по мнению читателя, судам предстоит сделать, чтобы «и волки были сыты и овцы целы»? Может быть: защита прав потерпевшего — дело только самого потерпевшего?
Ключевые слова: когнитивный диссонанс, судебная система России, автономное существование подсистем общей и арбитражной юстиции, уголовное судопроизводство, гражданское судопроизводство, арбитражное судопроизводство, преюдиция, качество предварительного расследования и судебного разбирательства, конституционное право потерпевшего на защиту своих интересов, особый статус добросовестного приобретателя, потерпевший v.s. «добросовестный приобретатель», гражданский иск в уголовном деле, практика применения норм, регламентирующих назначение наказания и возмещения вреда, компенсации морального вреда
Для цитирования: Колоколов Н. А. Критический анализ разрешения рядового гражданского иска в уголовном деле: случайные проблемы преюдициального характера или когнитивный диссонанс в головах правоприменителей? // Вестник Московского университета МВД России. 2022. № 3. С. 111-125. https://doi.org/10.24412/2073-0454-2022-3-111-125.
Original article
Critical analysis of the resolution of an ordinary civil lawsuit in a criminal case: random problems of a prejudicial nature or cognitive dissonance in the minds of law enforcement officers?
Nikita A. Kolokolov
Moscow State Pedagogical University, Moscow, Russia, nikita_kolokolov@mail.ru
Abstract. The process of resolving an ordinary civil lawsuit in a criminal case, fUll of contradictions, is being investigated: the fact of a crime is established, the convicted lawsuit admits, its price does not cause a dispute, but the damage to the victims of the crime has not yet been compensated, «foreign» property is still owned by «bona fide purchasers». The author asks what prevents the resolution of an unexpected dispute: problems of a prejudicial nature or cognitive dissonance in the minds of law enforcement officers? Figuratively speaking, what, in the reader's opinion, will the courts have to do so that «both the wolves are fed and the sheep are safe»? Maybe: the protection of the rights of the victim is only the business of the victim himself?
Keywords: cognitive dissonance, Russian judicial system, autonomous existence of the subsystems of general and arbitration justice, criminal proceedings, civil proceedings, arbitration proceedings, prejudice, the quality of the preliminary investigation and trial, the constitutional right of the victim to protect his interests, the special status of a bona fide purchaser, the victim versus «bona fide purchaser», civil action in a criminal case, the practice of applying the rules governing the imposition of punishment and compensation for harm, compensation for moral damage
© Колоколов Н. А., 2022
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
For citation: Kolokolov N. A. Critical analysis of the resolution of an ordinary civil lawsuit in a criminal case: random problems of a prejudicial nature or cognitive dissonance in the minds of law enforcement officers? Bulletin of the Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2022;(3): 111—125. (In Russ.). https://doi.org/10.24412/2073-0454-2022-3-111-125.
Право жертвы преступления (потерпевшего) на возмещение вреда: дуализам в законе и правоприменении
Права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти и, в конечном итоге, обеспечиваются правосудием (Конституция РФ, ст. 18). Казалось бы, приведенная выше норма российского Основного закона правоприменителем во всех видах судопроизводства должна истолковываться исключительно однозначно: права потерпевшего (жертвы преступления) государством должны быть защищены всегда, везде и в полном объеме.
Согласно ч. 1 ст. 302 ГК РФ если имущество потерпевшего от преступления возмездно приобретено добросовестным приобретателем у лица, которое не имело права его отчуждать, то собственник (потерпевший, жертва преступления) всегда вправе истребовать это похищенное у него имущество.
В тоже время, в этом же законе зафиксировано и исключение из общего правила: деньги, а также ценные бумаги на предъявителя у добросовестного приобретателя истребованы быть не могут (ч. 3 ст. 302 ГК РФ).
Дуализм в позитивном гражданском праве, а также дуализм в правоприменении, наличие которого в российском судопроизводстве a priori в определенной степени предопределено практически автономным существованием подсистем общей и арбитражной юстиции, обуславливает неизбежное возникновение целого ряда разного рода коллизий (казусов) в сфере толкования, казалось бы, очевидного.
Данная ситуация на практике осложняется признанием института преюдиции (ст. 90 УПК РФ), в рамках которого вступившие в законную силу решения суда, принятые в рамках гражданского и арбитражного процесса, с одной стороны, признаются судом без дополнительной проверки, с другой, — они не могут (не должны) предрешать не только виновность лиц, не участвовавших в деле, но и их материальную ответственность.
Ниже на конкретном примере читателю предлагается проследить попытки судов, во-первых, разре-
шить псевдопреюдициальные проблемы, во-вторых, защитить права потерпевшего и одновременно «добросовестного приобретателя». В статье также предлагается анализ взаимоисключающих правовых позиций по одному и тому же вопросу, авторство на которые принадлежит, в том числе, и судьями двух Судебных коллегий Верховного Суда РФ: по уголовным делам и экономическим спорам.
Насколько неизбежно при таких обстоятельствах возникновение когнитивного диссонанса в головах правоприменителей, судить читателю. Автор также предлагает читателю самостоятельно разрешить вопрос насколько возможно в таких ситуациях восстановить процессуальную гармонию.
Когнитивный диссонанс в сознании участников процесса
Когнитивный диссонанс (от лат. cognitiо «познание» и dissonantia «несозвучность») речь идет об «отсутствии гармонии», особом психическом дискомфорте человека, вызванном столкновением в его сознании конфликтующих представлений: идей, верований, ценностей или эмоциональных реакций.
Считается, что понятие «когнитивный диссонанс» впервые в научный оборот введено Леоном Фестингером (1919-1889) в 1957 г. В его теории когнитивного диссонанса утверждается, что конфликтные ситуации, которые нередко возникают в «когнитивной структуре» человека, — реакция в его сознании на некие опасные для личности ситуации, действия других индивидов, а то целого общества.
В своей теории Л. Фестингер выдвинул две основные гипотезы. Согласно первой из них, человек в случае возникновения диссонанса всеми силами стремится снизить уровень (степень) несоответствия между своими установками, попытается достичь консонанса (соответствия) как в рамках анализа своего поведения, так и в своих отношениях с окружением. Вторая гипотеза гласит: стремясь снизить возникший дискомфорт, человек постарается обойти стороной такие ситуации, в которых дискомфорт может усилиться.
Диссонанс может появиться по различным причинам:
1) из-за логического несоответствия;
2) культурных обычаев;
3) противоречия индивидуального и коллективного;
4) несоответствия опыта прошлого с настоящим.
В тоже время, человеку жизненно необходимо
поддерживать согласованность своих знаний об окружающей действительности. Поэтому люди практически всегда спешат оправдать свои заблуждения. При этом индивид, совершивший ошибку, оправдывая себя в мыслях, постепенно сдвигая свои некогда «твердые» убеждения относительно случившегося в сторону того, что происшедшее на самом деле не так уж и страшно. Классический пример такого мыслительного процесса можно обнаружить у В. Войнови-ча в его произведении «Приключения Ивана Чон-кина», один из героев которого глубокомысленно замечает: «И в тюрьме тоже люди живут...». Таким образом, личность, а равно и различные социальные образования «регулирует» свое мышление так, чтобы уменьшить, в первую очередь, конфликт внутри себя.
Когнитивный диссонанс может усиливаться или ослабевать в зависимости от проблем, которые встают перед человеком. Степень диссонанса усиливается, если личности предстоит серьезное испытание, а человек даже и не пытается к нему подготовиться. Диссонанс возникает практически всегда, человеку предстоит сделать «нелегкий» выбор.
Порой, чтобы избавиться от мучающего личность когнитивного диссонанса, ей предстоит изменить свое поведение, т. е. убедить себя в обратном. Человек должен научиться фильтровать поступающую к нему информацию относительно важности проблемы. Например, признать свои ошибки и поступить в соответствии с общепризнанным вариантом толкования проблемы.
Защита имущественных прав потерпевшего (жертвы преступления)
В соответствии со Всеобщей декларацией прав человека от 10 декабря 1948 г., Декларацией основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотреблений властью (принятой Резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН от 29 ноября 1985 г. №40/34), Рекомендацией Комитета Министров Совета Европы «О положении потерпевшего в рамках уголовного права и процесса» от 28 июня 1985 г. № R 85 (11) важнейшей функцией уголовного правосудия является охрана законных интересов потерпевшего (жертвы преступления).
Из содержания ч. 1 ст. 42 УПК РФ следует, что потерпевшим признается лицо, которому преступлением причинен физический, имущественный и моральный вред. В силу ч. 3 этой же статьи потерпевшему обеспечивается возмещение имущественного ущерба, причиненного преступлением.
В правовой позиции, закрепленной в п. 1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29 июня 2010 г. № 17 «О практике применения судами норм, регламентирующих участие потерпевшего в уголовном судопроизводстве» (в ред. постановлений Пленума от 9 февраля 2012 г. и 16 мая 2017 г.), мы находим расширенное толкование как ст. 18 Конституции РФ, так и п. 1 ч. 1 ст. 6 УПК РФ — уголовное судопроизводство имеет своим назначением защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений.
Авторы постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 13 октября 2020 г. № 23 «О практике рассмотрения судами гражданского иска по уголовному делу» (далее — Постановление № 23) изначально поставили перед собой задачу, скорее всего, не разрешимую в принципе, так как невозможно совместить процесс уголовный («пламень»), в его основе розыск (инквизиция), с производством гражданским, база которого — равнодушный «лед» диспозитивности.
Носители государственной власти в уголовном процессе (дознаватель, следователь, прокурор и суд), сталкиваясь с необходимостью одновременного разрешения вопросов уголовного, уголовно-процессуального, гражданского и гражданско-процессуального права в случае заявления гражданского иска потерпевшим (жертвой преступления) пребывают в состоянии перманентного когнитивного диссонанса, ибо нельзя объять необъятное. Что им делать: потерпевшего защищать или преступника изобличать?
Впрочем, ответ на данный вопрос перечисленные выше субъекты (в результате проведенного автором опроса — 87 %) сами себе уже давно дали: поскольку, согласно закону, мы носители власти в процессе уголовном, то поэтому, в первую очередь, и займемся процессом уголовным — выявлением и изобличением виновных. Что касается второй очереди — защиты имущественных прав по терпевшего, то мы этой проблеме внимание, конечно, уделим, так как закон того требует, но только, если это у нас реально получится.
Гражданский иск в уголовном деле: проблемы неразрешенные или неразрешимые в принципе?
Общеизвестно, что в уголовном процессе гражданский иск — категория a priori чужеродная, ибо основная задача производства заключается не в возмещении (компенсации) вреда жертве преступления (дело частное), а в решении вопросов государственного уровня: на досудебном этапе — это раскрытие преступлений и изобличение виновных (будущих гражданских ответчиков); в суде — назначение последним справедливого наказания. При таких обстоятельствах одновременное вынесение судом решения о возмещении вреда, причиненного преступлением, — не более чем, пусть и и приятная для жертвы, но для государства все же дополнительная опция.
Да и «скорости» у процессов уголовного и гражданского — разные. Поясним на примере: 16-летний подросток в весеннюю страду (когда день год кормит) угнал у фермера один единственный, взятый им в лизинг колесный трактор (ч. 1 ст. 166 УК РФ), на котором допустил столкновение сразу с двумя легковыми автомобилями.
Сразу было установлено: двум потерпевшим причинен тяжкий вред здоровью (ч. 1 ст. 264 УК РФ), в последствие (спустя восемь месяцев лечения) выяснилось, чтоб оба они к тому же стали инвалидами. Скрываясь от полиции, несовершеннолетний угонщик «утопил» трактор в болоте. Виновный задержан на месте преступления, в содеянном признался, дал подробные, развернутые показания, в содеянном раскаивается.
Очевидно, что особых сложностей в расследовании этих двух преступлений небольшой тяжести у следователя не будет, в тоже время, очевидно и то, что гражданские иски, вытекающие из причинения самых разных видов вреда разрешаться будут очень долго, возможно годами, и, естественно, уже за рамками уголовного судопроизводства.
При таких обстоятельствах приведенное в преамбуле Постановления N° 23 утверждение о том, что гражданский иск в уголовном деле представляет собой механизм эффективной судебной защиты прав потерпевшего выглядит излишне оптимистичным, на самом деле, это — благое пожелание.
Очевидно и то, что при подготовке гражданского иска в уголовном деле основная тяжесть в работе выпадает не на суд, а на инквизитора — следователя (дознавателя), специально уполномоченного государством комиссара, который ex officio обязан найти
не только виновных, но и озаботься поиском похищенного, равно как и имущество, подлежащее взысканию, сохранить до судебного разбирательства.
Не случайно в п. 34 Постановления № 23 судам апелляционной и кассационной инстанций рекомендовано строго «реагировать на каждый случай нарушения прав потерпевшего и гражданского истца, допущенных при производстве дознания, предварительного следствия», карать нерадивых следователей (дознавателей), их руководителей и начальников путем вынесения частных определений.
При этом не совсем ясно, какой смысл авторы Постановления № 23 заложили в фразу «суду надлежит самому принять исчерпывающие меры для разрешения имеющегося по делу гражданского иска» (п. 27), допустим ли судейский активизм, если выше указано, что по правилам процесса состязательного, основанном на принципе диспозитивности, судья обязан терпеливо ждать пока прокурор (профессионал) справится с возложенным на него «бременем доказывания характера и размера причиненного преступлением имущественного вреда (п. 4 ч. 1 ст. 73 УПК РФ), а наличие вреда прочего также сугубо самостоятельно докажет «любитель» — гражданский истец, он же по закону на приемлемом юридическом уровне должен «обосновывать свои требования о размере компенсации морального вреда» (п. 21).
Скажем больше, выше авторы Постановления № 23 предлагают суду принять участие даже в неком «светском диалоге» с гражданским истцом, которому вменяется в обязанность самостоятельно «устранить имеющиеся недостатки в его заявлении без возвращения такового» (п. 15).
Вопрос к авторам Постановления № 23, что делать суду, если тяжущиеся от доказывания по гражданскому иску самоустранились? Не считаясь со временем выполнить всю черновую работу за них или передать гражданский иск на рассмотрение в порядке гражданского судопроизводства?
В тоже время, согласно Постановлению № 23, пассивность сторон — не является основанием для передачи гражданского иска из процесса уголовного в судопроизводство гражданское. Более того, анализируемое Постановление № 23 под угрозой частного определения в адрес суда первой инстанции такую передачу и вовсе запрещает (п. 34).
«Суд принимает меры к обеспечению гражданского иска. В силу ч. 2 ст. 230 УПК РФ такие меры могут быть приняты судом по ходатайству потерпев-
JURISPRUDENCE
шего, гражданского истца, их законных представителей или представителей либо прокурора» (п. 19 Постановления № 23). Вопрос: а исключительно по инициативе самого суда все это сделать возможно?
Поскольку Постановление № 23 является причиной когнитивного диссонанса у правоприменителя, то не удивительно, что данный документ вызвал повышенный интерес у представителей юридической общественности. Обсуждению положений, содержащихся в данном документе были посвящены публикации в журналах «Уголовный процесс» (№ 11 за 2020 г.) и в журнале «Закон» (№ 11 за 2020 г.)
Попробуем посмотреть, что из этого в конечном итоге из большой проделанной учеными аналитической работы получилось. Начнем с анализа того, что о Постановлении пишут уважаемые специалисты:
• профессор Л. В. Головко.
Леонид Витальевич свой комментарий начинает с констатации: «Новое Постановление № 23 ничего сенсационного не несет, да и нести не могло. Речь идет о классическом для уголовного процесса институте французского происхождения (концепция так называемого соединенного процесса), который глубоко укоренился в нашем праве с XIX в. Все атаки на него либо сугубо конъюнктурны (связаны с конкретными делами, чьим исходом недовольна одна из сторон), либо откровенно некомпетентны».
Ниже данный автор продолжает: «В этом Постановлении № 23 обращают на себя внимание три спорных момента. Во-первых, некоторое локальное проявление ныне, к сожалению, модных антисоциальных начал (п. 12)».
«Во-вторых, уголовно-процессуальная теория всегда исходила из специального порядка предъявления гражданского иска в уголовном процессе, не требующего составления искового заявления, так как в нем нечего писать. Пленум намекнул (именно намекнул!), что исковое заявление все-таки должно быть (п. 15)».
«В-третьих, уголовно-процессуальная теория исходит также из того, что фигура гражданского ответчика возникает лишь в ситуации, когда гражданскую ответственность за действия обвиняемого несет третье лицо (родители несовершеннолетних, владельцы источника повышенной опасности и т. п.) (п. 18) [7, с. 28-30];
• адвокат Л. Скловский.
Данный автор считает, что «Постановление № 23 представляется неоправданно узким и недо-
статочно точно отвечающим на запросы практики. Отсутствует тема заявления иных исков, кроме иска о возмещении вреда, — вещных исков, исков о недействительности сделки и т. д. Во-первых, крайне желательно четко указать, что такие иски не могут заявляться в уголовном процессе. Во-вторых, еще важнее подчеркнуть, что для обеспечения таких исков недопустим арест имущества в уголовном процессе, что является одной из самых острых практических проблем.
Повальный арест всего имущества подозреваемого весьма часто является главным мотивом уголовного преследования, даже если формула обвинения не содержит причинения существенного вреда, а квалификация преступления не предусматривает конфискации.
Для оправдания таких арестов следователь не может выдвигать довод о том, что арест накладывается для обеспечения права потерпевшего на возврат арестованного имущества от обвиняемого. Такой возврат должен осуществляться вещным иском в гражданском процессе и обеспечиваться в порядке гражданского судопроизводства.
Очень важно указать, что вещный спор не должен замещаться иском в уголовном процессе, и если потерпевший своевременно не возбудил спор об истребовании своего имущества, о признании права на него, то независимо от уголовного дела на такие требования распространяется срок исковой давности. Приговор может в известных случаях давать основания для пересмотра решения по гражданскому делу по вновь открывшимся обстоятельствам, но недопустимо, повторюсь, переносить вещный спор в уголовное дело» [7, с. 34-35];
• профессор А. С. Пашин.
По мнению Сергея Анатольевича в Постановлении № 23 «не урегулирован вопрос о пределах гражданского иска в случаях, когда легальные формы хозяйствующих организаций используются для совершения мошенничества и других преступлений. В таких случаях граждане могут сперва предъявлять иски в порядке гражданского судопроизводства к юридическому лицу, использовавшемуся злоумышленниками в качестве «отмычки». Создает ли эта активность какие-либо особенности предъявления и рассмотрения гражданского иска в рамках уголовного дела, возбужденного в отношении руководителей такой организации? Увы — не развеивает Пленум подобные недоумения» [7, с. 30-31].
Потерпевший гражданский истец: бремя доказывания
Приведенные нормы международного и национального права, в их истолковании путем закрепления правовых позиции, высказанных Пленумом Верховного Суда РФ в рамках уголовного судопроизводства по делам публичного обвинения, гласят, что потерпевший фактически полностью освобождается об бремени доказывания факта причинения ему имущественного вреда, ибо данную функцию взяло на себя государство в лице дознавателя, следователя, прокурора и суда.
В тоже время, российский уголовный процесс не отрицает наличия у потерпевшего субсидиарной роли в отстаивании им своих законных персональных, в том числе, и имущественных интересов.
Что касается иска гражданского в уголовном процессе, то получается, что его заявление, обоснование его размера (доказывание) — дело исключительно самого гражданского истца — потерпевшего (жертвы преступления).
Добросовестный приобретатель: субъект, возможное появление которого
в уголовном деле обусловлено заявлением гражданского иска жертвой
Хотя Гражданский кодекс РФ знает понятие «добросовестный приобретатель» (ч. 3 ст. 302 ГК РФ), однако данный термин закон, по существу, не раскрывает и детально не толкует. Разъяснения по данному вопросу в свое время были даны в п. 38 совместного постановления Пленумов Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ от 29 апреля 2010 г. № 10/22 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав» (в ред. постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 г. № 25). Приобретатель признается добросовестным, если докажет, что при совершении сделки он не знал и, что главное, не должен был знать о неправомерности отчуждения имущества продавцом, в частности принял все разумные меры для выяснения правомочий продавца на отчуждение имущества (абз. 1). Ответчик может быть признан добросовестным приобретателем имущества при условии, если сделка, по которой он приобрел владение спорным имуществом, отвечает признакам действительности сделки во всем, за исключением того, что она совершена неуполномоченным отчуж-
дателем (абз. 3). Собственник вправе опровергнуть возражения приобретателя о его добросовестности, доказав, что при совершении сделки приобретатель должен был усомниться в праве продавца на отчуждение имущества (абз. 4).
Как видим, закон буквально, вменяет в обязанность приобретателю представить суду доказательства законности совершения им действий по приобретению чужого имущества, т. е. не знал и даже догадываться не имел возможности, ибо сам — жертва обмана.
Из п. 1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 г. № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» следует, что оценивая действия сторон как добросовестные и недобросовестные следует исходить из поведения, ожидаемого от любого участника гражданского оборота, учитывающего права и законные интересы другой стороны, содействующего ей, в том числе и в получении необходимой информации (абз. 3).
В абз. 4 этого же пункта зафиксировано, что поведение одной из сторон может быть признано недобросовестным не только при наличии обоснованного заявления другой стороны, но и по инициативе суда, если усматривается очевидное отклонение действий гражданского оборота от добросовестного поведения, даже если стороны на них не ссылались (ст. 56 ГПК РФ, ст. 65 АПК РФ).
Приведенные правовые позиции (прецеденты) позволяют сделать вывод, что как в гражданском, так и арбитражном процессе, по крайней мере, должен приветствоваться судейский активизм, направленный на пресечение недобросовестного поведения участников деликтных отношений.
Автомобиль один — владельцев двое: «законный» и «добросовестный»
9 июля 2016 г. следователь изъял у К. автомобиль «Хонда», при этом он исходил у того, что данная машина на самом деле принадлежит потерпевшему П., у которого она была ранее похищена. В соответствии ст. 82 УПК РФ следователь признал спорный автомобиль вещественным и поместил его на хранение, предполагая, что в будущем по решению суда машина будет возвращена ее первому владельцу — П.
В 2018 г. владелец «Хонды» ходатайствовал перед органами предварительного расследования о передаче спорного автомобиля на хранение ему. В обоснование
jjÉiSk.
-^pr-
своей позиции К., во-первых, представил копии необходимых в таких случаях правоустанавливающих документов (договор купли-продажи, паспорт транспортного средства, свидетельства о его регистрации, страховой полис), согласно которым он является законным владельцем спорного автомобиля. Во-вторых, К. сослался на ст. 82 УПК РФ, регламент которой не препятствует хранению крупных предметов (к которым относятся и автомобили), признанных вещественными доказательствами, у их законных владельцев.
Постановлением старшего следователя СЧ СУ Управления МВД России по г. Новокузнецку от 30 марта 2018 г. К. в удовлетворении данного ходатайства отказано.
Считая, что машину изъяли у него незаконно, а также незаконно удерживают ее на стоянке, К. обжаловал решения и действия следователя по правилам ст. 125 УПК РФ.
Постановлением Центрального районного суда г. Новокузнецка Кемеровской области от 23 мая 2018 г. жалоба К оставлена без удовлетворения. При этом суд исходил из того, что следователь действовал в пределах своих полномочий (ст. 38 и 82 УПК РФ) и только в его компетенции находится вопрос: вернуть машину ее законному владельцу П., добросовестному приобретателю К. или хранить вещественное доказательство в каком-либо ином (нейтральном) месте.
Апелляционным постановлением Кемеровского областного суда от 13 июля 2018 г. постановление оставлено без изменения.
Как видим, следователь, с одной стороны, поставлен перед дилеммой: вернуть машину потерпевшему П. либо оставить ее на хранение у К. Возвращение автомобиля П. возможно только при установлении всех обстоятельств по уголовному делу, данный процесс, как известно, завершается только вступлением в силу обвинительного приговора в отношении лиц, похитивших машину у потерпевшего. На текущий момент по документам «Хонда» принадлежит К., юридических оснований для обладания и распоряжения ею у П. нет.
Передав машину добросовестному приобретателю К., сторона обвинения, включая законного ее владельца потерпевшего П., рискуют автомобиль (вещественное доказательство) утратить, так как К. может ее продать, повредить в ДТП, уничтожить.
Суды Кемеровской области, отказывая К., оставили решение спора на усмотрение следователя.
К. обжаловал состоявшиеся по делу судебные постановоления в Верховный Суд РФ.
Судья Верховного Суда РФ, направляя дело для рассмотрения в суд кассационной инстанции, указал, что суды, рассматривавшие жалобу К. не проанализировали приоритет потерпевшего П. перед К. [4].
Довод в пользу данного решения: затянувшийся срок хранения спорного автомобиля «Хонда», не исключено, что предварительное расследование по делу может растянуться на годы, в течение которых потребительские свойства машины только убывают.
Очевидно и другое: если машина была похищена у П., то почему государство не торопится брать на себя ответственность за ее незаконную регистрацию на имя К.?
Гражданский иск: дуализм в правоприменении [10]
Тысячу раз был прав, живший в 1748-1832 гг. английский философ-моралист, социолог, правовед, родоначальник утилитаризма Джереми Бентам (Jeremy Bentham), когда на рубеже XVIII-XIX вв. он на основе личного практического опыта с уверенностью был вынужден констатировать: наличие сразу нескольких судов в одном и том же споре неизбежно явится причиной того, что одни и те же факты будут ими истолковано по-разному (казус) [12].
Существование в России двух практически независимых судебных подсистем: арбитражной и общей юстиции — вечный источник споров о том, как следует толковать то или иное правовое явление. О данной проблеме в российском судопроизводстве, когда по одному и тому же элементарному делу (продажа бизнеса) вологодские суды общей и арбитражной юстиции вынесли два взаимоисключающих решения, мы уже писали [8]. Скажем больше, мы также уже касались, правда в условиях отсутствия правовой определенности на уровне кассационно-надзорного уголовного судопроизводства, уникального казуса, рассматриваемого в настоящей статье [10].
Впрочем, анализируемая проблема характерна не только для России, ее наличие открыто признают юристы Франции, которые вот уже как полтора века наблюдают дуализм в истолковании одних и тех же фактов судами общей юрисдикции и автономной системой административных судов. Они пишут, что теоретически «люди, обращающиеся к правосудию, должны иметь возможность легко и быстро определить компетентного судью для разрешения своего спора». В тоже время, поскольку никто не отменял «бои судов за территорию», «чрезмерно широкое экспансионистское
толкование норм Конституции Франции (ст. 66) судами общей юрисдикции» и прочих форм их «вопиющего произвола», в свое время был создан Трибунал по конфликтам, состоящий из равного числа членов Кассационного суда Франции и Государственного совета Франции. Французы считают, что данный орган призван свести к минимуму «риск гражданина остаться совсем без правосудия» [13, с. 17-27].
Преюдиция отраслевая
В современном российском уголовном процессе минимизировать возможность «разницы» в подходах к толкованию одних и тех же норм права и фактов, во-первых, призвана ст. 90 УПК РФ. Во-вторых, согласно ст. 69 АПК РФ (в ред. от 28 ноября 2018 г. № 451-ФЗ), именуемой «Основания освобождения от доказывания»: 1) обстоятельства дела, признанные арбитражным судом общеизвестными, не нуждаются в доказывании; 2) обстоятельства, установленные вступившим в законную силу судебным актом арбитражного суда по ранее рассмотренному делу, не доказываются вновь при рассмотрении арбитражным судом другого дела, в котором участвуют те же лица;
3) вступившее в законную силу решение суда общей юрисдикции по ранее рассмотренному гражданскому делу обязательно для арбитражного суда, рассматривающего дело, по вопросам об обстоятельствах, установленных решением суда общей юрисдикции и имеющих отношение к лицам, участвующим в деле;
4) вступившие в законную силу приговор суда по уголовному делу, иные постановления суда по этому делу обязательны для арбитражного суда по вопросам о том, имели ли место определенные действия и совершены ли они определенным лицом.
В тоже время, отечественный законодатель, видимо, еще «не дорос» до создания обязательного для всех судов унифицированного межотраслевого регламента института преюдиции (межотраслевой пре-юдиции). Это позволяет конкурирующим судебным подсистемам, преследуя свои узковедомственные цели, время от времени делать вид, что о существовании друг друга они ничего не знают.
Впрочем, есть ФКЗ «О судебной системе РФ» от 31 декабря 1996 г. (в ред. от 8 декабря 2020 г.), согласно которому, по крайней мере, теоретически: признается обязательность исполнения на всей территории РФ судебных постановлений, вступивших в законную силу (ст. 3), следовательно, игнорирование судами решений друг друга изначально будет незаконно [14].
Особо следует отметить то обстоятельство, что база всех уголовно-процессуальных судебных решений — результаты следственной деятельности, акторы (субъекты) которой о преюдиции вообще, арбитражной преюдиции в частности, практически ничего не знают. Проблемы, которые могут возникнуть при преюдициальном использовании результатов предварительного расследования, сами органы предварительного расследования и надзирающих за ними прокуроров занимают весьма мало, ибо с них требуется не компенсация ущерба потерпевшим в отдаленной перспективе, а вынесенный, как можно скорее, по определенному делу обвинительный приговор суда [9].
Скажем главное, даже для судей наличие в УПК РФ ст. 90 — это, за небольшим перечнем исключений, всего лишь повод к размышлению: что суду, рассматривающему конкретное дело, допустимо признавать априори установленным, а что ему предстоит перепроверять самому, как это было сделано, например, вологодскими следователями при расследовании, а вологодскими судьями при рассмотрении уголовного дела в отношении Я., которая путем обращения в арбитражный суд задумала обмануть коллегу по бизнесу [1; 2; 3].
Чисто теоретически (ибо об этом в действующем УПК РФ прямо не говорится) следователь в пределах, очерченных УК и УПК РФ, должен установить истину по делу, выявив, в том числе, и обстоятельства, способствующие преступлению. Более того, также теоретически это должен сделать и суд — т. е. тоже установить истину, но уже строго всего лишь в рамках предъявленного обвинения. Совершенно очевидно, что истина — соответствие наших процессуальных знаний реальным событиям зачастую нечто гораздо большее, чем то, что акторы (субъекты) процесса в состоянии отразить в оформляемых ими документах.
В гражданском и арбитражном судопроизводстве (ГПК, АПК РФ) следователя нет, есть только суд, оценивающий доказательства, представляемые сторонами, в том числе и теми, которые в силу самых различных обстоятельств легко могут злоупотребить правом на судебную защиту.
В реальном уголовном процессе судейский активизм, направленный на изучение события преступления за рамками предъявленного обвинения, мягко говоря, не поощряется. В процессе гражданском и арбитражном процессе на него (судейский активизм), даже в рамках вышеприведенных правовых позиции,
JURISPRUDENCE
вроде как обязывающих пресекать недобросовестность сторон, и вовсе наложено табу [6]1.
Ниже на конкретном примере попробуем проанализировать, как в таких условиях участники процесса, базируясь исключительно на толковании ст. 90 УПК РФ, в течении нескольких лет пытались разрешить гражданский спор, вытекающий из уголовных и уголовно-процессуальных отношений. Кроме того, мы сделаем все возможное, чтобы разобраться, в чем же порочность избранного ими метода. Впрочем, для начала введем читателя в курс некоторых анализируемых в статье норм права.
Депозитарная деятельность
Согласно Федеральному закону от 22 апреля 1996 г. № 39-ФЗ «О рынке ценных бумаг» депозитарной деятельностью признается оказание услуг по учету и переходу прав на бездокументарные ценные бумаги (ч. 1 ст. 7 Закона). Профессиональный участник рынка ценных бумаг, осуществляющий депозитарную деятельность, именуется депозитарием. Депозитарий, осуществляющий расчеты по результатам сделок, совершенных на торгах организаторов торговли по соглашению с такими организаторами торговли и (или) с клиринговыми организациями, осуществляющими клиринг обязательств по таким сделкам, именуется расчетным депозитарием (ч. 2 ст. 7 Закона).
Лицо, пользующееся услугами депозитария по учету прав на ценные бумаги, именуется депонентом. Договор между депозитарием и депонентом об оказании услуг по учету прав на ценные бумаги именуется депозитарным договором (договором о счете депо). Депозитарный договор должен быть заключен в письменной форме. Депозитарий обязан утвердить условия осуществления им депозитарной деятельности, являющиеся неотъемлемой частью депозитарного договора (ч. 3 ст. 7 Закона).
По общему правилу депозитарий не вправе совершать операции с ценными бумагами депонента иначе как по поручению последнего (ч. 5 ст. 7 Закона).
На ценные бумаги депонентов не может быть обращено взыскание по обязательствам депозитария (ч. 6 ст. 7 Закона).
Депозитарий несет ответственность за неисполнение или ненадлежащее исполнение своих обязанностей по учету прав на ценные бумаги, в том числе за полноту и правильность записей по счетам депо, а также за сохранность находящихся у него на хра-
нении обездвиженных документарных ценных бумаг (ч. 8 ст. 7 Закона).
Депозитарий, осуществляющий учет прав на ценные бумаги, обязан оказывать депоненту услуги, связанные с получением доходов в денежной форме по таким ценным бумагам и иных причитающихся владельцам таких ценных бумаг денежных выплат (ч. 11 ст. 7 Закона).
Депозитарий — растратчик
ООО «ИК «ТКС»2 в лице его генерального директора К. согласно уставу осуществляло депозитарную деятельность. Последний из корыстных побуждений похитил акции депонентов Р., Д-ых и В. (по уголовному делу потерпевшие и гражданские истцы). С этой целью К. в период с 30 апреля 2013 г. по 25 сентября 2014 г., обладая опытом работы на рынке ценных бумаг, совершил ряд незаконных сделок по отчуждению вверенных ему бездокументарных именных акций указанных лиц, «распродав» их другим депозитариям.
Когда хищение акций выявилось, то по данному факту было возбуждено уголовное дело. В ходе предварительного расследования акции потерпевших, обнаруженные в активе уже у других депозитариев, своевременно признавались вещественными доказательствами и на них даже был наложен формальный арест, наличие которого, впрочем, совершенно не пресекло цепочку их последующих многочисленных перепродаж.
Приговор и первые судебные решения по делу К.
В судебном заседании К. не стал отрицать очевидного и в содеянном виновным себя сразу же признал полностью. Кроме того, он в полном объеме признал предъявленные к нему все исковые требования потерпевших. По приговору Пресненского районного суда г. Москвы от 22 декабря 2015 г., постановленному, особо подчеркнем, с согласия всех потерпевших в особом порядке (гл. 40 УК РФ), генеральный директор К. осужден по ч. 4 ст. 160 УК РФ к пяти годам лишению свободы. Одновременно за гражданскими истцами по объективным причинам всего лишь признано право на удовлетворение заявленных ими исков
1 В данном документе Высшая судебная инстанция, прямо требует от сторон доказательств недобросовестного поведения участника гражданских правоотношений.
2 Названия юридических лиц изменены.
к К. и принято решение о передаче вопроса о их размере на рассмотрение в порядке гражданского судопроизводства.
Также в приговоре было указано: «Учитывая, что судом заявленные гражданские иски переданы на рассмотрение в порядке гражданского судопроизводства, вопрос о снятии ареста с имущества в целях обеспечения гражданских исков суд оставляет без рассмотрения».
Апелляционным определением Московского городского суда от 3 марта 2016 г. приговор в отношении К. в части, касающейся вещественных доказательств, был отменен, а уголовное дело в этой части направлено на новое судебное рассмотрение в тот же суд в порядке ст. 397 УПК РФ.
Параллель арбитражно-процессуальная
Владелец акций — потерпевший В., ссылаясь на ст. 302 ГК РФ, принял решение: «обогнать» естественный и неторопливый ход развития событий в уголовном процессе, поэтому с иском об истребовании своего личного имущества (акций), а равно причитающихся доходов, обратился к «новому» депозитарию — компании «Эн».
Арбитражный суд г. Москвы признал, что в рамках уголовного судопроизводства был установлен факт, согласно которому К. произвел незаконное отчуждение акций принадлежащих истцу, однако своим решением от 27 апреля 2016 г. по делу № А40-125859/15-159-1016 в удовлетворении иска В. отказал. Главный мотив отказа — акции сейчас находятся у добросовестных приобретателей, так как они были приобретены и оплачены через брокера на стандартных рыночных условиях, поэтому истребование этих «неких» акций у «нового» законного владельца повлечет возникновение у него убытков.
Данное решение оставлено в силе постановлением Девятого арбитражного апелляционного суда от 21 сентября 2016 г. и постановлением Арбитражного суда Московского округа от 24 января 2017 г. Определением судьи Верховного Суда РФ от 29 мая 2017 г. № 305-ЭС17-5003 бывшему депозитарию В. отказано в передаче его кассационной жалобы по делу № А40-125859/15 для рассмотрения в судебном заседании Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ. Наконец, заместителем Председателя Верховного Суда РФ — председателем Судебной коллегии по экономическим спорам О. М. Свири-денко жалоба потерпевшего В. на данное определе-
ние также была рассмотрена, письмом от 4 октября 2017 г. № 305-ЭС17-5003 в ее удовлетворении отказано, чем, казалось бы, в деле об истребовании акций была поставлена первая «жирная точка».
Параллель гражданско-процессуальная
Решением Драгомиловского районного суда от 24 июля 2017 г. все иски потерпевших к К. осужденным, честно отрабатывающим в настоящем деле роль качественного «громоотвода» от группы настоящих преступников — «Фунта», подставной фигуры, исключительно точно описанной И. Ильфом и Е. Петровым в «Золотом теленке», были признаны в полном объеме и удовлетворены судом также в полном объеме. Правда, как и с «Фунта», взыскать с К. было нечего. Совершенно ясно, что данное решение — не что иное как вторая «жирная точка» в деле о возмещении вреда потерпевшим.
Параллель уголовно-процессуальная
В период с июля 2017 г. по декабрь 2020 г. в ходе рассмотрения судами различных инстанций в порядке уголовного судопроизводства ходатайств потерпевших, а также адвокатов, действующих в интересах «новых» депозитариев по вопросам, которые, согласно ст. 397 УПК РФ подлежат рассмотрению судом при исполнении приговора в отношении К. о снятии ареста на указанные выше обыкновенные именные бездокументарные акции ОАО «ФА», возник затяжной спор о преюдициальной значимости решений арбитражных судов, в силу чего состоялось несколько взаимоисключающих судебных решений, авторы которых по-разному устанавливали судьбу вещественных доказательств — обыкновенных именных бездокументарных акций ОАО «ФА».
После всех этих препирательств постановлением Пресненского районного суда от 31 июля 2020 г. в порядке ст. 397 УПК РФ (далеко не сразу) был уточнен приговор Пресненского районного суда г. Москвы от 22 декабря 2015 г. и снят арест с акций, а все эти вещественные доказательства возвращены потерпевшему В.: 200 тыс. (по факту — 124 121) и 175 500 штук обыкновенных именных бездокументарных акций ОАО «ФА». Такое же решение было принято в пользу потерпевших в отношении всех иных вещественных доказательств.
Апелляционным постановлением Московского городского суда от 14 сентября 2020 г. это постановление, наконец-то, было оставлено без изменения. Как
jjÉiSk.
-^pr-
JURISPRUDENCE
JJIÉL..
видим, московским судам потребовалось всего лишь пять лет, чтобы они смогли преодолеть преюдициальный синдром, возникновение которого было обусловлено последовательною чередой решений арбитражных судов, и пришли к выводу, что акции из владения потерпевших-депозитариев выбыли незаконно, а их приобретатели — «новые» депозитарии добросовестными участниками правоотношений быть не могут. Впрочем, ответа на вопрос почему «новые» приобретатели не могут быть добросовестными, ответа в рамках уголовного процесса дано не было. В тоже время, был сделан самый значимый для потерпевших вывод: акции однозначно следует отобрать у «новых» приобретателей и вернуть их потерпевшим — «старым» депозитариям (жертвам преступления).
Первая позиция Второго кассационного суда общей юрисдикции
Кассационным определением судебной коллегии по уголовным делам КСОЮ от 23 декабря 2020 г. № 2 постановление Пресненского районного суда г. Москвы и апелляционное постановление Московского городского суда от отменены, материал направлены на новое рассмотрение в Пресненский районный суд г. Москвы, в ином составе со стадии судебного разбирательства.
Более того, в этот же день в адрес конкретных судей Пресненского суда и Московского городского суда кассационной инстанцией было вынесено частное определение, в котором они упрекались не только в неправильном понимании (толковании) ст. 90 УПК РФ, но и фактически в превышении своих должностных полномочий: причислили «новых» приобретателей к разряду недобросовестных. Авторы частного определения, в частности, подчеркнули, что согласно правовой позиции Конституционного Суда РФ, изложенной в постановлении от 21 декабря 2011 г. № 30-П, признание преюдициального значения судебного решения, будучи направленным на обеспечение стабильности и общеобязательности судебного решения, исключение возможного конфликта судебных актов, предполагает, что факты, установленные судом при рассмотрении одного дела, впредь до их опровержения принимаются другим судом по другому делу в этом же или ином виде судопроизводства, если они имеют значение для разрешения данного дела. Тем самым, преюдициальность служит средством поддержания непротиворечивости судебных актов и обеспечивает действие принципа правовой определенности. Указанными выше реше-
ниями арбитражных судов, вступившими в законную силу, признано отсутствие права у потерпевшего В. на получение спорных акций, а равно и права потерпевших на получение денежных средств, находящихся в банке, в виде субординированных займов. Суд, принимая решение о возврате вещественных доказательств В. акций, приобретенных на организованных торгах, фактически решил вопрос об истребовании бездокументарных ценных бумаг у их добросовестных приобретателей, поскольку в рамках арбитражного дела установлено, что компании являются добросовестными приобретателями, разрешив, таким образом, вопрос о прекращении права собственности у их актуального владельца. Суд, принимая также решение о возврате вещественных доказательств В., Д-вым и Р. — денежных средств, находящихся в банке, в виде субординированных займов, фактически признал происхождение данных средств — у компании незаконным, самовольно определил их законного владельца [5].
Как видим, суд третьей инстанции на момент вынесения данных решений все еще пребывал в преюдициальном шоке, вызванном уверенностью в том, что системе арбитражной юстиции должно быть виднее, чьи акции.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ
Определением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 15 июля 2021 г. оба решения КСОЮ № 2 отменены, материал возвращен на новое кассационное разбирательство.
Вторая позиция Второго кассационного суда общей юрисдикции
Кассационным определением судебной коллегии по уголовным делам КСОЮ от 23 сентября 2021 г. № 2 постановление Пресненского районного суда г. Москвы и засиливающее его апелляционное постановление Московского городского суда теперь были оставлены уже без изменения.
Факт хищения у Волкова принадлежащих ему акций «ФосАгро» в количестве, соответственно, 124 121 штуки и 170 500 штук, которые были арестованы и признаны вещественными доказательствами по делу, никем не оспаривается. На неправомерные действия, в результате — выбыли из владения Волкова, не дававшего распоряжений по осуществлению таких операций с данными акциями, — указано и в решении Арбитражного суда г. Москвы от 29 апреля 2016 г.
Решая на основании ст. 397 УПК РФ в порядке исполнения приговора вопрос о судьбе вещественных доказательств, суд первой инстанции обоснованно руководствовался именно теми обстоятельствами, которые установил суд при рассмотрении уголовного дела по существу, не выходя за пределы своих полномочий.
Доводы кассационных жалоб о наличии спора о принадлежности акций, что исключало возможность рассмотрения вопроса о вещественных доказательствах в порядке гл. 47 УПК РФ, а также о том, что судам следовало руководствоваться положениями п. 6, а не п. 4 ч. 3 ст. 81 УПК РФ, являются ошибочными.
Довод о добросовестности «новых» приобретателей акций также находится в противоречии с положениями ст. 302 ГК РФ, в силу которой право собственности потерпевшего на имущество, выбывшее из его владения в результате преступных действий, сохраняется.
Ссылка в кассационных жалобах на преюдициальное значение решения Арбитражного суда г. Москвы от 29 апреля 2016 г., несостоятельна, поскольку предмет производства в данной стадии вступившего в законную силу приговора, и суд, рассматривая вопросы в порядке его исполнения, не вправе подвергать сомнению или пересматривать обстоятельства и выводы, изложенные в приговоре.
Позиция судьи Верховного Суда РФ в надзоре
30 сентября 2021 г. судья Верховного Суда РФ отказал «новым» владельцам акций в передаче их надзорной жалобы для ее рассмотрения Президиумом Верховного Суда РФ. Как видим, в деле об истребовании акций — возмещении вреда потерпевшим появилась очередная, третья по счету «жирная точка».
Как видим, точка по делу оказывается не одна, их целых три.., т. е. имеются все основания говорить о многоточии. Главный герой кинофильма «Весна на заречной улице», рассуждая на тему отличия в орфографии многоточия от точки, констатирует, что первый вариант пунктуации — свидетельство того, что интересующих субъектов вопрос окончательного разрешения пока не получил. Очевидно, что «крайней» точкой по делу будет реальное взыскание либо не взыскание акций в пользу потерпевших.
Чем обусловлен преюдициальный кризис
Как видим, круг в очередной раз замкнулся: по одному и тому же спору есть два взаимоисключающих другу друга решения. Арбитражные суды: по-
терпевшим в иске к «новым» владельцам акций отказать; суды общей юрисдикции — акции и доходы с них с «новых» владельцев акций взыскать в пользу потерпевших.
Естественно, что у участников процесса не разрешенным остался вопрос: имеет ли приговор Пресненского районного суда г. Москвы в отношении К., вынесенный в особом порядке, преюдициальное значение и в какой части:
• для определения законного владельца вещественных доказательств — акций ПАО «ФА» в рамках ст. 81 УПК РФ;
• для разрешения вопроса о принадлежности акций ПАО «ФА» в рамках гражданского судопроизводства.
Наш анализ ситуации
Растрата (ст. 160 УК РФ) — разновидность хищения (умышленное противоправное перемещение имущества, находящееся в правомерном владении у собственника, куда-то «туда», где владелец имущества право собственности утрачивает). Мотив? По умолчанию — корысть.
Чтобы констатировать наличие состава преступления — «растрата», достаточно доказать, что по вине конкретного лица (К.) вверенное ему на законных основаниях имущество (в нашем случае акции) других лиц (законные владельцы) выбыло из массива собственности потерпевших (Р., Д-вы и В.). Все, преступление окончено, зачем следователю, а тем более суду «копать глубже». Не случайно, в приговоре указаны только время хищения акций (2013-2014 гг.) и вектор их движения — к «другим депозитариям».
Акции — не деньги, их еще надо уметь пристроить. Вот здесь-то и начинается самое интересное. Первый вопрос: почему именно акции ушли к «этим другим» конкретным депозитариям, а не кому-то еще? Вопрос второй: опять-таки, проблема с мотивом. Из приговора следует и не оспаривается осужденным, что действовал он «с целью обогащения», однако, как, когда и в какой мере он смог реально лично обогатиться, если все похищенное передал «новому» владельцу, в приговоре умалчивается.
Главное в этом самом интересном: юридические лица, «купившие» акции заявляют, что они персоны непорочные, товар приобрели легально на официальном рынке ценных бумаг и за деньги. Таким образом, из приговора явно не следует, что спорное имущество (акции) находятся у «новых» депозитариев неза-
JURISPRUDENCE
конно. Иными словами, оснований для изъятия акций у перечисленных в приговоре депозитариев только на основании ст. 90 УПК РФ не имеется.
Сторона обвинения версию, избранную осужденным и «добросовестными покупателями краденого», опровергать не спешила. Только лишь в 2020 г. «заговорили» о каком-то «пороке титула», 28 июля 2020 г. даже якобы возбуждено уголовное дело по ст. 175 УК РФ, опять-таки в отношении неизвестных лиц. Судьба этого дела нам не ведома, а перспектива его расследования более чем туманна. Профессор П. С. Яни в комментарии к ст. 160 УК РФ покупателей, купивших заведомо похищенное у растратчика, относит к соучастникам [11, с. 228-231], видимо так на самом деле все и было.
Формально осужденный (К.) блестяще сыграл роль «Фунта» — признал и факт растраты, и гражданские иски, скрыв при явном попустительстве следствия и характер его отношений с «покупателями» акций, и информацию, что именно он в результате содеянного «поимел» сам-то.
Акции — вещественные доказательства? Могут ли бездокументарные правовые явления быть веществом? Серьезных суждений на этот счет мы пока не нашли. Вещественные доказательства по анализируемому делу, скорее всего, только документы (как бумажные, так и электронные), в которых нашло отражение движение бездокументарных акций. В таких документах, максимум, что мы можем найти: информацию о векторе их движении, возможно и о месте нахождения в какой-то, как усматривается из процессуальных решений, весьма непродолжительный конкретный период.
На текущий момент времени — спорные акции находятся в законном владении (иное в рамках арбитражного судопроизводства не установлено и игнорировать этот факт в силу ст. 3 ФКЗ «О судебной системе» не допустимо) у юридических лиц, законно купивших их на законно существующем рынке ценных бумаг. Оспорить статус добросовестности в гражданском процессе истцы даже и не пытались, как впрочем, в уголовном процессе также никто не пытался доказать, что «покупатели» — таковыми совсем не являются, ибо они сообщники К.
Содержание ст. 149.3 ГК РФ — весьма противоречиво: с одной стороны — защитим законного правообладателя; с другой — не сметь трогать добросовестного приобретателя. Именно по этому, второму традиционному пути и пошел арбитражный суд
г. Москвы в своем решении от 27 апреля 2016 г.: акции, возможно, бывшие когда-то в собственности у В. и др., сейчас находятся у новых добросовестных ничем не опороченных владельцев.
24 июля 2017 г. Драгомиловский районный суд в своем решении открытым текстом заявил потерпевшим: акции проданы добросовестным владельцам (иное не установлено), следовательно, все убытки получите у К. Сведений об обжаловании данного решения у автора нет.
Суд, постановивший приговор, путь и не с первой попытки 31 июля 2020 г. попытался разрешить судьбу вещественных доказательств — спорных акций. Данное судебное решение вступило в законную силу 14 сентября 2020 г. Законность этих двух документов, однозначно подтверждена в рамках кассационного и надзорного разбирательства.
Таким образом, на текущий момент времени мы имеем формально неразрешенный спор о праве собственности на акции, которые, до совершения К. преступления, принадлежали В. и др. Согласно п. 6 ч. 3 ст. 81 УПК РФ такой спор разрешается исключительно в гражданском порядке.
Есть мнение (поскольку таковое официально не публиковалось, то фамилию профессора умалчиваем), что постановление суда от 31 июля 2020 г. должно быть безальтернативно исполнено. При этом автор правовой позиции забывает, что п. 4 ч. 3 ст. 81 УПК РФ применим только в том случае, когда деньги и ценности изъяты у самого преступника, т. е. спора о праве с другими, не вовлеченными в гражданский оборот лицами, нет.
Представим себе, что спорное имущество, вместо акций, — безналичные деньги, законно полученные тем же Сбербанком. Например, лицо, похитившее деньги ВТБ, переместило их в Сбербанк и со своего счета в этом банке расплатилось этими деньгами по ипотеке третьего лица, после чего деньги поступили на эскроу-счет обратно в ВТБ. Да, следователь и суд проследили эти векторы движения растраченного преступником принадлежащего другой государственной корпорации капитала, который после ряда законных банковских операций, вдруг, пошел на погашение чьей-то ипотеки. И что, Сбербанк эти деньги должен вернуть ВТБ, которому растратой причинен ущерб? Очевидно, что нет, все вопросы лично к растратчику. Именно такое решение и принял Драгомиловский районный суд, переадресовавший все претензии жертв преступления к К.
Вопрос: можем ли мы при таких обстоятельствах говорить о преюдициальном значении вступивших в законную силу приговора Пресненского районного суда от 22 декабря 2015 г. и его же постановления от 31 июля 2020 г., ибо ни в одном из этих документов не опровергается факт добросовестности приобретения акций, принадлежавших когда-то В. и др. «новыми» владельцами?
Будет ли по анализируемому спору иметь преюдициальное значение приговор, постановленный в отношении гипотетических соучастников К., лиц, совершивших преступление, предусмотренное ст. 175 УК РФ? На этот вопрос тоже пока не имеется однозначного ответа: не случайно еще в Древнем Риме была придумана правовая конструкция «юридическое лицо» — преступления совершают лица физические, им за них и отвечать, в том числе и по гражданским искам, заявленным в уголовном процессе. Как известно, уголовная ответственность лиц юридических, например, фирм, скупающих ворованные акции, в России не предусмотрена.
Каковы могут быть варианты разрешения существующего спора:
1) со ссылкой на ст. 302 ГК РФ исполняется «за-силенное» постановление от 31 июля 2020 г., будущее акций здесь всецело в руках судебных приставов-исполнителей;
2) данное постановление отменяется, со всеми вытекающими из этого последствиями. После чего заинтересованные лица исполняют закон — в гражданском порядке решают вопрос о принадлежности акций. Правила ст. 90 УПК РФ были бы применимы, если бы вопрос о незаконности приобретения акций депозитариями был бы решен еще в 2013-2014 гг.
Проблема несогласованности судебных актов, принимаемых в рамках арбитражного, гражданского и уголовного процесса, далеко не нова и нами неоднократно освещалась, дело в другом: в правильном и единообразном истолковании ст. 6 УПК РФ «Назначение уголовного судопроизводства», первым пунктом в которой значится «защита прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений».
Что касается описанного выше примера, то налицо не прюдициальный кризис, а всего лишь когнитивный диссонанс, возникновение которого обусловлено неправильным прочтением ст. 6 УПК РФ вовлеченными в дело субъектами сразу всех трех видов процесса.
Список источников
1. Апелляционное определение судебной коллегии по уголовным делам Вологодского областного суда от 9 января 2014 г. № 22-11/2014 (22-2672/2013) // Электронный архив Вологодского областного суда за 2014 г.
2. Постановление заместителя председателя Вологодского областного суда об отказе в передаче кассационной жалобы для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции от 28 апреля 2013 г. № 4-у-144 // Электронный архив Вологодского областного суда за 2014 г.
3. Постановление судьи Верховного Суда РФ об отказе в передаче кассационной жалобы для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции от 10 июня 2014 г. № 2-укс14-138 // Электронный архив Верховного Суда РФ за 2014 г.
4. Постановление судьи Верховного Суда РФ о передаче кассационной жалобы для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции 9 апреля 2019 г. № 81-УД 19-3 // Электронный архив Верховного Суда РФ за 2019 г.
5. Частное определение судебной коллегии по уголовным делам Второго кассационного суда общей юрисдикции от 23 декабря 2020 г. №77-2471/2020 // Электронный архив Второго кассационного суда общей юрисдикции за 2020 г.
6. Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда РФ от 13 июля 2021 г. № 39-КГ21-6-К1 № 2-30/2020, вынесенное по гражданскому делу по иску Л. А. Водопьяновой и А. А. Водопьяновой к Гаджиеву о взыскании удержанных средств, полученных по сделке купли-продажи земельного участка, процентов за пользование чужими денежными средствами.
7. Гражданский иск в уголовных делах // Закон. 2020. № 11. С. 28-30; 30-31; 34-35.
8. Колоколов Н. А. Может ли арбитражный суд стать механизмом мошенничества // Уголовный процесс. 2015. № 1. С. 39-43.
9. Колоколов Н. А. Гражданский иск в уголовном деле — «лед» и «пламень» в одном флаконе // Мировой судья. 2021. № 5. С. 9-15.
10. Колоколов Н. А. Изучаем перспективы истребования бездокументарных акций у «добросовестного» приобретателя: к вопросу о преюдициальном значение решений уголовных судов в гражданском и арбитражном процессе // Уголовное судопроизводство. 2021. № 4. С. 3-14.
11. Комментарий к уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации. Т. 2. Особенная часть. Разделы VII-VIII / отв. ред. Председатель Верховного Суда РФ В. М. Лебедев. М. : Юрайт, 2017.
12. О судоустройстве / Соч. Бентама; по фр. изд. Дюмона изл. А. Книрим. СПб. : тип. Правительствующего сената, 1860.
13. Суд и государство / под ред. Л. В. Головко и Б. Матье. М. : Статут, 2018.
14. Теория уголовного процесса: презумпции и преюдиции / под ред. Н. А. Колоколова. М. : Юрли-тинформ, 2012.
References
1. Appeal ruling of the Judicial Board for Criminal Cases of the Vologda Regional Court dated January 9, 2014. № 22-11/2014 (22-2672/2013) // Electronic archive of the Vologda Regional Court for 2014.
2. Resolution of the Deputy Chairman of the Vologda Regional Court on the refusal to transfer the cassation appeal for consideration at the court session of the Court of Cassation instance dated April 28, 2013 No. 4-u-144 // Electronic archive of the Vologda Regional Court for 2014.
3. Resolution of the judge of the Supreme Court of the Russian Federation on refusal to transfer the cassation appeal for consideration at the court session of the Court of cassation instance dated June 10, 2014 No. 2-uks14-138 // Electronic archive of the Supreme Court of the Russian Federation for 2014.
4. Resolution of the judge of the Supreme Court of the Russian Federation on the transfer of a cassation appeal for consideration at a court session of the court of cassation on April 9, 2019 No. 81-UD 19-3 // Electronic Archive of the Supreme Court of the Russian Federation for 2019.
5. Private ruling of the Judicial Board for Criminal Cases of the Second Cassation Court of General Juris-
diction dated December 23, 2020 No. 77-2471/2020 // Electronic archive of the Second Cassation Court of General Jurisdiction for 2020.
6. The ruling of the Judicial Board for Civil Cases of the Supreme Court of the Russian Federation dated July 13, 2021 No. 39-KG21-6-K1 No. 2-30/2020, issued in a civil case on the claim of L. A. Vodopyanova and A. A. Vo-dopyanova to Gadzhiyev on the recovery of withheld funds received under the land purchase and sale transaction, interest for the use of other people's money.
7. Civil action in criminal cases // Law. 2020. No. 11. P. 28-30; 30-31; 34-35.
8. Kolokolov N. A. Can the arbitration court become a fraud mechanism // Criminal process. 2015. No. 1. P. 39-43.
9. Kolokolov N. A. Civil suit in a criminal case — «ice» and «flame» in one bottle // Justice of the Peace. 2021. No. 5. P. 9-15.
10. Kolokolov N. A. We study the prospects of claiming undocumented shares from a «bona fide» acquirer: on the issue of the prejudicial significance of decisions of criminal courts in civil and arbitration proceedings // Criminal proceedings. 2021. No. 4. P. 3-14.
11. Commentary to the Criminal Procedure Code of the Russian Federation. Vol. 2. Special part. Sections VII-VIII / Rev. ed. Chairman of the Supreme Court of the Russian Federation V. M. Lebedev. M. : Yurayt, 2017.
12. On the judicial system / Op. Bentama; according to the French edition. Dumont izl. A. Knirim. SPb. : type. The Governing Senate, 1860.
13. The Court and the State / edited by L. V. Golovko and B. Mathieu. M. : Statute, 2018.
14. Theory of criminal procedure: presumptions and prejudices / edited by N. A. Kolokolov. M. : Yurlitin-form, 2012.
Информация об авторе
Н. А. Колоколов — заведующий кафедрой судебной власти, правоохранительной и правозащитной деятельности Московского педагогического государственного университета, доктор юридических наук почетный судья Верховного Суда РФ (в отставке).
Information about the author
N. A. Kolokolov — Head of the Department of Judicial Power, Law Enforcement and Human Rights Activities of the Moscow State Pedagogical University, Doctor of Legal Sciences, Honorary Judge of the Supreme Court of the Russian Federation (retired).
Статья поступила в редакцию 15.02.2022; одобрена после рецензирования 29.04.2022; принята к публикации 25.05.2022.
The article was submitted 15.02.2022; approved after reviewing 29.04.2022; accepted for publication 25.05.2022.
