CC BY
217
КРИТЕРИИ ПРАВОМЕРНОГО ПОВЕДЕНИЯ
О.В. ИГНАТЬЕВА, соискатель кафедры теории государства и права Московского университета МВД России
Аннотация. Рассмотрена система содержательных критериев правомерности поведения, которая призвана дополнить сложившуюся систему формальных критериев правомерности. К содержательным критериям отнесены, помимо общественной полезности, добровольность, убежденность, ответственность и т.д.
Ключевые слова: правомерное поведение, содержательные и формальные критерии, общественная полезность, добровольность, убежденность, ответственность.
Рациональные средства и умение в каждом отдельном случае четко различать правомерное и неправомерное поведение, давать поведению правовую оценку — важная составная часть общественной и индивидуальной правовой культуры, мощный регулятивный механизм.
Необходимо иметь ясные критерии правомерности или неправомерности поведения и действия. Сформулировать какой-то единый критерий, который позволял бы снимать проблему правовой оценки поведения, весьма заманчиво. Однако такой критерий будет слишком общим, абстрактным, чисто формальным и вряд ли окажется способным не только правильно отражать моменты социальной практики, но и регулировать ее в должной мере. Теоретическая и практическая проблема здесь состоит в установлении не только всех существенных и значимых критериев правомерности поведения, но и в выявлении их системности, внутреннего единства и взаимной зависимости.
Критерии правомерности поведения можно разделить на формальные и содержательные. К формальным относятся, прежде всего, те, которые строятся на простом соотнесении (сравнении, сопоставлении) конкретного действия или поведения с существующими нормами, требованиями, суждениями, а поведения — с существующим нормативно-предписательным строем, с позитивным правом. Это собственно юридические критерии, опирающиеся на нормативистское правопонимание, согласно которым правомерное поведение выступает связующим звеном между правовой нормой и тем социальным эффектом, на достижение которого рассчитана данная норма. Оно — результат осуществления в жизни требований режима законности, а совокупность всех правомерных действий — воплощение правопорядка.
К формальным следует отнести также критерии, связанные с соотнесением действий или поведения с фиксированными в общественных идеалах, установках, оценках, нормах ценностями или общественной пользой и вредом. Попытки теоретиков преодолеть уз-конормативистский подход к проблеме правомерности путем указания на общественную ценность или неценность конкретной деятельности человека — это всего лишь иллюзия содержательности анализа, поскольку как в чисто нормативном, так и в аксиологическом аспекте критерий правомерности всегда оказывается,
во-первых, вне непосредственного «исполнителя», а во-вторых, уже существует до всякого конкретного действия, поведения, т.е. первичен по отношению к действию.
В зависимости от того, какова значимость поведения конкретного человека, сила внутренней мотивировки и способность иметь массово-доступный характер, оценка правомерности поведения имеет ту или иную степень глубины. Поведение может быть правомерным в формальном отношении, проявляясь в буквальном выполнении предписаний в силу простой вынужденности или опасения быть наказанным; оно может сочетаться с фактическим нарушением правового смысла предписания. Но поведение может быть правомерным и в силу искренности действующего человека. Какой тип поведения более важен? Конечно, искреннее правомерное поведение. Но всегда ли мы можем настаивать именно на таком отношении человека к праву и должны ли это делать вообще? Не выходим ли мы, в таком случае, за пределы компетенции юридического взгляда на проблему? Ранжирование поведения людей по их общественной значимости, признан-ности, по степени заинтересованности общества или человека и объему затрачиваемых усилий, безусловно, важно, и обращение юриста к самым «высоким» типам правомерного поведения вполне оправданно: с точки зрения общественно значимой активности человека, которая и есть его целенаправленное, социально признанное поведение, это не имеет значения. Значение имеет само наличие данной активности. Активность человека есть отражение первичности внутреннего, субъективного, содержательного в его социальной жизни. И поскольку юридической проблемой выступает не столько определение и оценка правомерности поведения людей, сколько стимулирование ее в массовом масштабе, постольку ясно, что решить ее, т.е. пробуждать, поддерживать и развивать активность человека, невозможно только с помощью наличных средств нормативного регулирования или указания на общественные идеалы и ценности.
Таким образом, должны быть и иные, неформальные, критерии правомерного поведения. Более того, именно они являются определяющими, основными в системе критериев правомерности поведения.
В противоположность формальным, содержательные критерии правомерности находятся, во-первых,
«внутри» действующего определенным образом субъекта и определены его конкретным качественным социально-духовным состоянием, а во-вторых, они существуют до всякого поведения только как общий смысловой фон, но в своей конкретности, однако создаются в самом действии. Говоря о содержательных критериях правомерности, мы вступаем в область прав человека, его сознательности, правовой ответственности, убежденности. И здесь следует обратить внимание на весьма важное для юридической теории значение слова «правомерное», связанное с понятием о некотором качественном состоянии действующего правового субъекта, о внутренней оправданности определенного поведения или действия. И эта оправданность отнюдь не исчерпывается согласованностью поведения с правовыми нормами или с произведенным общественным эффектом, а может и не совпадать с ними. Иными словами, формальные критерии в целом связаны с «буквой» права. Они документированы, согласованы, установлены обществом, а потому и более однозначны в отношении к конкретному поведению. Содержательные критерии, в свою очередь, связаны с «духом» права; они — выражение глубинных правовых оснований жизни людей, природы правового бытия и правовых качеств человека.
Правомерное поведение, конечно же, представляет собой социально полезную деятельность, направленную на удовлетворение государственных и правовых, общественных и личных интересов, ценностей и целей. Но оно выступает ценностью для права прежде всего потому, что сам «человек, его права и свободы являются высшей ценностью» (ст. 2 Конституции Российской Федерации). В правомерном поведении человек реализует не только запросы общества, не только отражает социальные обстоятельства, но и свой запрос к обществу, свои ценностные установки и ориентации.
Можно ли предположить, что если правомерность соединена с внутренней оправданностью действий, поведения, то понятие неправомерного связано с отсутствием такой оправданности? Логико-формальный подход к поиску ответа здесь неприемлем. Правильнее будет утверждать, что сознание неправомерности может тем не менее привести к определенному и, скорее всего, к общественно вредному действию. Например, действия преступника-рецидивиста чаще всего связаны не с его непониманием этой неправомерности, а с невозможностью преодолеть свои социальные стереотипы, условия своей жизни и воздержаться от неправомерных действий. Но вот поведение как проявление активности человека, безусловно, блокируется сознанием внутренней неоправданности действий, если мы вообще имеем дело с нормальным, а потому и ответственным, социально вменяемым субъектом. Поэтому мысль о неправомерности, в отличие от мысли о правомерности, всегда остается только в зоне мотивации поведения, при этом — как некий внутренний запрет на неправомерное в социально значимой деятельности.
Обычно содержательное отличие правомерного поведения основывается на таких критериях, как общественная полезность и массовость в проявлении, добровольность и сознательность, убежденность и ответственность человека в своих поступках. Без сомнения, эти свойства ассоциируются с понятием о правомерности поведения. Введение в практику содержательных критериев правовой значимости поведения людей существенно осложняет теоретическую и практическую задачу выявления и стимулирования правомерности в массовой социальной деятельности. Конечно, формальные критерии действуют с гораздо большей легкостью и однозначностью; они удобны и универсальны, что принципиально значимо для юридической практики и теории. И тем не менее содержательный анализ совершенно необходим.
Оценки правомерности и неправомерности в поведении существенно различаются и зависят от того, в какой нормативной модели поведение находится. Так, построение правового материала на основе правовой обязанности и юридической ответственности ведет к тому, что общественная полезность действий и поведения человека заключается в самом факте реализации обязывающих предписаний. Построение же правового материала на основе общих дозволений ведет к тому, что акцент переносится на юридические последствия, которые и оказываются непосредственными критериями правомерного поведения.
В каждом из этих двух типов ситуаций общественная полезность (ценность) поведения, конечно же, различна. Но можем ли мы сказать, что, например, полезность следования правовым предписаниям выше, чем правовая полезность последствий деятельности человека, или наоборот? Тот или иной ответ на поставленный вопрос зависит от того, какие критерии самой социальной полезности действий людей признаны в обществе, какова величина самих социально-юридических последствий поведения и т.д.
Если под добровольностью понимать побуждение к поведению именно благими стремлениями, тогда критерий правомерности оказывается субъективным и неединообразным, что неприемлемо для юридического подхода к вопросу. Если под добровольностью понимать не принужденность поведения, отсутствие обязывания к нему со стороны общества, а наличие лишь его желательности для общества и ценности для самого человека, тогда мы, по сути, вынуждены выходить за рамки нормативной системы права. Наконец, если под добровольностью понимать способность человека самостоятельно определять свои действия и линию поведения, тогда мы приравниваем ее к сознательности человека, но при этом теряем возможность различать правомерное и неправомерное поведение. Неправомерное поведение часто не менее добровольно в любом из приведенных смыслов, чем правомерное поведение, т.е. и здесь мы должны обращаться к содержанию воли человека, а не к факту ее наличия.
В мысли об ответственности как характеристике правомерности поведения, в отличие от доброволь-
ности и сознательности, акцент сделан на моменте социальной свободы человека, т.е. способности предвосхищать социальные последствия своего поведения и готовности к самопонуждению в реализации своих целей. Ясно, что в контексте системы правового связывания свобода оказывается выбором человека между правомерностью и неправомерностью в поведении, между следованием общественным предписаниям или нарушением их, отказом от них. И ответственность носит негативный характер. А в контексте системы правового дозволения свобода выступает выбором социально значимого результата в рамках как правомерного, так и неправомерного поведения. Здесь ответственность носит позитивный характер.
Глубинная характеристика, непосредственно выражающая идеальную мотивационную основу социальной активности человека, — убежденность. Она делает поведение внутренне оправданным и устойчивым независимо от того, каково ее содержание и социальная направленность. Оценить качественность правомерного поведения в контексте положенных в его основу жизненных убеждений невозможно, ограничиваясь только его соответствием нормативному строю общественного права, оставаясь в рамках эмпирических и даже типических ситуаций. Поведение человека необходимо рассматривать в контексте того или иного типа правопонимания. Так, социальная активность человека, сориентированная нормативистским правопони-манием, ведет к законопослушному или законопро-тивному поведению; социальная активность человека, стимулированная естественно-правовым правопони-манием, воплощается в ответственное, индивидуализированное, правомерное поведение или в деструктивное поведение в широком социальном смысле.
Есть и другая плоскость выделения типов общественного и индивидуального правопонимания: можно дать характеристику поведению человека в контексте политически, нравственно, прагматически и т.д. сориентированнго правопонимания, в контексте стихийно-массового, обыденно-поверхностного и профессионального правопонимания и т.д.
Оценка поведения с точки зрения его правомерности (или неправомерности) напрямую зависит, во-первых, от того, насколько совместимы в конкретной правовой культуре общества типы правопонима-ния с нормативистским (позитивистским) правопо-ниманием как идейной основой волеустановленного, в законах выраженного и силой государства обеспечиваемого права. Но это не единственный критерий правомерности. Оценка поведения по связанной с ним убежденности зависит, во-вторых, и от особенностей самого позитивного права, в частности от того, насколько оно динамично или консервативно, политически или нравственно ориентировано, органично для гражданского общества или отчуждено от
него и т.д. Наконец, эта оценка зависит от сложившейся в конкретном обществе «конфигурации» типов правопонимания.
Таким образом, связь правомерного поведения с убежденностью неоднозначная, весьма сложная и требующая применения в оценочной практике достаточно широкого идейного масштаба, установок программного характера.
Массовость как характеристика поведения не является сама по себе содержательной и допускает чисто формальный подход к оценке поведения с точки зрения его правомерности. Но массовость еще не указывает с однозначностью на правомерность в поведении людей. В обществе, где массовым выступает законопослушное поведение людей, отмечается устойчивый и должный правовой порядок; общество, в котором массовым на определенных этапах его существования оказывается правонарушающее (правопренебрегающее) поведение, должно быть оценено как криминализованное, хаотизированное, неправовое. Оценка правомерности поведения с точки зрения его массовости (повторяемости, обычности, типичности, стандартности, одинаковости и т.п.) существенно уточняется и позволяет скорректировать регулирующие усилия общества, направленные на жизнедеятельность людей, если удается установить господствующие (или бытующие) типы адаптации личности к социокультурным условиям, целям и способам их достижения. В правовом контексте особую роль играет такой тип адаптации личности, как подчинение, т.е. положительное отношение и к целям, и к общепринятым средствам (нормам). Но общество в своих правовых оценках не может пренебречь и выраженным в поведении инновационным отношением, связанным с принятием существующих общественных целей и в то же время с отвержением типовых средств. Существенное значение имеет также ритуальный тип адаптации к реальности, связанный с превращением средств в самоцель и самоценность, и мятежный тип адаптации, связанный со стремлением обновить цели, разделяемые членами общества, изменить существующие структуры, а не приспособиться к ним. Во всех этих случаях мы можем сталкиваться с массовым правовым поведением, правомерность или неправомерность которого оказывается сложной результирующей множества оценок этого поведения в указанных контекстах.
Таким образом, оценка поведения с точки зрения его правомерности или неправомерности не может быть обеспечена лишь организационными, формальными, процедурными средствами. Определение правомерности конкретного поведения — сложный творческий процесс, связанный с учетом ряда факторов различной значимости.
