CC BY
92
1.2. КРИМИНОЛОГИЧЕСКИЙ МОНИТОРИНГ ВЗАИМОСВЯЗИ КОРРУПЦИИ С СОВРЕМЕННЫМ ЭКСТРЕМИЗМОМ И ТЕРРОРИЗМОМ
Павлинов Андрей Владимирович, д-р юрид. наук, доцент. Должность: профессор. Место работы: Академия Генеральной прокуратуры Российской Федерации. Подразделение: кафедра уголовно-правовых дисциплин. E-mail: [email protected]
Аннотация: В работе выявляются сущностные совпадения и различия в социальной природе коррупции и экстремизма, взаимосвязь, взаимозависимость, детерминированность одного явления другим. Обращается внимание на разнонаправленный, многофакторный и прямо противоположный опосредованный характер взаимосвязи между коррупцией и экстремизмом и одним из его крайних проявлений -терроризмом. Оба негативных социальных явления рассматриваются как феномены более широкого масштаба и порядка, нежели чем просто проявления преступности. Достигая определенных критических значений, продуцируя и усиливая друг друга они угрожают национальной безопасности. В текущий момент максимально допустимые показатели проявлений коррупции и экстремизма (и в т.ч. терроризма) отчетливо не ясны; нет точных представлений и о том, что может и должно выступить надежным предохранителем от катастрофического сценария. В связи с этим автор останавливается на наиболее оптимальных мерах сохранения государственной безопасности от анализируемых угроз.
Ключевые слова: феноменология коррупции и экстремизма, их детерминация, социальная природа, государственная виктимность, мониторинг национальной безопасности, уголовная политика, парадигма союзного развития, правовое воспитание, режим законности.
CRIMINOLOGICAL MONITORING THE RELATIONSHIP OF CORRUPTION WITH MODERN EXTREMISM AND TERRORISM
Pavlinov Andrey Vladimirovich, Dr of law, associate professor. Position: professor. Place of employment: Academy of the Prosecutor General's Office of the Russian Federation. Department: criminal and legal disciplines chair. E-mail: [email protected]
Annotation: The work reveals the essential similarities and differences in the social nature of corruption and extremism, interconnection, interdependence, determination of one phenomenon by another. Attention is drawn to the bi-directional, multifactorial, and directly opposite to the indirect nature of the relationship between corruption and extremism and one of its extreme manifestation - terrorism. Both negative social phenomena considered as phenomena of broader scale and order, rather than just the symptoms of crime. Reaching certain critical values, producing and reinforcing each other, they threaten national security. Currently the maximum indicators of corruption and extremism (including terrorism) is clearly not clear; no accurate ideas about what can and should be a reliable safeguard against catastrophic scenario. In this connection the author dwells on the most optimal measures to maintain the security of the state from the analyzed threats.
Keywords: the phenomenology of corruption and extremism, and in their determination, the social nature, state victimization, monitoring, national security, criminal policy paradigm of the Federal development, legal education, the rule of law.
При довольно глубокой изученности, разработанности проблемы противодействия коррупции и экстремизма остаются малоисследованными аспекты не просто их взаимосвязи, взаимозависимости, но и детерминированности одного явления другим. Исследовать такую обусловленность крайне актуально и непросто, т.к. они выходят на ранее неведомый уровень, за которым тотальная правовая аномия, масштабное насилие, гражданская война, распад государственности.
На первый взгляд коррупция и экстремизм представляют собой не похожие, если не сказать противоположные по своей сущности явления. Экстремизм в своих крайних формах - это политически мотивированное насилие. Преступления экстремистской направленности объединены таким интеграционным критерием как национальная, религиозная, социальная ненависть и вражда. Сущность коррупции: подкуп-продажность чиновников. Формы ее проявления: возмездные сделки. Мотивация совсем иная - корыстная. Проявления коррупции относятся на практике к экономической преступности. Не случайно один из ключевых департаментов в системе МВД именуется ГУЭБиПК.
Но есть и схожие черты, есть не только взаимосвязь, взаимозависимость, но и детерминированность одного явления другим. Вряд ли стоит спешить с утверждением, что такая связь односторонняя, прямая, однонаправленная; что именно коррупция порождает социальную несправедливость, способствует возникновению и развитию неприязни к власти, нетерпимости к ней со стороны населения, приводит к различным формам экстремизма. Можно вспомнить примеры разнонаправленной многофакторной или прямо противоположной опосредованной взаимосвязи. Так, среди источников финансирования терроризма в Чеченской Республике и на всем Северном Кавказе в десятилетие «нулевых» отдельно выделялся такой канал финансирования как «государственные, федеральные» деньги, или бюджетные трансферты, которые активно расхищались.
В последние годы государство, получая высокие доходы от экспорта природных ресурсов, усиливало и социальную направленность экономической политики. Однако отрицательным следствием федерального со-финансирования социальных и инвестиционных программ регионов СКФО при отсутствии жесткого контроля за их выполнением и за расходованием нараставших потоков денежных вливаний в экономику Северного Кавказа являлось обострение межклановой борьбы за распределение ресурсов и эскалация экстремистской деятельности. В таких условиях местным элитам невыгодно было интенсифицировать процессы регионального экономического развития за счет собственных вложений.
Общность же их проявляется в следующем. Во-первых, криминальную активность коррупции и экстремизма, их повышенную опасность во многом предопределяет изначальная неочевидность основных нарушенных благ, наступивших последствий. Потерпевшей стороной от экстремистской деятельности выступают не столько непосредственные жертвы - физические лица, органы государственной власти, сколько государство в целом. Опосредованность преступных посягательств на государственную безопасность является ярко выраженной отличительной чертой проявлений и коррупции.
4'2017
Пробелы в российском законодательстве
Во-вторых, оба негативных социальных явления можно рассматривать как феномены более широкого масштаба и порядка, нежели чем просто проявления преступности. Например, коррупцию - от этических отклонений и нормального жизненного поведения до уголовно-наказуемых деяний, а экстремизм - от правонарушений и приемлемого способа разрешения противоречий до антигосударственных преступлений и масштабных, разрушительных социальных катаклизмов. Даже с правовых позиций стираются границы между антикоррупционными преступлениями и правонарушениями (достаточно обратиться к ст.19.28 КоАП РФ), между государственными преступлениями (ст. 278, 279 гл. 29 УК РФ) и революциями (ст.1 ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» относит к экстремизму насильственное изменение основ конституционного строя как результат, а не процесс). Достигая определенных критических значений, они угрожают национальной безопасности.
До сих пор несмотря на указания в официальных документах (указе Президента РФ «О Национальном плане противодействия коррупции на 2012-2013 годы и внесении изменений в некоторые акты Президента Российской Федерации по вопросам противодействия коррупции» от 13 марта 2012 г. № 297, указе Президента РФ «О Концепции противодействия терроризму в Российской Федерации» от 5 октября 2009 г., Модельном законе «Основы законодательства об антикоррупционной политике», принятый постановлением Межпарламентской Ассамблеи государств-участников СНГ от 15 ноября 2003 года №22-15, указе Президента РФ «Об оценке и государственном мониторинге состояния национальной безопасности Российской Федерации» от 31.12.2015 №684 и др.) о необходимости проведения антикоррупционного, антиэкстремистского мониторинга максимально допустимые показатели проявлений коррупции и экстремизма (и в т.ч. терроризма) отчетливо не ясны; нет представлений и о том, где та предельная точка, с которой происходит необратимое «разложение» и «закипание» социума и что может и должно выступить надежным предохранителем от катастрофического сценария.
Постоянный мониторинг безопасности страны (вплоть до полного контроля над центром крупных городов и столиц) лишь инструментарий и вряд ли самодостаточен.
Мониторинг судебной практики в отношении коррупционеров- взяткополучателей показывает: условное осуждение продолжает доминировать, но если в 2008 -2013 гг. оно преобладало в 3-4 раза, то в 2014 - 2015 гг. практически сравнялось с реальным лишением свободы отразившись не в трехзначных, а в двухзначных величинах. Это объяснимо тем, что в последние два-три года стали превальвировать иные, не связанные с лишением или ограничением свободы наказания.
О более адекватной реакции судебных органов на факты коррупции свидетельствует и стремительно и резко изменившаяся пропорция лиц, осужденных по ст. 290 УК РФ. В конце нулевых, начале второго десятилетия 21 века на каждого осужденного за взятку при особо отягчающих обстоятельствах ч.3 - ч.6 приходилось 10 осужденных за простую низовую взятку и в значительном размере (ч.1 ч.2. ст.290 УК), то с 2013 г. на каждого низового взяточника приходится 2-4, а то и 7 высокопоставленных чиновников, либо получивших взятку за незаконные действия, в соучастии, путем вымогательства либо в крупном или особо крупном размере. По ч.5 и 6
ст.290 наказание ниже низшего предела назначено в каждом втором случае.
Мониторинг удовлетворенности населения деятельностью органов власти по противодействию коррупции выявляет такую картину: кризис по данным ФОМ на январь 2017 г. рассматривается россиянами в большей степени как рост цен (30%), снижение уровня жизни (27 %), безработица (14%) и в меньшей степени как проявления коррупции, воровства (1%). Оценка действий российской власти в глазах населения за последний месяц (март 2017 г.) не претерпела существенных изменений: количество равнодушных (около 60 %) и недовольных (36 %) остается неизменным. 83% не готовы присоединиться к возможным акциям протеста и скорее всего не примут участия в политическом митинге, если такой состоится.
Даже фрагментарный мониторинг свидетельствует об отсутствии предпосылок для использования чрезвычайных, в т.ч. уголовно-правовых мер в борьбе не только с крайними формами экстремизма, но и наиболее опасными проявлениями коррупции (выступающими детерминантами экстремистской и террористической деятельности). Хотя законодательные ресурсы репрессивной направленности не исчерпаны. Наращивание наступления на коррупцию средствами иных отраслей
права (гражданского, трудового) только подтверждает
1
данный тезис.
В свою очередь для применения опережающих тактик и стратегий, исповедование принципов симметричного и асимметричного ответа основания имеются.
В Российской Федерации - это уже воплощаемые превентивные антикоррупционные и антиэкстремистские правовые основы, партстроительство, другие механизмы сохранения государственной и территориальной целостности. Определенный инкубационный период вызревания коррупции и экстремизма подтверждает необходимость таковых стратегий и тактик.
В Китае - это объединение в единую систему внутрипартийного контроля, контроля со стороны ВСНП, ад-
1 Сказанное относится, например, к антикоррупционному институту «увольнение в связи с утратой доверия», регламентированному Федеральным законом «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием государственного управления в области противодействия коррупции» от 21 ноября 2011 г. №329-ФЗ. Федеральным законом «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части размещения в государственной информационной системе в области государственной службы сведений о применении взыскания в виде увольнения в связи с утратой доверия за совершение коррупционных правонарушений» от 1 июля 2017 г. № 132-ФЗ внесены дополнения в ТК РФ в виде ч.7 ст. 81, в Федеральный закон «О противодействии коррупции» в виде ст. 15 и другие законы согласно которым сведения о применении к лицу взыскания в виде увольнения в связи с утратой доверия за совершение коррупционного правонарушения подлежат включению в реестр лиц, уволенных в связи с утратой доверия. Нововведение в чем-то сродни существующему единому федеральному списку организаций, признанных в соответствии с законодательством Российской Федерации террористическими, федеральному списку экстремистских материалов.
Имеет место расширение оснований прекращения права собственности (в т.ч. обращение в доход государства имущества) как гражданско-правового института. Его соответствие основному закону нашло отражение в постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 29 ноября 2016 г. №26 -II город Санкт-Петербург «по делу о проверке конституционности подпункта 8 пункта 2 статьи 235 Гражданского кодекса Российской Федерации и статьи 17 Федерального закона «О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц их доходам» в связи с запросом Верховного суда Республики Башкортостан.
министративного контроля, судебного надзора, а также демократического контроля со стороны народных масс и общественности, в т.ч. в сети Интернет.
Опыт Республики Казахстан, как пример опережающих действий в сфере антикоррупции, для России особенно ценен:
- антикоррупционный закон РК был принят на 10 лет раньше, чем в России. Положительной тенденцией казахстанского закона «О противодействии коррупции» 2015 г. является следование Модельному закону СНГ «Основы законодательства об антикоррупционной политике» 2003 г. В них находит закрепление такой инновационный институт как «антикоррупционный мониторинг». В базовом российском антикоррупционном законе таковой отсутствует. В Казахстане заложена антикоррупционная основа профессиональной государственной службы, построенная на принципах признания заслуг, казахстанского патриотизма, эффективности. России не лишним было бы включить отдельные подобные принципы в свои законодательные акты в условиях востребованности возрождения государственности, патриотизма;
- с января 2015 г. вступил в силу и действует новый УК РК. Ст. 3 представляет собой глоссарий, словарик УК РК. В нем в отличие от УК РФ закрепляется и разъясняется содержание понятий «коррупционные», «террористические» и «экстремистские преступления». Вообще в законодательстве Республики Казахстан антитеррористическое и антиэкстремистское законодательство в отличие от российского более унифицировано и представляет собой единую строгую вертикаль: от Шанхайской конвенции (и универсальных международных конвенций) к антиэкстремистскому (антитеррористическому) закону общего действия и к кодифицированному акту - УК РК. Соотношение и наполнение дефиниций «терроризм», «экстремизм», «террористические», «экстремистские» преступления выдерживается и по содержанию не рассогласовано.
Медленно формирующееся новое единое евразийское экономическое пространство как центр развития и влияния потребует координации уголовной политики в сфере антикоррупции и антитеррора, формирование единых подходов при ее выработке и механизмов реализации, гармонизированных правовых норм не только в сфере согласования налоговой, денежно-кредитной, валютно-финансовой, торговой и таможенной политики. За экономической, должна следовать политическая и вероятно определенная правовая интеграция с едиными органами и модельными рекомендательными законами. В ЕАЭС или в ином новом союзном государстве, пусть даже представляющем собой больше экономическое интеграционное объединение потребность в формировании наднациональных правовых основ для обеспечения безопасности также может и должна быть рано или поздно реализована. Причем выстраивать правовые основы следует, полагаясь не только на российские, но и на общие достижения. Сама по себе парадигма союзного развития позволит избежать накапливаемого напряжения, раздрая в обществе, отчужденности и агрессии у населения.
Неоднозначная социальная природа экстремизма и коррупции, которые далеко не всегда воспринимаются в индивидуальном и в массовом, общественном сознании как негативные явления, вредоносные деяния предопределяет их максимальную устойчивость, приспособляемость, воспроизводство и трансформацию. Признание и допустимость того, что они в какой-то мере являются социально полезными, ставит трудноразрешимую
задачу дифференциации их проявлений и тем более совмещения подходов непримиримой борьбы с положительным восприятием.
Вышесказанное предопределяет широкий спектр дифференцированных средств борьбы. Тем не менее, несмотря на резкость и разнонаправленность противодействия они лишь усиливают, умножают свои прояв-ления.2 Отвечая на вопрос: «Почему?» нельзя пройти мимо и того факта, что «государство - жертва» не всегда воспринимается как элемент данной преступности и не всегда ощущается близость опасной черты. Поэтому большое значение нужно уделять правовой пропаганде, правовому просвещению, правовому воспитанию.
Главное же условие для эффективной борьбы с коррупцией и ее следствием экстремизмом - это наличие действующего в стране режима законности, верховенства права.
Список литературы:
1. Федеральный закон «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием государственного управления в области противодействия коррупции» от 21 ноября 2011 г. №329-ФЗ // Российская газета от 26 ноября 2011 г.
2. Федеральный закон «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части размещения в государственной информационной системе в области государственной службы сведений о применении взыскания в виде увольнения в связи с утратой доверия за совершение коррупционных правонарушений» от 1 июля 2017 г. № 132-ФЗ // Российская газета от 4 июля 2017 г.
3. Указ Президента РФ «Об оценке и государственном мониторинге состояния национальной безопасности Российской Федерации» от 31 декабря 2015 г. №684 // Российская газета от 31 декабря 2015 г.
4. Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 29 ноября 2016 г. №26 -II город Санкт-Петербург «по делу о проверке конституционности подпункта 8 пункта 2 статьи 235 Гражданского кодекса Российской Федерации и статьи 17 Федерального закона «О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц их доходам» в связи с запросом Верховного суда Республики Башкортостан // Российская газета от 7 декабря 2016 г.
5. Модельный закон «Об основах законодательства об антикоррупционной политике» (принят на XXII пленарном заседании МПА СНГ 15 ноября 2003 г.) / СПС «Консультант Плюс»
6. Уголовный кодекс Республики Казахстан. - Алматы: ЮРИСТ, 2014. - 208 с.
7. Закон Республики Казахстан «О противодействии коррупции» от 18 ноября 2015 года / http://kyzmet.gov.kz/ru/pages/zakon-respubliki-kazahstan-ot-18-noyabrya-2015-goda-no-410-v-zrk-o-protivodeystvN-korrupcii-1
Отчет системы антиплагиат: оригинальные блоки: 89,8 %, заимствованные блоки: 3,45%, заимствование из «белых» источников: 6,75%.
Итоговая оценка оригинальности: 96,55%
2 Оценка виктимологического риска, обусловленного коррупцией и экстремизмом для безопасности государства становиться наиболее важной проблемой даже учитывая, что абсолютная зависимость («зеркальное отражение») между количественно-качественными характеристиками государственной виктимности России и феноменологией коррупции и экстремизма - преувеличение.
