CC BY
198
Козяйкин Николай Яковлевич
аспирант, г. Москва e-mail: [email protected]
Криминогенные факторы в сфере деятельности адвокатов в отражении законодательных и правовых актов
В статье отмечается редко изученная область нормативно-правовой обусловленности криминогенных факторов, детерминирующих преступность в сфере профессиональной деятельности адвокатов. Автор анализирует ряд законодательных и правовых актов, с целью выявления криминогенности их положений, обуславливающих причинных комплекс преступлений, совершаемых адвокатами. Отойдя от исследования принятого в теории криминологии ведущего значения социально-экономических факторов преступности, автор сконцентрировался на выявлении и оценке криминогенности факторов нормативного характера. В работе приводятся полярные точки зрения ученых и практиков, в том числе представителей института адвокатуры, на проблемы криминальной подверженности сферы оказания юридических услуг. Выделяются и аргументируются авторские позиции выделения типичных «адвокатских» преступлений. Материал и содержание статьи обладает существенной новизной полученных данных исследования, представляет интерес для органов управления адвокатским сообществом (адвокатских палат), а также для профильных подразделений Минюста России, осуществляющих нормативное правовое регулирование сферы деятельности адвокатуры.
Ключевые слова: криминогенные факторы, детерминация преступности адвокатов, юридическая помощь, коррупция, этика адвокатов.
■Г"
ff -
Классические методы общенаучного познания криминологически значимых явлений, способны раскрыть объективную картину их состояния, развития и закономерностей, определить процессы их детерминации и причинности, и на этой основе наметить задачи и цели борьбы с ними. В таком содержании исследование проблем преступности являясь теоретическим, в последующем, в ходе реализации намеченного, приобретает практическую ценность эмпирической разработки, применимой на практике. Однако реализация полученных результатов в данном случае часто оказывается отложенной во времени ввиду невозможности их оперативного внедрения, и как итог, обнаруживает свою несостоятельность из-за находящихся в постоянной динамике криминологически значимых процессов и явлений.
Универсальный инструмент, позволяющий оперативно внедрять результаты проработки мер борьбы с преступностью, вряд ли можно изобрести, в том числе по причине сложного и объемного характера ее проявлений и необходимости
плановой организации адекватных мер воздействия на них. Между тем отмечая актуальность такой задачи, профилактические возможности воздействия на купирование развития криминогенных факторов сосредоточены в плоскости экспертно-правовой работы. Примечательно, что этот спектр возможностей не является новым и обсуждался в криминологической науке довольно давно. Так, например, профессор Н.А. Кузнецов в середине 1990-х годов писал, что «современный юрист должен квалифицированной составлять профилактические документы, уметь экспертировать проекты правовых актов». Представляется, что такие рекомендации носят вовсе не общий характер требуемых профессиональных качеств, которыми должны обладать юристы - ученые и практики в сфере борьбы с преступностью.
В экспертно-правовой работе в криминологическом ее содержании, кроются возможности теоретико-прикладной реализации мер, направленных на устранение причин и условий, создающих благоприятные условия для продуциро-
вания криминогенных факторов, которой задают недостатки правового регулирования, либо несовершенные положения законодательных и правовых актов. Воздействие на нормативно обусловленные причины и условия, способствующие возникновению криминальных проявлений, имеют яркий теоретико-прикладной характер профилактических мер.
Очевидно, что недостатки правового регулирования, генерирующие криминогенные факторы, могут быть устранены путем повышения качества действующего законодательства. Большую роль в этом играет разработка методик, описывающих типичные нормы или положения, реализация которых может повлечь те или иные криминальные проявления. Возможности применения таких методик ограничены по существу всего лишь одним приемом - антикоррупционной экспертизой нормативных правовых актов и их проектов, которая определена в современной российском законодательстве. Криминологическая экспертиза, успешно развиваемая в Республике Беларусь[1], в современной России остается до сих пор в плоскости пилотных и редко используемых инструментов, используемых специалистами в области борьбы с преступностью.
При существующих криминологически значимых проблемах правового регулирования общественных отношений в сфере реализации адвокатом своих профессиональных полномочий, безусловную теоретико-прикладную ценность будет иметь проведение экспериментальной криминологической и антикоррупционной экспертизы законодательных и правовых актов на предмет выявления в их положениях криминогенных факторов. Нужно отметить, что такой исследовательский прием издавна находит отражение в трудах известных криминологов [2].
Перед тем как приступить к анализу и оценке криминообразующих нормативных правовых недостатков, представляется целесообразным сосредоточиться на проблемах правового регулирования, обсуждаемых адвокатским сообществом с целью определения степени достаточности и целесообразности содержания конкретных норм уголовного законодательства, которые как ограничивают, так и допускают преступное в профессиональной деятельности адвокатов.
Итак, применительно к статье 294 - «Воспрепятствование осуществлению правосудия и производству предварительного расследования» УК РФ с одной стороны утверждается позиция, что в ходе оказания обвиняемому юридической помощи происходит восприятие адвокатом не-
которых элементов правового статуса своего клиента, а также его намерений, в том числе противоправных. Отмечая невозможность привлечения адвоката к уголовной ответственности по ст. 294 УК РФ, Р.Г. Мельниченко исходит из того, что защищая доверителя, адвокат может воспрепятствовать осуществлению правосудия, и поэтому предлагает дополнить эту статью указанием на незаконное воспрепятствование осуществлению правосудия и производству предварительного расследования[3]. При внешней бесспорности логики и аргументов приведенных суждений и даже представленных законодательных предложений, де-факто они сводятся к возможности допущения не запрещенных УК РФ форм воспрепятствования осуществлению правосудия и производству предварительного расследования, при условии, что это не выходит за рамки полномочий адвоката.
Более смелые идеи обеспечения средств и способов осуществления адвокатом своих правомочий в судопроизводстве, в других работах высказываются в контексте декриминализации преступления, которое может быть совершено не только адвокатом, а именно - ст. 297 «Неуважение к суду» и ст. 298 «Клевета в отношении судьи, присяжного заседателя, прокурора, следователя, лица, производящего дознание, судебного пристава, судебного исполнителя» УК РФ. При этом аргументы декриминализации указанных деяний базируются на идее их перевода «в разряд гражданско-правовых деликтов, поскольку стандарты демократического общества несовместимы с уголовно-правовыми ограничениями свободы слова»[4]. Не менее одиозными выглядят предложения о невозможности привлечения адвоката к уголовной ответственности за разглашение не убереженных следователем сведений в пику предусмотренной ст. 310 УК РФ ответственности за разглашение данных предварительного расследования, к которым защитник был официально допущен, а также по ст.303 -«Фальсификация доказательств» УК РФ [3]
Отмечаемые уголовно-наказуемые деяния, относящиеся к главе 31 УК РФ - «Преступления против правосудия», нельзя считать исключительно характерными для адвокатов. Тем более, что объективная сторона многих других преступлений, совершаемых адвокатом, может проявлять себя в различных формах противодействия нормальной деятельности органов правосудия по выявлению, раскрытию, расследованию преступлений и судебному рассмотрению уголовных дел. Ведь криминальное деяние, совершенное ад-
вокатом в связи с осуществляемой им профессиональной деятельностью по оказанию квалифицированной юридической помощи в уголовном процессе, практически всегда причиняет существенный вред интересам государства в лице органов, непосредственной задачей которых является содействие правосудию (прокуратура, следственный комитет, МВД, ФСКН, ФСБ и др.).
Некоторые исследователи относят к адвокатским преступлениям более 30 составов уголовно-наказуемых деяний, предусмотренных УК РФ [5]. Между тем, не со всеми предложенными преступлениями, причисляемыми к адвокатским, можно согласиться с точки зрения криминологически значимого единства их характеристик, позволяющих представлять их в совокупности деяний, образующих отдельный вид преступности.
Так, например, преступления, предусмотренные ст. 330 - «Самоуправство», ст. 283 -«Разглашение государственной тайны», ст. 284 - «Утрата документов, содержащих государственную тайну» УК РФ, сложно считать основными адвокатскими, как полагает Ю.П. Гармаев в указанной работе. Безусловно, что они могут быть совершены адвокатами в ходе осуществления своей профессиональной деятельности, однако отмечать их распространенность вряд ли придется, тем более на фоне незначительной регистрации фактов их совершения.
Вряд ли вообще целесообразен юридико-догматический уголовно-правовой подход к выборке и определению преступлений, которые могут быть совершены адвокатами в ходе осуществления своей профессиональной деятельности. Однако даже при таком подходе не может быть больше тридцати отмечаемых Ю.П. Гарма-евым составов «адвокатских» преступлений. К таковым можно относить лишь: ст. 137 - «Нарушение неприкосновенности частной жизни», ст. 138 - «Нарушение тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных или иных сообщений», ст. 294 - «Воспрепятствование осуществлению правосудия и производству предварительного расследования», ст. 298 - «Клевета в отношении судьи, присяжного заседателя, прокурора, следователя, лица, производящего дознание, судебного пристава, судебного исполнителя», ст. 310 - «Разглашение данных предварительного следствия», в случае определения адвоката в качестве общего субъекта преступления ст. 306 - «Заведомо ложный донос», ст. 309 - «Подкуп или принуждение к даче показаний или уклонению от дачи показа-
ний либо к неправильному переводу», ст. 316 -«Укрывательство преступлений» УК РФ. Кроме того, к числу преступлений, совершаемых в сфере оказания юридических услуг, некоторые исследователи оправданно относят и хищение, совершаемое адвокатом в отношении имущества его клиента[6].
Если же исходить из определения субъекта так называемого «адвокатского» преступления, каковым является физическое вменяемое лицо, которое в соответствии с положениями п. 1 ст. 2 Федерального закона от 31.05.2002 № 63-ФЗ (ред. от 02.07.2013) «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» получило статус адвоката и право осуществлять адвокатскую деятельность, то в Уголовном кодексе РФ применительно к такому субъекту есть только одна статья, а именно 303 - «Фальсификация доказательств», в которой защитник указан в качестве специального субъекта преступления, выраженного в фальсификации доказательств по уголовному делу.
Итак, резюмируя ограниченность юри-дико-догматического анализа и соотношения формального и материального в преступлении, позволяющего осуществить выборку уголовно-правовых запретов, нарушаемых адвокатами в связи с реализацией своих полномочий, следует отметить важность анализа и оценки крими-ногенности положений, содержащихся в самых разных документах (нормативных, локальных, правовых), представляющих интерес для целей настоящего тематического исследования.
Одним из документов, востребованным в таком анализе в силу содержащихся в нем дискреционных положений, способных обуславливать или продуцировать криминогенные и коррупци-огенные факторы, является Кодекс профессиональной этики адвокатов (далее - Кодекс).
Итак, проблема выполнения профессиональных обязанностей адвокатом по принятым поручениям или оказанием правовой помощи нередко может вести к образованию конфликта интересов, который имеет предикатное свойство по отношению к образованию криминальных проявлений. Вопросы урегулирования конфликта интересов адвоката не разрешены в Кодексе. Более того отдельные его положения, в частности в п. 3 ст. 9 содержат благоприятные условия для него. В частности, при формальном запрете адвокату заниматься иной оплачиваемой деятельностью, в указанной норме отмечаются лишь непосредственные ее формы, предусматривающие личное участие адвоката в процессе реализации
товаров, выполнения работ или оказания услуг. При этом здесь же отмечается диспозитивное положение, допускающее возможность вне рамок адвокатской деятельности оказывать услуги по урегулированию споров в качестве медиатора, третейского судьи, а также участвовать в благотворительных проектах институтов гражданского общества, предусматривающих оказание юридической помощи на безвозмездной основе.
Конструкция этой этической нормы Кодекса во многом определена положениями п. 2 ст. 1 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» в соответствии с которыми адвокатская деятельность не является предпринимательской. Между тем, дисциплинарная практика адвокатских палат формирует иную позицию. Так, например, Решением от 31 января 2008 г. № 08-01-145/СП Совет Палаты адвокатов Самарской области отказал территориальному органу Росрегистрации в удовлетворении представления о прекращении статуса адвоката Б., зарегистрированной в качестве индивидуального предпринимателя без образования юридического лица. В доводах дисциплинарной инстанции отмечается, что возможности применения адвокатом своих профессиональных знаний и навыков в предпринимательской деятельности не исключаются. Соответственно, вышеуказанная норма Закона не может рассматриваться в качестве основания для неоправданного ограничения конституционного права адвоката как гражданина РФ на свободное использование своих способностей и имущества для не запрещенной законом экономической деятельности. Если эта деятельность не связана с оказанием квалифицированной юридической помощи, адвокат, как любое физическое лицо, извлекающее из своей деятельности прибыль, должен строить налоговые отношения с государством как обычный индивидуальный предприниматель, зарегистрировавшись в качестве такового [7].
Допускаемые в результате предлагаемого толкования возможности совмещения статуса адвоката и предпринимателя, следует рассмотреть в позициях криминогенного свойства. Детерминанты развития таких свойств могут проявляться при одновременной занятости адвоката в качестве арбитражного управляющего и отражаться в элементах деятельности, приводящей к криминальному банкротству, для осуществления которого востребованными оказываются тонкости юридического дела и умения сокрытия причинно-следственных связей совершаемых действий.
Достаточно емкими в потенциале криминогенности являются положения п. 3.1. ст. 16 Кодекса, в соответствии с которой адвокат вправе принимать денежные средства в оплату юридической помощи по соглашению за доверителя от третьих лиц (с ведома доверителя), при этом будучи без обременения обязанностью проверять взаимоотношения между доверителем и плательщиков - третьим лицом, а также п. 4 -предоставляющие адвокату с согласия доверителя делить гонорар с лицами, привлекаемыми для оказания юридической помощи. Подобные положения нуждаются в уточнении того, о каких привлекаемых лицах идет речь? При определенном моделировании криминообразующего случая применения указанных корпоративных норм Кодекса, можно легко выйти на конструкции целого ряда преступлений: налоговых, коррупционных (посредничество во взяточничестве) или так называемых «отмывочных».
Криминогенные факторы содержат положения Федерального закона от 31 мая 2002 г. №63-Ф3 «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации». Однако выявить и установить действительность этих факторов сложно, если не использовать коррелирующую их связь с примерами из практики. Учитывая распространённые случаи допускаемых адвокатами нарушений режима и ограничений, существующих в учреждениях уголовно-исполнительной системы, установленных правилами внутреннего распорядка в них, связанные с передачей запрещенных предметов и веществ (прежде всего наркотических), криминогенной представляется норма, содержащаяся в п. 5 ч. 3 ст. 6 Закона. В соответствии с ней адвокат имеет право «беспрепятственно встречаться со своим доверителем наедине, в условиях, обеспечивающих конфиденциальность (в том числе в период его содержания под стражей), без ограничения числа свиданий и их продолжительности». При этом важно отметить, что требования ч. 6 ст. 82 УИК РФ которые устанавливают право администрации исправительного учреждения производить досмотр находящихся на территории исправительного учреждения и на прилегающих к нему территориях, на которых установлены режимные требования, лиц, их вещей, транспортных средств, а также изымать запрещенные вещи и документы, на адвокатов распространяется при соблюдении определенных условий. В частности, в соответствии с Определением Конституционного суда Российской Федерации от 6 марта 2008 г. № 428-О-П «Положение части
шестой статьи 82 не может рассматриваться как допускающие произвольное проведение личного досмотра адвоката, осуществляющего юридическую помощь осужденному к лишению свободы, - без достаточных фактических оснований, свидетельствующих о его намерении пронести на территорию исправительного учреждения запрещенные предметы, и без принятия администрацией исправительного учреждения мотивированного решения о проведении личного досмотра и письменной фиксации хода и результата соответствующих действий».
Анализ и оценка российского законодательства об адвокатуре в целях выявления криминогенных положений не предполагает объемного результата. Не в последнюю очередь это связано с обстоятельствами участия адвокатов в разработке законодательных основ своей профессиональной деятельности. Это априори не предполагало намеренного предусмотрения таких механизмов правового регулирования адвокатской деятельности, которые имели бы уязвимые свойства качества. Между тем, полностью исключить бесспорные с точки зрения антикоррупции концептуальные подходы в Законе, как представляется, не удалось. Основываясь на существующей практики реализации правомочий адвокатами, в качестве коррупциогенной можно рассматривать ситуацию, когда адвокат принимает от лица, обратившегося к нему за оказанием юридической помощи, поручение в случаях, если он ранее состоял в служебных отношениях с должностным лицом, которое принимало или принимает участие в расследовании или рассмотрении дела данного лица. В современной практике частнопрактикующих юристов это заурядные и распространенные случаи, когда бывшие коллеги адвоката - действующие судьи или следователи, дают «наводку» или озвучивают им рекомендации выступить в качестве защитника в уголовном или гражданском судопроизводстве по делу, которое имеет перспективы рассмотрения для стороны, которой требуется защита.
Формально, принятие такого поручения адвокатом не запрещено. Однако коррупциоген-ность такого пробела очевидна в аналогии запрета, который содержится в. п. 2 ч. 4 ст. 6 Закона и выражен так: «адвокат не вправе принимать от лица, обратившегося к нему за оказанием юридической помощи, поручение в случаях, если он состоит в родственных или семейных отношениях с должностным лицом, которое принимало или принимает участие в расследовании или рассмотрении дела данного лица».
Оценивая отмечаемый недостаток законодательства, в опосредованном значении как коррупциогенный, а непосредственно, выступающий свидетельством неполноты правового регулирования запретительных норм на реализацию адвокатом своих полномочий, представляется целесообразным высказать предложения по его устранению простым с юридико-техни-ческих позиций способом. В частности, предлагается дополнить п.2 ч. 4 ст. 6 Федерального закона от 31 мая 2002 г. № 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» абзацем следующего содержания: «состоял в служебных отношениях с должностным лицом, которое принимало или принимает участие в расследовании или рассмотрении дела данного лица».
Думается, что предлагаемая новелла многофункциональна в своем назначении, поскольку позволяет осуществлять действенную профилактику не только коррупционных проявлений, как-то конфликт интересов, который не принято считать характерным для адвокатов, но и множество иных тесно связанных с ними криминологически значимых явлений, в том числе, преступлений.
Как правило, это не очевидные преступления и целью их вовсе не является воспрепятствование правосудию и производству предварительного расследования. В специальной литературе их обозначают в связи с общеуголовными преступлениями, например, мошенничеством с использованием служебного положения, совершаемом в группе лиц, в которую входят следователи и адвокаты[8]. Схема преступных действий заключена в сговоре последних, и рассчитано на то, что законное процессуальное решение (например, переквалификации преступления на менее тяжкий состав, постановление об отказе в возбуждении уголовного дела) преподносится адвокатом своему подзащитному как заслуга его договоренности со следователем, основанной на коррупции и личных отношениях, которые зиждутся на прежних служебных отношениях. Думается, что в таком механизме преступления ключевое значение имеет виктимологический аспект, выраженный не только в убежденности потерпевшего в действительности таких отношений, но и в том, что адвокату - особенно, если он в недавнем прошлом сотрудник правоохранительных органов, хорошо известны особенности практической и служебной деятельности этих органов.
В качестве достаточно криминогенных в практическом применении, но не в нормативном
правовом содержании, представляются положения Федерального закона от 31 мая 2002 г. № 63-Ф3 «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», в той или иной степени связанные с адвокатской тайной и ее использованию. Обладание адвокатами информацией или сведений по делам в которых они участвуют, нередко используется в интересах, прямо противоречащих целям их деятельности по оказанию юридической помощи своим доверителям. Продуцирование криминогенных факторов детерминирует использование адвокатом своего статуса «независимого профессионального советника по правовым вопросам» (ч. 1 ст. 2 Закона) в самом широком смысле содержания деятельности, которая охватывается не только предметом соглашения по оказанию запрошенной юридической помощи по конкретному делу, но и затрагивает иные вопросы, как правило возникающие в связи с оплатой оказываемых услуг.
Обращаясь за юридической помощью, потерпевший-доверитель сам передает документы или информацию, которая может быть использована адвокатом для совершения преступления. Объекты посягательств здесь могут быть различны, но как правило связаны со случаями завладения имуществом клиентов. Иллюстрацией отмечаемых характерных криминальных проявлений могут служить материалы следующего уголовного дела.
Адвокат Р. был защитником обвиняемого П. по назначению, которому сообщил, что в случае оплаты его услуг поможет ему избежать уголовной ответственности и убедил его в необходимости продажи, принадлежавшей ему квартиры с целью выплаты из полученной суммы гонорара за оказываемые юридические услуги. По доверенности адвокат продал квартиру подзащитного. При этом соглашения на защиту адвокат не заключил. Полученными от продажи квартиры деньгами адвокат распорядился по своему усмотрению, на личные нужды. В своих показаниях потерпевший пояснял, что он не предполагал обмана со стороны своего защитника, так как доверял ему как лицу, имеющему статус адвоката и обещающему помочь избежать уголовной ответственности, и не подозревал о совершаемом в отношении него преступлении до тех пор, пока его уголовное дело с обвинительным заключением не было направлено в суд. При этом адвокат
убеждал своего подзащитного в том, что денежные средства вырученные от продажи квартиры он возьмет в качестве гонорара, но фактически потратит на подкуп следователя, судьи и прокурора. Многообъектность описанных преступных посягательств очевидна, и проявляясь в признаках преступлений, предусмотренных ст. 159 и ст. 298 УК РФ, не ограничивается ими.
Приведенный пример характеризует не редкость криминальной подверженности правоотношений, связанных с преступным использованием адвокатом своего статуса и полномочий защитника, и в силу типичности эта проблема находит специальное отражение в актах Верховного суда РФ. В частности, в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ № 51 от 27 декабря 2007 г. «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» отмечается, что использование с корыстной целью (для совершения мошеннических действий) доверительных отношений с потерпевшим, обусловленных служебным положением преступника, признается злоупотреблением доверием. Также злоупотреблением доверием признается принятие на себя лицом обязательств, при заведомом отсутствии намерения их выполнять, с целью безвозмездного обращения в свою пользу или пользу третьих лиц чужого имущества или приобретения права на него1.
Предпринятый анализ и оценка криминоо-бразующих факторов, существующих в законодательной и правовой плоскости регулирования профессиональной деятельности адвокатов, не может подменять традиционные подходы к выявлению особенностей преступности адвокатов. В разрезе криминологической проблематики более очевидно можно представить актуальность научного исследования социально-правовой природы преступности адвокатов во всех ее важнейших характеристиках, которые необходимо учитывать для успешной организации и осуществления адекватной борьбы с ней, а именно: латентности; взаимосвязи совершаемых уголовно-наказуемых деяний с социальной, экономической, правовой действительностью и выявление на этой основе важнейших процессов детерминации и явлений, продуцирующих кри-миногенность сферы деятельности адвокатов, оценки достаточности предпринимаемых мер воздействия на их причинные факторы.
1 Криминология (учебник для вузов под ред. А. И. Долговой). М., 1996. С. 3.
Литература
1. Шилин Д.В. Правовая основа криминологической экспертизы в Республике Беларусь // Законность. 2014. № 1. С. 70 - 73.
2. Астанин В. В. Антикоррупционная политика России. Криминологические аспекты: монография. М.: ЮНИ-ТИ-ДАНА: Закон и право. М. 2014. - 253 с.
3. Мельниченко Р.Г. Правовое регулирование института профессиональной ответственности адвокатов в Российской Федерации. М.: Юрлитинформ, 2010. С. 85-90; 84,97.
4. Кипнис Н.М. Актуальная книга о профессиональной ответственности адвокатов // Адвокат. 2011. № 10. С. 57.
5. Гармаев Ю.П. Преступления, совершаемые недобросовестными адвокатами в сфере уголовного судопроизводства: комментарий законодательства и правоприменительная практика // СПС Консультант Плюс. 2002. С.4.
6. Краснова Н.В., Кучина Я.О. Особенности криминалистической характеристики личности виновного, совершившего преступление в сфере оказания профессиональных юридических услуг // Право и политика. 2008. № 4. С. 32.
7. Сучков А.В. Обвиняется в предпринимательстве // Новая адвокатская газета. № 5. (022). 2007.
8. Багмет М.А. Преступность сотрудников органов внутренних дел // Российский следователь. 2011. № 22. С. 31-35.
References
1. Shilin D.V. Pravo vaia osnova kriminologicheskoP evkspertizyv v Respublike Belarus^ // Zakonnost\ 2014. № 1. S. 70-73.
2. Astanin V.V. Antikorruptcionnaia politika Rossii. Kriminologicheskie aspekty^ monografiia. M.: IUNITI-DANA: Zakon i pravo. M. 2014. - 253 s.
3. MePnichenko R.G. Pravovoe regulirovanie instituta professionaPnoP otvetstvennosti advokatov v RossiPskoP Federatcii. M.: Iurlitinform, 2010. S. 85-90; 84,97.
4. Kipnis N.M. AktuaPnaia kniga o professionaPnoP otvetstvennosti advokatov // Advokat. 2011. № 10. S. 57.
5. Garmaev Iu.P. Prestupleniia, sovershaemy^e nedobrosovestny^mi advokatami v sfere ugolovnogo sudoproizvodstva: kommentariP zakonodatePstva i pravoprimenitePnaia praktika // SPS KonsuPtant Plius. 2002. S.4.
6. Krasnova N.V., Kuchina Ia.O. Osobennosti kriminalisticheskoP harakteristiki lichnosti vinovnogo, sovershivshego prestuplenie v sfere okazaniia professionaPny^kh iuridicheskikh uslug // Pravo i politika. 2008. № 4. S. 32.
7. Suchkov A.V. Obviniaetsia v predprinimatePstve // Novaia advokatskaia gazeta. № 5. (022). 2007.
8. Bagmet M.A. PrestupnosP sotrudnikov organov vnutrennikh del // RossiPskiP sledovateP. 2011. № 22. S. 31-35.
