CC BY
54
Фокеев А.Л. ©
Доктор филологических наук, профессор, Саратовский национальный исследовательский университет имени Н.Г.Чернышевского
КРЕСТЬЯНСКИЙ МИР В ПОЗДНЕМ ТВОРЧЕСТВЕ Л.Н. ТОЛСТОГО
Особенно усилился интерес Толстого к народу в последний период творчества. Он постоянно изучал его, обращался к фольклору как выражению поэтической культуры народа и как к явлению быта. Записная книжка 1870-1880-х годов фиксирует народные приметы, заговоры, причитания, пословицы. Эти связи Толстого с народом и его творчеством органичны и глубоки. Толстой замечал : «Я был счастлив, что смолоду любил русский народ и преклонялся перед народом... Я перед русским народом благоговею. У него религия, философия, искусство свои». Он называет его «настоящим рабочим народом, настоящим русским мужицким народом, трудовым, крестьянским, кротким, терпеливым и могущественным своей духовной силой» [2, 237].
Из этих критериев складывается для Толстого национальный характер русского крестьянина. Общаясь и сближаясь с народом, Толстой постигает нравственные основы народного миросозерцания. Народ для писателя - носитель нравственных начал, которые определяли его этику, мораль, философию. Из дневниковых записей, писем, мемуаров близких ему людей известно, что Толстой встречался со странниками, богомольцами, крестьянами, разговаривал с ними, интересовался этическими воззрениями народа. «Опять открылась перед ним многовековая народная мудрость, так ярко и просто выраженная в дивных русских пословицах и поговорках, и чем дальше он в эту мудрость углублялся, тем более ему казалось, что в этой мудрости, быть может, и лежит разгадка к его мучительным сомнениям»[1, 179].
К народу писатель обращался в поисках смысла жизни и размышлял над великой духовной силой его в своих произведениях последних лет. В них отразились всё те же представления Толстого о народе, о его исконных качествах: человеколюбии, гуманности, разуме, доброте, которые были высказаны в дневниках и трактатах. Художественные обобщения раздумий о народе и впечатления о встречах с ним отразились в коротких рассказах Толстого последних лет. Среди них можно выделить - «Сила детства», «Разговор с прохожим» и «Песни на деревне».
Рассказ «Сила детства» - своеобразная переработка рассказа В.Гюго «Гражданская война» - приобретает под пером Толстого чисто русский характер, национальную окраску. Главные действующие лица - коллективная крестьянская масса, народ, на фоне которого выделяются отдельные лица и даже скорее голоса. Здесь бушующая народная стихия, обуреваемая враждебной силой ненависти к человеку-врагу, который «в войне народа против власти встаёт на сторону власти».
Огромная разъярённая толпа ведёт на казнь человека. Кажется, что все едины в одном порыве- убить, застрелить. «Убить! Застрелить! Сейчас застрелить мерзавца! Убить!. И горло перерезать убийце! Убить! Убить!» [3, 254]. Ситуация психологически обостряется. В толпе послышался плачущий детский голосок: «Батя! Батя! Всхлипывая кричал шестилетний мальчик, втискиваясь в толпу, чтобы добраться до пленного. Постой, постой, возьми меня, возьми!»[3, 255]. Крики остановились и толпа «расступилась перед ним, как перед силой, пропуская ребёнка всё ближе и ближе к отцу». Этот плач ребёнка как бы отрезвил толпу, вызвал удивительный порыв милосердия, человеколюбия. «Какой-то один и тот же дух проснулся во всех этих людях, за минуту жестоких, безжалостных, ненавидящих людях. И одна женщина сказала:
- А знаете что. Пустить бы его.
- И то, бог с ним, - сказал ещё кто-то.
- Отпустить.
© Фокеев А.Л., 2016 г.
- Отпустите, отпустить! - загремела толпа» [3, 256].
Таков финал рассказа. Толстой не делает нравственного дидактического вывода, как и не предпосылает рассказу утверждающий христианскую мораль эпиграф. Толстой художественного доказывает, что народ всегда был носителем высоких нравственных качеств и гуманных начал. Ему симпатичен крестьянский мир, умеющий прощать, творить добро, раскрывающийся в своих душевных качествах в самых экстремальных ситуациях. Народ для Толстого был могущественной духовной силой. Писатель поражён «удивительным милосердием» народа, его нравственным порывом, христианской терпимостью, толкающей крестьян на добрые дела.
Отношение Толстого к народу непосредственно выражается в публицистическом аккорде, прославляющем народ, который завершает и небольшой рассказ «Разговор с прохожим», передающий впечатление писателя от встречи и разговора «с бородатым крестьянином, косматым, здоровенным». Рассказ датирован - 9 сентября 1909 года. Толстовское восприятие утра ( «на душе радостно. Чудное утро, солнце только вышло из-за деревьев, роса блестит и на траве и на деревьях. Всё мило, и все милы») [3, 257]
определяет тональность разговора с крестьянином. Толстого умиляет «роевое» начало в восприятии русского человека, причастность его к общему крестьянскому миру. Толстой пишет: «На вопрос: где тут Алексей, старик, живёт? Крестьянин отвечает - Не знаю, милый, мы нездешние». Писатель уточняет: «Не я нездешний, а мы нездешние. Одного русского человека почти никогда нет (нечто, когда он делает что-нибудь плохое, тогда - я). А то семья
- мы, артель - мы, обчество - мы» [3, 257].
Автора поражает и внимательный, серьёзный взгляд крестьянина во время разговора, когда вместо курения трубки он предлагает ему подумать о душе: «Он вскинул на меня глазами, лицо его вдруг стало совсем другое, внимательное, серьёзное, не такое, как прежде, добродушно-шутливое, бойкое, краснобайное.
- Об душе подумать? Об душе, значит? - проговорил он, пытливо глядя мне в глаза.... -Верно это, старичок. Верно ты говоришь. Это что, - указал он на трубку, - одни пустяки, о душе первое дело, - повторил он. И лицо его стало ещё добрее и серьёзнее» [3, 258].
Писателю близок этот крестьянский тип, с чувством умиления «глотая слёзы» он отошёл. Его тронула душевная чистота, мудрость, духовная открытость героя. Он завершает рассказ на оптимистической ноте, высказанной в форме вопроса: «Да как же не радоваться, живя среди такого народа, как же не ждать всего самого прекрасного от такого народа?» [3, 259].
Рассказ «Песни на деревне», датированный 1909 годом, отражает восприятие писателем крестьянской темы, его раздумья над судьбами народа, а также его личные переживания. Он наблюдает в Ясной Поляне проводы рекрутов, слушает бойкую игру «Барыни» на гармонике и «горькое вытьё» женщин. Однако рассказчик в начале как бы отстранён от остроты этих тяжёлых деревенских событий, растворяясь в общей атмосфере проводов. Его взгляд выделяет игрока на гармони. «Он, согнув голову на бок и установившись на одной ноге и вывернув другую, постукивал ею, руки же выводили частые, красивые фьеритуры; и, как раз, где надо было подхватывал песню его бойкий, высокий, весёлый голос и приятный подголосок васильева сына. И старые, и молодые. не спуская глаз смотрели на певца, любуясь им. - И ловок же бестия! - сказал кто-то из мужиков» [3, 262]. Однако эта картина разворачивается не на фоне свободной деревенской жизни, а на показе тягостного рекрутского набора и быстро возвращает читателя к реальной действительности, напоминая о ней только одной краткой пословично-фразеологической формулой, обронённой мужиком-крестьянином: «горе плачет, горе песенки поёт».
Трагичность ситуации усиливается особенно после того, как в поле зрения оказывается ещё один крестьянский парень. Писатель даже предугадывает его судьбу (служение в гвардии), но, увидев горе его отца, старика-крестьянина Прокофия, закрывшего лицо руками и заплакавшего, как ребёнок, повествователь приобщается к его чувствам и всем существом своим ощущает весь ужас всего того, что происходило в это превосходное
утро. Автор замечает: «И только теперь.я не одним рассудком, но всем существом своим почувствовал весь ужас того, что происходило передо мной в это памятное мне туманное утро. Всё то разрозненное, непонятное, странное, что я видел, - всё вдруг получило для меня простое, ясное и ужасное значение» [3, 263]. Мучительный стыд испытывает рассказчик, что «он смотрел на это, как на интересное зрелище». И приобщаясь к горю крестьян он подумал, что «всё это совершается теперь над тысячами, десятками тысяч людей по всей России, и совершалось и будет долго ещё совершаться над этим кротким, мудрым, святым и так жестоко и коварно обманутым русским народом» [3, 263].
Так в последние годы жизни Толстого не оставляют думы о мудром, кротком, святом русском народе-труженике. Как и в «Казаках», в поздних рассказах писатель преклоняется перед «роевыми» началами народной жизни, доминантой которых являются традиционно исконные черты: национальная самобытность, этические традиции, гуманные представления, которые для Толстого являются источником его собственных нравственно-философских и исторических воззрений.
Литература
1. Толстой И. Л. Мои воспоминания. - М., Худож. лит., 1969.
2. Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М.-Л., Худож. лит., 1928-1959. Т. 37.
3. Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 14 ТТ., М., Худож. лит., 1951.Т.14.
