CC BY
35
Кулачков В. В.
(Брянск)
УДК 343.8
КРЕСТЬЯНСКАЯ ПРЕСТУПНОСТЬ В 1920-е гг.
(НА МАТЕРИАЛАХ БРЯНСКОЙ И ГОМЕЛЬСКОЙ ГУБЕРНИЙ)
Статья посвящена рассмотрению особенностей крестьянской преступности в период новой экономической политики. В статье используются архивные материалы Брянской и Гомельской губерний изучаемого периода. Анализ отдельных работ советской и современной историографии вопроса позволяет сказать, что криминогенная ситуация в крестьянской среде периода новой экономической политики находится в фокусе внимания исследователей, однако остается недостаточно исследованной региональная специфика отдельных территорий России, к которым, в частности, относятся Брянская и Гомельская губернии. По мнению автора, ситуация в сфере крестьянской преступности была достаточно сложной. Как и в других регионах нашей страны, период новой экономической политики в Брянской и Гомельской губерниях характеризовался оживлением экономики, но негативные моменты отражались прежде всего в росте традиционных видов преступности (конокрадство, поджоги, взяточничество и т. д.). Следует согласиться с мнением исследователей о том, что судебная система в изучаемый период проводила линию на смягчение наказаний и предпочитала приговоры, не связанные с лишением свободы. При этом в крестьянской среде к этому относились, как правило, отрицательно, т. к. такие случаи население объясняло проявлением снисхождения к преступникам и требовало усиления уголовной ответственности. Одновременно с этим крестьяне особенно акцентировали внимание на прекращении досрочного освобождения провинившихся, которые совершили наиболее разорительные, по их представлениям, преступления.
Ключевые слова: крестьянство, Брянская губерния, Гомельская губерния, преступность, конокрадство, поджоги, взяточничество.
The article is devoted to the peculiarities of peasant crimes in the period of the new economic policy. The article uses archive materials of Bryansk and Gomel provinces of the studied period. The analysis of separate works of Soviet and modern historiography of a question indicates that the criminogenic situation in the country environment of the period of new economic policy is in the focus of attention of researchers, however regional specificity of territories of Russia to which, in particular, the Bryansk and Gomel provinces belong, remains insufficiently investigated. According to the author, the situation in the sphere of peasant criminality was quite difficult, because there was an increase in almost all traditional types of crime (horse theft, arson, bribery, etc.). As in other regions of our country, in Bryansk and Gomel provinces, the period of new economic policy played a positive role in terms of economic recovery, but the negative aspects were reflected, first of all, in the growth of crime level. This was reflected in the preservation of horse theft, theft, arson and murder, which was common before the revolution. It is necessary to agree with the opinion of some researchers that the judicial system during the studied period carried out the line on mitigation of punishments and preferred the sentences which are not connected with imprisonment. At the same time peasants didn't like the situation as such cases were considered indulged and left to be toughened. Simultaneously, the peasants especially focused on ceasing the parole of those, who had committed the most destuctive crimes.
Keywords: the peasantry; Bryansk province; Gomel province; crime; Kono-sredstvo; arson; bribery.
DOI: 10.24888/2410-4205-2019-18-1-33-40
Период новой экономической политики известен в среде исследователей своей противоречивостью и неоднозначностью. Именно 1920-е стали тем временем, когда, по обоснованному мнению М. М. Кудюкиной, «...власть делала попытки проводить политику, которая хотя бы в какой-то степени отвечала интересам крестьян, а с другой стороны, у крестьян сохранялась иллюзия, что власть действительно может прислушаться к ним и воплотить в жизнь хотя бы некоторые их требования» [10]. Это важное обстоятельство нашло свое выражение и в сфере крестьянской преступности, т. к. нестабильная обстановка способствовала росту негативных тенденций в криминогенной сфере. Целью данной статьи является изучение крестьянской преступности в 1920-е гг. на материалах Брянской и Гомельской губерний. Оживление экономики после гражданской войны способствовало некоторому улучшению положения в стране, однако партия большевиков, что позже доказали ее реальные действия, рассматривала нэп как временное отступление от генеральной линии. Поэтому в 1920-х гг. наблюдалась своеобразная психологическая ситуация, что метко подметил В. В. Никулин: «Государственный капитализм, который снижал в значительной мере стимулирующие возможности рыночной экономики, порождал особую психологическую обстановку времен нэпа, который к тому же рассматривался как временное явление. Эта сложная психологическая обстановка, во многом похожая на обстановку в России 1990-х-начала 2000-х гг., способствовала росту экономических преступлений. И тогда, и в постсоветский период действовал один принцип: «сейчас урвать, а там трава не расти» [17, с. 59].
В советской историографии истории преступности уделялось значительное внимание. К работам современников нэпа, в которых рассматривалась, в числе прочего, криминогенная ситуация в деревне, следует отнести статьи А. А. Герцензона [4] и Д. Родина [20]. Ценные сведения содержатся в работе профессора Петроградского университета А. Жижиленко [7]. Весьма актуальной в 1920-е гг. была проблема хулиганства, изучению которого посвятил свою работу Я. Бугайский [1]. В послевоенный период советской историографии следует выделить работы В. М. Курицина [13], П. М. Золина [9], В. В. Лунеева [15].
Современные ученые весьма активно занимаются изучением криминогенной ситуации в крестьянской среде периода нэпа. Так, известный западный ученый П. Соломон придерживается мнения, что «судебное разбирательство в годы нэпа не всегда означало суровое наказание. Советская карательная политика в те годы тюремным приговорам предпочитала приговоры, не связанные с лишением свободы. В первые годы нэпа 80 % осужденных в судебном порядке получали приговор в виде принудительных работ, исполнение которых обеспечивалось местными властями. Вынося подобные приговоры, судьи принимали во внимание незначительность многих правонарушений - например, когда речь шла о самогоноварении или незаконной рубке леса. Кроме того, большинство людей, которые оказывались на скамье подсудимых, были крестьянами или рабочими, подчас безработными» [21, с.51].
С ним согласен российский исследователь А. П. Шекшеев, который отмечает, что «расправившись с действительными или мнимыми противниками, большевистский режим, вынужденный совершить переход к НЭПу, в начале 1920-х гг. перевел свои карательные функции в более мягкие формы. Дважды в год правительством объявлялись амнистии, обвиняемые чаще всего приговаривались к принудительным работам» [23].
Автор данной статьи, основываясь на архивных материалах уполномоченного Гомельского губернского суда по Новозыбковскому уезду за 1925 г., пришел к выводу, что при рассмотрении дела прежде всего выяснялось, является ли подсудимый и совершенные им действия общественно опасными или нет. Если дело к моменту рассмотрения преступное действие утеряло свою остроту и не влекло за собой никаких общественно опасных последствий, а сама личность подсудимого не является социально опасной, то суд должен рассмотрение дела в судебном порядке прекратить [11, с. 189].
В последнее время исследователи обратили свое внимание на комплексное исследование причин преступности в период новой экономической политики. В частности, в 2014 г. была опубликована работа Л. Х. Дзаховой и Д. О. Кусовой «Деятельность государственных органов по борьбе с преступностью в Северной Осетии в условиях нэпа: исторический опыт», в третьей главе которой изучается преступный мир Северной Осетии в 1920-е гг. и борьба с ним правоохранительных органов [6].
Авторы придерживаются мнения, что «особенностью криминогенной ситуации в Северной Осетии была высокая напряженность в отношениях крестьянства и местной власти. В начале 1920-х гг. Горская республика оказалась в эпицентре политического противостояния власти и крестьянства. Большинство граждан республики выражали недовольство ограничениями в предпринимательской деятельности» [6, с. 40].
При этом Л. Х. Дзахова и Д. О. Кусова обоснованно считают, что «крестьяне занимались запрещенным производством и продажей спиртных напитков вследствие того, что не могли продать выращенный хлеб по вольным ценам. Потребность снабжения рынка промышленными товарами породила волну различного рода хищений государственного имущества и спекуляции; ужесточение условий перемещения граждан с продуктами питания по территории страны способствовало росту взяточничества» [6, с. 54]. В итоге они приходят к выводу о том, что «подавляющее число осужденных являлись по своему социальному происхождению рабочими и крестьянами, что в условиях реализации классового принципа приводило к минимизации их уголовной ответственности, а нередко вело к рецидивам» [6, с. 96].
Мнение Л. Х. Дзаховой и Д. О. Кусовой о радикализации отношений крестьянства и местной власти разделяют С. А. Хубулова и А. Т. Царикаев. На основе анализа архивных документов о борьбе крестьян за свои права они приходят к выводу, что «антиправительственные выступления, сопротивление крестьянства вошли в историческую науку под названием «политический бандитизм» [22].
Криминогенная ситуация в других регионах нашей страны также была объектом научного анализа исследователей. В 2014 г. была опубликована книга «История повседневности Западной Сибири: конец XIX - начало XXI в.», в которой целая глава посвящена изучению криминогенной ситуации в эпоху новой экономической политики [14]. Ее авторы, И. В. Курышев и Е. М. Насартынова, отмечают, что «самогон являлся «жидкой валютой» нэповского общества и активно применялся для обмена на различные товары как в деревне, так и в городе. В каждом втором крестьянском хозяйстве был самогонный аппарат, и практически каждый крестьянин хоть однажды прибегал к выгонке самогона для свадьбы, похорон и пр.» [14, с.211-212].
В свою очередь, развитие самогоноварения отражалось и на ситуации в сфере крестьянской преступности. По обоснованному мнению С. Е. Панина, «пьянство не является причиной преступности, но между ними существует нерасторжимая связь, и рост потребления спиртного всегда сопровождается ростом преступности» [19]. По данным А. А. Герцензона, употребление алкоголя увеличивало количество преступлений против личности. В 1925 г. таких было 16,1 %, в 1926 г. - 39,5 %, в 1927 г. - уже 49,6 % [5].
Таким образом, криминогенная ситуация в крестьянской среде периода новой экономической политики находится в фокусе внимания исследователей, однако остается недостаточно изученной региональная специфика отдельных территорий России. Это наблюдение с достаточным основанием можно отнести к Брянской и Гомельской губерниям.
Как указывалось выше, в период новой экономической политики проводилась линия на снижение уровня наказаний. Предпринимались активные меры для приведения в соответствие суровости наказания и тяжести совершенного правонарушения. В практике народных судов встречались достаточно красноречивые случаи, которые свидетельствовали о необходимости данных мероприятий. В частности, одна из бедных крестьянских девушек, которая приехала в город и оставалась без заработка и, соответственно, пищи 5 -7
дней, стащила из хлебного рундука краюху хлеба в 1-2 фунта. В итоге был вынесен судебный приговор в виде лишения свободы на один месяц. В другом случае крестьянка, которая возвращалась с базара, вырвала из края мостовой 2-3 камня, чтобы накрыть ими бочку с засоленными огурцами. После этого она была приговорена к принудительным работам на три месяца. Очевидно, что в этих случаях суровость наказания не соответствовала опасности правонарушения, поэтому по решению вышестоящих структур минимальный срок лишения свободы был снижен до 7 дней вместо 1 месяца [11, с. 189-190].
При этом в судебных органах уделялось особое внимание делам, где участвовали крестьянки. Так, в материалах уполномоченного Гомельского губернского суда по Ново-зыбковскому уезду за 1925 г. содержатся указания о проявлении максимума инициативы в крестьянских делах, особенно когда затрагиваются интересы женщины как матери или хозяйки. По последней категории дел необходимо было обязательно связаться с женскими организациями при их наличии. По всей видимости, такое внимание было связано с тем, что советская власть стремилась привлечь симпатии крестьянства на свою сторону [11, с. 190].
Однако смягчение репрессивной роли правосудия, как правило, не находило понимания в крестьянской среде, что подтверждается архивными материалами. В частности, на состоявшемся 24 января 1927 г. Брянском губернском съезде работниц и крестьянок указывалось, что к основным недостаткам следует отнести слабую борьбу с бандами, с которыми не может справиться милиция. При этом суд слабо судит, бандитов необходимо убивать на месте. Подразумевалось, что бандитами в сельском хозяйстве являются конокрады, которые обижают крестьян [2, д. 656, лл.142, 143 об.].
На территории Гомельской губернии в начале 1920-х гг. ситуация с разгулом бандитизма была близка к критической. По сведениям Д. С. Новикова, «на территории Гомельской губернии среди многочисленных банд особой жестокостью выделялась банда атамана Ивана Галака... При совершении преступных действий банды использовали элементы скрытности, внезапности и маскировки. По этой причине первые результаты столкновений для сотрудников милиции были трагическими» [18].
В других регионах страны криминогенная ситуация была аналогичной, чему способствовали и проблемы в правоохранительных структурах. С. Н. Захарцев на основе анализа ситуации в сфере преступности в Тамбовской губернии в период нэпа пришел к выводу, что «строительство с нуля новой правоохранительной системы, без учета предыдущего опыта борьбы с преступным миром, делало ее работу малоэффективной и не способной оказывать серьезного влияния на динамику преступности. Постоянные сокращения и перетряски аппаратов милиции и уголовного розыска, финансирование их по остаточному принципу отбрасывали надежду на скорое изменение сложившейся ситуации» [8, с.14].
В свою очередь, докладная записка народного судьи 4-го участка Клинцовского уезда президиуму Клинцовского УИКа от 11 ноября 1926 г. содержит информацию о том, что «.на территории Красногорской волости за время с 1 ноября 1925 г. по 6 сентября 1926 г. было 156 случаев пожаров, причем в Красной Горе и Верхличах насчитывается их по 31. До настоящего времени ни один из пожаров не раскрыт, несмотря на упорные слухи населения этих пунктов о наличии поджогов. .Пассивное отношение населения к раскрытию преступности ВИК объясняет боязнью населения выдать преступников, т. к. население заявляет: «Наши указания бесполезны - все равно их оправдают, а если и присудят, то все равно через несколько месяцев освободят» [3, д. 83, л. 1].
Для таких категорических утверждений у крестьян были серьезные основания, т. к. часто к преступникам проявлялось необоснованно снисходительное отношение. В той же докладной записке указывается, что в 1925 г. был оправдан Гомельским губернским судом гражданин с. Колюки Красногорской волости Василий Шумеев, который обвинялся в поджоге. Это произошло несмотря на то, что в деле присутствовали веские доказательства
его виновности и был в наличии приговор сельского схода о его выселении из пределов Гомельской губернии [3, д. 83, л. 1].
Естественно, что такие случаи население объясняло проявлением снисхождения к преступникам и требовало усиления уголовной ответственности, акцентируя внимание на прекращении досрочного освобождения по делам, губительным для ведения сельского хозяйства. Общеизвестно, что к ним относились конокрадство, поджоги и убийства. Кроме того, в период новой экономической политики было весьма распространенным такое явление, как взяточничество, с которым пытались вести борьбу сельские корреспонденты. На одну из заметок под названием «Рука руку моет», которая была опубликована в газете «Наша деревня» от 5 октября 1927 г. (№ 73), обратили внимание работники прокуратуры. В ней рассказывалось об использовании служебного положения в личных целях одним из работников сельского совета, который занимался вымогательством взяток у крестьян. В результате прокурорские органы занимались этим делом, т. к. многочисленные жалобы в вышестоящие структуры не помогали [12].
Нельзя не сказать и том, что свою роль в формировании особенностей крестьянской преступности сыграли исторические условия формирования российской правовой ментальности. Так, Е .Г. Молчанова и Д. В. Молчанова обоснованно считают, что «среди населения широко распространено мнение что сложно, а подчас невозможно отстоять свои права в суде. Многие граждане в нашей стране скептически относятся к правовым механизмам решения проблем и часто делают это в обход законов» [16. с.11].
Таким образом, ситуация в сфере крестьянской преступности была достаточно сложной, т. к. наблюдался рост практически всех традиционных видов преступности (конокрадство, поджоги, взяточничество и т. д.). Как и в других регионах нашей страны, в Брянской и Гомельской губерниях период новой экономической политики сыграл свою позитивную роль в смысле оживления экономики, однако негативные моменты также присутствовали. Следует согласиться с мнением исследователей о том, что судебная система проводила линию на смягчение наказаний и предпочитала приговоры, не связанные с лишением свободы. Однако крестьяне, как правило, относилось отрицательно к этому относились, т. к. считали, что с преступниками надо обходиться строже и не проявлять необоснованную снисходительность.
Список литературы
1. Бугайский Я. Хулиганство как социально-патологическое явление. М. - Л.: Молодая гвардия, 1927. 100 с.
2. Государственный архив Брянской области (ГАБО). Ф.9. Оп.1.
3. Государственный архив Брянской области (ГАБО). Ф.1209. Оп.1.
4. Герцензон А. А. Основные тенденции динамики преступности за десять лет // Советское право. Журнал института советского права. 1928. № 1 (31). С. 69-85.
5. Герцензон А. А. Современная преступность и алкоголизм // Советское государство и революция права. 1930. № 3. С. 125-141.
6. Дзахова Л. Х., Кусова Д. О. Преступный мир Северной Осетии в 1920-е гг. и борьба с ним правоохранительных органов // Деятельность государственных органов по борьбе с преступностью в Северной Осетии в условиях нэпа: исторический опыт. Владикавказ: Изд-во СОГУ, 2014. С. 38-96.
7. Жижиленко А. А. Преступность и ее факторы. СПб.: Мир знаний, 1922. 67 с.
8. Захарцев С. Н. Преступность в Тамбовской губернии и борьба с ней правоохранительных органов в период нэпа (1921-1928 гг.). Автореф. дисс. канд. ист. наук. Пенза, 2003. 23 с.
9. Золин П. М. Преступность в стране в 1909 - 1928 гг. Сравнительная статистика // Советское государство и право. 1991. № 5. С. 112-118.
10. Кудюкина М. М. Крестьянство и власть в 1920-е годы [Электронный ресурс]. -Режим доступа: http://www.civisbook.ru/files/File/Kudyukina.pdf (Дата обращения: 5.04.2018).
11. Кулачков В. В. Крестьянство Западного региона России в 1920-е гг. (социокультурные изменения). Брянск: БГИТА, 2014. 330 с.
12. Кулачков В. В. Роль прокурорских органов в защите прав крестьян (на материалах Брянской губернии 1920-х гг.) // История государства и права. 2017. № 21. С.23-26.
13. Курицын В. М. Переход к НЭПу и революционная законность. М.: Наука, 1972.
216 c.
14. Курышев И. В., Насартынова Е. М. Преступность и бандитизм в Ишимском уезде (округе) в 1921-1928 гг. и меры правоохранительных органов по их предотвращению // История повседневности Западной Сибири: конец XIX - начало XXI в. Ишим: Изд-во Ишимского гос. пед. ин-та им. П. П. Ершова, 2014. С. 191-222.
15. Лунеев В. В. Преступность в СССР: основные тенденции и закономерности // Советское государство и право. 1991. № 8. С. 90-97.
16. Молчанова Е. Г., Молчанова Д. В. Исторические факторы и условия формирования российской правовой ментальности // Вопросы гуманитарных наук. 2017. № 4 (91). С.11-12.
17. Никулин В. В. Преступность как социально-правовое явление в 1920-е годы: тенденции и состояние // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2009. № 2. С. 55-60.
18. Новиков Д. С. Борьба советской милиции с бандитизмом в Гомельской губерии в начале 1920-х гг. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://nashkraj.info/borba-sovetskoj-militsii-s-banditizmom-v-gomelskoj-guberii-v-nachale-1920-h-gg/ (Дата обращения: 5.04.2018).
19. Панин С. Е. «Пьяная» преступность в России в 1920-е годы [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.el-history.ru/node/370 (Дата обращения: 5.04.2018).
20. Родин Д. П. Городская и сельская преступность // Право и жизнь. 1926. Кн. 2-3. С. 94-101.
21. Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М.: РОССПЭН, 2008. 472 с.
22. Хубулова С. А., Царикаев А. Т. Социальные рефлексии крестьянства Горской АССР и политика большевиков в 1920-е гг. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://izvestia-soigsi.ru/ru/archive/-15-54-2015/326-hubulovatsarikaeva (Дата обращения: 10.04.2018).
23. Шекшеев А. П. Самосуды в енисейской деревне (1917-1920-е гг.) [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://podelise.ru/docs/59610/index-5289.html (Дата обращения: 22.08.2017).
References
1. Bugajskij Ya. Huliganstvo kak social'no-patologicheskoe yavlenie [Hooliganism as a socio-pathological phenomenon]. Moscow; Leningrad, Molodaya gvardiya Publ., 1927. 100 p. (In Russian)
2. Gosudarstvennyj arhiv Bryanskoj oblasti [State archive of the Bryansk region] (GA-BO), F. 9, d. 1. (In Russian)
3. Gosudarstvennyj arhiv Bryanskoj oblasti [State archive of the Bryansk region] (GA-BO), F. 1209, d. 1. (In Russian)
4. Gercenzon A. A. Osnovnye tendencii dinamiki prestupnosti za desyat' let [The main trends in the dynamics of crime in ten years]. Sovetskoepravo. Zhurnal instituta sovetskogopra-va [Soviet law. Journal of the Institute of Soviet law], 1928, no. 1 (31), pp. 69-85. (In Russian)
5. Gercenzon A.A. Sovremennaya prestupnost' i alkogolizm let [Modern crime and alcoholism] // Sovetskoe gosudarstvo i revolyuciya prava [The Soviet state and the revolution of law]. 1930, no. 3, pp. 125-141. (In Russian)
6. Dzahova L. H., Kusova D. O. Prestupnyj mir Severnoj Osetii v 1920-e gg. i bor'ba s nim pravoohranitel'nyh organov [The criminal world of North Ossetia in the 1920s and the fight against it by law enforcement agencies]. Deyatel'nost' gosudarstvennyh organov po bor'be s pres-tupnost'yu v Severnoj Osetii v usloviyah nehpa: istoricheskij opyt [Activities of state bodies to combat crime in North Ossetia in the conditions of NEP: historical experience]. Vladikavkaz, Izd-vo SOGU, 2014, pp. 38-96. (In Russian)
7. Zhizhilenko A. A. Prestupnost' i ee factory [Crime and its factors]. Saint-Petersburg, Mir znanij, 1922, 67 p. (In Russian)
8. Zaharcev S. N. Prestupnost' v Tambovskoj gubernii i bor'ba s nej pravoohranitel'nyh organov v period nehpa (1921-1928 gg.). Avtoref. diss. kand. ist. nauk [Crime in Tambov province and the fight against it by law enforcement agencies during the NEP (19211928)], Extended abstract of PhD dissertation. Penza, 2003, 23 p. (In Russian).
9. Zolin P. M. Prestupnost' v strane v 1909-1928 gg. Sravnitel'naya statistika [The crime rate in the country in 1909-1928 Comparative statistics]. Sovetskoe gosudarstvo i pravo [Soviet state and law], 1991, no 5, pp.112—118. (In Russian)
10. Kudyukina M. M. Krest'yanstvo i vlast' v 1920-e gody [Peasantry and power in the 1920s] [Electronic resource]. - Mode of access: http://www.civisbook.ru/files/File/Kudyukina.pdf (date accessed: 5.04.2018). (In Russian)
11. Kulachkov V. V. Krest'yanstvo Zapadnogo regiona Rossii v 1920-e gg. (sociokul'tur-nye izmeneniya) [Peasantry of the Western region of Russia in the 1920s (socio-cultural changes)]. Bryansk, BGITA Publ., 2014. 330 p. (In Russian)
12. Kulachkov V. V. Rol' prokurorskih organov v zashchite prav krest'yan (na materia-lah Bryanskoj gubernii 1920-h gg.) [The role of prosecutorial bodies in the protection of peasants ' rights (on the materials of Bryansk province of the 1920s.)] Istoriya gosudarstva i prava [History of state and law], 2017, no. 21, pp. 23-26. (In Russian)
13. Kuricyn V. M. Perekhod k NEHPu i revolyucionnaya zakonnost' [The transition to NEP and the revolutionary legitimacy]. Moscow: Nauka Publ., 1972. 216 p. (In Russian)
14. Kuryshev I. V., Nasartynova E. M. Prestupnost' i banditizm v Ishimskom uezde (okruge) v 1921-1928 gg. i mery pravoohranitel'nyh organov po ih predot-vrashcheniyu [Crime and banditry in Ishim County (district) in 1921-1928 and law enforcement measures to prevent them]. Istoriya povsednevnosti Zapadnoj Sibiri: konets XIX - nachalo XXI v. [The history of everyday life in Western Siberia late XIX - early XXI century]. Ishim: Izd-vo Ishimskogo gos. ped. in-ta im. P. P. Ershova Publ., 2014, pp.191-222. (In Russian)
15. Luneev V. V. Prestupnost' v SSSR: osnovnye tendencii i zakonomernosti [Crime in the USSR: main trends and patterns] Sovetskoe gosudarstvo ipravo [Soviet state and law], 1991, no. 8, pp. 90-97. (In Russian)
16. Molchanova E. G., Molchanova D. V. Istoricheskie faktory i usloviya formirovaniya rossijskoj pravovoj mental'nosti [Historical factors and conditions of formation of the Russian legal mentality]. Voprosy gumanitarnyh nauk [Questions of Humanities], 2017, no. 4 (91), pp. 11 -12. (In Russian)
17. Nikulin V. V. Prestupnost' kak social'no-pravovoe yavlenie v 1920-e gody: tendentsii i sostoyanie [Crime as a social and legal phenomenon in the 1920s: trends and state]. Istori-cheskie, filosofskie, politicheskie i yuridicheskie nauki, kul'turologiya i iskusstvovedenie. Voprosy teorii ipraktiki [Historical, philosophical, political and legal Sciences, cultural studies and art history. Theory and practice], 2009, no. 2, pp. 55-60. (In Russian)
18. Novikov D. S. Bor'ba sovetskoj milicii s banditizmom v Gomel'skoj guberii v nachale 1920-h gg. [The struggle of the Soviet police with banditry in the Gomel province in the early 1920s] [Electronic resource.] - Mode of access: http://nashkraj.info/borba-sovetskoj-militsii-s-
banditizmom-v-gomelskoj-guberii-v-nachale-1920-h-gg/ (date accessed: 5.04.2018). (In Russian)
19. Panin S. E. "P'yanaya"prestupnost' v Rossii v 1920-e gody ["Drunk" crime in Russia in the 1920s] [Electronic resource.] - Mode of access: http://www.el-history.ru/node/370 (date accessed: 5.04.2018). (In Russian)
20. Rodin D. P. Gorodskaya i sel'skaya prestupnost' [Urban and rural crime]. Pravo i ZHizn' [Law and Life], 1926, vol. 2-3, pp. 94-101. (In Russian)
21. Solomon P. Sovetskayayusticiyapri Staline [Soviet justice under Stalin]. M., ROSSPEN, 2008, 472 p. (In Russian)
22. Hubulova S. A., Carikaev A. T. Social'nye refleksii krest'yanstva Gorskoj ASSR i po-litika bol'shevikov v 1920-e gg. [The social reflection of the peasantry in the mountain ASSR and the policy of the Bolsheviks in the 1920s] [Electronic resource.] Mode of access: http://izvestia-soigsi.ru/ru/archive/-15-54-2015/326-hubulovatsarikaeva (date accessed: 10.04.2018). (In Russian)
23. Sheksheev A. P. Samosudy v enisejskoj derevne (1917-1920-e gg.) [Lynching in the Yenisei village (1917-1920s.)] [Electronic resource.] Mode of access: http://podelise.ru/docs/59610/index-5289.html free (date accessed: 22.08.2017). (In Russian)
