CC BY
14ОБЗОРЫ, АННОТАЦИИ, РЕЦЕНЗИИ
«Крестьяноборство» в Советской России — тяжелый опыт аграрной и социально-политической истории
Обзор всероссийской научной конференции с международным участием, посвященной 90-летию начала массового раскулачивания в Советском Союзе, «Сталинская коллективизация: актуальные проблемы» (Москва, 12 ноября 2020 года)
Обозный Константин Петрович, канд. ист. наук, доцент, декан исторического факультета, зав. кафедрой церковной и социальной истории СФИ (Москва; Псков) / Obozny Konstantin Petrovich, Ph. D. in History, Associate Professor, Dean, Faculty of History, Head, Department of Church and Social History St. Philaret's Institute (Moscow; Pskov) • [email protected]
Обозный К. П. «Крестьяноборство» в Советской России — тяжелый опыт аграрной и социально-политической истории : Обзор всероссийской научной конференции с международным участием, посвященной 90-летию начала массового раскулачивания в Советском Союзе «Сталинская коллективизация: актуальные проблемы» (Москва, 12 ноября 2020 года) // Вестник Свято-Филаретовского института. 2021. Вып. 37. С. 175-185. DOI: 10.25803/SFI.2021.37.1.010.
Свято-Филаретовский православно-христианский институт (Далее — СФИ) при участии научно-исследовательского центра им. А. В. Чаянова Московской высшей школы социальных и экономических наук организовал и успешно провел научную онлайн конференцию, посвященную трагической дате — 90-летию начала массового раскулачивания в СССР.
30 января 1930 г. члены Политбюро ЦК ВКП(б) во главе с И. В. Сталиным приняли постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». В соответствии с решением руководителей ВКП(б) «кулацкий актив» подлежал заключению в концлагеря или расстрелу, прочие «кулацкие элементы» подлежали депортациям вместе
с семьями в отдаленные районы СССР или выселению за пределы родных сел и деревень.
На приглашение к участию в конференции откликнулись крупные специалисты-историки из России, Беларуси, Литвы и Германии. Были представлены университеты и научно-исследовательские центры: Московская высшая школа социальных и экономических наук, Институт Российской истории РАН (Москва), Свято-Филаретовский православно-христианский институт (Москва), Институт истории Санкт-Петербургского государственного университета, Поволжский институт управления им. П. А. Столыпина — филиал РАНХиГС (Саратов), Тобольская комплексная научная станция Уральского отделения РАН, Гродненский государственный университет им. Я. Купалы, Европейский университет (Вильнюс), Билефельдский университет (Германия).
Перед началом работы конференции с приветственным словом выступили ректор СФИ А. Б. Мазуров и директор Чаяновского центра А. М. Никулин. Выступавшие подчеркнули актуальность темы конференции, а также сформулировали главный вопрос: почему коллективизация в сталинском варианте победила? Все участники, выступавшие с докладами и участвовавшие в дискуссиях, так или иначе пытались ответить на этот вопрос.
Открылось утреннее заседание докладом канд. экон. наук А. М. Никулина «Чаянов и Сталин: сопоставляя две концепции коллективизации». В этом выступлении была проанализирована логика сталинского варианта коллективизации, а также обозначена альтернативная чаяновская линия развития сельского хозяйства, которая имела определенные шансы на успешную реализацию. На основе письменных трудов и публичных выступлений (19181930 гг.) Сталина и Чаянова удалось показать принципиальную разницу двух моделей коллективизации, что было связано с серьезным внутренним личностным различием этих двух исторических деятелей: Сталин (партия большевиков) — грубый эмпирик и сторонник насильственных методов достижения поставленной цели, Чаянов (беспартийный, сочувствующий политически умеренным народническим направлениям) — академический ученый, социальный футуролог и просветитель в области сельского развития. Чаянов предлагал развивать экономику крестьянских домохозяйств через добровольные крестьянские союзы-кооперативы, вертикально интегрирующие, объединяющие, обобществляющие отдельные отрасли крестьянских производств, но оставляющие за самими крестьянами свободу выбора приоритетов их
хозяйственной деятельности в многоукладной экономике советской России. Такая система представлялась Чаянову оптимально экономически эффективной и социально справедливой.
На практике реализовавшаяся насильственная коллективизация — не чаяновская вертикальная демократическая, а сталинская горизонтальная бюрократическая — привела к огосударствлению ресурсов сельской жизни в целях усиления власти номенклатуры, создав низкоэффективную, построенную на внеэкономическом принуждении колхозную систему СССР. А. М. Никулин постарался раскрыть динамику взглядов и способы выражения подходов к вопросу аграрных преобразований у Сталина и Чаянова. Сталин, еще в годы гражданской войны находясь в Царицыне, приобрел опыт практического решения крестьянского вопроса, участвуя в насильственном изъятии хлеба у крестьян. Если в первой половине 1920-х гг. он сдерживал себя от откровенных высказываний в пользу подавления крестьянства, то начиная с 1928 г. линия партии, нацеленная на то, чтобы поставить крестьян под жесткий диктат бюрократии, была четко артикулирована Сталиным. К началу 1930 г. стало очевидно, что цель сталинской коллективизации состояла, прежде всего, в усилении власти коммунистической партии в деревне с целью безжалостного изъятия из нее ресурсов для форсированной модернизации экономики СССР. Крестьянство в это время оставалось последним серьезным препятствием для воплощения идей Сталина о тотальном огосударствлении России, а значит, должно было подвергнуться разгрому и жесточайшему подавлению. Проф. Чаянов в конце 1920-х гг. отказался принимать участие в исследовании колхозной темы, поскольку она являлась фактически воплощением политики государственного насилия над крестьянством. Он переключился на изучение проектирования крупных государственных аграрно-индустриальных хозяйств (совхозов). Тем не менее вину за трудности проведения коллективизации и сопротивление ей крестьянства идеологи коммунистов во главе со Сталиным постарались поскорее переложить на распространение в деревне «вредительских мелкобуржуазных идей» Чаянова и его коллег — замечательных ученых-аграрников, представителей славной школы земских статистиков и агрономов.
Истеричная кампания идеологических обвинений и угроз в адрес чаяновцев в 1930 г. привела к аресту Чаянова и его единомышленников. Их обвиняли в подготовке кулацких восстаний и сопротивлении сталинской политике коллективизации. Таким
образом, планы Чаянова на культурное и кооперативное строительство многоукладной экономики страны оказались окончательно разрушенными. Из тюрьмы ярославского политизолятора в 1934 г. его отправили в политическую ссылку в Казахстан, а затем расстреляли 3 октября 1937 г. в Алма-Ате.
Второй доклад «Социально-политические причины сталинской коллективизации» был сделан доцентом СФИ канд. ист. наук К. М. Александровым (Санкт-Петербург). Александров больше внимания уделил статистике и последствиям кампании по раскулачиванию. Число общих жертв коллективизации в 1930-1933 гг. выступающий оценил в 7,5 млн человек. Были отмечены потери в различных отраслях сельского хозяйства, значительное падение показателей вырабатываемой продукции на душу населения. Размеры вооруженного сопротивления крестьянства в эти годы также превосходили уровень антибольшевистских сил почти в пять раз по числу участников. Недаром некоторые исследователи называют крестьянские восстания, спровоцированные кампанией раскулачивания, «второй гражданской войной». Высокий процент пленных красноармейцев в первые недели войны в 1941 г. Кирилл Александров также связывает с последствиями насильственной коллективизации. Большинство воинов Красной армии были из крестьянского сословия, а значит, подавляющее большинство красноармейцев и их ближайшие родственники так или иначе испытали государственное насилие в период массовой коллективизации. Тот факт, что в годы войны снабжение СССР продовольствием в основном происходило за счет поставок союзников, косвенно свидетельствует об экономической неэффективности колхозного строя. Таким образом, К. М. Александров приходит к выводу, что сталинская коллективизация имела преимущественно политические причины. Приоритетом для Сталина была защита власти коммунистической партии, защита привилегий партийной и советской номенклатуры. В народе после разгрома, который принесла с собой коллективизация, аббревиатуру ВКП(б) прочитывали как «всероссийское крепостное право большевиков». В 1934 г. на XVII съезде коммунистической партии, вошедшем в историю как съезд «победителей», Сталин объявил об успешном решении зерновой проблемы, что означало окончательный разгром свободного крестьянского хозяйства в России и завершение русской революции как таковой.
Теме крестьянских восстаний был посвящен доклад д-ра ист. наук А. В. Посадского (Саратов) «Крестьянское сопротивление 1920-1921
и 1929-1932 гг.: возможности сопоставления». В своем выступлении Посадский мастерски показал общие и отличительные черты двух волн крестьянских антибольшевистских восстаний. Начавшись еще на фоне гражданской войны, крестьянские восстания не затихли и после 1920 г. Они продолжались под политическими лозунгами, в том числе — «советы без коммунистов». Нередко восставших крестьян захватывали анархические настроения, в некоторых регионах на смену стихийным бунтам приходило «зеленое» движение. В Западно-Сибирском регионе были отмечены восстания красных командиров, поддержавших недовольство на селе. В отдельных регионах во главе крестьянских восстаний оказывались представители партии эсеров, хотя в 1920-1921 гг. это, по мнению автора доклада, уже не имело политического значения. После небольшого перерыва (не более четырех лет) связанного с НЭПом, восстания крестьян возобновились. Крестьянские восстания в конце 1920-х гг. стали более осторожными, не было увлечения анархическими идеями. Случалось, что во главе восставших оказывались красные партизаны, представители номенклатуры и даже сотрудники ОГПУ (Фрол Добытин на Алтае). Наблюдался переход к тактике индивидуального террора против активистов колхозного строительства. Особая специфика проявилась в том, что в этот период важное место занимало религиозное сопротивление. Примечательно, что восстания периода коллективизации также подавлялись в некоторых случаях отрядами ОГПУ и регулярными частями Красной армии. Но командиры и партийное руководство действовали теперь более осторожно и в каких-то случаях лояльнее по отношению к крестьянству в целом. При этом в военных сводках действия частей Красной армии в районах, зараженных «бандитизмом», назывались техническим термином «оккупация». Таким образом, области, охваченные крестьянскими волнениями, подвергались оккупации Красной армией. Хотя восстания 1929-1932 гг. отличались от раннего периода привкусом обреченности и неверием в окончательный успех, однако и в одном, и в другом случае крестьянское сопротивление было сломлено в первую очередь голодом.
В завершении утренней части конференции с докладом на тему «Духовное осмысление коллективизации: опыт оккупированных территорий РСФСР 1941-1944 годов» выступил канд. ист. наук И. В. Петров (Санкт-Петербург). Особое место в своем выступлении Петров уделил восприятию коллективизации православным духовенством, которое служило на советских территориях,
занятых немецкими войсками. При этом исследователь отметил, что священники революционной формации довольно активно участвовали в нацистской пропаганде, основной мишенью которой была советская колхозная и религиозная политика. Духовенство выступало в коллаборационистской печати, обращалось с соответствующими проповедями и служило молебны в честь освобождения от большевизма и наступившей свободы в области церковной и аграрной жизни мирного населения. Весной 1942 г. с особым подъемом прошла антиколхозная пропагандистская акция Восточного министерства, которая была объявлена земельной реформой. По мнению докладчика, реальных результатов это предприятие не принесло. Хотя в тех районах, где колхозный строй был ликвидирован, экономическое положение крестьянских хозяйств было гораздо устойчивее, чем в предвоенные годы. После освобождения советских территорий от немецких войск, многие священнослужители подверглись репрессиям по политическим статьям. Одним из обвинений было участие в нацистской пропаганде и выступления на антиколхозные темы.
Перед перерывом состоялась первая дискуссия, в которой активное участие принял профессор Билефельдского университета Штефан Мерль, ведущий конференции К. М. Александров и А. М. Никулин.
Вторая часть конференции открывалась докладом специалиста из Европейского университета в Вильнюсе канд. ист. наук И. Н. Романовой (Минск) «Коллективизация в БССР». Выступление Романовой было сосредоточено на процессах коллективизации и раскулачивания в той части Белоруссии, которая входила в состав Советского Союза в 1920-1930-е гг. Она выделила основные очаги сопротивления в Белоруссии — в первую очередь южные районы (Мозырь). Здесь была своя специфика, выразившаяся в так называемых бабьих бунтах, когда стихийное сопротивление преимущественно инициировали крестьянки. Это было связано с особенностями судебной системы — выступления мужчин квалифицировались не только как антисоветская деятельность, но и как бандитизм. Это влекло за собой жестокое наказание вплоть до расстрела, а значит, потерю рабочих рук в деревне. В 1932 г. зафиксирован пик выступлений в белорусских областях — 300 восстаний. Наряду с открытыми бунтами было распространено вредительство, нередко встречалась порча зерна и сельхозпродукции. Колхозная система спровоцировала голод, участились воровство и случаи самосуда. Особенно пострадали от голода
Гомельская область и районы Могилевской области. К середине 1930 -х гг. остро ощущался дефицит рабочих рук. В некоторых случаях на один крестьянский двор приходилось до 30-50 га земли, которые малолюдные семейства, особенно после массовых арестов мужской части населения, не могли обрабатывать. Характерными для этого региона являются процессы миграции населения. Из белорусских областей люди мигрировали на Украину, а в период тяжелейшего голода 1932 г. украинцы приезжали за хлебом в области БССР. В 1937-1938 гг. судебные процессы, которые нередко заканчивались вынесением приговоров к высшей мере наказания, проводили сельсоветы на местах. Подводя итог своего выступления, И. Н. Романова показала не только крах колхозных планов в Белоруссии, но и серьезные потери человеческих ресурсов в этом регионе — 260 тыс. человек в эти годы подверглись так называемой кулацкой высылке и более 600 тыс. человек было репрессировано.
Тему коллективизации в белорусском регионе продолжил доклад канд. ист. наук В. А. Белозоровича (Гродно) «Особенности коллективизации в западных областях Белоруссии (1939-1952)». Как видно из названия доклада, основное внимание было сосредоточено на специфике региона, долгое время находившегося в составе Польского государства. В полном смысле слова о сталинской коллективизации в западных областях Белоруссии можно говорить только с 1945 года. Сельское хозяйство в западной части Белоруссии, по словам Белозоровича, «пережило две школы капитализма» — столыпинские реформы и преобразования правительства Пилсудского, направленные на хуторизацию крестьянских дворов. Так, накануне Второй мировой войны 70 % составлял хуторной способ хозяйствования. В основном это малоземельные хозяйства — не более 10 га на человека. В 1939 г. белорусские крестьяне положительно встретили установление советской власти. Первые депортации местного населения начались в декабре 1939 г., но в основном они не захватили белорусское крестьянство. Репрессии затронули зажиточные слои в лице осадников 1 и их семей. Как правило, это были поляки-католики. К февралю 1940 г.
1. Осадники — польские колонисты, граждане Речи Посполитой, получившие после 1921 г. земельные наделы в западных областях Украины и Белоруссии, вошедших в состав Польши, с целью полонизации этих территорий.
около 90 % семейств осадников было депортировано в Сибирь. Землю репрессированных поляков (ок. 1 млн га) распределили среди белорусских крестьян, хотя этот жест советской власти вопрос земельного дефицита не решил. Католическая церковь поддерживая осадников и поляков, тем самым занимала резко антисовесткую позицию. Доходило до бойкотирования выборов в советские органы весной 1940 г., когда это событие пришлось на дни католической Пасхи. Первые колхозы в этом регионе были организованы осенью 1939 года. К июню 1941 г. всего числилось 1115 колхозов, которые смогли привлечь всего 6,7 % от общего числа крестьянских дворов в Западной Белоруссии. Как правило, в колхозы вступали батраки, беднейшие крестьяне, а более зажиточные хозяева занимали выжидательную позицию. Советская власть пыталась начать наступление на кулацкие белорусские хозяйства путем обрезки земельных владений, но развитию этого плана помешала война и немецкая оккупация. В годы войны белорусские территории были поделены между разными зонами оккупации. Западные области вошли в состав Пруссии, и здесь восстанавливались сельскохозяйственные общины, колхозы были распущены, а имущество и земли возвращались раскулаченным хозяевам (в основном полякам). В 1942 г. Восточное ведомство А. Розенберга объявило об аграрной реформе на занятых восточных территориях. Эти преобразования были особенно актуальны для центральных районов Белоруссии, входивших тогда в состав Рейхскомиссариата Ostland. На смену колхозному строю приходит община. На развитие социально-экономических процессов существенное влияние оказывал национальный фактор. В период оккупации в западных белорусских областях обострились антипольские настроения. С началом активных действий Армии Крайовы оккупационные власти удалили из местной администрации поляков и сделали большую ставку на белорусских жителей. Массовая коллективизация в Западной Белоруссии началась довольно поздно — в 1949 г. В основном это была удачная попытка устроения колхозного строя. Это объясняется тем, что советская власть учитывала ошибки и просчеты довоенного времени, использовала опыт проведения коллективизации в БССР. Также это было связано с отсутствием активного сопротивления. Большинство противников советской власти либо покинули Белоруссию в 1944 г., либо были репрессированы после освобождения Белоруссии от немецких войск. Около 70 % кулацких семейств были выселены в Среднюю Азию.
Судьбам и положению спецпереселенцев в ходе кампании по раскулачиванию был посвящен доклад канд. ист. наук Н. И. За-городнюк (Тобольск) «Дислокация спецпоселков в Тобольском округе Уральской области (по материалам окружного земельного управления)». Тобольский округ занимал 3/4 Уральской области. На территории проживало 192 тыс. человек, из них 54 тыс. — в северных районах. Первые семьи переселенцев прибыли в Тобольский округ еще в 1929 г., при этом места для проживания высланных крестьян подготовлены не были. Эта проблема сохранялась и в более поздние годы. Максимальное число спецпоселков в Тобольском крае достигло 55, но примерно 30 % чертежей и проектов поселков с развитой инфраструктурой остались только на бумаге для отчетов в центр. В докладе были представлены некоторые подробности, касающиеся труда, быта, коммуникации спецпереселенцев. Основная занятость жителей спецпоселков была связана с работой в леспромхозе, на сплаве леса. Рыбтрест, как правило, не мог принять на работу более значительное число рабочих из-за неразвитости технологии и нехватки материальных средств. Нередким явлением были конкуренция и даже конфликты с местным населением, высокий уровень заболеваемости и смертности. Для многих переселенцев (из Крыма, Краснодарского и Ставропольского края) местный климат был губительным. Пик смертности приходился на 1932-1933 гг. По некоторым данным число спецпереселенцев в Тобольском округе в этот период достигало 10 % от всего населения этих территорий, что, несомненно, повлияло на многие процессы развития этого региона в довоенный период.
Два выступления в завершающей части конференции были посвящены церковной тематике. В центре доклада канд. ист. наук И. А. Курляндского «Антирелигиозные циркуляры ОГПУ в годы „Великого перелома" (1929-1930)» оказались документы, которые определенным образом формировали репрессивную политику советской власти на местах. Далеко не все циркуляры ОГПУ, направленные на подавление религиозной жизни, сегодня введены в научный оборот. Содержание некоторых документов известно по косвенным свидетельствам, а сами документы доступны лишь в выдержках и фрагментах. Процессы коллективизации вызвали обострение ситуации в деревне, а это, в свою очередь, послужило для большевиков поводом объявить о единстве кулаков и «церковников» в антисоветской деятельности. Кроме «церковников» в циркулярах появляется упоминание «сектантов»,
также ведущих антиколхозную подрывную работу. Циркуляры ОГПУ способствовали усилению натиска на религию, закрытию храмов, в первую очередь «тихоновской» ориентации, разгрому сельхозартелей, которые возникали на основе ранее закрытых православных монастырей. Курляндский отметил, что в циркулярах ОГПУ перемешаны объективные факты и откровенная фальсификация. В целом можно говорить о крайней тенденциозности этих документов. Показательно, что в текстах циркуляров проявлялось недоверие даже той части православной церкви, которая пыталась приспособиться к советским условиям жизни, всячески подчеркивала свою лояльность коммунистической власти и последовательно проводила в жизнь идеи Декларации 1927 года. Данный факт свидетельствует о том, что в период коллективизации ставка на раскол и расшатывание церкви изнутри (1922-1927 гг.) ушла в прошлое, и большевистское правительство готовилось дать «последний бой» церкви и религии в СССР.
Выступление канд. ист. наук В. С. Батченко (Москва) на тему «Письменные жалобы религиозных объединений начала 1930 -х гг. как исторический источник» подвело черту в работе конференции в формате докладов. В. С. Батченко, в отличие от своего старшего коллеги, сосредоточилась на документах, исходящих в основном от рядовых верующих — тех, кто не терял надежды на справедливое решение религиозных вопросов. Это довольно интересный специфичный исторический источник, который хранится, как правило, в фондах архивных материалов о закрытии храмов. Письма во властные структуры расценивались как способ пассивного сопротивления. При этом написанию письма предшествовала активная деятельность: собрание приходского актива, хождение по инстанциям и т. п. Автором этих писем была религиозная община, поэтому под текстом прошения могли быть десятки и даже сотни подписей. Эта особенность коллективного характера писем требовала рассмотрения жалоб и хотя бы формальной реакции. По своему характеру письма могли быть монотематическими и политематическими, т. е. просьбы верующих могли касаться одной проблемы или целого комплекса вопросов, которые побуждали общину взяться за перо или карандаш. Характер писем зависел от степени грамотности ядра общины, от конфессиональной принадлежности и периода написания. Известны факты, когда происходил обмен опытом по написанию писем во властные структуры между соседними общинами и предпринимались попытки оперировать законодательными актами и юридическими понятия-
ми. Многие жалобы были связаны с насильственным закрытием храмов, отъемом имущества и земли, финансовым давлением на клир и на приход в целом. Письма сельских приходов в период коллективизации и раскулачивания свидетельствуют о массовом нарушении прав религиозных общин советскими властями в регионах. Это не было перегибом на местах, а стало проявлением политики ВКП(б) в отношении «кулаков» и «церковников», что хорошо показывают секретные циркуляры ОГПУ того же времени.
Завершилась конференция общей дискуссией с обсуждением докладов, репликами и вопросами. Главные вопросы, на которые отвечали участники конференции: почему коллективизация в сталинском варианте победила? Почему сегодня наши соотечественники, в том числе из академической среды, весьма положительно оценивают сталинскую коллективизацию и кампанию по раскулачиванию? В ходе обсуждения участники не раз вспоминали вклад Теодора Шанина в изучение русского крестьянства и его оценки колхозного строительства в 1930-1933 гг. В частности, прозвучало меткое определение, которое Шанин дал зачинщику тотальной коллективизации: «Сталин — великий кре-стьяноборец!». Успех сталинской коллективизации, по мнению участников конференции, был связан с применением массового государственного насилия, проколхозной агитацией и пропагандой, растерянностью крестьянства и отсутствием в 1930 г. серьезных альтернатив колхозам, подрывом духовных основ и террором в отношении православных христиан. Не менее важным стал обмен мнениями по поводу популярности сталинской политики в современном обществе и даже в некоторой части ученого мира. Перед завершением дискуссии прозвучали предложения о том, чтобы подобная конференция стала ежегодной, и тут же был предложен целый ряд тем для дальнейшего исследования, обсуждения и презентации.
После закрытия конференции прозвучала краткая заупокойная молитва в память о жертвах коллективизации, раскулачивания и голода в 1929-1934 гг.
