CC BY
29
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
УДК 82 0 А. П. Бондарев
доктор филологических наук, профессор,
заведующий каф. отечественной и зарубежной литературы МГЛУ; e-maiL: Literatura_mgLu@maiL.ru
КРЕАТИВНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ ПЕРЕВОДЧЕСКОГО ТЕЗАУРУСА
Статья посвящена продуктивным в познавательном отношении взаимосвязям литературоведения и перевода. Декодирование свернутого в художественном образе символического смысла остается первостепенной задачей как литературоведения, так и художественного перевода. Поскольку квалифицированный литературный перевод призван учитывать все выявленные литературоведением функциональные корреляции, не выходя при этом по своему объему за пределы переводимого текста, такой перевод можно рассматривать как имманентную литературоведческую интерпретацию. На стартовом этапе «предпереводческого анализа» литературный переводчик выступает в роли «пристального читателя» (dose reader), прогнозирующего виртуальные варианты своих тактико-стратегических решений. Накопленные литературоведческие знания позволяют переводчику вступать в диалогическое общение с исходным текстом оригинала, в ходе которого спонтанно обогащаются и рецептивное сознание переводчика, и само художественное произведение.
Ключевые слова: отправитель / получатель; вживание / объективация; кодирование / декодирование; синтагматика / парадигматика; тезаурус; переводческая компрессия.
A. P. Bondarev
Doctor of Philology (Dr.habiL), Professor, Head of Department of Literature, MSLU; e-mail: literatura_mglu@mail.ru
CREATIVE POTENTIAL OF TRANSLATOR'S THESAURUS
The article is devoted to the relations between literary studies and translation, which are productive in terms of cognition. Decoding of the symbolical sense folded in an artistic image remains the primary task of both literary criticism and literary translation. Since a qualified literary translation is intended to take into account aH functional correlations revealed by literary criticism, without going beyond the limits
of the translated text, such a translation can be considered as an immanent Literary interpretation. At the initial stage of «pre-translation analysis», the literary translator acts as a «dose reader», predicting virtual versions of his tactical and strategic decisions. The accumulated literary knowledge aHows the translator to engage in dialogue with the original source text, during which the translator's receptive consciousness and the work of art are spontaneously enriched.
Key words: sender / receiver; empathy / objectification; encoding / decoding; syntagmatics / paradigmatics; thesaurus; translation compression.
Креативный потенциал автора-отправителя отличается от не менее креативного потенциала читателя-получателя. Кодирующее авторское сюжетообразование декодируется читательской рецепцией.
Декодирование свернутого в художественном образе иносказания - символического смысла - остается первостепенной задачей как литературоведения, так и художественного перевода. Согласно проницательному наблюдению Ц. Тодорова, «анализ художественного произведения сродни дешифровке и переводу; поскольку произведение воплощает "нечто", постольку задача исследователя (и переводчика. -А. Б.) - добраться до этого "нечто", расшифровать поэтический код» [Тодоров 1975, с. 41].
Квалифицированный художественный перевод представляет собой специфическую литературоведческую компрессию (свертывание), не выходящую по своему объему за пределы переводимого текста и при этом учитывающую все выявленные литературоведением функциональные корреляции. Он может рассматриваться как имманентная литературоведческая интерпретация, принимающая к сведению наработки мифологической, биографической, культурно-исторической, сравнительно-исторической, психоаналитической, социологической, структуралистской и постструктуралистской школ.
Рецепция релевантных внутри- и внетекстовых корреляций актуализирует переводческий тезаурус, который «...представляет собой определенную конструкцию знаний у каждого человека, группы людей, социальных общностей и т. д. У этой конструкции два основных назначения. Первое - ориентация в окружающей среде. Второе - саморазвитие, создание нового» [Луков 2018, с. 4]. Тезаурус переводчика - освоенное им качество накопленных знаний - позволяет ему ориентироваться в породившей художественное произведение культурно-исторической среде и вступать с ней в креативные отношения.
С момента завершения труда воплощения - авторской работы над текстом - произведение интегрируется в литературную систему большого исторического времени, и начинается его самостоятельная «жизнь в веках», во время которой произведение непрерывно обогащается функциональными значениями - интра- и интертекстуальными корреляциями. Поэтому главный постулат философской герменевтики гласит: для истории идей важно не то, что сказалось в произведении, а тот смысл, который читатель способен из него извлечь.
Переводческая рецепция обогащает произведение такими нарабатываемыми культурой коннотациями, которые были скрыты от автора, локализованного условиями его рождения и творческой биографии в пространстве малого исторического времени. Технология «пристального чтения» превращает читателя-переводчика в «анналиста» [Гуревич 2014], который обнаруживает в тексте выражение «ментальных структур» породившего его времени.
Поскольку все произведения классической литературы интегрирует в литературную систему вечно актуальная «проблема человека» (М. Бу-бер), находящегося в перманентном конфликте между Сциллой нормативных требований культуры и Харибдой амбивалентных базовых потребностей, художественный образ накапливает в инварианте своего архетипа варианты его конкретно-исторических интерпретаций.
«Пристальное чтение» (dose reading) предваряет «предпереводче-ский анализ». На этом стартовом этапе работы литературный переводчик выступает в роли вдумчивого аналитика, прогнозирующего виртуальные опции своих тактико-стратегических решений.
Смысловое обогащение произведения происходит в результате двойной процедуры - декодирования и вчитывания.
Декодирование «миметического» (Аристотель) произведения осуществляется посредством вычитывания смысла, интегрированного в него ментальностью создавшей его эпохи. Переводчик, вживающийся посредством пристального чтения в чуждый культурно-исторический контекст, обогащает модель своего сознания новыми сведениями.
Вчитывание экстраполирует переводческий тезаурус на вычитываемый посредством вживания смысл. Эти синхронно протекающие процессы формируют условия диалогической встречи двух многовековых эпистемологических традиций, занятых выяснением вопроса о способах обретения достоверного знания.
В процессе вычитывания читатель-переводчик выступает проводником сенсуалистской гносеологии, согласно которой воспринимающее сознание представляет собой «чистый лист бумаги», tabula rasa (по терминологии от Аристотеля до Локка), на которую обретаемый человеческой культурой опыт наносит слои своих палимпсестов.
В процессе вчитывания читатель-переводчик реализует теорию «врожденных идей» (от Платона до Канта) - трансцендентально апперцептивных моделей сознания, служащих априорными условиями познания явлений.
Эти рецептивные процессы - дедуктивный (от априорных моделей к практике) и индуктивный (от опыта к умозаключению) - непрерывно взаимообогащаются, сводя в продуктивном диалоге две познавательные функции: «трансцендентально-апперцептивную» (И. Кант) и «интенционально-ноэматическую» (Э. Гуссерль). Незавершимый диалогический процесс когнитивного общения переводчика с текстом и текста с переводчиком спонтанно обогащает и тезаурус переводчика, и само художественное произведение.
Порождая высказывание, автор отбирает на парадигматической оси селекции эстетически значимые для его художественного задания элементы действительности (мифологической либо исторической) и проецирует их на синтагматическую ось комбинации. Согласно Р. Якобсону, «селекция (выбор) производится на основе эквивалентности, подобия и различия, синонимии и антонимии; комбинация -построение предложения - основывается на смежности. Поэтическая функция проецирует принцип эквивалентности с оси селекции на ось комбинации» [Якобсон 1975, с. 204].
Со своей стороны читатель-переводчик, накладывая на синтаг-магическую ось фабулы парадигматическую иерархию коррелятивных пар, декодирует авторское сообщение, интегрируя его в систему внутри-и внетекстовых корреляций. В каждом герое, эпизоде и повороте сюжета синхронизируется вся парадигматическая ось градации, восходящей от абстрактного замысла к конкретному воплощению:
Парадигма коррелятивных пар
Замысел Воплощение
Апофатика героя Алеаторика фабулы
Парадигма коррелятивных пар
Тематизация проблемы Проблематизация темы
Романтизм Реализм
Автор Рассказчик
Фабула Сюжет
Традиция Новаторство
Мифология История
Эстетика Этика
Дабы не потерять ариаднину нить в многовекторных пересечениях теоретизирующего абстрагирования с практической конкретизацией, обратимся к роману Мигеля де Сервантеса Сааведры «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский», выступающему от имени человечества, изгнанного из мифологического состояния мира и борющегося за облагораживание исторических условий своего существования. С этой точки зрения оценивал значение романа Сервантеса Ф. М. Достоевский: «Это пока последнее и величайшее слово человеческой мысли, это самая горькая ирония, которую только мог выразить человек, и если б кончилась земля, и спросили там, где-нибудь, людей: "Что вы, поняли ли вашу жизнь на земле и что об ней заключили?" - то человек мог бы молча подать Дон-Кихота: "Вот мое заключение о жизни, можете ли вы за него судить меня?"» [Достоевский 1994, с. 105-106].
«Дон Кихот» являет собой классический пример синхронизации всей коррелятивной парадигматики. Переводческая деятельность включает в себя как проекцию парадигмы коррелятивных пар на синтагматику фабулы, так и ее верификацию спонтанной логикой самостоятельно сказывающегося романа.
Замысел и воплощение
Переводчик вживается в динамику релевантного взаимодействия новаторского замысла и его воплощения, интегрирующего текст в литературную систему. В корректирующем замысел воплощении утверждается более «реалистическое» изображение фабульной ситуации.
Текст «Дон Кихота» воспринимается современным читателем как непрерывная эволюция романного дискурса от бурлескных и траве-стийных приемов объективации героя, отважившегося реанимировать героику альтруистических подвигов, к постепенному признанию его несомненных нравственных достоинств. Согласно наблюдению Томаса Манна, в «Дон Кихоте» уважение автора к герою «непрерывно возрастает в течение всего повествования, и, быть может, процесс этого роста -самое захватывающее во всем романе, едва ли даже не самодовлеющий роман; притом он тождествен росту уважения автора к своему произведению, задуманному непритязательно, как некая грубоватая сатирическая шутка, без представления о том, какой символической вершины человечности герою суждено будет достичь» [Манн 1961, с. 197].
Апофатика героя и алеаторика фабулы
Апофатика (лат. fatum - предвещание, прорицание, судьба, рок; apо - греческий отрицательный префикс) описывает разворачивающиеся в душе героя динамичные процессы, побуждающие его совершать неожиданные для себя и окружающих поступки. Алеаторика (заимствованный из латыни музыкальный термин, дериватив от alea -игральная кость, случайность) - сфера объективной исторической реальности. Алеаторические события «набегают» на героя и модифицируют гносеологическую модель его сознания, вынуждая корректировать первоначальные проекты. Непредсказуемое взаимодействие апофатических поступков с алеаторическими событиями открывает перспективу спонтанного саморазвития сюжета.
Читателю-переводчику романа Сервантеса суждено разбираться в перспективах эволюции отношений между Дон Кихотом и Санчо Пансой. Интровертный идальго предлагает архаичную, заимствованную из парадигмы рыцарской мифологии, интерпретацию исторических событий. Экстравертный оруженосец проблематизирует ее, ссылаясь на достоверность показаний своих органов чувств. Поучительные пререкания Дон Кихота с Санчо Пансой иллюстрируют на сюжетном уровне расширяющую сознание собеседников полемику трансцендентальной философии с эмпирической. Столкновение героизирующего воображения рыцаря печального образа с травести-рующим практицизмом оруженосца рождает проникнутую горькой иронией диалогическую поэтику романа Сервантеса.
Тематизация проблемы и проблематизация темы
Пристальное чтение дифференцирует эвристическое взаимодействие тематизирующих (греч. Леша) усилий художественного задания и проблематизирующей реакции, исходящей от внутренней диалектики фабульных событий. В контексте «большого исторического времени» литературная эволюция раскрывается как деконструкция тематизирующих моделей авторского сознания. Тезаурус читателя-переводчика позволяет ему вычитывать из произведения ту проблем-ность, которая ретроспективно раскрывается как очередное опровержение некогда новаторского решения.
Спонтанное развертывание фабулы вступает в продуктивное противоречие с компульсивной тематизацией пародийного замысла. В контексте перехода от средневековой мифологической этиологии к ренессансной аналитической эпистемологии констелляция фабульных обстоятельств Дон Кихота уже с самого начала несла на себе печать многообещающей проблемности. Живущий в Дон Кихоте мифологический человек опровергался его социально-историческим статусом обедневшего идальго. Эта формообразующая конфликтология внутреннего и внешнего - данного и заданного - не учитывалась авторским замыслом на этапе «первого выезда» героя. Однако поэтапное осознание автором амбивалентности тематизируемого им замысла приводило к тому, что из-под пера Сервантеса начал спонтанно выходить «встроенный роман» - роман в романе, прочитывающийся как история более глубоко понимания автором изначальной проблем-ности тематизируемой им фабулы.
Романтизм и реализм
Термины «романтизм» и «реализм» полисемичны, поскольку обозначают и способы мировосприятия, и порождаемые ими литературные направления. Как литературное направление романтизм появился в первой трети XIX в. Расцвет классического реализма пришелся на середину века XIX.
Эти же термины обозначают два универсальных типа мировоззрения. Интровертный романтизм, завороженный идеей абсолюта (Шеллинг), дедуцирует ее в сюжете. Экстравертный реализм, завороженный объектом, индуцирует свернутый в нем смысл в фабуле.
Романтизм тематизирует априорное мировидение.
Реализм тематизирует апостериорную реальность.
Рыцарский романтизм Дон Кихота вступает в познавательный диалог с буржуазным реализмом. Итог этого диалога раскрывает потенциальную продуктивность для обеих диспутирующих сторон: романтическая модель сознания героя-рассказчика сталкивается с необходимостью учитывать требования реальности, тогда как буржуазной действительности, призывающей героя к большей адекватности, предлагается умерить свою оскорбительную для нравственного чувства филистерскую агрессивность.
Автор и рассказчик
Эпический «всеведущий» автор «Дон Кихота» трансформируется в рассказчика наподобие героев-нарраторов испанских пикаресок: от анонимной «Жизни Ласарильо с Тормеса» (1554) до «Хромого беса» (1641) Луиса Велеса де Гевары. В эпоху неумолимого «распада эпоса» выживание романа как жанра ставилось в зависимость от необходимости постигать «смысл и назначение истории» (К. Ясперс). Для решения этой задачи наивно «всеведущему» эпическому сказителю предстояло уступить место авантюрному герою, вовлеченному в событийную диалектику профанной истории. Ему предстояло в теле и духе пережить выпадающие на его долю испытания. За четыре века познавательных усилий бесконечно уязвимому picaro, жертве провоцирующих его наивность событий, суждено было возрасти до уровня компетентного рассказчика, а затем и всеведущего автора - создателя романных эпопей классического реализма.
Фабула и сюжет
Еще аристотелевское разграничение на diegesis и mimesis предполагало дифференциацию дискурса на фабульное изображение события и его сюжетную интерпретацию. Если паратаксис имплицирует в фабуле хронологическую каузальность, синтаксис эксплицирует в сюжете логическую, причинно-следственную темпоральность. Навыки различения автономных фабульных событий и их сюжетной интерпретации поднимают переводческую рефлексию на уровень осознания релевантного (смыслоразличительного) взаимодействия импликации и экспликации. Причинно-следственные отношения между временной последовательностью событий имплицируются
в фабуле. В сюжете они эксплицируются вербальными средствами авторской объективации.
Неспешные нравоучительные беседы рыцаря с оруженосцем гротескно оживили средневековый жанр «пререкания» (контроверзы) души с телом. Сведя в пространстве границах одного романа рыцарский сюжет с плутовской фабулой, Сервантес преодолел культера-нистский разрыв между априорной рыцарской ментальностью и апостериорной плутовской экспериментально стью. Модель рыцарского сознания куртуазна, модель плутовского сознания бурлескна. Бесценным итогом для исторического будущего романа станет преодоление эстезиологического конфликта между сознанием и бытием - фабульным событием и его сюжетной интерпретацией. Обретение романом достоверного знания обеспечит сближение, а затем, в качестве искомого идеала, - отождествление фабулы с сюжетом, к которому стремился роман классического реализма середины XIX в.
Традиция и новаторство
Как традиция нуждается в оживляющем ее новаторстве, так и новаторство нуждается в легитимирующей его традиции: вписываясь в традицию, новаторство преодолевает свою «безосновность» (и^гаМи^) и становится достоянием культуры. Облагороженный традицией замысел наделяется аподиктичностью и вступает с литературной системой в смысловые отношения, аналогичные отношениям между «языком и речью» (Ф. де Соссюр). Интегрируясь в литературную систему, новаторское произведение осовременивает прошлое и архаизирует современность.
Читательское вживание (ЕтАйЫи^) локализует высказывание в породившем его культурно-историческом контексте. Осовременивание наделяет произведение такими дополнительными значениями, которые не предусматривались автором на этапе его создания. Способность переводчика к вживанию в эстетический объект с последующей его объективацией обеспечивает преемственность настоящего с прошлым. На эту двустороннюю процедуру вживания и объективации указывал М. Бахтин: «Существенным ... моментом эстетического созерцания является вживание в индивидуальный предмет видения, видение его изнутри в его собственном существе. За этим моментом вживания всегда следует момент объективации, т. е. положение понятой вживанием индивидуальности вне себя, отделение от себя,
возврат в себя (осовременивание. - А. Б.), и только это возвращенное в себя сознание, со своего места, эстетически оформляет изнутри схваченную вживанием индивидуальность как единую, целостную, качественно своеобразную» [Бахтин 1996, с. 59-60].
«Дон Кихот» выступает продуктивным итогом труда по преодолению разрыва между традицией и новаторством. Полемика «Дон Кихота» со средневековым рыцарским романом оживляет куртуазную традицию. Вживаясь в рыцарскую психологию, плутовской роман объективирует ее как «качественно своеобразную», обеспечивая релевантность филиации. Они познавательно необходимы друг другу: если рыцарская традиция указывает плутовской на ее приземлен-ность, пикареска разъясняет куртуазному роману причину его угасания, кроющуюся в его инфантилизме.
Мифология и история
Мифологическое прошлое и историческое будущее встречаются в аналитико-синтетическом труде переводческой рецепции. Художественное произведение нуждается в переводчике не меньше, чем переводчик - в получателе. Промежуточное положение переводчика между мифологическим и историческим эонами мировой культуры позволяет ему выявлять исторический смысл в мифе и извлекать архетип из преходящего исторического события. Историческое сознание, адресуясь к этиологии архетипа, преодолевает свою безосновность. Отношения между ними персонифицируются в «вечных образах» Дон Кихота и Фауста.
В романе Сервантеса обогащают друг друга два эпистемологических способа обретения достоверного знания - этиологический и гносеологический. Дон Кихоту - будущему герою романа Нового времени, познающему «зло истории», не уклониться от анализа внутренней диалектики события, а Санчо Пансе - от труда подтверждения наивной мудрости фольклорной ментальности гносеологическими символами мировой культуры.
Эстетика и этика
Эстетическая и этическая формы объективации восходят к этиологии архетипа и гносеологии поступка. Природная мифология -эстетична, социальная история - этична. Пытаясь вникнуть в логику
исторического события, архаичное мифологическое сознание выходит за границы своего консерватизма.
Способность переводчика отличать автономность фабульного события от его сюжетной интерпретации позволяет ему отделять субъективную авторскую преднамеренность от объективной событийной непреднамеренности. В статье «Ранний Уэллс» Хорхе Луис Борхес, счастливо сочетавший в себе теоретика и художника, критикует автора за этическую тенденциозность как причину недостаточно глубокого проникновения во внутреннюю диалектику изображаемого конфликта: «Если автор выказывает отвращение к какому-нибудь персонажу, нам кажется, что он не вполне его понимает, что он признает необязательность этого персонажа для себя. Тогда мы перестаем доверять его всепониманию, как перестали бы доверять всепониманию Бога, который поддерживал бы рай или ад» [Борхес 2007, с. 406].
Удаленность от нужд быта эстетизирует бескорыстный альтруизм Дон Кихота.
Погруженность Санчо Пансы в заботы о нуждах своей телесности этизирует его прагматизм.
Итоги
Динамика горизонтальных (синтагматических) и вертикальных (парадигматических) отношений между членами коррелятивной пары побуждает читателя-переводчика, выступающего от имени каждого нового культурного поколения, заново переосмысливать апперцептивные модели сознания автора и его эпохи. Потенциал подобных виртуальных переосмыслений безграничен. Тот факт, что автор - это в первую очередь читатель, вербализующий свою историко-литературную рецепцию, объясняет генезис постмодернистской деконструкции. Ведь самыми пристальными читателями (close readers) литературных произведений выступают романисты, поэты, драматурги. «Избыток видения», представляющий им в новом свете сюжетообразующие отношения между автором и объективируемым им событием, побуждает их вникать в историческую логику радикально сменяющих друг друга культурных парадигм.
Выявление обогащающих произведение внутри- и внетекстовых коннотаций позволяет читателю-переводчику устанавливать релевантные - смыслоразличительные отношения между прошлым и будущим.
Креативную ментальность автора-отправителя и столь же креативную ментально сть переводчика-получателя связывают давние творческие узы: художественное произведение нуждается в переводчике для продления своей «жизни в веках» ничуть не меньше, чем переводчик - в адекватном восприятии его символического смысла для своего дальнейшего личностного, а следовательно - профессионального роста.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Бахтин М. М. К философии поступка // И. В. Пешков. М. М. Бахтин: от Философии поступка к Риторике поступка. М. : Лабиринт, 1996. С. 35-162. Борхес Х. Л. Ранний Уэллс // Собр. соч. : в 4 т. Т. 2. СПб. : Амфора, 2007. С. 404-407.
Гуревич А. Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М. : Центр гуманитарных инициатив, Университетская книга, 2014. 434 с. Достоевский Ф. М. Дневник писателя. 1876 год // Собр. соч. : в 15 т. СПб. :
Наука, 1994. Т. 13. 5-407. Луков В. А., Кузнецова Т. Ф., Трыков В. П. Европейская культура в тезаурус-ном освещении: теоретические основания энциклопедических очерков Владимира Андреевича Лукова // Вл. А. Луков Европейская культура в русском тезаурусе: Энциклопедические очерки : в 3 т. М. : Издательство Московского гуманитарного университета, 2018. Т. 1. С. 3-23. Манн Т. Путешествие по морю с Дон Кихотом // Собр. соч. : в 10 т. Т. 10. М. :
Художественная литература, 1961. С. 174-228. Тодоров Ц. С. Поэтика // Структурализм: за и против : сборник статей. М. :
Прогресс, 1975. С. 37-113. Якобсон Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм: за и против : сборник статей. М. : Прогресс, 1975. С. 193-230.
