CC BY
53Azerbaijani history discipline and history education was actually formulated and developed as an indivisible part of the former Soviet history. This was not only based on the Marxist methodology, but it also came out of the preparation of staff, the selection of research topics, and the similarity of organizational affairs in the discipline. In the history textbooks during the Soviet era, loving the Soviet State and the Communist Party, ideals of communism in line with atheism, respect for Marxism-Leninism, uncompromising struggle against bourgeois order and ideology became the primary goals. In this environment, history education had to share the same destiny with history as a discipline. The compulsory passivity in education also affected the authors of methodical books (5).
There are two types of history lessons in the independent Azerbaijani Republic schools, as they were in the USSR. In this period, the history of the USSR was replaced with the history of Azerbaijan History and the General History courses were continued to be taught after changing their contents. Since Azerbaijani history textbooks cover the history of Azerbaijan from the earliest ages to the contemporary era, the period of Azerbaijan under the administration of the USSR is also the subject of this course.
As a result, Azerbaijani historiography has been successfully written after the historical independence of Azerbaijan by using Soviet methods of human training in accordance with Marxist ideology. At the beginning of the '90s, post-independence historiography was shaped by the history writing and teaching culture of the historians who had been trained in the Soviet education system. Baku Academy of Sciences was formed in 1945, established with the culture of the Russian Academy of Sciences. Thus, the methods of writing and teaching history were the same as the methods that the Russians practiced while shaping the Soviet Union. These methods demonstrate that Azerbaijani Turks are continuing their path of rapidly becoming a local nation by applying a successful process.
Литература и источники
1. Dursun Dilek, Tarih Derslerinde Ogrenme Ve Du§unce Geli§imi, Ankara, Pegem Publications, 2001, p. 43.
2. Hacisalihoglu, Fuat, Azerbaycan'da Ulusal Tarih Yazimi, International Journal of Historical Research, Prof. Enver Konukfu Armagani, Ankara 2012, p.173-194.
3. Kurat, Nimet Akdes, Rusya Tarihi-Ba§langi?tan 1917'ye kadar, TTK, Ankara 2014, p.461-491.
4. Suleymanli Ebulfez, Milletle§me Surecinde Azerbaycan Turkleri, Otuken Ne§riyat, Istanbul 2006, p. 1066.
5. Memmedov(Karamanli), Husamettin, Azerbaycan'da Basmakalip Tarih Egitimi ve Mucadele Yollari, Tarih Egitimi ve Tarihte "Oteki" Sorunu, The Second International Congress of History Papers, Tarih Vakfi Yurt Yayinlari, 2.Baski, Istanbul 1998. pp.215-220.
6. Tekeli, ilhan "Kureselle§en Dunyada Tarih Egitiminin Amaflari Ne Olabilir?", History Teachingand Course Books, istanbul, Tarih Vakfi Yurt Yayinlari, 1995, (pp. 34-42), p. 40.
БЮЙЮКБАШ НИХАТ - Вице-Президент Центра Исследования Ататюрка Турецкой Республики, диссертант Института Истории Национальной Академии наук Азербайджана.
BUYUKBASH, NlHAT - Vice President of Ataturk Research Center, Baku Academy of Sciences, History Institute, Ph.D. student (nihatbuyukbas@hotmail.com)
УДК 39(=161):265.8 «18/20»
БУЗИН В.С. КРАСНОЕ И СИНЕЕ В АТРИБУТИКЕ РУССКОЙ ТРАДИЦИОННОЙ ПОГРЕБАЛЬНОЙ ОБРЯДНОСТИ
Ключевые слова: русские, погребальная обрядность, семантика цвета, красное и синее, живое и мертвое, бинарные оппозиции.
Статья посвящена семантике цвета атрибутов русской традиционной погребальной обрядности, которая, в первую очередь, проявлялась в отношении одежды ее фигурантов - погребальной (смертной) и траурной. Принято считать, что для нее характерно наличие двух цветов - черного и белого. Однако обращение к имеющимся материалам демонстрирует присутствие и других цветов, среди которых наиболее частыми являются красный и синий, чему обнаруживаются аналогии у других народов, прежде всего, восточнославянских - украинцев и белорусов. Автор утверждает, что широкая представленность двух этих цветов в обрядах перехода (к которым относится и погребальный ритуал) объясняется их оппозиционным положением в цветовой гамме, о чем, благодаря наблюдениям за радугой, знали уже наши глубокие предки. Красный цвет наделялся положительной семантикой, синий - отрицательной. В русской народной свадьбе эта оппозиция проявлялась в смене одежды невесты синего цвета на красный. В погребальной обрядности чаще
наблюдалась инверсия: красный цвет «делегировался» покойному, как средство его возрождения, а синий, по антитезе, - участникам обряда. Однако отмечена и традиция «правильной» семантики этих цветов: синего, как принадлежащего миру мертвых, красного - живых. С учетом характерных для русской погребальной обрядности белого и черного цветов, разнообразие ее «цветового оформления», автор объясняет формированием русского этноса из групп населения с разными традициями, в том числе, символического восприятия цвета.
BUZIN, V.S.
THE RED AND THE BLUE IN THE ATTRIBUTES RUSSIAN TRADITIONAL FUNERAL RITES
Keywords: Russian, the funeral rites, the semantics of color, red and blue, the living and the dead, a binary opposition.
The article is devoted to the semantics of the color attributes of the traditional Russian funeral rites which, in the first place, manifested in the clothing of her figures - burial (death) and funeral. It is considered that it is characterized by the presence of two colors - black and white. However, the reference to the available material demonstrates the presence and other flowers, among which the most common are red and blue, which found analogy in other Nations, primarily the East Slavic Ukrainians and Belarusians. The author argues that the widespread representation of these two colors in the rites of passage (such as funerary ritual) is due to their opposition position in the color spectrum, which, through observations of the rainbow, we knew our deep ancestors. Red endowed with positive semantics, blue - negative. In the Russian folk wedding this opposition was manifested in the change of clothes of the bride in blue on red. In the funeral rites often observed inversion: red "deferred" to the deceased, as a means of reviving it, and the blue on the antithesis - the participants of the ceremony. However, there is the tradition of the "right" semantics of these colors: blue, as belonging to the world of the dead, red live. Considering specificity of the Russian funeral rites also white and black colors, the diversity of its "color scheme", according to the author, due to the formation of the Russian ethnos from groups with different traditions, including the symbolic perception of color.
Обратиться к данной тематике автора подтолкнул сугубо бытовой случай. В Белоруссии (г. Могилев) на похороны своего родственника я хотел надеть рубашку красного цвета, на что последовало возражение: «А у нас на похороны красного не надевают». С тех пор я стал обращать внимание на фигурирующие в научной литературе материалы по специфике цвета в традиционной обрядности, особенно переходного типа, где она проявляется, в основном, в одежде ее фигурантов. В первую очередь, на обрядность русских, которыми я занимаюсь, но на фоне других народов, прежде всего, как наиболее близких, восточнославянских - украинцев и белорусов. Из этих наблюдений выросла работа о символике цвета в русской народной свадьбе [1]. Данная статья посвящена двум цветам - красному и синему - как атрибуту погребальной обрядности русских (преимущественно траурной и погребальной одежды).
В дальнейшем мы будем использовать именно понятия «траурная» и «погребальная»/«смертная» (одежда). Эта оговорка сделана потому, что, во-первых, иногда в литературе используется название «похоронная», определение которого допускает применение и к одежде умершего и к одежде участников ритуала, а во-вторых, не всегда четко разграничиваются понятия «погребальная» и «траурная» применительно к атрибутике похорон. Это мы видим и в дореволюционной статье В. Данилова [2], и в более поздней монографии о традиционной культуре восточных славян Д.К. Зеленина [3, с.354-355] и в относительно недавней работе С.П. Бушкевича и А.Б. Страхова [4]. В них понятием «траурная» зачастую определяется именно погребальная атрибутика похорон (хотя, судя по взятию в кавычки слова «траур», в работе С.П. Бушкевича и А.Б. Страхова, это различие авторами осознавалось).
В современной традиции русских и, в целом, восточнославянских народов, предписания относительно погребальной и траурной одежды довольно однозначны.
Покойник должен быть «белым», что достигается закрытием его тела (перед опусканием в могилу - с головой) саваном или покрывалом, цвет собственно одежды может быть любым, но, по крайней мере, «скромным» - не ярким, не броским. Цвет траурной одежды предписывается темный, лучше близкий к черному. Чем ближе степень родства, тем темнее должна быть вся одежда. Безусловно, в этом различии находит выражение дихотомия: мертвое - белое / живое - черное. Но это современная традиция. Насколько она изначальна, то есть всегда ли была таковой?
В уже упомянутой монографии Д.К. Зеленина констатирована ситуация на начало XX в.: «В знак траура все восточные славяне носят белую одежду.... Черный цвет как знак траура появился в деревнях лишь недавно» [3, с.354-355]. Что же касается одежды погребальной, названной им «смертной», то им утверждалось, что она «в большинстве случае белая», кроме того, тело покойника помещается в саван [3, с.346-347]. И только для обрядности «образованных украинцев» Д.К. Зеленин отмечал факт наличия красного цвета одежды, ссылаясь на статью В. Данилова «Красный траур в малорусском погребальном обряде» [3, с.355].
Полвека спустя Г.С. Маслова в своей работе, посвященной восточнославянской обрядовой одежде, заявляла, что «белый цвет преобладал в погребальной одежде восточных славян», имея в виду и собственно погребальную (на покойнике) одежду и траурную. Затем, «под польским влиянием», в обоих видах одежды он начал сменяться черным цветом, сначала в городской среде, а потом и в сельской [5, с.96-97]. Но в изначально «основной белый цвет, - была сделана ею оговорка, - как бы вкрапливались другие, темные, цвета, в частности, немало упоминаний о черном и синем цветах в погребальной и траурной одежде» [5, с.96]. Ссылка была сделана при этом на украинские и белорусские материалы. Слово «вкрапление», судя по приводимым примерам, не совсем удачное. Его, видимо, следует понимать, как «наличие» - видов одежды, причем знакового для данного ритуала цвета. Указано было Г.С. Масловой и на красный цвет - в украинской погребальной обрядности с добавлением других материалов к фигурирующим в статье В. Данилова [5, с.97].
Положения Д.К. Зеленина и Г.С. Масловой, в целом, были воспроизведены в коллективной монографии, характеризующей традиционную восточнославянскую культуру: траурная и погребальная одежда сначала была белой, но затем, под влиянием общеевропейской городской традиции, траурная становится черной, хотя бытовала в качестве траурной также «красочная и цветная одежда» - у украинцев Центральной Украины и русских Бухтармы и Забайкалья [6, с.411].
Данная статья посвящена вопросу о месте, которое занимали в традиционной погребальной обрядности, прежде всего, одежде фигурантов, русского, а также двух других восточнославянских народов - украинцев и белорусов, красный, синий и близкие им цвета.
Красный цвет атрибутики похорон исследователи почти исключительно обосновывали материалами, фигурировавшими в уже упомянутой статье В. Данилова. Несмотря на слово «траур» в его названии, речь в ней идет, главным образом, о цвете погребальной/смертной атрибутики. В частности, говорится о покрытии красным сукном гроба у «образованных украинцев» (так, например, хоронили Т.Г. Шевченко). Полемизируя с А.А. Котляревским, который возводил происхождение красного цвета в похоронной обрядности к огню погребального костра, на котором древние славяне сжигали умерших, В. Данилов объяснял эту особенность случайностью. Одежда, доказывал он, которой покрывали умершего казаки, имела, обычно, красный цвет. По причине повторяемости, он приобрел сословно-ритуальное значение, а в виде «отзвука» отчасти сохранялся у украинцев «в некоторых местах». Им указывалось и на использование в атрибутике украинских похорон других расцветок - черной и белой;
последней - при обряжании умершего. Но при этом отсутствовало объяснение им же приведенных фактов применения такой атрибутики красного цвета, как вывешенный на воротах дома покойника пояс или нити на руках девушек, несущих гроб с умершей подругой [2].
Но это объяснение случайности было воспринято и Д.К. Зелениным, заявившим, что «красный цвет как цвет траура не является этнографическим фактом» [3, с.355.], и Г.С. Масловой, утверждавшей, что он «для погребальной одежды имел узколокальное значение и был связан со спецификой казацкого быта» [5, с.97].
Однако в атрибутике похоронной обрядности восточных славян красный цвет, в основном, погребальной одежды, присутствует гораздо шире, чем у части украинцев, что говорит о закономерности его проявления. Так, у русских в Латгале одеваемый на покойника сушун (верхняя одежда типа сарафана) шился из красной ткани [7, с.315]. В Заонежье венец для умершего делали из бересты, обшитой красным кумачом [8, с.153]. В обряде «похороны кукушки» в Калужской губернии захораниваемую куклу, которая мыслилась эманацией девушки-невесты-покойницы, обряжали в красную одежду [9, с.185]. В сектантской среде существовал обычай «красной смерти» (отмечен в Саратовской губ. и ряде других мест) - удушения подушкой этого цвета. Есть и другие свидетельства этой традиции [4, с.20]. Среди них отметим зафиксированный иностранными источниками в XVII в. факт обряжания покойника на Руси в обувь красного цвета (одежда на него одевалась белая) [10, с.292; 11, с.202]. Погребальный ритуал этнографической наукой относится к «переходным», но и в профаном понимании он был таковым, что в русской народной среде выражалось в особом отношении к обуви, как в свадебной обрядности, так и в погребальной [7, с.161; 6, с.411].
У украинцев красный цвет в обряжании умерших проявлялся в охарактеризованном выше обычае укладывания покойника (казака, героя думы) «на червону китайку» и покрытия ею же лица и тела (известный по фольклору красный платок, которым умирающий чумак повязывает свою голову) [2, с.31]. Отметим также красные пацьорки (бусы), что одевали на умершую девушку в Западной Украине [5, с.92]. Помимо погребального одеяния, красный цвет был характерен и для другой атрибутики украинского похоронного ритуала (кроме отмеченных В. Даниловым, уже фигурировавших): по смерти человека на воротном столбе повязывали кусок красной ткани [12, с.332], при выносе умершего хозяина дома на ворота - красный пояс [3, с.350].
Отметим, что маркирование умершего красным цветом головного убора имеет сербскую аналогию - одевание красной шапки на покойника [13, с.61].
Маркирование красным цветом используемых в похоронах предметов известно и у неславянских народов. Например, оно широко практиковалось у финноязычных сету: красные нити пускали по подушке, что была под головой покойника (как и у соседней води); концы жердей погребальных носилок обвязывали красной шерстяной пряжей; на лошади, что везла умершего, было льняное покрывало с красным узором [14, с.118, 121, 125]. Находятся и совсем отдаленные аналоги этой традиции типа ламбы - куска ткани, исполняющего роль одежды у малагасийцев Мадагаскара - белого или с узором, но всегда красного в виде покрывала на покойнике [15, с.643] или раскрашивания лица умершего красной краской у индейцев-тлинкитов Северной Америки [16, с.35].
Для русской народной свадьбы известна традиция смены синего (черного) цвета одежды невесты в начале свадьбы на красный - в ее продолжении, в чем сказывалось противопоставление ее первого этапа, как «печального», второму - веселому [5, с.31-32, 34; 17, с.177-178; 18, с.5].
И в похоронной обрядности русских есть факты оппозиции красному цвету обряжания умершего синему цвету траурной одежды. У русских он был представлен такими ее видами, как «синюшка» - верхняя глухая туникообразного кроя из синего
сукна (Рязанская губ.) [17, с.204]; носимым «по печали» андараком синего цвета без украшений [7, с.10]; «печальной» поневой южных губерний европейской России -клетчатой темно-синего цвета с узкими белыми разделяющими полосами, не украшенной (была и подвенечной одеждой и носилась старухами) [7, с.210], и поневой «кручинной» (она же «синенная») с клеткой из белых подсиненных нитей, что надевалась в этой ситуацией с запоном, имевшим рукава синего цвета (праздничные запоны и поневы отличались включением красного цвета) (Тамбовская обл.) [19, с.21].
Как отмечено выше, современная траурная одежда отличается темными расцветками. В русской народной среде были известны и ее специфические виды: черные кодманы и понитки, которые при трауре носили накинутым на голову (Рязанская губ.) [5, с.99], «печальный платок» (Тамбовская обл.) [20, с.133, 36]. Но различны ли это цвета -черный и синий? Оказывается, в традиционной культуре русских они вполне могли отождествляться, что было подмечено Т.А. Бернштам [21, с.31] и объяснено В.М.Жигулевой качеством отбеливания тканей, при окраске определявшего гамму цветов в диапазоне от синего до черного [19, с.24]. И в свете этих наблюдений, становится понятной неоднозначность цветовой характеристики великорусской траурной одежды ХУ1-ХУШ вв.: «Семейные носили скорбное платье цвета черного или синего» [22, с.142].
Традиция синего цвета в траурной одежде прослеживается и у других восточнославянских народов: у белорусов траурные наметки и кисеи головного убора украшались синей полосой [23, с.72; 5, с.97]; иногда с тождественностью цвету черному, например, украинцы Галиции по смерти родственника голову повязывали черными или синими платками [5, с.97]. Можно отметить и более далекие аналогии этим фактам: синий цвет, как траурный, известен в похоронах узбеков [24, с.179], у курдов-йезидов слово «шинк» обозначает и «синий цвет» и «траур» [25, с.154-155].
В выявляемой таким образом бинарности: красное - погребальное (мертвое)/синее (черное) - траурное (живое) - наибольший интерес представляют случаи, в которых красное и синее фигурируют в виде оппозиции. В белорусской традиции она проявлялась в предписаниях цвета траурной женской наметки, которая украшалась синей полосой, но не красной, как обычно [23, с.72], и кисеи головного убора - на траурной нашивалась синяя полоска ткани, а на бытовой - красная [5, с.97]. У гуцулов Карпат в погребальной одежде были отдельные части красного цвета, но не допускался черный с объяснением, что тогда «на том свете будет черно» [5, с.97]. В представление о красном, как цвете мертвых, вписывается и запрет на ношение одежды этого цвета при трауре у славян [в этом плане см.[ 26, с.12], однако утверждение об универсальности этого запрета для всей славянской традиции выглядит слишком категорично в свете приводимых далее фактов]. Об этом запрете в Белоруссии говорится в начале статьи, есть информация о нем у белорусов Полесья [27, с.258]; в украинской традиции, когда в случае смерти близких девушка не должна была носить красных лент и поясов [5, с.96-97].
Противопоставление красного и синего, как цветовой символики мертвого и живого, обнаруживается и у народов отдаленных культур и традиций. У египтян носилки, на которые укладывали покойного, покрывали предпочтительно красной материей, и погребальное одеяние не должно было быть из ткани синего и близкого к нему цветов, между тем, как родственники и близкие покойного при движении на кладбище отличались полоской синей ткани, обернутой вокруг головы и стянутой узлом на затылке. Кроме того, платок синего цвета либо был накинут у них на плечи, либо они размахивали им [28, с.397-398]. Однако есть, пусть и немногочисленные, факты обратного соотношения: синего цвета, как погребального/мертвого с красным - как траурным/живым. Синий (голубой) цвет мог предписываться для погребальной одежды: у украинцев - синий мужской жупан (Киевская губ.), женские синяя плахта («синятка»),
голубая (или зеленая) запаска (Полтавская губ.) [5, с.96]. У белорусов было принято подпоясывать умершего синим поясом [29, с.533].
Красный цвет, как практикуемый для траурной одежды, известен только в одном случае - у русских района Курши рязанского Поочья, где траурным женским костюмом была понева темно-красного цвета с узкими поперечными черными полосами и белые рубаха, пояс и головной платок. К сожалению, имеющиеся материалы не позволяют определить, какой из цветов - красный (поневы) или белый (остальной одежды), а может быть и оба имели значение знакового для данной ситуации. Отметим, что исследователями отмечается специфика традиционной культуры русских этого региона -со значительным наследием балтского элемента, о чем свидетельствует название реки Курша (явно восходящее к балтоязычным куршам Прибалтики), многочисленность местных преданий о древней «литве» и, важно отметить, особенности одежды [30, с.20-21, 78].
О практике символизации синего (иногда голубого или черного) цвета, как погребального (соотносимого с миром мертвых), и красного, как ему оппозиционного (что заставляет предполагать его ассоциацию с миром живых), свидетельствует противопоставление их в некоторых традициях. Так, в обряжании умершей девушки у украинцев (Полтавская губ.) избегали всего красного, заменяя его голубым. Например, снимали красное намисто, красные ленты сменяли на голубые [5, с.92]. Молодую женщину здесь одевали в синюю плахту, зеленую или голубую запаску [31, с.167]. У белорусов Гродненщины готовили смертную одежду синюю или черную (допускался ее белый цвет), но категорически запрещался красный [32, с.250]. Укажем в качестве аналогии на запрет в похоронной обрядности вепсов: «нельзя ничего класть в гроб (надо понимать, и в отношении одежды покойного - В.Б.) красного» [33, с.70]. Противопоставление черного, как связанного с похоронами и, следовательно, со смертью, и красного, в качестве символики свадьбы, и, тем самым, жизни, проявилось в украинских похоронах, когда маршалок нес корогву не красного, как во время свадьбы, а черного цвета [5, с.93].
Бинарная оппозиция синее/красное (и близкие им цвета) в погребальной обрядности могла иметь и иное символическое значение, отражая пол умерших, что проявлялось в окрашивании гроба у русских Сибири в начале XX в.: парня в голубой цвет, а девушки - в розовый (гроб взрослых, судя по контексту источника, был черного или коричневого цвета) [5, с.97]. Поскольку цвет гроба взрослых людей таких различий не имел, можно предположить, что для парня и девушки это цветовое различие связывалось с брачной перспективой захороненных - похороны-свадьба была весьма характерна для восточнославянской погребальной обрядности. Однако данная традиция окраски гроба явно имела локальный и скоротечный характер. Примечательно при этом, что дихотомия мужское - синее/женское - красное проявляется в современной родильной обрядности, что нередко наблюдал автор у входа санкт-петербургской Клиники акушерства и гинекологии им. Д.О. Отта. При выносе оттуда новорожденного определить его пол не составляло труда: по синему цвету ленточки «конверта» мальчика и красного - девочки. Кроме того, противопоставление синего и красного цветов могло иметь символику отрицательного и положительного: на Черниговщине в православных церквях в скоромные дни вывешивали ручники красного цвета, в постные - синего, черного, коричневого цветов [23, с.77]; украинская девушка-сирота венок носила из голубых и зеленых лент, а имевшая родителей - красных [5, с.96-97].
Какие же можно сделать выводы относительно приведенных выше (безусловно, далеко не исчерпывающих) материалов о семантическом значении красного и синего цветов (и им близким) в погребальной обрядности русского, а также украинского и белорусского, и отчасти и некоторых других народов?
Красный цвет в бытовом смысле до сих пор наделяется положительной семантикой - как праздничный, радостный, ассоциируемый с солнцем, светом, теплом. Реликтово понятие «красный» до сих пор имеет значение «красивый». Исходя из этимологии слова «краска», можно сделать предположение, что он был первым в нанесении на поверхность - «окрашивании».
Синий цвет, как противостоящий красному по физическим характеристикам [34, с.442], о чем человек знал с глубокой древности, наблюдая такое явление, как радуга, видимо, уже на ранних этапах человеческой истории наделялся отрицательной семантикой. Он не входил в число первых используемых человеком, каковыми, по мнению В.Тэрнера, были черный, белый и красный цвета, связываемые с человеческими выделениями (экскременты, мужское семя и кровь) [35, с.101-103] и получаемые из широко встречающихся природных материалов: черный - сажи, красный - глин охристых оттенков, белый - извести (мергеля) [36, с.99-100]. Получение синего цвета, можно предполагать, до определенного уровня технологического развития, было невозможно, однако важность его, как противостоящего красному цвету, осознавалась. И он мог по необходимости заменяться черным цветом, который стал отождествляться с синим. Появившиеся возможности достижения синей окраски предметов в условиях архаического производства, как это видно на примерах, бытовавших в русской народной среде, не позволяли четко их различать, что способствовало сохранности семантического восприятия синего и черного, как одинаковых цветов. Оппозиционность синего и красного цветов нашла выражение в русской свадьбе в виде противопоставления двух состояний невесты: «мертвого» в синей (или черной) одежде начального этапа и в красной, символизирующей ее возрождение - завершающего. Использование красного цвета, как способа оживления, уходит корнями в палеолитическую эпоху, когда практиковалась посыпка погребенных охрой - глиной красных расцветок [1].
Однако в погребальном русском, и в целом, восточнославянском, ритуале чаще мы видим обратное соотношение: маркирование покойника красным цветом, а живых -синим (сейчас черным). Это объясняется инверсией: красный цвет «делегировался» мертвому, как фактор возрождения, а синий - по антитезе - живому. В этом плане интересны материалы по женской «кручинной» (траурной) одежде бывших однодворческих селений севера Тамбовской области. Здесь она представляла собой несколько комплексов, которые поэтапно сменяли друг друга в зависимости от степени траура. На начальном этапе траурные запоны имели синий цвет, но чем слабее была «кручина», тем более усиливалось значение красного цвета (он был основным на запонах праздничных) [19, с.23]. Эта смена демонстрировала возвращение индивида из ритуального состояния, в котором важно было подчеркивание его отнесенности к миру живых, к профанному, где красный цвет одежды не имел этого значения.
Связь красного цвета с миром мертвых, а синего - с миром живых, возможно, усматривается в родильной обрядности. Так, у русских Заонежья беременной женщине запрещалось смотреть на покойника, но при необходимости проститься с близким человеком, она должна была положить за пазуху красную тряпку или крашенную ложку (деревянные ложки обычно окрашивали в красный цвет) [8, с.150].
Точно таким же было предписание роженице у вепсов [33, с.71]. К.К. Логинов относительно этой рекомендации высказал предположение, что красный цвет выполнял обереговую функцию, будучи противопоставлен цветам, характерным для загробного мира [8, с.150]. Однако исходя из фактов маркирования мира мертвых красным цветом и запретности его для мира живых, скорее, логика этого действия была обратной. Таким образом демонстрировалась принадлежность роженицы миру мертвых и, тем самым, что для покойника она «своя», тем более, что роды мыслились, как путешествие женщины за ребенком в потустороннее пространство [37, с.92-94].
«Оппозиционная» красному семантика синего цвета, как принадлежащего миру живых, проявлялась в родильной обрядности в виде действия по оживлению младенца, появившегося без признаков жизни: бабка брала синюю тряпку, периодически зажигала и гасила ее перед его носом со словами: «Жива дзиця, жива дзитя» (Тверская губ.) [38, с.692]. Этим показывалось, что новорожденный - представитель мира живых, а не мертвых, как в похоронной обрядности живые участники маркировались синим цветом в отличие от «красного» покойника.
Вместе с тем, интересно существование в погребальной обрядности, пусть и немногочисленных, фактов «правильного» наделения атрибутики цветностью (как это характерно для свадьбы): синее - мертвое, а красное - живое, что можно увидеть в приведенных примерах расцветки погребальной и траурной одежды.
Из-за ограниченности объема статьи автор опускает вопрос о роли еще двух цветов атрибутов похоронной обрядности, прежде всего, погребальной и траурной одежды, в русской традиции (конечно, не только в ней) доминирующих и поныне - белого и черного. В целом, на первый взгляд, создается впечатление, что цветовая расцветка ее была весьма хаотична, с отсутствием какой-либо закономерностей и логики использования. Однако тщательный анализ имеющегося материала, базируясь на структурно-семиотических основаниях, показывает присутствие последней. Выявляется бинарная оппозиционность красного и синего цветов, как семантически положительного/живого и отрицательного/мертвого в свадебной обрядности, и с инверсией в погребальной: окраски красным мертвого и синего - живого и даже с запретом красного для живых. Но эта традиция в погребальной обрядности не столь однозначная, как в свадебной, поскольку есть факты отсутствия этой инверсии.
Однозначны современные предписания относительно цвета погребальной и траурной одежды: белое - мертвое/темное (черное) - живое. Однако обращение к более ранним материалам обнаруживает иные традиции цветовой символизации живого и мертвого состояний, когда для траурной одежды предписывался белый цвет, а для погребальной - черный. Иногда одна и та же расцветка могла быть характерна и для одежды траурной и погребальной - белая и черная (этой теме, с приведением соответствующих материалов, автор планирует посвятить следующую работу). Автор выдвигает предположение, что эта неоднозначность и видимая хаотичность объясняется формированием русского этноса из групп населения с разными традициями, в том числе, символического восприятия цвета.
Литература и источники
1. Бузин В.С. О цветовой символике русского народного свадебного костюма // Современная научная мысль. - 2016. - №6. - С.107-116.
2. Данилов В. Красный траур в малорусском погребальном обряде // Живая старина. - Год XVIII. -1909. - Вып. 4. - С. 31-37.
3. ЗеленинД.К. Восточнославянская этнография. - М.: Наука, 1991.
4. Бушкевич С.П., Страхов А.Б. Восточнославянский «красный траур» по данным фольклора и погребальной обрядности // Балкано-славянские этнокультурные и археологические древности: Тезисы докладов. - М., 1985. - С.19-21.
5. Маслова Г.С. Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах XIX-начала XX в. - М.: Наука, 1984.
6. Этнография восточных славян: Очерки традиционной культуры. - М.: Наука, 1987.
7. Русский традиционный костюм: Иллюстрированная энциклопедия / авт.: Н.Соснина, И.Шангина. -СПб.: Искусство-СПб, 2006.
8. Логинов К.К. Семейные обряды и верования русских Заонежья. -Петрозаводск: Карельский научный центр РАН,1993.
9. Бернштам Т.А. Обряд «крещение и похороны кукушки»// Материальная культура и мифология Сб. Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого. - Т.XXXVII. - Л.: Наука, 1981. - С.179-203.
10. Олеарий А. Описание путешествия в Московию. - Смоленск: Русич, 2003.
11. Стрейс Я.Я. Три путешествия. - Рязань:Александрия, 2006.
12. Украинцы / Народы и культуры. - М.: Наука, 2000.
13. Успенский Б.А. Филологические разыскания в области славянских древностей. Реликты язычества в восточнославянском культе Николы Мирликийского. - М.: изд-во Московского университета, 1982.
14. Рихтер Е.В. Некоторые особенности погребального обряда сету // Советская этнография. - 1979. - № 2. - С. 116-128.
15. Народы Африки // Народы мира. - М.: Наука, 1954.
16. Корсун С.А. О сходных элементах в культурах народов Сибири и Аляски // Курьер Петровской Кунсткамеры. Вып.10-11. - СПб.: МАЭ РАН, 2004. - С. 27-38.
17. Шангина И.И. Обрядовая одежда восточнославянских народов в собрании Государственного музея этнографии народов СССР // В кн.: Маслова Г.С. Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах XIX- начала XX в. - М.: Наука, 1984. - С. 156-213.
18. Горожанина С.В., Зайцева Л.М. Русский народный свадебный костюм. Из собрания Сергиево-Посадского историко-художественного музея-заповедника. - М.: Культура и традиции, 2003.
19. Жигулева В.М. Женский траурный костюм в Пензенской и Тамбовской губерниях // Живая старина. - 2000. - № 1. - С. 21-24.
20. Пискунова С.В., Махрачева Т.В., Губарева В.В. Словарь тамбовских говоров (духовная и материальная культура). - Тамбов: изд-во Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина, 2001.
21. Бернштам Т.А. Герой и его женщины: образы предков в мифологии восточных славян. - СПб.: МАЭ РАН, 2011.
22. Костомаров Н.И., Забелин И.Е. О жизни, быте и нравах русского народа. - М.: Просвещение - АО «Учебная литература», 1996.
23. Лобачевская О.А. Черный цвет в белорусском народном текстиле: локальные феномены // Музей. Традиции. Этничность. - 2013. - № 1. - С. 71-78.
24. Емельяненко Т.Г. Символизация возрастных периодов: ткани и цвет в традиционном костюме узбеков // Время и календарь в традиционной культуре. - СПб.: изд-во «Лань», 1999. С. 177-180.
25. ОмархалиХ. Йезидизм. Из глубины тысячелетий. - СПб.: изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005.
26. Долг живых: Похоронно-поминальная обрядность славян: традиции и современность/авт.-сост. к.и.н. Н.М. Романова. СПб.,1998.
27. Седакова О.А. Материалы к описанию полесского погребального обряда // Полесский этнолингвистический сборник: Материалы и исследования. - М.: Наука, 1983. - С. 246-262.
28. Лэйн Э. У. Нравы и обычаи египтян первой половины XIX века. - М.: Восточная литература, 1982.
29. Романов Е.Р. Белорусский сборник. Вып. восьмой. Быт белоруса. - Вильна, 1912.
30. Мерцалова. М.Н. Поэзия народного костюма. - М.: Молодая гвардия, 1988.
31. Милорадович В.П. Народные обряды и песни Лубенского уезда, Полтавской губернии. Записанные в 1888-1895 г. / Сб. Харьковского историко-филологического общества. - Т. 10-й. -Харьков, 1897. - С. 1-223.
32. Невская Л.Г. Семантика «дороги» и смежных представлений в погребальном обряде // Структура текста. - М.: Наука, 1980. - С. 228-239.
+33. Строгальщикова З.И. Погребальная обрядность вепсов // Этнокультурные процессы в Карелии. -Петрозаводск: Карельский филиал Академии наук,1986. - С. 65-85.
34. Артюшин Л.Ф. Цвет // Большая советская энциклопедия. Т.28. - М.: изд-во «Советская энциклопедия», 1978. - С.441-443.
35. Тэрнер В. Символ и ритуал. - М.: Наука, 1983.
36. СеровН.В. Хроматизм мифа. - Л.: Васильевский остров, 1990.
37. Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре: Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. - СПб.: Наука, 1993.
38. Русские / Народы и культуры. - М.: Наука, 1997.
БУЗИН ВЛАДИМИР СЕРАФИМОВИЧ - кандидат исторических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного университета (vsbuzin@front.ru).
BUZIN, VLADIMIR S. - Ph.D. in History, Associate Professor, St. Petersburg State University.
