Научная статья на тему 'Краеведческий текст в социальном поле исторической науки (размышления над книгой А. А. Киселева «Записки краеведа»)'

Краеведческий текст в социальном поле исторической науки (размышления над книгой А. А. Киселева «Записки краеведа») Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
829
281
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
КРАЕВЕДЕНИЕ / РЕГИОНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ / СОЦИАЛЬНОЕ ПОЛЕ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ / LOCAL LORE / REGIONAL HISTORY / SOCIAL FIELD OF HISTORICAL SCIENCE

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Разумова Ирина Алексеевна

Рассматривается проблема стратификации социального поля исторической науки на примере статуса краеведения и региональных исследований в системе исторического знания. Анализируется книга А.А.Киселева, которая обобщает профессиональный опыт авторитетного историка и одновременно является руководством для молодых ученых. Сопоставляются взгляды на региональные исторические исследования ученых-историков разных поколений. Выявляется комплекс противоречий, связанных с субъектно-объектными отношениями в исторической науке, социальными позициями исследователей, взаимоотношениями между «центром» и «периферией» и ряд других.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Local lore text in the social field of historical science (reflections on the book «Notes of a historian» by A.A.Kiselev)

The problem of stratification of the social field of historical science as a case study of the status of local history and regional studies in the system of historical knowledge is considered. The book by A.A.Kiselev, which generalizes the authoritative historian’s professional experience and simultaneously can be treated as a guide for young scientists, is analyzed. Views on regional historical research of the professional historians of different generations are compared. The complex contradictions, connected with the subject-object relations in historical science, researchers’ societal views, relationships between center and periphery and some others are revealed.

Текст научной работы на тему «Краеведческий текст в социальном поле исторической науки (размышления над книгой А. А. Киселева «Записки краеведа»)»

УДК 908: 930.2: 316.52 (470.21)

И.А.Разумова

КРАЕВЕДЧЕСКИЙ ТЕКСТ В СОЦИАЛЬНОМ ПОЛЕ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ (РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД КНИГОЙ А.А.КИСЕЛЕВА «ЗАПИСКИ КРАЕВЕДА»)

Аннотация

Рассматривается проблема стратификации социального поля исторической науки на примере статуса краеведения и региональных исследований в системе исторического знания. Анализируется книга А.А.Киселева, которая обобщает профессиональный опыт авторитетного историка и одновременно является руководством для молодых ученых. Сопоставляются взгляды на региональные исторические исследования ученых-историков разных поколений. Выявляется комплекс противоречий, связанных с субъектно-объектными отношениями в исторической науке, социальными позициями исследователей, взаимоотношениями между «центром» и «периферией» и ряд других.

Ключевые слова:

краеведение, региональная история, социальное поле исторической науки.

I.A.Razumova

LOCAL LORE TEXT IN THE SOCIAL FIELD OF HISTORICAL SCIENCE (REFLECTIONS ON THE BOOK «NOTES OF A HISTORIAN» BY A.A.KISELEV)

Abstract

The problem of stratification of the social field of historical science as a case study of the status of local history and regional studies in the system of historical knowledge is considered. The book by A.A.Kiselev, which generalizes the authoritative historian's professional experience and simultaneously can be treated as a guide for young scientists, is analyzed. Views on regional historical research of the professional historians of different generations are compared. The complex contradictions, connected with the subject-object relations in historical science, researchers' societal views, relationships between center and periphery and some others are revealed.

Key words:

local lore, regional history, social field of historical science.

Дилемма краеведения

Формулируя тему статьи, я отчасти сориентировалась на заглавие книги мурманского коллеги П.В.Федорова «Историческое регионоведение в поисках другой истории России (на материалах Кольского полуострова)» [Федоров, 2004]. Эта небольшая книжка вышла десять лет назад, была написана совсем молодым тогда ученым-историком и оказалась весьма симптоматичной. Она демонстрировала попытки исследователей нового поколения осмыслить природу и структуру исторического знания. Ситуация, складывающаяся вокруг исторической науки в нашей стране, побуждает вновь обращаться к вопросу

о статусе истории и историков в обществе и к анализу таких феноменов, как «историческое краеведение», «историческое регионоведение», «локальная история» в контексте проблем функционирования знания и деятельности научного сообщества. В современной науке прочно утвердилось понимание того, что содержание и социальная роль исторического знания зависят от того,

кто является субъектами исследовательской деятельности, как они себя осознают, как осуществляется поколенная преемственность и одновременно меняются позиции тех, кто занимается историей и т.д.

Краеведение - особая область локально закрепленного знания, научность которого вправе подвергаться сомнению. История края (региона, области и т.п.) составляет лишь часть краеведения наряду с естествознанием, географией, экономикой, литературой и другими сферами местной жизни. С одной стороны, краеведение, в том числе историческое, противопоставляется собственно науке в ее «академическом» варианте. В этом случае оно может определяться и рассматриваться через систему оппозиций. Научное знание противостоит краеведческому, как элитарное массовому, профессиональное любительскому, центральное периферийному, общее частному и т.д. Это сказывается на отношении к исследователям, занимающимся местной историей, на их самооценке, заставляет искать и обосновывать альтернативные дефиниции («регионовед»). С другой стороны, очевидно наличие определенного континуума достоверного знания, основанного на фактах, которое добывается или конструируется взаимодействующими участниками. В социальном пространстве, которое занято историческими разысканиями, разнообразны статусы исследователей, определяющие их идентификацию: «краевед»,

«регионовед», «академический ученый», «историк-любитель» и т.д. Эти позиции могут совмещаться или конфликтовать, быть выраженными в разной степени, выстраиваться в иерархии, меняться и т.д.

Опыт развития мурманского исторического краеведения в ХХ - начале XXI вв. представляется в этом отношении показательным, его можно рассмотреть на основе текстов самих историков. Жанровая принадлежность текстов первостепенного значения не имеет. Это могут быть исторические сочинения, статьи в научной и массовой периодике, учебные книги, мемуары и другие разновидности, тем более что в конкретных произведениях видовые признаки часто сосуществуют. Позиция автора иногда заявлена прямо, через самопрезентацию, а чаще всего о ней свидетельствуют обращения к адресату (целевой аудитории) и тип публикации. Одно из распространенных обозначений работ краеведов - «записки». Оно указывает, прежде всего, на фрагментарность, «несистематичность», краеведческого знания, которое, как правило, концентрируется на отдельных сюжетах. Кроме того, «записки» предполагают относительно свободное, «эпистолярное» изложение, возможность выражения личностного начала, превышения уровня субъективности, литературности и оценочности, по крайней мере, по отношению к условным требованиям «строгой научности». «Записками краеведов» называются не только автобиографические повествования, но периодические и серийные издания, а также сугубо исторические тексты, в которых представлены сюжеты и персонажи местной истории [Русская провинция, 1992; Тунгусов, 2001; Шаханов, 2004; Бахматов, 2009; Шарапов, 2011 и мн.др.].

В исторической литературе Кольского Севера особое место занимают «Записки краеведа» А.А.Киселева, опубликованные в 2000 г. Мурманским книжным издательством1. Книга не только обобщает богатый биографический,

1 В дальнейшем ссылки при цитировании текста делаются по этому изданию в круглых скобках.

профессиональный опыт известного историка, но является одновременно руководством для молодых исследователей и начинающих краеведов, то есть учебным пособием. «Записки», как пишет автор, это и «раздумья об историческом краеведении», и «исповедь мурманчанина перед земляками». Таким образом, перед нами пример рефлексии, направленной на деятельность историка определенного профиля и его место в науке.

Определение и становление историка-краеведа

А.А.Киселев часто подписывает свои публикации как «краевед», несмотря на то, что у него имеются значительно более определенные и официальные научные регалии. Так же поступал и его старший коллега, известный мурманский историк И.Ф.Ушаков. Ученики И.Ф.Ушакова и А.А.Киселева, имеющие высшее специальное образование, а тем более ученые степени, этого не делают. Автор «Записок» резонно заметил, что «само понятие «краевед» расплывчато, и каждый обыватель понимает его по-своему: я, например, горжусь, когда меня так называют, а другой - может обидеться» (с.54). Давая определение краеведа, А.А.Киселев, по существу предлагает идеальный образ, в котором соединены рационализм и нравственность, знания и умения: «Настоящий краевед - это человек, в котором, на мой взгляд, сочетаются: бесхитростная и бескорыстная любовь к своей Родине, отчему краю, родному дому; искреннее и традиционное уважение к предкам, их истории, труду, обычаям и «гробам»; солидные и постоянно пополняемые знания по истории, географии, литературе, биологии, геологии, экологии, экономике своего района, города, области, региона; умение видеть частное в общем и целое через составные элементы; философская логика и математический анализ, поэтическая (романтическая) душа и трезвый расчетливый разум; стремление изложить имеющийся краеведческий материал хорошим литературным языком и в оригинальном стиле» (с.44). Таким образом, комплекс требований предполагает, во-первых, локальную самоидентификацию «настоящего краеведа», во-вторых, определенный уровень образования, включающего литературные навыки. Краевед проходит путь становления, в процессе которого познавательная потребность, основанная на эмоциональных побуждениях, постепенно становится осознанной и превращается в стратегическую жизненную задачу. Подобная траектория характерна для биографий ученых-профессионалов, и ее иллюстрирует жизнеописание автора «Записок краеведа».

Стараясь минимально прибегать к пересказу, отметим основные этапы становления ученого-краеведа как они могут быть выделены в данном конкретном случае. Ретроспективно оценивая истоки жизненного пути, А.А.Киселев связывает краеведческие занятия с детскими увлечениями: «первый, импульсивно-интуитивный шаг был сделан в школьные годы. Тогда я прикипел к этому делу душой (в мечтах)» (с.32). Примечательно, что «предначертание», «гены» (слова, использованные мемуаристом) ассоциируются преимущественно со свойствами личности, а не с культурной наследственностью и семейным фактором, поскольку родители, по замечанию автора, «не относились к деятелям интеллектуальной сферы».

А.А.Киселев прошел войну, по окончании ее завершил среднее образование, начал партийную карьеру и одновременно занимался практической

журналистской работой. «Работа в редакциях радио и газеты в 1951-1953 годах была моим вторым шагом на пути к настоящему краеведению <...>, - пишет он, -в послевоенном Мончегорске я узнал информационную ценность краеведения, научился, может быть, элементарно излагать свои мысли на бумаге» (с.32). На этом этапе начинающему краеведу, по его признанию, не хватало знаний, общего образования, общей культуры, профессиональной подготовки.

Следующим этапом можно считать получение специального образования и работы по профилю, причем по двум направлениям: партийно-

управленческому (в партшколе) и историческому (в университете). Особенность биографической траектории рассматриваемого типа - ее раздвоенность в известный период. А.А.Киселев был партийным работником и в свободное от партработы время - школьным учителем. Эти линии можно было бы считать параллельными, если бы один вид деятельности не подкреплял другой, прежде всего, в отношении возможностей информационного обеспечения и расширения коммуникаций. Работа школьным учителем способствовала знакомству со школьным краеведением, которое, по мнению А.А.Киселева, «было тогда на первобытном уровне: ни учебников, ни пособий, ни программ» (с.33). В процессе занятий со школьниками у него «стал появляться настоящий осознанный интерес к краеведению» (с.33).

Переезд в Мурманск и поступление в аспирантуру знаменуют новый этап жизненного пути мемуариста. Основным мотивом, одновременно цементирующим всю биографию, выступает «тяга к краеведению». На этой ступени профессионального становления открывается собственно научный аспект краеведческой деятельности: «Работа с историческими документами мурманских архивов позволила мне понять еще одну сторону краеведения -научно-исследовательскую» (с.35); «Я понял, что вузовское историческое краеведение - это уже не любительское занятие, а точная и строгая наука» (с.39). Краеведческая деятельность проблематизируется, в первую очередь, в контексте текущей ситуации в науке и образовании 1960-1970-х гг. В частности, одной из главных проблем А.А.Киселев считает осуществление научных публикаций (ограниченные возможности). К стимулирующим обстоятельствам он справедливо относит активизацию краеведения в период оттепели. Краеведческие уроки стали обязательными для средней школы, и появилась потребность в методических разработках.

Процесс формирования профессионального историка-краеведа был завершен, во-первых, по достижении необходимого уровня знаний, во-вторых, по степени вовлеченности в определенные виды деятельности: «К своему сорокалетию - в 1966 году - я стал более-менее настоящим краеведом: знал всю местную литературу, основные архивные источники, газетный и брошюрный фонд, музейные материалы», а также «поддерживал тесную связь с районами и городами области, часто ездил на встречи с учителями и старожилами, читал много лекций по линии общества «Знание» <...>, часто бывал в школах» (с.40).

Субъект и объект краеведения, «центр» и «периферия»

Одним из ключевых в проблемном поле, связанном со статусом краеведения, является вопрос о «любительстве» и «профессионализме» данного вида деятельности. С формальной точки зрения, профессионалом может

считаться тот, кто имеет специальное образование, и для кого соответствующее занятие является основным источником заработка. Менее надежен критерий, который предполагает оценку продукта деятельности, в данном случае -результата краеведческих разысканий в виде определенного текста. Примерно так же обстоит дело с непрофессиональной, или «наивной», литературой. Выделение ее в отдельную область литературного творчества проблематично, если пытаться объединять формальные социологические и «качественные» эстетические критерии [«Наивная» литература, 2001].

В главе «Кто же они, краеведы Мурмана?» А.А.Киселев приводит достаточно сведений, по которым можно определить социальнопрофессиональный состав лиц, объективно занятых краеведческой работой, считающих себя историками-краеведами и причисляемых к ним (что, разумеется, может не совпадать). Это преподаватели вузов, музейные и издательские работники, журналисты, писатели, архивисты, управленцы (партаппаратчики), служащие, ученые-естественники и др. В эту среду включены и профессиональные историки. Если рассматривать то, что называется историческим краеведением с позиций теории социального поля науки [Бурдье, 2005: с.473-517], то оно включает в себя, во-первых, некую «ядерную зону», представленную профессионалами, во-вторых, круг различных специалистов, в большей или меньшей степени причастных к работе историков, и, наконец, значительный слой - самодеятельные участники. Возможен иной угол зрения. «Краеведение само по себе популярно, - писал Д.С.Лихачев. - Оно существует постольку, поскольку в его создании и его восприятии (потреблении) участвуют широкие массы. В этом отношении краеведение в системе наук занимает исключительное место <...>. Краеведение может стать в той или иной местности самым массовым видом науки» [Лихачев, 2000]. При условии подхода к краеведению как социально ангажированной деятельности ученые-историки, которые, как известно, стремятся к автономии, окажутся на периферии этого социального пространства. Фактически они займут позицию маргиналов, работающих в двух разных регистрах: «строгой науки» и

«краелюбия».

Характерной чертой краеведения является особая связь между объектом исследования и теми, кто его изучает. Она включает «любовь к краю», причем, согласно формуле, «родному». Это означает отождествление исследователей с носителями локального знания и самой местностью. Таким образом, принимается условное допущение, что краевед - либо уроженец данного места, либо, как минимум, прожил здесь достаточно долго. «Краеведение - это сумма знаний о том или ином районе, регионе, области, накопленных за время его существования преимущественно аборигенами края», - пишет А.А.Киселев (с.19). При такой позиции внутренняя точка зрения оказывается полностью или частично противопоставленной взгляду «извне», что не может не сказываться на отношениях в научном поле. Возникает целый ряд вопросов, касающихся как положения действующих лиц, так и собственно исследовательских процедур. Можно ли, например, считать краеведом того, кто, не являясь жителем края, углубленно изучает его историю? Как определить и ограничить круг краеведческих источников? Следует ли вводить локальное знание в «общенаучный» оборот? Краеведы-представители «массы» такими вопросами, скорее всего, не задаются, но для специалистов-историков они важны,

поскольку связаны с профессиональными технологиями и научными коммуникациями. Для профессионала источником является любой текст, который содержит сведения об объекте (А.А.Киселев чаще называет сведения «внешних» источников «упоминаниями»), в нашем случае - о Кольском полуострове, Мурманской области. Тем не менее, для историка-краеведа вопрос как будто открыт: «Для меня, например, до сих пор остается неясным: а можно ли считать краеведческими источниками книги А.Г.Головко «Вместе с флотом», Х.А.Худалова «У кромки континента», Н.И.Виноградова «Подводный фронт»? Во-первых, их авторы не были коренными мурманчанами, во-вторых, они касаются специфических военных тем, в-третьих, они изданы в центральных издательствах. Но, с другой стороны, без них невозможно написать историю войны в Заполярье» (с.235). Краеведческое историческое знание, таким образом, до известной степени противопоставляется макроистории, то есть «истории центра», или внешней.

«Наука центра» и краеведение соотносятся сложным образом. Прежде всего, краеведение конкретно, так как привязано к месту. Аналог представляет этнография, которая требует определения в виде указания на этническую или этнотерриториальную общность (этнография русских, этнография народов Кавказа и т.д.). У «своего» краеведения, есть «другие». Киселев пишет, что «о Мурманском крае всегда много писали в центре (в Москве и Ленинграде, ныне -Санкт-Петербурге), других губернских, областных городах» (с.237). Таким образом, с точки зрения краеведа, важно место, где написаны и опубликованы работы, ибо оно свидетельствует о «принадлежности» истории: «Но до того, пока в краеведческих работах не использованы те или иные факты из общерусской и мировой печати, они не являются чисто краеведческими. Они принадлежат всей истории или той науке, которая стоит за тем или иным фактом или событием. Краеведческими они становятся после использования их в местном материале» (с.238). Обратим внимание, что центром для российского автора являются два столичных города, а среди прочих «других» выделяются «соседи»: «В общем, в русле получения исторических источников в нашем мурманском краеведении смешиваются многие потоки: один, основной - свой, кольский, второй - из соседних областей и республик - из Архангельска, Петрозаводска, третий - общероссийский и даже «эсэнгэвский», четвертый - из Норвегии, Финляндии, Швеции, пятый - из Европы и Америки. Все эти потоки, дополняя друг друга, взаимно обогащаясь, и становятся тем, что мы часто называем «мурмановедением» (с.245).

«Центр» может выполнять инициирующую роль в изучении тех или иных сюжетов локальной истории. В этом случае хорошо владеющему архивной базой краеведу остается возможность уточнений и собственных интерпретаций. А.А.Киселев вспоминает, как в одном из подобных случаев он предложил «чисто мурманскую интерпретацию» событий, о которых шла речь в публикации одного из столичных журналов. Однако его письмо, «как это часто бывает, по-видимому, затерялось где-то в редакционных кабинетах» (с.241). В научном поле, как и в других социальных пространствах, между столицей и провинцией очень четки отношения иерархии и оппозиции. В такой ситуации формируется представление, что историческая наука в регионах не может быть ничем иным, как краеведением. Как признается А.А.Киселев в предисловии к книге своего ученика, «наше поколение историков всегда считало краеведение

прикладной, второстепенной сферой познания. Мы понимали, что есть «большая» наука, которая создается в Москве и Ленинграде, а здесь, в регионах, наша задача заключается в конкретизации российской истории, выявлении тех или иных особенностей «единого» исторического процесса» [Федоров, 2004: 4]. Утверждение демонстрирует не просто личную скромность доктора исторических наук. Оно указывает на самоидентификацию значительной части исследователей. По всей вероятности, ей должна соответствовать идентификация извне.

Объективными факторами, которые определяют статус ученого, являются возможности научной социализации результатов исследований и уровень развития научной инфраструктуры: «на периферии, да еще на северной окраине, трудно найти себя в науке. Все-таки ее делают в центральных городах. Если бы я был геолог, минералог, химик, металлург, то нашлось бы место в Кольском филиале Академии наук и, возможно, удалось бы многого достичь, как Е.К.Козлову, И.А.Белькову, отцу и сыну Мельниковым. Но в истории..? Да еще в таком небольшом институте <...>. И мне ничего не оставалось, как браться за краеведение» (с.43). Объективная ситуация подкрепляется собственными установками исследователей, в соответствии с которыми локальное знание может интересовать только «своих». Уже будучи кандидатом наук и преподавателем вуза, специалист в области региональной истории «мог мечтать, конечно, только о краеведческих книгах, а точнее, об историкокраеведческих», так как считал, что, во-первых, это «его» поле деятельности, а во-вторых, он «мог рассчитывать на издание только в Мурманске, ибо кольское краеведение не интересовало ни Москву, ни Ленинград» (с.93).

В подтверждение неравноправных взаимоотношений столичной и периферийной науки у исследователей в регионах всегда находятся примеры. Есть они и в книге А.А.Киселева, который вспоминает о «затерявшихся» в столичных издательствах и институтах рукописях. Такое положение дел порождает компенсаторный текст «о постигшей столичные научные школы стагнации, - так писал А.А.Киселев в 2004 г. в предисловии к брошюре П.В.Федорова. «Помочь столице, несомненно, должна провинция, где накоплен большой исследовательский материал, где есть «свежая кровь», новые идеи и мысли», - это утверждение уже маститого историка [Федоров, 2004: 4). Вслед за учителем указал на «столицецентричность» отечественной историографии и П.В.Федоров. Простым контент-анализом одного исторического труда он попытался подтвердить мысль о том, что отечественная история - это история столицы, которую можно «бесконечное число раз уточнять и корректировать <...>, но едва ли следует ожидать здесь кардинального научного прорыва» [там же: 6-7].

Нельзя не заметить, что, совпадая по части противопоставления столичной и провинциальной науки, мнения представителей поколений отчасти расходятся во взгляде на соотношение функций той и другой. С точки зрения учителя, есть «большая» наука и «малая» (местная), которая служит для конкретизации «большой». Удачные работы местных историков свидетельствуют о возможности и необходимости повысить статус историкокраеведческого знания - такого, как оно есть. Это означает продвижение от периферии к центру (пространственная модель). При таком подходе регион как объект исследования вычленяется в соответствии с определенным административно-территориальным делением и до известной степени

обслуживает его конъюнктуру. Динамика официального районирования порождает большие проблемы: историографические, источниковедческие и прочие. В частности, история Мурманской области в разные периоды должна рассматриваться как часть истории Карело-Мурманского края, Архангельской губернии и т.п. Еще одна сторона дела связана с иерархией российских регионов. Административно-статусная иерархия пространств влияет на их ценностную стратификацию и, соответственно, на масштаб исследований. Следуя данной логике, можно заключить, что есть наука областного, краевого, республиканского и т.д. ранга.

Далеко не все молодые ученые готовы мириться с таким «дискриминирующим» подходом и готовы признать историческое краеведение лишь ступенью на пути развития научной историографии, то есть рассматривать его в историко-типологическом ракурсе. В истории науки аналогичным образом рассматривается «восхождение» этнографии, описывающей культуру народов, к этнологии, которая разрабатывает теорию этнических общностей. В синхронии это традиционная двухуровневая модель эмпирического и теоретического знания, которая дает одно из самых веских оснований для того, чтобы рассматривать историю регионов как «материал» для обобщений «в центре».

Известная мысль о том, что краеведческое знание от «некраеведческого» отличается эмпиризмом, фактологичностью, звучит лейтмотивом в «Записках краеведа». А.А.Киселев в этой связи объясняет свой выбор сферы деятельности тем, что ему «нравился сам процесс познания, причем не абстрактного, а конкретного, близкого, осязаемого, результативного» (с.43). Напутствуя начинающих, он учит: «Краевед, на мой взгляд, не может мудрствовать, растекаться мыслью по древу, как, скажем, теолог или философ. Он должен браться за «земную», реальную тему, раскрытие которой увеличивало бы объем знаний о родном крае. В то же время краевед не должен бояться, что он чего-то не доскажет или чего-то не знает» (с.9-10). Таким образом, проясняя задачи краеведения, историк еще и подбадривает «непрофессионалов». Ведь заниматься сбором данных, как часто считается, может любой заинтересованный человек, даже не вполне владеющий научной методикой поиска. Каков же способ этой деятельности? Краевед «должен постоянно держать руку на пульсе местной жизни: ежедневно читать газеты, выписывая или делая вырезки необходимого (не только сейчас, а и на будущее) материала, регулярно слушать областные и городские радиопередачи, по возможности смотреть «Последние известия» по телевидению», знать всю новейшую краеведческую литературу и т.п. (с.15). Систематическое накопление исторического материала, сосредоточенность на «своей» конкретной теме, поиски новых фактов входят в число условий для того, чтобы стать краеведом-историком (с.29). Все, что происходит в больших масштабах, служит для историка-краеведа безусловным ориентиром: «Краеведы не занимаются

глобальными проблемами, но все местные события рассматривают в тесной связи с тем, что происходило и происходит на планете, в Европе, во всей России» (с.25). Эмпиризм, прикладной характер и «приземленность» к сравнительно небольшой территории не просто признаются основными свойствами краеведения (с.19), но фактически приравниваются. Изучение истории региона тем самым по определению оказывается «периферией» исторической науки и наделяется свойством «провинциальности».

Бурное развитие исторической антропологии, современной методологии истории в настоящее время дает возможность новым поколениям исследователей, которые работают на конкретном локальном материале, освободиться от комплекса «вспомогательности» своей области знания и «второстепенности» объекта. Разумеется, речь идет о тех, кто имеет специальное образование и профессию историка. Во-первых, они (подчеркнем -независимо от места работы и жительства) изучают «глобальные» процессы истории формирования и трансформации регионов и региональных общностей различного масштаба, проблемы регионального самоопределения. Во-вторых, в так называемых, региональных исследованиях на конкретном эмпирическом материале нередко разрабатываются ключевые методологические вопросы исторической науки. Тем самым понятие «историческое регионоведение», которое на время заменило обозначение «историческое краеведение», применительно к области профессионального знания во многом лишается смысла.

Социальное поле исторического краеведения

Если рассматривать историческое краеведение как исследовательское субполе, не обойти вниманием аспекты его функционирования, то есть вопросы о «заказчиках» и «потребителях» краеведческого знания. Социальный заказ на те или иные исследования или компилятивные труды может быть как местный, так и общегосударственный. В последнем случае он делается опосредованно -через органы местной власти. Профессиональный путь, описанный А.А.Киселевым, показывает, что в инициировании исследований велика роль юбилейных мероприятий государственной и областной значимости. Юбилейный календарь во многом обуславливает актуальность тематики и обеспечивает историка работой. Историк, в свою очередь, поддерживает преемственную цельность региона и его значимость для страны в целом. В частности, к 60-й годовщине Октябрьской революции готовилась книга «Очерки истории Мурманской организации КПСС», над которой работали мемуарист и его коллеги [Очерки., 1969]. А.А.Киселев пишет и о влиянии политических кампаний на тематику исторических исследований (с.38-39).

В планы юбилейных мероприятий обычно включаются книги о юбилярах, в роли которых выступают не только личности, но предприятия и организации. Так, в период расцвета Мурманского тралового флота (в 1970-е гг.) к его 50-летию в план мероприятий была включена книга по его истории [Киселев, Краснобаев, 1973], а накануне 70-летия (в 1990 г.), как пишет А.А.Киселев, рыбаки обратились с просьбой подготовить 2-е издание, но «.последующие события, развал СССР, кризис в рыбном хозяйстве отложили это дело до лучших времен» (с.96-99). К юбилеям городов области (Мурманска, Кировска, Мончегорска) в свое время был приурочен выпуск серий историкобиблиографических брошюр, которую готовил А.А.Киселев в соавторстве с краеведом-библиографом областной библиотеки Л.В.Дрябезговой.

Для исполнителей-историков заказчиками такой работы в советское время чаще выступали издательства, выполнявшие функцию посредников в передаче социального заказа. Они же заботились о том, чтобы издание нашло потребителя. В послереформенный период инициатива во многом перешла

в руки самих юбиляров - предприятий, о чем свидетельствует история подготовки книг по истории объединения «Апатит» [Барабанов, Калинина 2004; Апатит., 2009]. Судьба того или иного издания и, соответственно, планы историка, находятся в руках руководства предприятий. А.А.Киселев вспоминает, как не реализовались замыслы сделать книги об истории объединений «Севрыба» и «Североникель», поскольку менялось начальство главка и расторгало договоры с исполнителями. То же касается распространения изданий, то есть социализации результатов работы. Заказчик в лице руководства предприятия может ограничить доступ потенциального широкого потребителя и специалистов к изданию, использовать его только в целях саморекламы, и тогда труд историка оказывается напрасным. Сам историк может инициировать подготовку и издание книги, если он включен в определенную общественную структуру: научно-образовательную или культурно-просветительскую. Так, работая во Всероссийском обществе охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК), А.А.Киселев осуществил идею сделать книжку о памятниках Мурманской области [Киселев и др., 1985].

Если для «академического ученого» важнее всего признание его труда специалистами, то для историка-краеведа имеет значение, прежде всего, широкий читатель - как образованный, так и желающий «образовываться». Поле исторического краеведения если не беспредельно, то в высшей степени открыто. Оно ориентируется на местного потребителя, причем широкого. Массовость, демократичность ставят его в оппозицию науке как таковой, элитарной по существу. Вот как по этому поводу высказывается краевед и доктор наук в одном лице: «Все мы, краеведы, люди разные, но мы должны знать, что работаем и пишем для мурманчан и надо, чтобы наша писанина (краеведческие сведения - само собой) им понравились. А то ведь в народе о нас, защитивших диссертации, ходят и не очень лестные байки» (с.252).

В идеале между историком-краеведом и потребителями устанавливается непосредственная и тесная обратная связь. С одной стороны, историк-краевед -носитель экспертного знания, он авторитетен и нередко при жизни становится «выдающейся личностью» среди земляков, как это и произошло с А.А.Киселевым. С другой стороны, он близок и доступен, его можно критиковать и поправлять каждому. А.А.Киселев, сетуя на это положение дел, пишет, в частности, о том, что ветераны войны со временем становятся в позу непогрешимых судей и критикуют его в письмах: «Я часто завидую своему коллеге И.Ф.Ушакову: у него нет живых свидетелей. И все, что он пишет, воспринимается как аксиома. А в новейшей истории каждый мнит себя спецом.» (с.318). И еще на одну проблему указывает автор «Записок» в связи с «открытостью» краеведческого знания: «Сколько их, этих открытий, сказать трудно, но если учесть, что мною написано около 600 только газетных статей и в каждой есть что-то новое, то число открытий немалое. Но вся беда в том <...>, что после того, как доведешь ту или иную новость до широкой публики, приоритет открытия сразу же теряется. Все используют этот материал как собственный, и многие факты становятся источниками для плагиата» (с.310).

По вопросу о том, «как занять свою нишу», в том числе о ревности и конкуренции в среде краеведов, автор высказывается в мягкой форме, но весьма ясно (с.43). По существу, в этой среде точно так же, как и в собственно научной, соперничество выражено очень четко и реализуется в сходных формах.

Противоречие между установкой на популяризацию знания и авторским правом на него вряд ли рефлексируется мемуаристом, но не случайно в данном контексте используется понятие «профессиональная тайна»: «Работа краеведа очень индивидуальна: она в какой-то степени напоминает кладоискательство. У каждого краеведа должна быть своя «долина», своя излюбленная тема, свои источники, свои профессиональные тайны. (Наверное, поэтому у нас в области никак не наладится деятельность «клуба краеведов». Тщательно скрываемое соперничество и конкуренция - я тут могу быть и неправ - не дают возможности «сидеть за одним столом»)» (с.44).

В «Записках краеведа» противоречие между «народностью» краеведческого знания и «профессионализмом» (здесь - выраженным авторством, правом на идеи) тех, кто его добывает, звучит особенно отчетливо. Это личностная проблема. Если в случае популяризации академических знаний открытия вначале становятся достоянием собственно науки, а затем, пусть даже самими первооткрывателями, упрощаются для широкой публики, то в случае краеведа ситуация иная: «продукт» изначально создается и публикуется для «масс». Разные направления деятельности - создание элитарной и массовой культурной продукции - могут соединяться в одном человеке, как в случае с художественной литературой, когда один и тот же автор сочиняет по-разному с разными целями для разной публики. Об этом прямо пишет П.В.Федоров в статье, посвященной памяти И.Ф.Ушакова [Федоров, 2012]. Многие работы Ушакова имеют научно-популярный характер, поскольку он ориентировался не столько на профессиональную аудиторию, сколько на учителей и школьников. Докторская диссертация его осталась не опубликованной, многие идеи неизвестны.

В отличие от «чистой науки», краеведение представляет собой общественную деятельность, в которую могут вовлекаться самые разные по возрасту, статусу, образованию люди. Об этом много и четко писали Д.С.Лихачев, С.О.Шмидт, другие лидеры и пропагандисты культурной работы, их последователи. Нельзя не согласиться с А.А.Киселевым, что стимулируют краеведческую деятельность «интенсивность общественной жизни области или региона, общая культура населения, особенно политическая, историческая, экономическая, духовная и т.д., количество и значимость СМИ» (с.27). Устойчиво ассоциируемое с консервативным «почвенничеством», краеведение парадоксальным образом характеризуется демократичностью и относительной свободой (точнее, ее возможностью) от идеологической конъюнктуры. В силу этого оно может быть инструментом в борьбе различных общественных сил, что отмечает А.А.Киселев. С точки зрения историка-профессионала, локальная тематика дает некоторую «свободу маневра». Своей удачей он, например, считает то, что его научные интересы в университете совпали с мурмановедением. Местная неразработанная тема позволяла в те годы выйти за рамки цитирования партийных документов (с.43). Таким образом, предмет исследования позволял достичь известной автономии (или иллюзии автономии). Это признание тем более интересно, что у А.А.Киселева в Мурманской области репутация «партийного» историка.

Демократичность краеведческой деятельности обусловлена и тем, что она связана со сферой ближайших интересов массы людей - по крайней мере, тех, кто вообще способен стремиться к познанию. Ближе всего к краеведению

находятся истории семей и генеалогические разыскания. Краеведческая активность включает создание кружков, любительских объединений, обществ и т.п. Это «форма общения интеллектуалов» (с.22) и - шире - способ социальной интеграции культурных сил, так как историческое краеведение объединяет специалистов разных сфер научно-образовательной и просветительской деятельности с непрофессионалами, творцов с потребителями, создателей идей с распространителями и т.д.

В «Записках краеведа» много места отводится взаимодействию исследователей с архивами, музеями. Оно носит явно неформальный характер: «В отношениях архивистов и краеведов должны господствовать доверительность, взаимопонимание, желание пойти навстречу друг другу. Обидно, когда на твою просьбу помочь, найти определенный материал тебе отвечают отрицательно <...>. Краевед не должен что-то делать тайком: не имеет морального права присвоить что-либо из архива. Но и архивисты должны быть помощниками краеведов. Особенно в читальных залах. Здесь должны работать добрые и отзывчивые люди, а не те, с кем не срабатываются в других отделах» (с.158); «В отношениях краеведов с музейщиками должны господствовать не просто доброжелательность, но и взаимоуважение и взаимопомощь при условии полного доверия. И когда такой контакт есть, то и результаты будут отличными» (с.176). Это при всем том, что «помощь», по сути, является институциональной, формальной функцией соответствующих учреждений и их персонала. Акцент на «теплых» отношениях можно связать с тем, что А.А.Киселев все время подчеркивает свойство неофициальности краеведения, в отличие от официальности «большой» истории.

Одной из важных сторон обратной связи является переписка. «Как правило, на все письма я отвечал и, чем мог, старался помочь», - пишет автор. Его корреспонденты - «люди, интересующиеся историей Мурманского края», и различные организации (с.271-272). Историк находится в постоянном диалоге с читателями, которые обсуждают с ним результаты работы, вносят уточнения, соглашаются, благодарят или спорят. По откликам определяются актуальные, с точки зрения потребительского спроса, исторические темы: «Из переписки последних лет мне больше всего хлопот принесли две темы по краеведению -история Второй мировой войны и судьбы репрессированных в 19301950-е годы» (с.283).

Одним из главных оснований для противопоставления краеведения «чистой» науке, институциональная цель которой - расширение достоверного знания (Р.Мертон), - является приоритет общественного служения. Оно, собственно, и является целью краеведения (или одной из двух целей: «люби и знай свой край»). В любом случае воспитательная задача признается итоговой: «Давая массу фактического материала для раскрытия общих процессов и закономерностей в прошлом, краеведение помогает лучше понять и современные процессы, события и явления. В итоге краеведение помогает конкретнее осознавать исторические факты и причинно-следственные связи, формировать независимое мировоззрение, вырабатывать активную жизненную позицию, сознательное отношение к общественному долгу» (с.331). Для подтверждения гражданских установок у краеведов имеются авторитетные прецедентные цитаты - высказывания «больших ученых» о том, что «истинное краеведение всегда краелюбие» (С.О.Шмидт) [Краеведение., 2004] и «школа

воспитания гражданственности» (Д.С.Лихачев). Воспитательный потенциал краеведения распространяется, таким образом, на формирование: а) локальной идентичности, б) гражданственности (углубление знаний является социально значимым действием).

Поясняя, почему для главной и самой известной своей книги он выбрал (решение принималось коллегиально) название «Родное Заполярье», Киселев уточняет, что географически это не совсем точно, южные территории области находятся за чертой Полярного круга: «Но мы выбрали это слово как синоним области, а прибавили эпитет неисторического плана, чтобы показать воспитательную роль краеведческой книги - сделать Кольскую землю родной для всех - для аборигенов и для мигрантов <...>. К тому же оно <название -ИР> как-то ассоциировалось (хотя бы по количеству слов) с названием книги И.Ф.Ушакова «"Кольская земля"» (с.103). Обе книги этой дилогии по региональной истории [Киселев, 1974; Ушаков, 1972] рассматриваются им как научные.

Фактически историк-краевед формирует локальную идентичность, прививает жителям любовь к «малой» или «новой» родине, если изучается регион, значительная часть жителей которого являются мигрантами. Именно здесь он может оказаться в ловушке, поскольку идентификация с объектом препятствует остраненной исследовательской позиции, или равноправию внешней и внутренней точек зрения. Не исключается, что локальная идентичность конструируется «для других», то есть служит средством самопрезентации.

Цели краеведческого текста и особенности его адресата определяют специфику изложения. Историко-краеведческое сочинение как текст заслуживает отдельного рассмотрения, прежде всего, филологического. Отметим лишь то, на что обращает внимание А.А.Киселев. В «Записках краеведа» он выступает в роли наставника, методиста и формулирует основные требования к языку и стилю повествования. Задача чрезвычайно сложна, так как правила оказываются взаимоисключающими. Краевед должен писать одновременно научно и просто, аргументированно и лаконично, иметь научный аппарат и «не злоупотреблять таблицами» и т.п. От автора фактически требуются владение технологией создания научного текста и изрядное литературное дарование. В реальности краеведческие сочинения различны и могут расположиться на условной шкале между полюсами строгой научности и художественности. Вместе с тем, существует некий узнаваемый «краеведческий текст», хорошо знакомый исследователям-профессионалам. Он часто ложится в основу учебников по краеведению для школьников, используется в иллюстрированных изданиях и рекламных буклетах для туристов, при составлении методических рекомендаций для экскурсоводов (и звучит в их «исполнении») и т.д. Особую категорию составляют научно-краеведческие тексты, в которых атрибуты научности присутствуют, но не в полной мере. В частности, в них есть ссылки на источники, но они даны выборочно, не во всех случаях даже прямого цитирования. Ссылки могут быть неполные, то есть указывается, например, название газеты и год, но нет указания на номер, дату и страницу, или приводится фамилия автора и название работы без выходных данных издания и т.п. Профессионалы, которые обращаются к таким краеведческим трудам, могут объяснять отсутствие строгой научности а) целевым назначением публикации и упрощенными издательскими

требованиями; б) непрофессионализмом авторов; в) охранительными мотивами краеведов, затрудняющими доступ потенциальных конкурентов к источникам сведений и рядом других причин.

В «Записках краеведа» историк-специалист фактически объясняет широкому читателю и студентам, что представляет собой научное издание. Научность А.А.Киселев справедливо связывает с профессиональной экспертизой. Приводя в пример книгу «Родное Заполярье», он подчеркивает, что это научная монография, у которой были рецензенты и редактор - доктор исторических наук. Среди атрибутов научного текста он отмечает в первую очередь точность и количество ссылок (о «качестве» их не упоминает): «Сноски на архивные источники, на разнообразную литературу, на газеты и журналы были почти на каждой странице» (с.102). По сравнению с академическими требованиями рекомендации историка-краеведа весьма либеральны. Результат работы и способ изложения должны выглядеть научно, аргументированно: «Можно использовать статистический и цифровой материал, однако обилием цифр злоупотреблять не следует», - пишет А.А.Киселев (с.247). Он указывает: «Весь цитируемый материал должен иметь сноски, ссылки на авторов» (с.247), но «.все же число сносок должно быть умеренным - надо стремиться к экономному их применению» (с.255). Библиография необходима, но источники в ней рекомендуется систематизировать: а) по значимости; б) по хронологии; то есть неформальным «академическим» способом. Автор пытается примирить разные принципы повествования: работа «пишется

в научно-исследовательской форме», но «это не значит, что изложение должно быть сухим, сугубо академичным» (можно использовать пословицы и поговорки, к месту и в меру - необычный случай или комическая ситуация), частушка может пригодиться» и пр. (с.248). Обязательным он считает наличие приложений, аргументирующих и иллюстративных, то есть удовлетворяющих научные и читательские потребности. Автор ориентирует читателя на то, что краевед публикуется, прежде всего, в массовой периодике: «Краевед должен помнить, что объем газеты не позволяет растекаться мыслью по древу <...>, и освещать основные вопросы нужно лаконично» (с.247). За всеми объяснениями ощущается не самый простой и быстрый путь, пройденный А.А.Киселевым от «газетного» краеведения (с которым он не расстается) к научной работе, предполагающей «академизм».

Можно лишь заключить, что книга «Записки краеведа» представляет ценнейший источник, позволяющий судить о сложной структуре социального пространства исторической науки в России.

Список литературы

1. «Апатит» - из века в век / [ОАО "Апатит"; под ред. А.В.Барабанова и др.]. Мурманск: РУСМА, 2009. 300 с.

2. Барабанов А.В., Калинина Т.А. «Апатит» - из века в век. Апатиты: Минералы Лапландии, 2004.

3. Бахматов А.А. Записки краеведа / А.А.Бахматов. Пермь: ОТ и ДО, 2009. 277 с.

4. Бурдье П. Поле науки // Социальное пространство: поля и практики. М.: Ин-т экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2005. С.473-517.

5. Записки краеведов: очерки, воспоминания, статьи, документы, хроника. Горький: Волго-Вят. кн. изд-во. Вып.1-3, 1973-1977.

6. Киселев А.А. Записки краеведа. Мурманск: Кн. изд-во, 2000. 366 с.

7. Киселев А.А. Родное Заполярье. Очерки истории Мурманской области (1917-1972 гг.). Мурманск: Кн. изд-во, 1974. 511 с.

8. Киселев А.А., Краснобаев А.И. История Мурманского тралового флота. Мурманск: Кн. изд-во, 1973. 304 с.

9. Киселев А.А., Марченко А.С., Орешета М.Г. На перекрестках памяти. Мурманск: Кн. изд-во, 1985. 208 с.

10. Лихачев Д.С. Краеведение как наука и как деятельность // Русская культура: сб. / сост. Л.Р.Мариупольская. М.: Искусство, 2000. С.159-173. URL: http://www.lihachev.ru/pic/site/files/fulltext/russ kultura 12.pdf

11. «Наивная литература»: исследования и тексты / сост. С.Ю.Неклюдов. М.: Московский общественный научный фонд, 2001. 246 с.

12. Очерки по истории Мурманской организации КПСС. Мурманск: Кн. изд-во, 1969. 463 с.

13. Русская провинция. Записки краеведов / Редкол.: Аббасов А.М. и др.; сост.: Андреева Р.В., Воротникова Р.В. Воронеж: Центр.-Черноземн. кн. изд-во, 1992. 285 с.

14. Тунгусов А.А. Мой Верхнетоемский район: Записки краеведа. Архангельск: Помор. гос. ун-т, 2001. 277 с.

15. Ушаков И.Ф. Кольская земля: Очерки истории Мурманской области в дооктябрьский период. Мурманск: Кн. изд-во, 1972. 672 с.

16. Федоров П.В. Историческое регионоведение в поисках другой истории России (на материалах Кольского полуострова). Мурманск: МГПУ, 2004. 241 с.

17. Федоров П.В. Десятилетие без И.Ф.Ушакова. Тенденции и перспективы в изучении досоветского прошлого Кольского Севера в начале XXI века // VIII Ушаковские чтения: Сб. научных статей. Мурманск: МГГУ, 2012. С.6-16.

18. Шарапов. В.А. Записки краеведа: очерки. Борисоглебск: [б.и.], 2011. 50 с.

19. Шаханов Т.Б. Записки краеведа: воспоминания, очерки, статьи, эссе. Нальчик: Эльбрус, 2004. 136 с.

20. Краеведение - это всегда краелюбие. Сигурд Оттович Шмидт об истории, современном состоянии и перспективах развития краеведения. Из доклада на Всероссийском семинаре краеведов. Зарайск, 2004 г. // Отечественная история. URL: http://his.1september.ru/2004/22/4.htm

Сведения об авторе

Разумова Ирина Алексеевна,

доктор исторических наук, главный научный сотрудник Центра гуманитарных проблем

Баренц региона Кольского научного центра РАН

Razumova Irina Alekseyevna,

Dr. Sc. (History), Leading Research Fellow of the Barents centre of the Humanities of the Kola

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Science Centre of the Russian Academy of Sciences

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.