CC BY
634
Таирова Н.М. CL
Коррупция как социальное явление: |
историко-философские и политологические |
W __J,
аспекты мировом мысли и практики* i
Cl
Таирова Нэлли Михайловна о
Северо-Западный институт управления — филиал РАНХиГС (Санкт-Петербург) Доцент кафедры истории и политологии Кандидат исторических наук, доцент mmandrik@mail.ru
РЕФЕРАТ
В статье исследуются природа и сущность коррупции, коннотация которых отражена в известных трудах мыслителей XV-XIX вв., указывается на органическую связь коррупции с политикой. Коррупция характеризуется как дисфункциональный процесс в системе управления, а деятельность чиновников — порочной. Автор рассматривает мировые коррупционные практики и раскрывает борьбу с коррумпированными политическими и банковскими организациями (на примере правления американского президента А. Линкольна).
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА
коррупция, частная выгода, лесть, взяточничество, доносы, мздоимство, покровительство, зависть, подкуп, коррумпированность, эра коррупции
Tairova N. M.
Corruption as Social Phenomenon: Historical, Philosophical and Politological Aspects of World Thought and Practice
Tairova Nelly Mikhailovna
North-West Institute of Management — branch of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public
Administration (Saint-Petersburg, Russian Federation)
Associate Professor of the Chair of History and Political Science
PhD in History, Associate Professor
mmandrik@mail.ru
ABSTRACT
In the article the nature and essence of the corruption which connotation is reflected in known works of thinkers of the XV-XIX centuries is investigated. Specific organic cooperation of corruption with politics is stated. Corruption is characterized as dysfunctional process in a control system. The author considers world corruption practices and opens fight against the corrupted political and bank organizations (on the example of board of the American president A. Lincoln).
KEYWORDS
corruption, private benefit, flattery, bribery, denunciations, bribery, protection, envy, bribery, corruption, era of corruption
Современное понятие коррупции начинает складываться в ХУ-ХУ1 вв. В европейских странах основной чертой политической практики становится культивирование коррупционных традиций в высших эшелонах власти. Эпоха Возрождения не была исключением, и коррупция заполняла повседневную жизнь италийских городов. Не
* Продолжение. Начало см. в «Управленческом консультировании» № 1 за 2014 г. (с. 98108).
< случайно Николо ди Бернардо Макиавелли (1469-1527), автор знаменитого про-н изведения «Государь», определял коррупцию как признак состояния общества, ^ сравнивая ее с болезнью, а именно с чахоткой: вначале она трудно распознается, V но легко вылечивается; если же она запущена, то ее легко распознать, но излечить ^ трудно [5, с. 78-79].
^ Другим пониманием коррупции является его указание на органическую связь о коррупции с политикой. Коррупция выступает как определенная система исполь-о зования публичной деятельности в своих личных интересах. Показательным в этом случае является образ советника государя. Макиавелли своеобразно представляет его характеристику: «Если он больше беспокоится о себе, чем о государе, и во всем ищет выгоды для себя, он никогда не будет хорошим слугой государю, и тот никогда не сможет понадеяться на него» [4, с. 108].
Между тем Макиавелли объясняет, что самым распространенным видом коррупционной зависимости людей является обычная лесть, особый тип отношения одного человека к другому. Философ говорит о лести и льстецах, которых в больших количествах можно встретить при дворах государей. Он совершенно точно показывает картину вживления лести в отношения государя с поданными: если государь стремится изжить лесть, то он подвергает себя опасности, так как может вызвать к себе пренебрежение. Лесть неискоренима, и если государь захочет все-таки услышать правду и каждый сможет сказать ему эту правду, то к нему как к государю перестанут проявлять должное уважение [Там же, с. 109].
И действительно, что же такое лесть? Лесть — это слова и чувства, которые проявляет тот, кто хочет получить личную выгоду от другого — вышестоящего по должности лица. Его никто не просит, чтобы он словесно и физически прогибался, лесть не наказуемое чувство, ее можно услышать и принять за правду, а можно проигнорировать. Макиавелли же предлагает лесть перевести в ранг совета, ибо советоваться с другими государь может тогда, когда он сам хочет, а не тогда, когда хотят другие [Там же, с. 110]. По выражению Макиавелли, коррупция — это использование публичных возможностей в частных интересах.
В Англии беспощадная борьба со взяточничеством велась в период правления Генриха VIII (1491-1547) из династии Тюдоров. В стране существовала система доносов. Ящики для письменных доносов были размещены около королевских учреждений и каждый мог воспользоваться без страха и упрека этой услугой. Таким способом Генрих VIII пытался искоренить мздоимство по всей стране. Однако ему вскоре пришлось отказаться от такого нововведения в фискальной политике. Дело заключалось в том, что за каждый донос его автор получал денежное вознаграждение — фартинг (денежная единица Англии). «Законопослушные» граждане засыпали своими доносами весь бюрократический аппарат, который уже не мог справляться с таким огромным количеством доносов. Как правило, жертвами в основном становились «колдуны», «ведьмы» и др..
Ярким примером, почему люди ради своей выгоды предают тех, кто живет и ест рядом с ними, получая за это взятки или покровительство сильных мира сего, является теория «естественного состояния», возникшая в XVII в. Так, в основе политического учения Томаса Гоббса (1588-1679) лежит своеобразное представление о природе и страстях человека («Левиафан»). Т. Гоббс считал, что человек от природы склонен к преследованию своей частной выгоды, стремится к возвышению над другими. Следовательно, между людьми возникают зависть, ненависть, а в соперничестве они добиваются почета и чинов [1, с. 118]. В целях собственной безопасности люди проявляют недоверие к другим, из соображения чести проявляют неуважение по мелочам, даже из-за несогласия во мнении. То есть люди находятся в состоянии войны, когда каждый является врагом каждого [Там же, с. 86-87].
По Гоббсу выходит, что зависть, слежка, ненависть, мщение, вечный страх, со- < стязательность и месть — это война, а все остальное — мир [Там же, с. 87]. Более ^ того, объясняя природу преступления, философ раскрывает и принципы их осу- ^ ществления. Гоббс подчеркивает, что в глазах различных людей одно и то же ^ деяние может быть расценено или нравственно положительным, или отрицательным. ^ Причину же преступления Гоббс видит в тщеславии или глупой переоценке соб- ^ ственной личности. Тщеславие, как правило, порождает соответствующее предпо- о ложение, что наказания, установленные законами, распространяющиеся на всех о подданных, не должны применяться к тем, кто обладает богатством, также как к бедным. В этом случае люди, кичащиеся своим богатством, смело совершают преступления в надежде, что им удастся избежать наказания путем подкупа государственного правосудия или получить прощение за деньги или другие формы вознаграждения [Там же, с. 204]. Гоббс в контексте «подкуп» показывает крестный путь к коррумпированной государственной юстиции, которая реально подменяет закон государства законом рынка (деньги — товар) в целях собственного обогащения. Но вот что удивительно, в образ преступника Гоббс включил массу «людей». «Люди» тогда — это определенное множество, которое имеет такое же множество могущественных родственников. Так вот, это множество, завоевавшее себе в обществе популярность и определенную репутацию среди толпы, осмеливается нарушать законы государства, включая в свое собственное преступление надежду, что им удастся оказать давление на ту власть, законы которой они нарушают. Но ведь именно этой власти как государственной машине надлежит заботиться о приведении законов в исполнение [Там же].
С другой стороны, Гоббс пытается понять смысл «подкупа» с позиции действий самого суверена (правителя), на котором лежит обязанность награждать людей. Он рассматривает две ситуации: в первом случае, когда граждане, хорошо отслужившие государству, награждаются и тем самым для других создается стимул верной службы; вторая ситуация моделирует «подкуп» деньгами или повышение какого-либо популярного и честолюбивого подданного, который минимально затратил общественные средства, однако технически такое повышение связано с тем, чтобы нейтрализовать его и не позволять ему вести какую-либо против себя агитацию среди народа. И тогда человек, получивший незаслуженно почести, будет отвергнут и не принят народом. Т. Гоббс критически относится к такому роду вознаграждениям, считая эти знаки внимания суверена не благодарностью, а страхом, последствия которого для государства могут быть вредны [Там же, с. 240].
Тот факт, что люди в своем общении предоставляют друг другу благодеяния, заставляет Гоббса исследовать собственно их сущность и источники их возникновения. В этой связи он выделяет три вида «благодеяний»: благодарность, обязательство и взаимопомощь (классификация выстроена автором данной статьи — от простого к сложному). Во-первых, отношения «благодарности» обычно возникают между тем, кого признают выше стоящим по чину, и подчиненным. Это располагает проявить любовь к своему благодетелю. При этом само принятие благодарности есть честь, оказываемая тому, кто это благодеяние обязывает принимать, и тогда благодарность принимается в качестве оплаты. Другим типом отношений являются отношения между двумя равными по статусу индивидуумами. Однако один из них получает от другого больше благодеяний, чем он сможет возместить ему в равной степени. Тому, кто получил благодеяние в качестве благодарности, остается только проявлять показушную любовь, а в действительности — чувствовать тайную ненависть к своему благодетелю. Человек оказывается в положении несостоятельного должника, который тайно желает, чтобы никогда не видеть этого кредитора [Там же, с. 70]. Что же собой представляет «обязательство»? Если благодеяние обязывает к чему-либо, то обязательство по своей сути есть рабство, а обязательство, которое не может
< быть оплачено, есть вечное рабство [Там же]. Но у Гоббса есть и другое объяснение н обязательству. В этом случае показаны характерные особенности благодеяния, по-^ лученные от человека, который признан выше по чину. Несомненно, такое благо-V деяние располагает любого из нас к любви дарителю, ибо это благодеяние есть не ^ новое уничижение, а принятие «благодарности» как чести, и эта честь является ^ оплатой тому, кто обязывает принимать данное благодеяние [Там же]. И, наконец, о Гоббс аргументирует благодеяния как «взаимопомощь» и «взаимная услуга», при-о знавая, что они могут располагать к любви, если получены от равного или от ниже стоящего по чину. Согласно намерению получателя эти благодеяния должны содержать надежду на равное воздаяние. Однако нельзя не заметить, что благодеяния по взаимным услугам в свою очередь способствуют появлению ситуации состязательности и включения обеих сторон в конкурентную среду (кто кого превзойдет в благоденствовании). Что касается благодеяния как «взаимопомощи», то эта услуга является самой благородной и обеспечивает доверие и любовь к людям.
Совершенно очевидно, что условное деление благодеяний позволяет увидеть возможные элементы коррумпированных отношений, возникающих внутри официальной жизни: во-первых, принимая охотно «благодарность», человек находится в состоянии постоянной оплаты за расположение к нему, хотя чисто внешне благодетелю выражена любовь, но это является вынужденным актом и человек может оказаться в тени властвующего, приспособиться к нему, а соответственно, не сможет реализовать собственные интересы; во-вторых, получая от кого-либо благодеяния, человек ставит себя равным с тем, от кого исходит благое расположение, но если этих благодеяний больше, чем круг возможностей возмещения, то, беря на себя «обязательства» и не справляясь с ними, человек попадает в положение «несостоявшегося должника», что вызывает показную любовь (лесть), неудовольствие и неприятность в общении; в-третьих, в отношениях «взаимные услуги» имеются также некоторые издержки, ведь состязательность и постоянные услуги друг другу могут приводить не к дружбе, а к противостоянию. В состязании есть всегда кто-то первый, но победителей, как говорят, не судят. И только «взаимопомощь» без примеси состязательности есть естественное состояние людей и определена как чистая форма взаимодействия между людьми. Если человек оказывает услуги, то взамен он не может требовать той же отдачи, а вот помощь человек осуществляет по велению сердца, а не ради какой-либо выгоды. Таким образом, Т. Гоббс показывает, что коррумпированные элементы проникли в повседневную жизнь и являются неотъемлемой частью состояния всех отношений между людьми. Соответственно, Т. Гоббс в коррупции видит тот корень зла, из которого вытекают всякого рода соблазны и презрение ко всем законам.
Французский политический мыслитель эпохи Просвещения Шарль-Луи Монтескье (1689-1755) считал коррупцию социальным явлением, которое существует в обществе с тех пор, как только сформировался управленческий аппарат. Так, в вопросе о подарках («О духе законов», кн. 5, гл. XVII) Монтескье ссылается на непримиримую позицию Платона, требовавшего смерти тем, кто принимал подарки за исполнение своего долга: «Не следует принимать подарков ни за хорошие, ни за дурные дела» [6, с. 218]. Следующий аргумент был направлен против римского закона, позволяющего должностным лицам принимать приношения. В силу того что преподношение должно было иметь определенный стоимостный эквивалент, не превышающий 100 экю в год, Монтескье определял римский закон как дурной закон, выдвигая под новый законодательный принцип нравственное основание: «Кому ничего не дают, тот ничего и не желает; те же, кому дают мало, вскоре пожелают большего, а потом и многого» [Там же, с. 218]. Не менее важные идеи о коррупции Монтескье раскрывает в контексте разложения принципов правления: монархии, аристократии, деспотии. Так, в череде несчастий, которые народ по-
стигает в демократии, Монтескье выдвигает такие крайности, как утрата добро- < детели и потеря уважения к правителям, развращение и властолюбие, алчность и ^ стремление к роскоши. Вседозволенность приводит народ к единственной цели — ^ заведовать общественной казной. Предела коррумпированность достигает тогда, ^ когда народ начинает свои голоса продавать на выборах за деньги. Те же, кто ^ борется за власть, подкупают народ, выдавая ему из общественной казны деньги ^ за их голосование, но при этом стремятся в итоге получить от народа больше, чем о они давали [Там же, с. 254-255]. о
Однако приход аристократии к власти не устраняет опасности в устройстве государства, ибо власть аристократии только в том случае может проявиться, если она будет соблюдать законы. Но в случае несоблюдения законов возможно появление деспотического государства со множеством деспотов. Испорченность достигает высокого уровня, когда власть становится наследственной, а правление — насильственным. В таком государстве мало добродетели, а государством овладевает дух легкомыслия, небрежности [Там же, с. 257].
В монархии принцип разложения ощутим, когда высшие должности в государстве становятся ступенями рабства (в смысле раболепия, лести), а соответственно утрачивается связь между честью и почестями (человек одновременно может быть унижен до бесчестия и украшен почестями). Кроме того, сановники, будучи в своем рабстве всем обязаны только государю, всегда свободны перед отечеством. Особенность такой власти заключается в том, что если власть государя становится чрезмерной, то в этом случае уменьшается безопасность его особы.
Ш.-Л. Монтескье задается вопросом, если существуют люди, которые могут развращать власть государя, при этом изменяя ее природу, то не совершают ли они против Его Величества особого рода преступление или оскорбление? Причину же возникновения деспотического государства Монтескье видит в том, что лучшие законы превращаются в дурные и обращены против самого государства. Но, чтобы заставить правителей подчиниться законам, народ придумал своеобразное средство как восстание [Там же, с. 260]. Для чего нужен мятеж? Важно заставить правителей подчиниться закону и не злоупотреблять властью. Ссылаясь на Тита Ливия, Монтескье приводит показательный пример: Ганнибал, вернувшись в Карфаген, увидел, что чиновники и первые граждане республики расхищают государственные доходы и злоупотребляют своей властью. Это стало возможным лишь с исчезновением политического института власти, а когда ликвидирован политический институт, тогда исчезает добродетель и на ее место вступают роскошь и порок. И если не контролировать эти недуги, то общество гибнет. Порочность и коррумпированность чиновников появляются там, где отсутствуют контролирующие институты (например, цензура) [Там же, с. 260-263].
Характеризуя состояние деспотического правления, Монтескье обращает внимание на своеобразие его правления. Согласно обычаю при императоре Моголе всякое обращение к вышестоящему лицу или непосредственно к государю, как правило, должно было сопровождаться различного рода приношениями. То есть любой прием просьб мог состояться только при наличии у поданных вознаграждения. По существу, император свои милости продавал за подарки. Из этого Монтескье определяет характер деспотического правления: в государстве нет граждан; связь между высшими и низшими осуществляется посредством карательной силы, которую одни налагают на других. Но при этом Монтескье констатирует, что лишь в том государстве, в котором отсутствуют какие-либо дела, в таком государстве нет надобности обращаться к высокопоставленному лицу с просьбами или жалобами [Там же, с. 218]. Он подчеркивает, что политическая свобода возможна лишь при тех правлениях (умеренных), где не нарушают формы властвования. Но, к сожалению, опыт всех веков показывает, что всякий человек, обладающий властью,
< склонен злоупотреблять этой властью. А злоупотребление властью, как известно, н может быть бесконечным, пока человек не достигнет положенного ему предела. ^ И чтобы не было возможности к злоупотреблению властью, философ определенно V говорит о таком порядке вещей, при котором различные власти должны взаимно ^ сдерживать друг друга.
^ Вместе с тем Монтескье уповает на то, что возможно возникнет такой государ-о ственный строй, «при котором никого не будут понуждать делать то, к чему его не о обязывает закон, и не делать того, что закон ему дозволяет» [Там же, с. 289]. Характеризуя коррупцию как дисфункциональный процесс в системе правления, Монтескье особо подчеркивает значимость для государства не только принципа разделения властей, но и соблюдения в нем свободы. Государства гибнут тогда, когда законодательная власть оказывается более испорченной, чем исполнительная [Там же, с. 300].
Как видно, Монтескье не только осуждал коррупцию, но и показал различные формы ее развращенности: получение подарков за выполнение своего государственного долга, алчность и стремление к роскоши, захват общественной казны, подкуп за голоса на выборах, раболепие перед государем, злоупотребление властью, расхищение государственных доходов, продажа милости за подарки. В борьбе с коррупцией Ш.-Л. Монтескье особое значение придает институциональному подходу, позволяющему создать политический и контролирующий орган (типа цензуры). Вместе с тем он был солидарен с Платоном, который осуждал взятки и требовал за принятие подарков смертной казни.
Показательно, но Монтескье не допускал самой идеи ранжирования подарков до определенной стоимости, понимая, что коррумпированность произрастает от малого до большого размера в любом государстве. Следовательно, не следует коррупцию вводить в определенный стоимостный эквивалент, так как у коррупции не может быть никакой ниши в системе государственной службы.
Жан-Жак Руссо (1712-1778), политический мыслитель, писатель французского Просвещения, в письмах к политическим деятелям и философам своего времени, в многочисленных работах объяснял через призму собственной судьбы идеи, распространение которых представлялось полезным для общества. Так, уже в конкурсной работе «Рассуждения о науках» Руссо поставил главный свой вопрос — что является результатом социального неравенства?
Руссо видел, что в обществе одни занимают «почетные места», другие — находятся в «пресловутом неравенстве условий жизни» [2, с. 144]. Следовательно, неравенство не следует сводить только к неравенству материальному. В обществе важную роль играет неравенство оценок людей. Руссо определяет, что существует не только жажда наживы, характеризующая поступки людей, но и стремление обрести социальный статус и уважение в обществе. Например, культурная элита всегда пребывает в состоянии получения этих отличий. Не материальное положение определяет неравенство, а тот стереотип социального поведения, который формирует культурная элита, а государи, как известно, поощряют только тех, кто желает «отличиться». Мыслитель взваливает на культурную элиту ответственность за экономическое неравенство: «Люди делают все, чтобы разбогатеть, но они это делают, прежде всего, для того, чтобы добиться уважения» [12, р. 502]. Руссо понимает, что в обществе, где каждый стремится занять определенное место при власти, а значит, получить материальное благополучие не может существовать добродетели и гуманности.
Великий гуманист был противником монополий, которые предоставлялись некоторым частным лицам. В них он видел возможности неравномерного распределения богатства и полного обнищания масс, что на самом деле обнажало «язвы» монархического правления. Ж.-Ж. Руссо писал: «Досточтимые граждане в полном покое
насыщаются кровью ремесленников и рабочих, а лихоимство дельцов называется < полезными талантами и обеспечивает тем, кто ими пользуется, благосклонность ^ государя» [11, с. 146]. Здесь идея Руссо о «неравенстве оценки» человека в обще- ^ стве созвучна с идеей Гоббса о «содействии могущества» приобретенного богатства ^ и его инструментальности в получении дружбы и уважения в обществе [10, р. 58]. ^
В своих рассуждениях о науках Руссо противопоставляет существующее нера- ^ венство «рангов» и оценки человека с позиции его богатства и положения в обще- о стве новому идеалу меритократии (власти способных и творческих людей). Он о подчеркивает, что благодаря разумной политике государей культура перестанет быть прибежищем посредственности, которая занимает «места» в академиях и университетах благодаря своим влиятельным покровителям. Это, в свою очередь, порождает дурной пример «недостойной черни», уверяя ее в том, что и она может стать «ученой», не имея на то элитных качеств [2, с. 150-151]. Парадокс состоял в том, что Руссо сам себя причислял к просвещенной элите, но только к истинным ученым, чуждым к общепризнанному стереотипу социального поведения, утверждая, что его аудиторией являются простые люди. Борьба за толерантность в обществе и борьба против коррумпированности судей — вот две главные вехи в его жизни как политика и гражданина. Но как философ он представлял, что возможно будет такое государство, в котором мудрость и добродетель будут цениться выше рангов и богатства.
Таким образом, Ж.-Ж. Руссо подчеркивал, что если возникнет культурная среда, то культурная элита займет в ней достойное пристанище, а государи будут покровительствовать истинным ученым, тем самым исчезнет борьба за почести и богатства (т. е. коррумпированность), а писатели смогут воздействовать на публику своим собственным примером.
В американской политической жизни на рубеже XVIII и XIX вв. для становления американской государственности важную роль сыграли статьи трех авторов: А. Гамильтона (1757-1804), Дж. Мэдисона (1751-1836) и Д. Джея (1745-1829), писавших под псевдонимом Публий, указывающим на связь с легендарным основателем Римской республики — Публием Валерием Публиколой. За полгода они написали 85 статей с интервалом в 1-2 дня, из которых затем был составлен сборник статей «Федералист». В ставшей классической — статье 51 — авторы заложили фундамент под институт разделения ветвей власти. Принцип разделения властей не позволял лицам одного ведомства зависеть по части выгоды от лиц другого ведомства. Эти выгоды они могли предоставлять друг другу за счет своего служебного положения. Суть этой зависимости заключалась в том, что на первое место авторы «Федералиста» поставили вопрос о свободе действий каждого ведомства (законодательной, исполнительной и судебной власти). Если чиновники, в частности, глава исполнительной власти или судья будут находиться в зависимости от законодателей, то их независимость будет чисто номинальной [8, с. 346-347]. Федералисты были обеспокоены тем, что лица, ведающие органами власти, не имеют конституционных средств для борьбы с незаконным вторжением в работу своего ведомства со стороны других лиц или ведомств. Одним словом, они предложили предусматривать меры защиты от посягательств на власть, подразумевая под «мерами защиты» борьбу с коррупцией. По существу, Публий имманентно выразил присущую человечеству проблему соотношения свободы и совести, проявляющуюся по необходимости. И тогда возник вопрос: что же должно противостоять необходимости? Ответ был лаконично сформулирован и логически определен тем, что никакая необходимая мысль не может быть заменена другой, а значит, «честолюбию должно противостоять честолюбие» [Там же, с. 347]. Что касается свободы, то она должна помочь главе ведомства связать интересы ведомства с конституционными правами, чтобы помешать злоупотреблению властью и создать единый политический организм.
< Авторы статьи 51 «Федералиста» реально рассматривали политическую ситуацию н и достаточно глубоко проникали в суть проблемы. Они определили, что в полити-^ ческом поле существуют возможные лазейки для проявления коррупции (получения V выгоды). Коррупция из сферы сущего может переходить в наличный живой организм ^ политической власти. Бесспорно, коррупция не может красить природу человеческой ^ деятельности. «Но разве сама необходимость в правлении красит человеческую о природу?» [Там же] — задает риторический вопрос Публий. И сам же с определенен ной символикой раскрывает смысл своего вопроса: «Будь люди ангелами, ни в И каком правлении не было нужды» [Там же]. И действительно, если бы людьми правили ангелы, разве нужен был бы надзор над правительством? К сожалению, людьми правят не ангелы — людьми правят люди. Отсюда главная трудность: воздействие на людей необходимо выражать с большой предосторожностью. Авторы концепции борьбы с посягательством и злоупотреблением властью предложили разумный принцип правления: тем, кто правит, следует обеспечить условия надзирать над управляемыми, и одновременно обязать этих правящих надзирать за самими собой [Там же]. Из этого следует, что все человеческие взаимоотношения в системе правления должны находиться под контролем, т. е. каждое должностное лицо обязано надзирать над другим должностным лицом. Безусловно, в этом положении сложным является по своему исполнению принцип служения личного интереса охране общественных прав. По сути, каждый чиновник в соответствии с этой статьей в обязательном порядке обязан соединить свой личный интерес с общественным [Там же]. Иными словами, личный интерес находится в услужении у общественного интереса и при этом не может его перевешивать.
Но сама американская политическая практика выдавала множественно коррупционных практик, с которыми сталкивались аристократы и демократы, обвиняя друг друга в развитии и поощрении коррупции. В беспрецедентной по тому времени книге «Демократия в Америке» (1835) французский молодой аристократ, государственный деятель и политический мыслитель Алексис де Токвиль (1805-1859) выделяет коррупцию в определенное понимание социального явления, обнаруживающегося в процессе аристократического и демократического правления. Так, в аристократическом правительстве делами государства занимаются состоятельные люди, которых на государственную должность приводит лишь стремление к власти. Что касается демократических правительств, то государственными деятелями становятся бедные люди, и им только предстоит наживать свое состояние. В аристократическом правительстве руководители если и готовы подкупить других, то сами практически недоступны для коррупции — здесь удар наносится нравственности общества. При демократическом руководстве — подкупленными являются сами правители и вполне вероятно — косвенно нарушается само общественное сознание, возникает ситуация, когда, находясь под подозрением, руководители государства обеспечивают поддержку тем преступлениям, в которых их обвиняют. И это, как следствие, становится опасным для добродетели, ибо она еще пытается бороться с пороком, но вынуждена сдавать свои позиции и проводить выгодные для порока интересы.
Ученый обращает внимание на то, что «непристойные страсти» могут обнаруживать себя в любой среде: и у тех, кто сидит на троне по праву рождения, и у тех, кто стоит во главе аристократического или демократического государства. Согласно де Токвилю коррупция не может быть утонченной или грубой (вульгарной). Даже последний негодяй сможет разобраться, где обкрадывают общественную казну, а где продают за деньги государственные услуги, при этом будет доволен тем, что может быть и он к этому причастен.
Далее, де Токвиль делает попытку понять суть безнравственности: что страшнее — безнравственность людей, стоящих у власти, или безнравственность, ведущая их к власти? Во главу угла он ставит тот самый порок, который объединяет
понятия власть и низость, успех и недостойность его, полезность и бесчестие [7, < с. 176-177]. Сравнивая положение дел во Франции, де Токвиль критически объ- ^ ясняет, что многие, кто находился у власти, сделали свое состояние за счет госу- ^ дарства. ^
Что же касается сложившейся практики в избирательном процессе, то во Фран- ^ ции были случаи, когда голос избирателя покупался за деньги, и этот факт был ^ нарушением, а в Англии, напротив, этот же факт был общеизвестен и ему при- о давали статус гласности, не видя в нем криминала. Выделяя идеалы Соединенных о Штатов, А. де Токвиль признается, что ему не пришлось слышать, что кто-то смог употребить свое состояние на подкуп тех, кто правит. Однако он был свидетелем, когда под сомнение ставилась честность государственных чиновников, а их успех был приписан «низким интригам или преступным махинациям» [Там же, с. 177].
На самом же деле в Америке с самого начала правительство рассматривалось как неприятная и неизбежная необходимость. Известный федералист Джордж Кабот еще в 1804 г. говорил, что демократия — это «правительство наихудших». Демократия для отцов-основателей Соединенных Штатов оставалась идеей, а само создание нового государства — экспериментом [3, с. 64]. Даже Томас Джефферсон, автор Декларации независимости США 1776 г., сомневался в реальной возможности ее процветания. Установление демократии и одновременно борьба с коррупцией определили деятельность многих президентов в истории США.
Так, вступая в борьбу с коррупцией, президент Авраам Линкольн (1805-1865) хотя и не имел никакой антикоррупционной программы, но понимал, что борьба с ней будет жесткой в силу того, что жадность и личный интерес к выгоде толкают многих на подкупы, взяточничество, махинации, тайные сговоры в парламенте, другим бедствием были гражданская война Севера и Юга, а также заговоры европейских стран против его страны, определившие как внутреннюю, так и внешнюю политическую сторону деятельности его правительства. Линкольн-президент по сути выиграл три крупные коррупционные битвы: во-первых, XIII поправка к Конституции об отмене рабства и принятие ее палатой представителей, во-вторых, гражданское согласие Севера и Юга и окончание гражданской войны и, в-третьих, политический конфликт с европейскими банками и одновременно содружество с Россией в целях недопущения войны с Англией и Францией.
Несмотря на то что на исходе войны Конгресс принял Акт от 25 февраля 1865 г. о создании национального банка, Линкольн, выступавший против этого, все же выиграл битву с банковской системой, выпустив в феврале 1862 г. свои собственные «гринбеки». Этим он спас свое правительство от заема денег у банкиров на ведение войны армией Севера.
Другим немаловажным шагом Линкольна явилось содружество его правительства с Россией, которая во главе с Александром II откликнулась и поддержала его, послав к берегам США морскую флотилию для устрашения Англии и Франции, чтобы те не могли оказывать помощь Югу и не вступали в войну с Севером. В случае нарушения нейтралитета русская эскадра должна была выступить на стороне Севера. В благодарность за незамедлительную помощь своему правительству Линкольн издал Манифест об освобождении рабов в знак уважения к русскому народу и его царю, чья добрая воля в 1861 г. подобным манифестом освободила крепостных. Сложность политической игры заключалась в том, что у Линкольна не было тыла и в своем правительстве: министр финансов провел через Конгресс Акт о национальном банке, а военный министр вел закулисные игры и был впоследствии причастен к убийству самого А. Линкольна.
Для понимания коррумпированности в американском обществе знаменательна речь Авраама Линкольна по поводу решения Конгресса 25 февраля 1865 г. об открытии в США национального банка. Предостерегая американский народ от даль-
< нейших необдуманных шагов, Линкольн высказал свое беспокойство о состоянии н общества: «Власть денег грабит страну в мирное время и устраивает заговоры в ^ тяжелые времена. Она более деспотична, нежели монархия, более высокомерна, V нежели самодержавие, и более себялюбива, нежели бюрократия. Я предвижу на-^ ступление кризиса в ближайшем будущем, что лишает меня спокойствия и застав-^ ляет опасаться за безопасность своей страны. Корпорации вступили на престол, о грядет эра коррупции, и власть денег в стране будет стремиться продлить свое о господство, воздействуя на предрассудки до тех пор, пока богатство не соберется в руках немногих и республика не погибнет» [9]. Чего или кого же опасался Линкольн? Он вполне реально оценил ситуацию, выделяя в ней три сферы, в которых возникает коррупция — плутократия (власть банкиров), олигархия (власть корпораций), бюрократия (власть чиновников). Властью банкиров определялась банковская система в Штатах. Банки Штатов выпускали деньги США. Эти деньги были обеспечены золотом, а деньги Линкольна «гринбеки» были просто неразменными банкнотами. Именно банки начали вести подготовку к Гражданской войне и отделению Юга от Севера, а лондонский банковский синдикат окончательно принял решение разделить США на две части и ввергнуть их в войну Севера и Юга. С одной стороны, банки наживались на войне, так как правительства всегда нуждались в оплате военных операций и занимали под проценты у них деньги. А с другой стороны, европейский синдикат стремился ускорить создание в США национального банка, подконтрольного ему.
Предметом спора между Севером и Югом стал острый вопрос — отмена рабства. Рабовладельческий Юг не мог отступить от старого феодального уклада жизни и уступить индустриально-городскому Северу. Однако Линкольн преодолел правовой пат и применил все доступные политические средства вплоть до подкупа своих противников, действуя по формуле «цель оправдывает средства». Кроме того, он предпринял ряд стратегических махинаций (передача некоторым оппозиционным депутатам рабочих мест), привлек лоббистов для достижения принятия XIII поправки к Конституции об отмене рабства, против которой выступала оппозиция со стороны демократической партии. Не случайно в речи Линкольна возникает понятие «заговор». Ему действительно пришлось преодолевать как внешние, так и внутренние заговоры. Даже в своем правительстве он не находил поддержки. И хотя Линкольн использовал коррумпированные средства, пользуясь властью президента, историческая судьба американского народа была выше установленных процедур и партийных разногласий. Коррупцию он преодолевает посредством самой же коррупции. Линкольн не смог противостоять лишь собственному убийству. Оно было совершено 14 февраля 1865 г. тайным агентом конфедератов — актером Джоном Уилксом Бутом — уже после капитуляции конфедеративных штатов. Тем не менее 16-й президент США от республиканской партии А. Линкольн в своей последней речи предрек «эру коррупции» как уже наступившую, предупреждая априори американский народ о ее силе и пагубности для государства.
Как видно, на протяжении многих веков не только шел процесс формирования методов борьбы с коррупцией, но и разрабатывались различные подходы к пониманию коррупционных действий в работах известных политических философов и практиков. И хотя коррупция не была тотальной, но все же она была одним из символов государства — Левиафана и воспринималась чудовищно угрожающим явлением для существования демократического государства. И чтобы сломить миф о непобедимости коррупции, интеллектуально-разумная часть общества стала разоблачать ее силу и ее сущность, стремясь сохранить государственное тело не в качестве какой-то коррумпированной машины, а живым организмом, где существуют добродетели и честные люди, правила игры и законы справедливости.
Окончание в следующем номере.
Литература g
>
1. Гоббс Т. Левиафан. М.: Мысль, 2001. ^
2. Занин С. В. Общественный идеал Жан-Жака Руссо и французское Просвещение XVIII в. ^ СПб.: ИД «Мир», 2007. v
3. Крашенинникова В. Россия — Америка: холодная война культур. Как американские цен- х ности преломляют видение России. М.: Европа, 2007. s
4. Макиавелли Н. Государь / Пер. с ит. К. А. Тананушко. М.: АСТ, 2002. q
5. Макиавелли Н. Избранное. М., 1999. ^
6. Монтескье Ш.-Л. Избранные произведения. М.: Изд-во полит. лит., 1955. х
7. Токвиль А. де. Демократия в Америке / Пер. с франц.; Предисл. Г. Дж. Ласки. М.: Прогресс, 1992.
8. Федералист. Политическое эссе А. Гамильтона, Дж. Мэдисона, Д. Джея. М.: Весь мир, 2000.
9. Эпперсон Р. Невидимая рука // Красная Звезда. 10 февраля 2010. // Авраам Линкольн: «Грядет эра коррупции»: www. redstar./ru (дата обращения: 11 июня 2013 г.)
10. Hobbes T. Leviathan. Chapter XX, 2-6. Oxford, 1996.
11. Launay M. J.-J. Rousseau, écrivain politique. Geneve. 1989. P. 191 // Занин С. В. Общественный идеал Жан-Жака Руссо и французское Просвещение XVIII века... С. 146.
12. Rousseau J.-J. Fragment politiques. Vol. 1 // Oeuvres complétés. T. III
References
1. Hobbes T. Leviathan [Leviafan]. M.: Thought [Mysl'], 2001.
2. Zanin S. V. Jean-Jacques Rousseau's public ideal and the French Education of the XVIII century [Obshchestvennyi ideal Zhan-Zhaka Russo i frantsuzskoe Prosveshchenie XVIII v.]. SPb.: Mir publishing house [Izdatel'skii dom «Mir»], 2007.
3. Krasheninnikova V. Russia — America: cold war of cultures. As the American values refract vision of Russia [Rossiya — Amerika: kholodnaya voina kul'tur. Kak amerikanskie tsennosti prelomlyayut videnie Rossii]. M.: Publishing house "Europe" [Izd-vo «Evropa»], 2007.
4. Machiavelli N. The Prince [Gosudar'] / Transl. from Italian K. A. Tananushko. M.: JSC "AST Publishing house" [«Izd-vo AST»], 2002.
5. Machiavelli N. Chosen works [Izbrannoe]. M., 1999.
6. Montesquieu Che.-L. Chosen works [Izbrannye proizvedeniya]. M.: Publishing house of Political literature [Izd-vo Politicheskoi literatury], 1955.
7. Alexis de Tocqueville. Democracy in America [Demokratiya v Amerike]: Transl. from French. Introduction H. Dzh. Laski. M.: Progress, 1992.
8. Federalist. Political essays [Federalist. Politicheskoe esse] of A. Hamilton, J. Madison, J. Jay. M.: "Whole World" [«Ves' mir»], 2000.
9. Epperson R. Invisible hand [Nevidimaya ruka] // Red Star [Krasnaya Zvezda]. February 10, 2010. // Abraham Lincoln: "Coming Era of Corruption» [«Gryadet era korruptsii»]: www.redstar. ru (date accessed 11 June 2013)
10. Hobbes T. Leviathan. ChapterXX, 2-6. Oxford, 1996.
11. Launay M. J.-J. Rousseau, ecrivain politique. Geneve, 1989. P. 191 // Zanin S. V. Jean-Jacques Rousseau's public ideal and the French Education of the XVIII century... P. 146.
12. Rousseau J.-J. Fragment politiques. Vol. 1 // Oeuvres complétés. T. III
