CC BY
71
Корпусная русистика
Рецензия на книгу: Добрушина Е. Р. Корпусные исследования по морфемной, грамматической и лексической семантике русского языка. М., ПСТГУ 2014. - 268 с.
В монографии Е. Р. Добрушиной собраны исследования автора на разные темы и из разных разделов языкознания: в книгу вошли работы на тему лексической семантики и лексикографии, грамматической семантики и дискурса. Объединяет их использование Национального корпуса русского языка в качестве основного источника информации и критерия адекватности описания. Несмотря на то, что представленные в монографии работы не изобилуют применениями «модных» теоретических фреймворков и скорее по своему методологическому аппарату примыкают к традиционной русистике, это традиционная русистика, как принято выражаться, on steroids; взгляд традиционного русиста, предпочитающего наитие и талант строгой методике и статистическим формулам, сталкивается здесь с огромным массивом данных, на котором можно проверять свои предположения и строить новые; с неиссякаемым источником примеров из речи, более живой, нежели художественная литература, являвшаяся основным источником для русистики доинформационной эпохи. Результат этого симбиоза может и не стоять на переднем крае научного прогресса, однако, переосмысляя достижения прошлого, являет собой очередной этап гегелевского герменевтического круга, если применять его к русистике.
Книга разделена на четыре главы по числу рассматриваемых в ней разделов языкознания. Озаглавлены они, соответственно, Морфемная семантика, Грамматика, Дискурсивные слова и Лексическая семантика и лексикография. Из этих разделов два первых в наибольшей мере примыкают друг к другу и, может быть, имело бы смысл их объединить. Однако и настоящее разделение не лишено смысла. Подглавы вида 1.1 являются разрозненными исследованиями, и первая цифра в номере отражает лишь формальную принадлежность к разделу, а не причастность к некоторому смысловому единству. Этот выбор несколько необычен.
Первый раздел из представленных в книге имеет название Единая семантика глагольных приставок, или Душа русского глагола. Главной его темой является поиск инвариантов значений русских приставок. Естественно в качестве по меньшей мере одной из гипотез предполагать, что различные глаголы, содержащие одну и ту же приставку, содержат и присущий этой приставке некий общий элемент значения; такой общий элемент значения и получил название инварианта. С другой стороны, настолько же очевидно, что для большинства глагольных приставок установление общего элемента значения сопряжено с некоторыми трудностями. Формализовать его сложно, и большинство исследователей пользовались толкованиями в той или иной степени метафорическими. Естественна поэтому критика этого понятия, разделяемая в том числе Е.Р. Добрушиной,
которая в соавторстве с Д. Пайаром предложила1 на замену ему термин «формальная схема», подробнее рассмотренный в другой статье, вошедшей в состав монографии.
В разделе 1.1, являющемся как бы вступительным и призванным продемонстрировать возможности подхода, вместо формальных схем используются толкования — их упрощённые формулировки на естественном языке. Это отличает подход Е. Р. Добрушиной от того, что используется в другой работе на эту тему2. В последней значения приставок рассматриваются в диахроническом аспекте и реконструируется само дерево переходов; ключевыми для понимания значения приставки являются именно присущие ей изначальные «физические» значения типа «движения от (дискурсивного центра)» для приставки у-. У Е. Р. Добру-шиной же толкование представляет собой результат абстрактной суперпозиции конечных значений приставочных глаголов, получившихся в результате метафорических и метонимических переходов, слепок значения приставки в синхронном плане. С помощью толкований характеризуются инварианты значений приставок вы-, об-, по- и у-. Например, инвариант приставки вы- обозначен как «модельный результат», а его толкование выглядит так: развитие процесса специфично и приводит к одному из наиболее сложных для достижения результатов из спектра тех, которые могут быть достигнуты.
Хотя это толкование вполне имеет смысл и хорошо подходит для объяснения примеров типа вытанцевать, его следует принимать с осторожностью: оно предполагает, в частности, что для любого процесса в русском языке, который можно описать глаголом с приставкой вы-, возможные результаты ранжированы по сложности. Это соображение представляется как минимум неочевидным. Толкование не всегда идеально применимо даже к авторским примерам: так, если некто вытанцевал сложное коленце или вышил узор, он действительно танцевал или шил особым образом, тогда как для того, чтобы выработать решение, нужно не работать, а думать или обсуждать, притом не специфичным образом, а самым обыкновенным. Если и называть этот процесс работой, то вряд ли полученный результат — решение — можно считать более сложным, чем, скажем, производимые на заводе автомобили; словосочетание же выработать автомобиль едва ли можно считать нормативным.
Подобные контрпримеры и шероховатости можно предъявить и к другим описаниям приставок, что свидетельствует скорее в пользу того, что суммирование значения приставки одним абстрактным предложением, хотя и полезно в ряде случаев, всегда оставляет лакуны в объяснении, и метод перечисления нескольких ярлыков/толкований, к которому прибегает и сама Е. А. Добрушина в следующей статье, является более продуктивным.
К одному из толкований — толкованию приставки по— сложно предъявить какие бы то ни было претензии, однако при этом оно по существу является не-
1 Добрушина Е. Р., Пайар Д. Приставочная парадигма русского глагола: семантические механизмы // Добрушина Е. Р., Меллина Е. А., Пайар Д. Русские приставки: многозначность и семантическое единство. М., 2001. С. 11—254.
2 Janda Laura A., Endresen A., Kuznetsova J., Lyashevskaya O., Makarova A., Nesset T. and Sokolo-va S. Why Russian Aspectual Prefixes Aren't Empty: Prefixes as Verb Classifiers. Bloomington, 2013.
формальным описанием делимитативного значения по-, которое было неоднократно отмечено в литературе3. Обращает на себя внимание, однако, тонкий анализ смысловых различий между вымыть руки и помыть руки при помощи приведённых толкований.
Следующий раздел монографии посвящен инвариантному значению приставки из-. Здесь способ описания меняется: сперва перечисляются типичные свойства процессов, характеризуемых глаголами с приставкой из- («нецеленаправленность изменения», «предельная степень изменения»), а затем общее значение приставки описывается при помощи такой пары ситуаций:
Sit. 1. X может приобретать некоторое свойство A, продуцируемое на X процессом P, если станет участником этого процесса;
Sit. 2. X не может приобретать свойство A, продуцируемое на X процессом P, даже если станет участником этого процесса (потому что уже подвергся этому изменению до крайней точки, если оно градуальное, и до единственной возможной, если оно привативное). Отдельно указывается, что группа глаголов со значением «изнутри—наружу», выражающая исходное «физическое» значение, служащее центральным в подходе Л. Янды, этому описанию не удовлетворяет.
Данная характеристика инвариантного значения приставки из- уже значительно ближе к идеалу, чем толкования из предыдущего раздела; она хорошо подходит ко всем приведённым группам глаголов: изъездил (всю Москву, нет места, которое бы не объездил), исписал (все чернила, и больше писать нечем), изолгался (так, что само противопоставление «лгать» и «говорить правду» для этого человека снимается), испачкал (испачкать сильнее нельзя, так как есть лишь два состояния — 'испачканный' и 'не испачканный'). Вопросы могут возникать разве что к форме толкования: кажется, что как раз в этом случае сравнительно большая формализованность — разделение на две ситуации, использование переменных — не добавляет толкованию содержания, и его можно было бы без ущерба переформулировать аналогично толкованиям из первой главки. Большая адекватность этого толкования подтверждает пользу предварительного разбиения приставки на узкие отдельные значения с тем, чтобы сформулировать более точное обобщение.
В разделе 1.34 приводится пример упомянутой в 1.1 формальной схемы, это схема основы -каз-. Вот как она выглядит:
Основа -каз- означает, что некоторое представление (R) определённого носителя представления (N) о чём-либо стало актуальным из-за некоторого элемента (I); данное представление (R) рассматривается как имеющее источником данный элемент (I).
3 Из недавних примеров ср.: Зализняк Анна А., Шмелев А. Д. Введение в русскую аспек-тологию. М., 2000; Dickey Stephen M. Aspectual Pairs, Goal Orientation and po- Delimitatives in Russian // Glossos. 2006. № 7.
4 Ср.: Добрушина Е. Р., Пайар Д. Семантические механизмы взаимодействия приставки и глагольной основы (основа каз-) // Slavische Wortbildung: Semantik und Kombinatorik / Hrsg Sw. Mengel. Munster-London-Hamburg, 2002. С. 263-280.
Определение выше ещё раз иллюстрирует опасности некритичного подхода к понятию «формальный»: ничего действительно формального (в любом из применимых к семантическому описанию смыслов) в нём обнаружить не удаётся, латинские буквы без нужды дублируются определительными местоимениями, а второе предложение не добавляет к первому никакого смысла. То же можно было бы сформулировать гораздо более ясно и кратко, например так: актуализация объектом некоторого впечатления субъекта. Частные анализы употреблений каз-глаголов при помощи формальной схемы, напоминающие исследования в рамках грамматики конструкций, однако, возражений не вызывают. Всё вышесказанное справедливо и для раздела 1.5, описывающего семантику приставки о-/обо- и отличающегося большей живостью языка и большим количеством корпусных примеров.
Этот раздел завершает мини-цикл, посвящённый глагольным приставкам, а следующий под номером 1.4 описывает ситуацию, в которой двувидовой глагол литературного языка крестить в живой речи связанных с церковью людей теряет возможность выражать совершенный вид и входит в видовую пару с глаголом покрестить. Тенденция двувидовых глаголов присоединять приставки, снимающие видовую неоднозначность, отмеченная ещё в (АГ 80), здесь убедительно подтверждена на недавнем примере. Более консервативный литературный язык сохраняет двувидовые глаголы, тогда как узус нормирует их по модели приставочной видовой пары, характерной для большинства глаголов.
Раздел 1.6 содержит описание отличия в семантике глагола заступаться в контекстах обыденных 'защищать от физической расправы или критики' и религиозных 'молитвой брать на себя часть чужого греха'. Показано, что различия в употреблениях обусловлены нестандартным заполнением одного из семантических актантов глагола (антагониста, т. е. того, перед кем заступаются). Отдельный интерес представляют собой приведённые в статье (хотя и не всегда строгие лингвистически) описания глагольной семантики, принадлежащие перу митрополита Антония.
Вторая глава, посвящённая грамматике, открывается статьёй об исчезновении независимого противопоставления русских деепричастий по времени и виду (видев(ши), видя, увидев(ши), увидя). На протяжении последнего века происходило закономерное отнесение почти всех деепричастий совершенного вида к прошедшему времени, а несовершенного к настоящему соответственно основной таксисной функции деепричастий. Особое внимание Е.Р. Добрушина уделяет непродуктивным группам — деепричастиям несовершенного вида прошедшего времени (быв(ши), ев(ши), знав(ши), читав(ши)) и совершенного вида настоящего времени (увидя, положа, наклоня). На большом наборе статистических данных показано, как деепричастия той и другой групп постепенно уходят в прошлое, оставаясь лишь в составе фразеологических оборотов и отдельных изолированных контекстах.
Раздел 2.2 представляет собой небольшое введение в проблематику русских присчётных слов, как именует их автор (в предшествующих работах приводятся такие термины, как классификатор, нумератив и пр.), т. е. слов типа голова или десяток в выражениях пять голов скота или два десятка яиц. Приводится их
разделение на типы по принципу обязательности (пять *(голов) скота vs. пять (штук) яиц). Проводится разделение слов, традиционно приводимых в качестве русских аналогов понятия «классификатор» (вышеупомянутая голова), единицы измерения (метр, килограмм) или контейнерной меры (стакан, вагон), упомянут особый статус слова пара (пара очков — *голова скота). Статья хорошо подходит в качестве вводной в соответствующую область.
Глава 3 посвящена дискурсивным словам, а два её раздела, 3.1 и 3.2 — словам да и нет соответственно. Раздел 3.1 представляет собой описание периферийных (относительно основного «утвердительного») вариантов употребления слова да, выделяются следующие типы: да-да 1 («повышенной кооперативности»), да-да 2 («подтверждающее»), да!да!да!(«настаивающее»), да... да («задумчивое»). Проводится анализ семантики каждой из этих разновидностей с корпусными примерами (во второй части статьи даются примеры из Мультимедийного корпуса НКРЯ «МУРКО»). Хотя приведённые толкования интуитивно кажутся верными, остаётся ощущение, что проведённое описание может не быть исчерпывающим, так как отсутствуют количественные показатели, которые могли бы быть извлечены из корпуса. Дополнение этого исследования статистической секцией с анализом распределения да по некоторой корпусной выборке пошло бы ему только на пользу.
Раздел 3.2 посвящён описанию семантики слова нет. Сперва ставится вопрос о статусе самой этой единицы и о том, сколько возможных омонимов она собой представляет. Е.Р. Добрушина приводит различные варианты разделения нет на омонимы, присутствующие в словарях, а затем предлагает классификацию, основанную на синтаксической позиции нет и выделяет безличный предикатив нет, изолированное нет и нет, заменяющее часть предложения. Далее следует анализ каждого из нет, при этом наибольшее внимание уделено изолированному нет. Проводится его исчерпывающий анализ во всех возможных позициях: в начинающих и завершающих высказывание, в утвердительных и вопросительных реакциях на ответы, вопросы и побуждения, общим числом в 29 контекстов. В результате системного комбинаторного подхода не забытым оказывается и такое сравнительно маргинальное значение нет, как эмоциональное нет, вводящее оценочную реплику (Нет, как здорово!). Вызывает удивление, однако, насколько при такой дотошности перечисления контекстов и точности анализа каждого из них в отдельности невзрачно выглядит формальная схема изолированного нет: значение нет в ней сводится к объявлению актуального утверждения a, несовместимого с выделенным утверждением p, притом оба утверждения описывают одно и то же положение дел. Кажется, что такую характеристику семантики нет можно было бы дать и не проводя этого безупречного в деталях анализа.
Четвёртая глава посвящена лексической семантике и лексикографии. Раздел 4.1 описывает проблему разграничения лингвистической и энциклопедической информации на примере словаря религиозных терминов. Приводится совершенно справедливое утверждение, что такое разграничение очень важно; в пользу этого можно добавить, что объекты, фигурирующие в лингвистической и энциклопедической частях статьи, могут иметь даже разные имена. В работе
(Иомдин 2012) приводится целый ряд подобных примеров, укажем здесь один, касающийся цветка, обиходное название которого — мимоза, а терминологическое — Acacia dealbata. Далее приводится критерий разделения лингвистической и энциклопедической информации: первая должна содержать сигнификат понятия, т. е. набор свойств, необходимых и достаточных для опознания (наивным) носителем языка объекта как носящего данное имя. Далее приводится случай, в котором, по словам Е. Р. Добрушиной, место прохождения границы между лингвистической и энциклопедической информацией неочевидно; вот он:
Ангельский чин: 1. система иерархии ангелов, а также ступень этой иерархии; ??1 описана византийским богословом Дионисием Ареопагитом (V—VIвв.); ??2 первая триада: серафимы, херувимы, престолы; вторая триада: силы, господства, власти; третья триада: начала, архангелы и собственно ангелы3.
Утверждается, что неочевидно, должна ли граница проходить на ??1 или ??2. Основанием для сложности этого случая указывается то, что просто слов система иерархии ангелов недостаточно для опознания объекта именно как ангельского чина; в свою очередь, любого из свойств ??1 и ??2 достаточно для такого опознания. Нам кажется, что это не совсем верно; мы предполагаем, что решение проблемы однозначно и таково: свойство ??2 должно входить в лингвистическую часть толкования, а свойство ??1 — нет. Это объясняется значением самого слова опознание. Для простых примеров типа вышеприведённой мимозы суть его очевидна: опознающий сопоставляет визуальный образ опознаваемого объекта с эталонным образом мимозы в своём сознании. Каким же может быть процесс опознания иерархии ангелов? Очевидно, только таким: перечислением ступеней этой иерархии с их названиями. Далее в статье описывается связь сложности разграничения лингвистических и энциклопедических элементов толкования с лабильностью в понимании Е.В. Рахилиной, т. е. «степенью связанности семантики языковой единицы с определённой ситуацией и её участниками»: наименее лабильный тип слов — глаголы — имеет чётко выделяемый лингвистический компонент толкования, а наиболее лабильный — имена собственные — в наибольшей степени его лишены.
Раздел 4.2 содержит анализ переносных значений религиозных и философских терминов, а именно религиозных терминов акафист, догмат, догма и философского термина альтруист. Анализ довольно точен (хотя предмет и представляется несложным), однако возникает вопрос о необходимости включать в эту короткую статью единственный философский термин, создающий неоднородность. Вероятно, лучше было бы ограничиться религиозными терминами.
Заключающий сборник раздел 4.3 описывает семантику несоставных слов современного русского языка с корнем благ-, продолжая, таким образом, тематику предыдущего исследования. Приводятся отрицательные коннотации слов блажь, блажить, блаженный и блажной с вполне правдоподобной гипотезой об их общем происхождении от слова блаженный 'сумасшедший' через промежуточное значение 'юродивый'. Приводятся первоначальные религиозные значения слов с корнем благ- и полисемическая цепочка перехода значения эпитета благой от применявшегося только к Богу до современного узуса применительно
к человеку или отдельным его качествам и действиям. Далее подробно разбирается семантика слова благо и его отличия от слов добро и польза.
В заключение повторю тезис, указанный вначале: данную монографию следует рассматривать как произведение классической русистики par excellence. Сильной стороной работ, вошедших в неё, являются не обобщения, а филигранный разбор частных случаев. Одним из аргументов критиков корпусных исследований5 является тот, что корпус предоставляет большой набор примеров и лингвисту легко поддаться соблазну и не рассматривать каждый пример в отдельности. Книга Е. Р. Добрушиной показывает, что преодолеть такой соблазн вполне возможно, и в этом качестве может служить прекрасным примером многим исследователям.
(А. П. Печеный, ИРЯРАН)
5 См., например: Шмелёв А. Д. Языковые факты и корпусные данные // Русский язык в научном освещении. 2010. № 19 (1). С. 236-265.
