CC BY
24
© 2003 г. В.Г. Наймушин
КОРПОРАТИВНЫЙ БИЗНЕС И УПРАВЛЕНИЕ: СОВРЕМЕННЫЙ ОПЫТ И РОССИЙСКИЕ ПРОБЛЕМЫ
Традиционное видение сути акционерного предпринимательства, которое можно почерпнуть в любом из учебников экономической теории, сводится к тому, ■ что это весьма простое и вместе с тем чрезвычайно эффективное социальное изобретение, позволяющие в очень короткие сроки осуществлять централизацию разрозненных частных капиталов разного размера в целях организации долговременной и прибыльной производственной или научно-технической деятельности. При этом экономическая и юридическая прочность корпоративной конструкции обеспечивается балансом интересов всех участвующих в-ней субъектов. «Два-важных преимущества корпоративной, или акционерной формы организации производства заключаются в том, что части акционерного капитала могут быть быстро и легко куплены и проданы и что акционеры имеют ограниченную ответственность. Эти преимущества привели к тому, что корпорации стали основной формой организации крупного бизнеса» [1]. Таким образом, роль акционеров заключается в том, чтобы предоставлять известный капитал в распоряжение акционерного общества и рисковать в пределах этого вложения. В обмен за свой риск они получают право участвовать в распределении прибылей корпорации, т.е. определении размеров дивидендов, непосредственно или через своих представителей (совет директоров, правление) определять стратегию развития, размеры и направления инвестиций, новых выпусков акций и т.д. Мобильность акционерного капитала гарантирует долговременное функционирование корпорации, которая не прекращает своего существования, когда кто-то из ее владельцев, называемый акционером, продает, дарит-или завещает свои акции другому лицу. Следовательно, корпорация юридически отличается от существования людей - ее собственников.
С последней трети XIX в. общие принципы функционирования корпораций не очень изменились. Однако современная корпорация отличается от ранних ее форм как самодвижущийся экипаж начала прошлого столетия от «мерседеса» последней модели. Основу корпоративного сектора наиболее продвинутых государств составляют сегодня, во-первых, не национальные, а транснациональные корпорации (ТНК), контролирующие до 50 % мирового промышленного производства и более 60 % внешней торговли, а во-вторых, ведущую роль среди них играют олицетворяющие так называемую «новую экономику», действующие в сфере наукоемкой продукции и прежде всего в сфере информационных технологий. С помощью последних к концу прошлого века в США создавалось уже более трех четвертей добавленной стоимости. Соответственно этому росла и продолжает оставаться чрезвычайно высокой рыночная стоимость ценных бумаг телекоммуникационных и компьютерных компаний, несмотря на отдельные периоды спадов и ко-
лебаний на электронной бирже КАБОЛО. О масштабах «новой экономики» свидетельствуют огромные расходы американских фирм на информацию и информационные технологии, которые, по данным статистики США, еще в 1991 г. составили 112 млрд дол. и превысили инвестиции в основные фонды страны (107 млрд дол.). В результате, как отмечают исследователи этого феномена, накоплена критическая масса инноваций, породившая настоящий информационноинновационный взрыв. «Каждое нововведение формирует предпосылки для создания других инноваций и индуцирует их цепную реакцию, что обусловливает быстрый рост «новой экономики» [2]. На волне инновационного бума возникли корпорации нового, типа, названные креативными. Своему феноменальному успеху они обязаны выдающимся творческим (креативным) личностям, как правило, основателям и владельцам этих компаний. Есть причины полагать, что креативные компании — это уже не корпорации классического, индустриального типа, а некие социальные общности, в которых ведущую роль играют работники интеллектуального труда, работающие не на фирму, а вместе с ней как коллеги, а не как наемные работники в составе иерархии. Их объединяет, как подчеркивает Ф. Фукуяма, не простая материальная зависимость, а особая культурная общность сотрудников, при которой «моральное единство обеспечивает основу для взаимного доверия» [3].
Разумеется, наряду с корпорациями олицетворяющими «новую экономику» продолжают действовать и корпорации традиционного, т.е. индустриального типа. Но, с одной стороны, технологический прогресс резко подорвал их позиции. Так, в 70-е гг. XX в. 500 крупнейших корпораций обеспечивали 20 % ВНП США, а сегодня - не более 10 %. Более половины американского экспорта в конце этого века приходилось на долю фирм с числом занятых менее 20 чел., а на долю компаний с 500 и более сотрудников - лишь 7 %. С другой стороны, многие традиционные корпорации используют сегодня принципиально новые стратегии. Например, концерн «Форд» пионер массового, конвейерного производства в машиностроении стремится, используя свою торговую марку, стать координатором деятельности крупных корпораций, связанных между собой сетью межфирменных поставок. За головной компанией по существу сохранились лишь 3 функции: продвижение товара на мировой рынок, стратегическое планирование в индикативной форме и сервисное обслуживание. Причем прямые зарубежные инвестиции, как правило, осуществляются в сервисную сеть концерна. Одновременно «Форд» совместно с «Дженерал Моторз» развивает единый центр продаж автомобилей через Интернет и поставку материалов и полуфабрикатов от 30 тыс. поставщиков через электронную систему AutoXchange.
Сотрудничая с «Фордом», «Дженерал Моторз» параллельно создает собственную систему Market Site, призванную производить автомобили по принципу компьютерной компании «Dell», когда каждое изделие изготавливается на заказ и поставляется в течение нескольких дней. Таким образом, в наши дни в США формируется принципиально новый вид ТНК, которые раньше выглядели вполне традиционно. Они ориентируются прежде всего на деятельность в сфере услуг и информационных технологий. Что касается непосредственно производства, то оно нередко переводится в развивающиеся страны с дешевой рабочей силой. Головные же компании сосредоточивают свои усилия на НИОКР и сотрудничестве друг с другом на основе создания международных стратегических альянсов. Аналогичные процессы происходят и в Западной Европе, где тоже активно формируется1 «новая экономика», базирующаяся на высокотехнологичных и информационно-коммуникационных ТНК. С 1996 г. существует европейский фондовый индекс таких компаний - EASDAQ. И сегодня в его листинге фигурируют около 30 фирм общей стоимостью более 12 млрд дол. Формирование «новой экономики» привело к существенным переменам в сфере корпоративного управления. В перспективе просматривается формирование «горизонтальных корпораций», в которых управленческая I иерархия играет ограниченную или вовсе никакую роль. Основу таких корпораций составляют автономные команды, весь процесс производства разделяется на базовые составляющие в количестве 3 - 5 не более, а за немногочисленным топ-менеджментом остаются только вопросы политики и управления финансами.
В этой связи кардинальным образом меняется роль, функции и значение того управляющего слоя корпораций, который американский экономист Д. Гэлбрейт еще в 60 — 70 гг. прошлого века нарек «технострукгурой» [4]. Похоже, что ее всевластию в условиях «новой экономики» приходит конец. Автономизация управления базовыми процессами делает ненужной сложную иерархию управляющих, инженеров техников, специалистов по рекламе и торговым операциям, лоббистов, посредников и т.д. Не сбывается уверенное предсказание некоторых исследователей о том, «что сегодняшние и завтрашние (подчеркнуто нами. — В.Н.) проблемы в области управления столь сложны... что решать их следует всегда коллективно» [5]. Возникновение «горизонтальных корпораций» на базе разнообразных сетевых структур управления ставит информацию и информационные технологии на место традиционной «техноструктуры», еще более увеличивая разрыв между управлением и собственностью. По существу техноструктура в высокотехнологичных компаниях представлена лишь обладателями интеллектуального капитала - топ-менеджерами и специалистами, приобретающими все больший вес, оттесняя титульных собственников от процесса принятия стратегических решений по развитию и управлению корпорациями. Разумеется, описанные процессы пока далеки от полного завершения. Основные классиче-
ские тенденции, связанные с концентрацией и централизацией капитала, еще сохраняют свою роль.' Однако, учитывая динамизм формирования новой экономики в ведущих центрах западной цивилизации, можно утверждать, что в самом ближайшем будущем классическая корпоративная структура уступит пальму первенства децентрализованным и деиерхизиро-ванным системам управления с характерной для них передачей права на принятие решений на максимально низком уровне в расчете на творческий потенциал работников. Вместе с этим процессом произойдет по существу революционный переворот в способах управления корпорациями. На место гигантских обобществленных структур, управляемых разветвленной иерархией - техноструктурой придут самостоятельные производственные единицы, т.е. произойдет возврат как бы к старому, но на новой технологической базе. Отрицая сложившиеся формы организации и управления корпоративным бизнесом, новая экономика даст очередное подтверждение одного из основных законов диалектики. ' ^
Следует признать, что на фоне описанных процессов, структура и принципы управления корпоративным бизнесом в российской экономике выглядят достаточно архаично. Наиболее крупные российские корпорации сосредоточены в нефтегазовой и металлургической отраслях. Объем продаж нефтяных компаний в 2000 г. составил 71,5 % совокупной выручки, а их удельный вес в капитализации 50 крупнейших компаний возрос с 68 (1999 г.) до 89 % (2000 г.). При этом совокупный размер собственного капитала этих компаний составил лишь 67,2 млрд дол. [6]. Среди российских корпораций фактически отсутствуют высокотехнологические и информационно-коммуникационные фирмы, которые хоть в какой-то степени были бы связаны с формированием новой экономики. Доминируют корпорации добывающих и обрабатывающих отраслей, причем последние, как правило, занимаются выпуском и экспортом продукции низкой степени переработки.
Своеобразие и отсталость российского корпоративного сектора с неизбежностью породили и специфическую модель корпоративного управления, не схожую с двумя моделями, известными из практики развитых стран как англо-американская, которая опирается на безусловный приоритет прав акционеров и контроль через рынки капиталов с помощью фондовых бирж, и европейская, в которой в наблюдательных советах корпораций представлены крупные банки, играющие главную роль в управляющих органах компаний. Непременными условиями для эффективного функционирования этих моделей выступают качественное корпоративное законодательство, масштабный рынок корпоративных ценных бумаг, наличие многочисленных солидных акционеров и прозрачность в деятельности’ корпорации, особенно в сфере финансов. Надо прямо признать, что российские корпорации демонстрируют низкий уровень прозрачности, рынок ценных бумаг пока не может обеспечить эффективный перелив капитала, законодатель-
ство несовершенно, а российские банки по-прежнему больше озабочены тем, как увести доходы от налогов, чем ведением бизнеса в реальном секторе экономики. В этих условиях в стране сложилась и, по-видимому, имеет длительную перспективу особая модель корпоративного управления. Ее характер определяется тем, что в большинстве российских корпораций инсайдерский тип контроля, сосредоточиваемый в руках менеджеров, главная задача которых, с точки зрения трудового коллектива, состоит в том, чтобы в малопонятной и нестабильной обстановке сохранять рабочие места, что же касается принятия стратегических решений, то рядовые акционеры-инсайдеры участвуют в них зачастую формально. Модель корпоративного управления, о которой идет речь, получила широкое распространение в результате ваучерной приватизации,- поскольку, по данным социологического исследования, проведенного Т.Г. Долгопятовой, после массовой приватизации средняя доля инсайдеров составляла более 50 %, а с учетом акций, доставшихся бывшим работникам предприятия, около двух третей [7]. Правда, к настоящему времени доля инсайдеров снизилась, по данным А. Радыгина и Р. Энтова, до 30 — 35 %, а доля внешних акционеров возросла до 50 - 55 % (остальное принадлежит государству), но это не свидетельствует о смене модели. Существенное снижение доли инсайдеров и рост доли внешних акционеров отражают, с одной стороны, посткризисные процессы концентрации собственности, а с другой - снижение официально зарегистрированной доли менеджеров от 12 - 16 в 1996 г. до 7 - 8 % в 2001 [8]. Причем снижение доли менеджеров происходит скорее всего из-за передачи скупленных ими акций аффилированным структурам, а следовательно, вовсе не означает снижения уровня влияния менеджмента и его способности контролировать деятельность корпорации. Конечно, сама по себе модель внутреннего контроля не является абсолютно неприемлемой или опасной для корпорации. Она достаточно широко распространена и в развитых странах, причем вплоть до таких ее «некапиталистических» форм, как «народные предприятия» в США, полностью принадлежащие их работникам. Беда российского корпоративного сектора, в том, что описанная модель преобладает в стране, где отсутствуют прочные традиции предпринимательской деятельности и плохо работают, а то и просто имитируют деятельность фондовый рынок, и банковская система. Ощущается дефицит взаимного доверия в деловых кругах и доверия к эффективности судебных решений.
Такие институциональные условия неизбежно порождают ряд негативных' последствий преобладания инсайдерской модели. Во-первых, главная цель приватизации - создание эффективного частного собственника
- недостигнута. Хотя именно она декларировалась во всех постсоциалистических доктринах. Во-вторых, несовершенная деловая среда и отсутствие внешнего контроля позволяют менеджерам растаскивать активы, переводить их в формы, удобные для присвоения, перенаправлять в свою пользу финансовые потоки. В-
третьих, инсайдерская модель фактически блокирует получение и использование инвестиционных ресурсов, так как новые выпуски акций, как правило, носят «технический» характер, т.е. ориентируются не на получение инвестиций, а на манипуляции с акционерным капиталом компаний в целях консолидации или дробления пакетов. Как отмечают многие исследователи, всего этого можно было избежать, если бы в теории, а затем и в практике не доминировало представление о том, что экономическая эффективность деятельности предприятия напрямую зависит от формы собственности. Опыт и сравнение достигнутых результатов в России, странах ЦВЕ и Китае неопровержимо доказывают отсутствие такой жесткой взаимосвязи. Не форма собственности сама по себе обеспечивает эффективность, а наличие и поддержание конкурентной среды. Иными словамилхосударственное предприятие может функционировать эффективно, если оно действует в условиях конкуренции. Более чем характерно высказывание на этот счет Дж. Стиглица. Выступая в 1998 г. на сессии Всемирного банка, он заявил, что «экономика может обеспечить более эффективный рост, сосредоточившись в первую очередь на конкуренции, отодвинув приватизацию на более поздний период» [9]. Видимо, советники наших приватизаторов, так же как и приватизаторов других стран бывшего соцлагеря, оказались крепки задним умом в отличие от китайских реформаторов, которые ориентировались не на модные теории, а на здравый смысл и конкретно-исторические условия своей страны.
Так или иначе в бывших соцстранах формальный акт приватизации опередил процессы создания- конкурентной среды со всеми вытекающими отсюда последствиями. Создается впечатление, что слабые реформаторские силы за счет ускоренной приватизации стремились создать максимально широкую социальную базу своих преобразований, а вовсе не были озабочены ростом эффективности производства. В корпоративном секторе такой подход обернулся доминированием в управлении менеджерского слоя, который составляет ведущее и наиболее влиятельное звено техноструктуры российских корпораций. «Особенно остро, - подчеркивает М.А. Дерябина, - эта тенденция проявилась в России, где ваучерная приватизация была проведена быстро и безоглядно, без создания институтов, поддерживающих рынок, и без мер противодействия монополистическим и олигархическим группировкам, подавляющим конкуренцию» [10].
Проблемы инсайдерской модели корпоративного управления усугубляются теми конкретными политикоэкономическими условиями, которые сложились в этом секторе российской экономики на рубеже двух веков. Среди этих условий весьма заметное место занимает перманентный процесс перераспределения собственности как внутри корпораций, так и между ними. Одним из ярких примеров такого рода стал разразившийся в Ростовской области конфликт между «Альфа-Эко» и Таганрогским металлургическим заводом. Несмотря на то, что менеджмент завода и аффилированные структуры владели контрольным
пакетом акций (51 %), «Альфа-Эко» осуществила захват с помощью приобретения миноритарного пакета с последующим его наращиванием. Одновременно активно- использовался административный ресурс федерального уровня. «Тагмет» неоднократно подвергался судебным разбирательствам, многократно проверялся силовыми ведомствами, Счетной палатой, антимонопольными и налоговыми органами. И поскольку региональные власти заняли нейтральную позицию,- «Альфа-Эко» сумела добиться своего - в состав совета директоров введены два ее представителя, заменен председатель совета директоров «Тагмета», а большая часть прибыли завода будет переводиться в дивиденды, т.е. в пользу все той же «Альфа-Эко». Таким образом, перед нами типичный, случай враждебного захвата, который стал весьма распространенным способом передела собственности и установления контроля новых собственников над крупной корпорацией.
Интересно отметить, что в ходе этого конфликта активизировался фондовый рынок Ростовской области. Многие. предприятия, страхуясь от враждебных захватов, сочли контрольный > пакет недостаточной гарантией от подобного развития событий и стали скупать акции у миноритарных владельцев для доведения пакета до 75 % и более [11]. Случаи, подобные конфликту на «Тагмете», отнюдь не единичны. Нередко такого рода конфликты принимают весьма острые формы с участием спецподразделений силовых структур, противостоянием части трудового коллектива новым собственникам и т.д.
Таким образом, проблема эволюции от инсайдерской модели корпоративного управления к аутсайдер-ской в условиях России чревата весьма острыми конфликтами, природу которых понять нетрудно, если иметь в виду, что квинтэссенция и главная задача установления корпоративного контроля - реальный контроль над финансовыми потоками. А поскольку основным источником первоначального «накопления» капитала служило спонтанное растаскивание активов государства, налицо, по словам Е. Гайдара, «закономерный результат: страна получила не эффективных собственников, а людей, обладающих правом бесконтрольно распоряжаться чужим добром» [12]. Подобное признание в его устах звучит более чем символично. Однако дело, конечно, не в этом. Главное заключается в том, что новые внешние акционеры, идущие с помощью разнообразных, зачастую не вполне праведных средств на смену акционерам-инсайдерам, с экономической точки зрения ничем не лучше своих соперников. Опираясь на крупные московские капиталы (которые удалось выкачать из регионов через столичные банки и их филиалы), они вовсе не озабочены ростом эффективности корпораций или интересами миноритарных акционеров. Их цель в другом - установить свой контроль над финансовыми потоками, устранив прежних контролирующих акционеров. Иначе говоря формальная смена модели корпоративного управления, с нашей точки зрения, ничего не изменит по сути. Факт слияния функций
менеджеров и контролирующих акционеров, будучи иначе персонифицирован, останется неизменным.
Из всего этого следует, что применительно к России есть смысл говорить не о двух классических моделях корпоративного управления, а об одном - так называемом «менеджериальном капитализме», который формируется в двух параллельно существующих и переходящих друг в друга формах. В одном случае менеджеры постепенно сами становятся контролирующими акционерами, совершая «революцию управляющих» по-российски, ибо речь идет не о наемных работниках высшего звена, которые, не владея корпорацией, тем не менее играют решающую роль в ее руководстве, а собственниках в прямом смысле слова. Во втором случае на ту же роль претендуют внешние акционеры, которые с помощью экономических, судебных и административных процедур стремятся занять место «окопавшихся» инсайдеров и получить доступ к контролю над финансовыми потоками корпорации.
Таким образом, и в том, и в другом случае происходит фактическое отождествление наиболее влиятельной части техноструктуры с функциями и возможностями контролирующих акционеров. Само собой разумеется, что, возникнув в ходе первоначального «накопления» капитала, данная ситуация консервируется в силу объективных обстоятельств. Главное из них заключается в том, что внешняя среда с ее тенденцией борьбы за контроль диктует собственнику необходимость корпоративного контроля такого уровня, когда невозможно упускать из поля зрения даже оперативное управление предприятием, не говоря уже о стратегических решениях. Собственнику (или точнее собственникам) приходится руководствоваться старым, принципом крупных хозяйственных руководителей сталинского типа «Доверился - погиб!» [13], хотя, конечно, набор угроз для менеджера-инсайдера сегодня существенно изменился по сравнению с административно-командной системой. Из набора этих угроз, как уже отмечалось, главное место занимает угроза враждебного захвата. В этой связи на первый план в качестве важнейшего приоритета выступает защитная роль менеджмента и техноструктуры в целом, о чем подробно написано в отдельной статье [14]. Что же касается положительной цели, т.е. заботы о росте корпорации, то она в лучшем случае отступает на второй план, а то и вовсе отсутствует в планах корпоративного менеджмента. В самом деле как можно развивать и переоснащать технически и технологически крупную корпорацию, если выход на фондовый рынок с новой эмиссией акций потенциально чреват потерей корпоративного контроля?
Видимо, не случайно в 2000 - 2001 гг. наблюдался всплеск интереса к такому способу привлечения инвестиций, как корпоративные облигации. Для инсайдерской модели корпоративного управления они являются наименее рискованным финансовым инструментом добывания дополнительных средств. С их помощью (в отличие от акций) практически невозможно перехватить корпоративный контроль. Кроме того, они обеспечивают ослабление зависимости за-
емщика от одного кредитора, имеют налоговые преимущества перед банковскими кредитами и т.д. Оперируя ' корпоративными облигациями, компании довольно смело ведут себя на фондовом рынке. Правда произошло это не сразу. До осени 2000 г. большая часть эмиссии размещалась по закрытой подписке среди подобранных инвесторов, но к концу того года большое число эмитентов стали предлагать свои облигации на открытом рынке, а доля ликвидных бумаг заметно выросла. Всего за два года объем средств, привлеченных банками и корпорациями, достиг 2 млрд дол., что составило 3 % от валовых инвестиций в основной капитал [15].Таким образом, все признаки указывают на то, что инсайдерская модель с присущим ей внутренним контролем скорее всего сохранится в российской экономике надолго. Справедливости ради следует сказать, что такая ситуация неуникальна. В маленькой Чехии, например, она складывается аналогично с той лишь формальной разницей, что номинальным собственником чешских компаний являются инвестиционные фонды. Но не они, а менеджмент этих компаний уже давно осуществляет реальный и опять-таки внутренний корпоративный контроль, консервируя типичную для инсайдерской модели ситуацию отделения собственности от контроля. Такова реальность, с которой придется считаться, не забывая об ограниченности сложившейся модели и о имманентно присущих ей недостатках. Это, во-первых, медленное формирование механизмов контроля со стороны миноритарных акционеров, а следовательно, еще долгое отсутствие эффективного собственника; во-вторых, сохраняющаяся возможность для менеджеров переориентации в свою пользу финансовых потоков; в-третьих, ограниченность источников инвестиций, а значит, проблематичность развития корпоративного сектора по пути реального технического прогресса и наконец, в-четвертых, пассивная, а иногда и оппортунистическая роль государственных чиновников в части экономической политики, касающейся корпоративного сектора. Очевидно, что понадобятся немалые усилия, чтобы через укрепление прав акционе-
ров разного калибра и совершенствование механизма акционерной демократии обеспечить эволюцию к настоящей аутсайдерской модели, характерной для классических крупных корпораций развитых стран.
Литература
1. Фишер С., Дорнбуш Р., Шмалензи Р. Экономика. М., 1993. С. 125.
2. Мовеесян А., Либман А. Современные тенденции в развитии и управлении ТНК // Проблемы теории и практики управления. 2001. № 1. С. 65.
3. Fukuyama F. Trust. The Social Virtues and the Creation of Prosperity. N.Y., 1996. P. 26.
4. Гэлбрейт Д. Экономические теории и цели общества. М., 1976. С. 114.
5. SUssenguth //„The American Way. 1972. June. P. 20.
6. См.: Радыгин А. Собственность и интеграционные процессы в корпоративном секторе // Вопросы экономики. 2001. № 5. С. 26.
7. Долгопятова Т.Г. Отношения собственности и модели корпоративного контроля в российской промышленности. М., 2000.
8. См.: Радыгин А., Энтов Р. Институциональные проблемы развития корпоративного сектора: собственность, контроль, рынок ценных бумаг. М., 1999.
9. Annual Bank Conference on Development Economics. World Bank. 1998. P. 2.
10. Дерябина M.A. Корпоративное управление в переходной экономике // Общественные науки и современность. 2001. №5. С. 44.
11. Финансовая Россия. 2001. №41. С. 4.
12. Гайдар Е.Т. Избавление от иллюзий и заблуждений
- первый шаг к выздоровлению // Человек и труд. 1999. №11. С. 4-11.
13. См.: Бек А. Новое назначение // Знамя. 1986. № 4.
14. См.: Наймушин В. Особенности управленческой стратегии техноструктуры российских корпораций. М., 2001. С. 48-56.
15. Финансовая Россия. 2001. № 41.
Всероссийский научно-исследовательский
проектно-конструкторский институт электровозостроения, г. Новочеркасск___________________18 сентября 2002 г.
© 2003 г. В.А. Осовцее
ЛОГИСТИЗАЦИЯ И ЛОГИСТИЧЕСКИМ ПОТЕНЦИАЛ: СУЩНОСТЬ И СПОСОБ ОПРЕДЕЛЕНИЯ
В литературе по научным и практическим аспектам логистики довольно часто употребляется термин «логистизация». Под ним, например, подразумевается «тотальная организация логистических систем и цепей на основе теории логистики; спонтанный и/или целенаправленный процесс распространения (внедрения) логистического подхода к оптимизации развития организационно-экономической деятельности (пред-
принимательской, коммерческой), в национальной и мировой экономике» [1, с. 507].
Анализируя содержание данного определения, следует признать, что оно, отражая многогранность логистики, имеет слишком обобщающий характер. Наверняка практикам и инвесторам хотелось бы понять, что под термином «логистизация» подразумевается конкретно, чтобы затем сопоставить свои воз-
