CC BY
24УДК 340.5, 341
DOI: 10.31249/rgpravo/2022.01.08
КРАВЧУК Н.В.1 КОРОНАВИРУС, ПРАВА ЧЕЛОВЕКА И СУДЫ. (Обзор).
Аннотация. Рассматриваются проблемы влияния пандемии COVID-19 на права человека как на институциональном уровне, так и на уровне регулирования положения отдельных категорий населения, в том числе уязвимых групп, таких как мигранты и лица, лишенные свободы; показана специфика пандемии, позволяющая по-новому взглянуть на вопрос их стигматизации и разделения общества, а также критически оценить доктрину чрезвычайных полномочий государства, а именно: ограничения функций судов в период чрезвычайных ситуаций.
Ключевые слова: COVID-19; пандемия; права человека; мигранты; меньшинства; лишение свободы; чрезвычайные полномочия; судебный надзор.
KRAVCHUK N.V. Coronavirus, human rights and the courts. (Review).
Abstract. The problems of the impact of the COVID-19 pandemic on human rights both at the institutional level and at the level of regulation of the situation of certain categories of the population, including vulnerable groups such as migrants and persons deprived of liberty, are considered; the specifics of the pandemic are shown, which allows a new look at the issue of their stigmatization and division of society, as well as critically assess the doctrine of the extraordinary powers of the state, namely, restrictions on the functions of courts during emergencies.
1 Кравчук Наталья Вячеславовна, старший научный сотрудник отдела правоведения ИНИОН РАН, канд. юрид. наук.
95
Keywords: COVID-19; pandemics; human rights; migrants; minorities; deprivation of liberty; emergency powers; judicial review.
Для цитирования: Кравчук Н.В. Пандемия COVID-19 и права человека. (Обзор) // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература : ИАЖ. Сер. 4: Государство и право. - 2022. -№ 1. - С. 95-106. DOI: 10.31249/rgpravo/2022.01.08
Распространение весной 2020 г. нового коронавируса затронуло все сферы жизни человека. Появились вопросы и в области обеспечения и соблюдения прав человека. Пандемия коснулась самых разных прав - гражданских (в первую очередь это вопросы, связанные с отправлением правосудия и неприкосновенности частной жизни); политических - право на собрания, электоральные права; социальных - право на медицинскую помощь, на образование и проч. Меры, вводимые для борьбы с вирусом, негативно сказываются на правах уязвимых групп граждан, таких как пенсионеры, заключенные, мигранты. Академическое сообщество не остается в стороне от этого явления. Данный обзор дает представление о правовом контексте влияния пандемии COVID-19 на права человека как на институциональном уровне, так и на уровне регулирования положения отдельных групп людей. Катарина Пистор, профессор сравнительного права, директор Центра глобальной правовой трансформации Колумбийской школы права, отмечает, что уже сегодня ученые готовы не только осмысливать новые проблемы, но и наметить пути их разрешения для законодателей и правоприменителей во всем мире [2, p. XI]. Линдси Уайли, профессор права и директор Программы права и политики в области здоровья Вашингтонского колледжа права Американского университета, и Стефен Владек, профессор Школы права Университета Техаса, приводят аргументы о принципиальной неприемлемости ограничения полномочий судов в области судебного надзора в период чрезвычайных ситуаций. Предлагая рассматривать данный вопрос, как часть нормативного дебата о чрезвычайных полномочиях государства и о том, должны ли конституционные ограничения власти переставать действовать в чрезвычайных ситуациях или же они продолжают соблюдаться и в этот период, авторы утверждают, что пандемия COVID-19 прекрасно иллюстрирует несостоятельность доктрины чрезвычайных полномочий
[5, р. 180]. При этом три предлагаемых ими аргумента применимы не только в ситуации пандемии, но и при решении вопроса ограничения полномочий судов в целом.
Первый аргумент заключается в том, что доктрина ограничения судебного надзора тесно связана с пониманием того, что кризис носит конечный и даже более - кратковременный, характер. Она неприменима в ситуациях таких долговременных, как в настоящее время.
Утрата судами своих полномочий надзора обычно представляется в качестве временной, до момента восстановления порядка, нарушенного чрезвычайными событиями. В этом контексте ограничение гражданских свобод является дополнительной мерой, необходимой для мобилизации ресурсов в иных направлениях. Пандемия коронавируса отличается от этого подхода по двум основаниям. Во-первых, длительностью кризиса, в котором дни стали неделями, а недели - месяцами, уже во много раз превысила продолжительность кризисов, связанных с природными катастрофами, более того, она остается неизвестной. Во-вторых, ограничение гражданских свобод является одной из основных мер борьбы с коронавирусом, поскольку оно направлено на снижение числа заболевших.
В отсутствие эффективных вакцин и терапевтического лечения, на выработку которых требуются если не годы, то месяцы, власти вынуждены прибегнуть к средневековому методу борьбы с болезнью - изоляции больных от здоровых. Меры по введению социального дистанцирования до 2020 г. в основном включали закрытие школ, запрет на массовые мероприятия, прекращение богослужений, и рекомендации оставаться дома. Предлагаемые отдельными экспертами варианты локдаунов не находили широкой поддержки [5, р. 185]. Однако весна 2020 г показала, что этих мер недостаточно и ряд стран ввел положение, предусматривающее остановку всех второстепенных видов деятельности и запрет на выход из дома. Таким образом, мы имеем ситуацию, в которой значительный объем прав человека ограничен на неопределенное время. Если в такой ситуации суды не будут осуществлять функцию надзора, власти смогут ограничивать эти права много дольше, нежели это на самом деле необходимо для борьбы с пандемией.
Второй аргумент, заключающийся в утверждении, что «обычный» судебный надзор будет слишком жестким (требовательным) к действиям властей в кризисный период [5, p. 182] и снизит их действенность, а также может оказать на власти «охлаждающий» эффект, и они не будут принимать эффективные меры, опасаясь, что эти способы защиты будут признаны незаконными, является несостоятельным. Многие из дел, рассмотренных в период коронавируса, продемонстрировали, что меры, предпринятые властями, были признаны соответствующими требованиям, предъявляемым к ним в порядке «обычного» надзора, включающего рассмотрение вопроса пропорциональности.
Показательным является решение по делу Legacy Church, Inc. vs Kunkel округа Нью Мехико, США. Жалоба была подана на отказ властей исключить места отправления богослужений из перечня мест массового сбора, деятельность которых была приостановлена. Рассматривая жалобу, суд, хотя и сослался на прецедентное дело Jacobson vs Massachusetts, предусматривающее особый стандарт оценки чрезвычайных мер, согласно которому меры должны «реально и содержательно относиться» к кризису и не быть «вне всяких вопросов простым ощутимым вмешательством в права, гарантированные основным законом» [5, p. 181], применил обычный стандарт доказывания, как и полагается в делах, касающихся Первой поправки. Суд пришел к выводу, что интерес правительства в пресечении распространения заболевания был веским, а принимаемые меры - узконаправленными, и оправдал их применение.
В других решениях, принимаемых в этот период, суды США приходили к подобным выводам, применяя тот же стандарт надзора. Все современные конституционные стандарты надзора прямо или косвенно содержат идею, согласно которой «больший вред, причиняемый государственными мерами, должен обосновываться более серьезными причинами» [5, p. 189]. В ситуации пандемии вес необходимости накладываемых ограничений приводит к принятию решений в пользу государства.
Не все решения, принятые властями США, прошли бы этот тест. Так, запрет богослужений «для автомобилистов» («drivein»), при которых верующие не покидают своих автомобилей, провалился бы, поскольку принимаемая мера никак не преследует
цель обеспечения физического дистанцирования людей друг от друга.
Разница между этими делами показывает, что на поверхности оказывается вопрос пропорциональности принимаемых государством мер. Заявление о том, что государство должно во время кризиса иметь возможность принимать непропорциональные меры ограничения прав человека, в корне отличается от заявления, что судебный надзор сам по себе не позволит государству принимать эффективные меры борьбы с кризисом. Пандемия продемонстрировала, что даже меры, приводящие к массовым ограничениям прав человека, в большинстве случаев признаются судами обоснованными, если они имеют прямое отношение к объявленной цели борьбы с распространением вируса.
И, наконец, третий, и наиболее важный аргумент, на который обращают наше внимание Л. Уайли и С. Владек, что доктрина ограничения судебного надзора упускает из внимания важную роль независимой судебной власти - единственного государственного института, структурно уполномоченного реагировать на потенциальные злоупотребления властями своими полномочиями в кризисный период. Их деятельность важна не только для минимизации потерь в области прав человека, но и для выработки долгосрочного ответа на угрозы пандемии - правовых норм (и решений судов), которые будут положены в основу деятельности государственных органов в последующих ситуациях кризиса. Иными словами, функция судебного надзора важна в первую очередь для самого государства [5, р. 195]. Подвергая действия властей тщательному анализу, суды заставляют их делать не свойственную им работу - объяснять не только цели своих действий, но и то, как именно предпринимаемые действия помогают достигать заявленные цели. В то время как общая цель социального дистанцирования - предотвращение распространения заболевания -была очевидна, власти не поясняли, чем именно определяется успех применяемых мер, в том, что количество заболевших удерживается в рамках имеющегося фонда больничных коек или в отсутствии смертей. Эти цели значительно отличаются и требуют разных мер разной длительности.
Л. Уайли и С. Владек обращаются и к другому важному примеру - делам, касавшимся содержания заключенных в Гуанта-
намо Бэй, Куба. Решения Верховного суда США подтвердили их право на судебное рассмотрение. При этом Суд обратился к доктрине habeas corpus и применил строгий стандарт надзора. Жалобы около 60 заключенных были рассмотрены и удовлетворены, еще сотни, видимо, в случаях, когда правительство осознало, что не сможет выиграть дело, были отпущены. Вместе с тем решения, поддержавшие долгосрочное внеуголовное (long-term noncriminal) содержание под стражей отдельных лиц, закрепили принципиальную легитимность операции Гуантанамо, а также сформулировали стандарты заключения, которые были впоследствии кодифицированы Конгрессом. Те 40 задержанных, кто содержится там сегодня, именно те лица, кто проиграл свое дело в суде. Таким образом, «обычный» стандарт судебного надзора, против которого так выступало правительство, привело к четырем значимым последствиям: многие заключенные были выпущены на свободу, по ряду дел правительство было призвано к ответу за нарушения закона, выигранные правительством дела укрепили его репутацию, а Конгресс получил импульс создать ясные правила на будущее [5, p. 197].
Приведенные примеры являются нерядовыми. Однако они наглядно показывают ценность судебного надзора в чрезвычайных обстоятельствах и не только для защиты гражданских свобод. Судебный надзор также содействует прозрачности управления и ясной коммуникации правительством причин и деталей принимаемых решений. Суды должны играть свою роль и в демократическом обсуждении, сопровождающем установление баланса между борьбой с заболеванием и ограничением основополагающих прав человека.
Анна-Лиза Пелицца, профессор философии и коммуникации Университета Болоньи, раскрывает проблему влияния пандемии COVID-19 на усиление старых и появление новых дискурсов разделения населения на «нас» и «их» и нарушения «их» прав. Она обращается к фактам распространения псевдонаучных сообщений об иммунности меньшинств к этому заболеванию, поток которых нарастал в 2020 г. вместе с паникой. Ложные новости об этом распространялись как по телевидению, так и в социальных сетях. Они сообщали, что «цветные не подвержены коронавирусу из-за меланина» или «негетического состава крови субсахарских
африканцев», «мигранты не заболевают из-за их прививок от туберкулеза», «ни одного из практически двухмиллионного населения граждан третьего мира в Италии не было госпитализировано» [1, р. 2].
Основа таких сообщений лежит в разделения на «нас» -большинство, которое страдает от болезни, и «их» - общность, характеризующуюся способностью не заболевать, ставящую их в привилегированное положение. «Они» в разных странах могут быть «черными» «африканцами», «иммигрантами», «мусульманами», «рабочими». Согласно Международной организации миграции (МОМ), конспирологические теории распространялись относительно евреев, мусульман, лиц азиатского и европейского происхождения, мигрантов, перемещенных лиц. В США, к примеру, это разделение традиционно основано на расе, причем оно поддерживается с обоих сторон. Так, сообщение в твиттере: «Так значит нет ни одного случая заболевания этой короной среди черных? У нас иммунитет, и это самое малое, что Бог мог сделать для нас после рабства!» получило 385 тысяч лайков и почти 57 тысяч ретвитов. Это при том, что, по официальным данным, африкан-ско-американские сообщества непропорционально страдали от СОУГО-19 [1, р. 2].
Отрицать подобные нарративы как ложные слухи, распространяемые экстремистски настроенными группами, означало бы недооценивать их потенциал в плане снижения эффективности политики борьбы с заболеванием. Во-первых, теории об иммунности отдельной части населения распространялись, в том числе медицинскими сотрудниками и политиками. Во-вторых, они не только расистские и ксенофобные, они еще и опасные. С одной стороны, если меньшинства будут думать, что у них иммунитет, они могут начать вести себя менее осторожно. С другой стороны, посыл об иммунитете меньшинств может привести к отложению принятия мер, носящих срочный характер. Такие теории сфокусированы на представлении определенной картины и не стимулируют критическое осознание причин этой картины (к примеру, тот факт, что представители группы «их» не обращаются в больницы за тестированием и лечением, опасаясь, что будет выявлен их статус незаконных мигрантов). Таким образом, эти нарративы из-
вращают структурные причины, препятствующие диагностированию и лечению отдельных категорий населения.
В-третьих, они могут порождать негативные последствия для демократического сосуществования. И без того стигматизированные и уязвимые члены сообществ могут чувствовать необходимость (или от них могут потребовать) доказать свою причастность данному сообществу. Показателен пример расово-ориентированной медицины в США во время эпидемии желтой лихорадки 1793 г. Цветные были признаны не подверженными заболеванию и привлекались для ухода за белыми заболевшими, что привело к их массовой заболеваемости. Кроме того, укрепился нарратив «непринадлежности» африканцев - те, кто осуществлял уход, тем самым признавали, что они отличаются и не равноценны белым людям [1, р. 3].
И, наконец, в-четвертых, распространяемые сообщения являются другой стороной демонизации меньшинств как источника заболевания. СОУГО-19 прозвали «китайским гриппом», и подобное ассоциирование заболевания и места его происхождения неново (вспомним испанский грипп или испанку). Такой подход не только стирает страдания маргинализованной группы, но и способствует ее дальнейшей дегуманизации.
Появление подобных нарративов невозможно без соответствующей информации и одновременно ее отсутствия. Теории иммунитета основаны на правдивых, но вводящих в заблуждение новостях, и являются эхом того, что произошло в действительности. Так, нарратив иммунитета африканцев появился на основе подтвержденной новости о быстром выздоровлении камерунского студента в Китае. Содействует их появлению и отсутствие информации о распространении вируса в среде мигрантов и других уязвимых групп. В силу своего несовершенства техники сбора такой информации приводят к тому, что истинная картина остается скрытой, а общая картина искажается, что влияет на политику борьбы с пандемией.
Исследование проведения тестирования в разных странах показало разные причины недостаточной представленности мигрантов в данных испытаниях. Во многих странах доступ к медицинской помощи и тестированию зависит от наличия страховки, которой мигранты и беженцы не имеют. Единственная страна, где
тестирование проводилось исходя из симптомов, истории поездок и контактов, а не гражданского статуса является Южная Корея. В ряде стран исследование осуществляется приоритетно для определенных категорий населения. Так, в Великобритании в первую очередь оно полагается обратившимся за помощью в отделения Службы общественного здравоохранения Англии (Public Health England) и больницы Национальной службы здравоохранения (National Health Service), а также работникам здравоохранения, социальной сферы и сиделкам. Помимо прочего, тестирование проводится, как правило, в больницах и иных подобных учреждениях. Мигранты опасаются обращаться туда в силу того, что информация о них будет сообщена властям. Из-за страха негативных последствий неопределенное число людей вынуждено самостоятельно справляться с болезнью, и информация о них никогда не будет получена государствами. В некоторых странах, например в Греции, в лагерях беженцев с целью предотвращения распространения заболевания был введен локдаун. В таких обстоятельствах единственным способом провести тестирование и получить информацию о количестве инфицированных является приезд мобильных медицинских бригад в места, где размещены мигранты и беженцы. Однако не все государства с этим справляются. Так, Сингапур, поначалу успешно наладивший отслеживание и изоляцию случаев заболевания коронавирусом, приступил к тестированию лиц, проживающих в общежитиях для мигрантах и ставших эпицентром второй волны, только после того как количество заболевших достигло нескольких тысяч. В США лица, задержанные Службой миграционного и таможенного контроля, были изолированы. При этом протестированы они не были [1, р. 4].
К проблеме положения мигрантов в контексте пандемии привлекает внимание и Шаба Сивапрасат Вадхиа, заместитель декана по разнообразию, равенству и инклюзии, профессор права Университета Парка Штата Пенсильвании, директор центра по правам мигрантов. Она отмечает, что Конгресс США передал полномочия относительно принятия многих мер по борьбе с распространением COVID-19 в руки исполнительной власти, а именно таких ведомств, как Министерство национальной безопасности (Department of Homeland Security), Департамент юстиции (Department of Justice) и Государственный департамент (Department of
State). Данные органы предприняли ряд шагов, направленных на регулирование положение мигрантов и снижение распространения заболевания.
К позитивным мерам можно отнести продление сроков подачи заявлений, связанных с выплатой пособий, на 60 дней и использование ранее представленных биометрических данных при продлении разрешений на работу. Эти меры были призваны устранить сложности, порожденные закрытием офисов Службы гражданства и иммиграции. Однако они были сочтены недостаточными Американской ассоциацией миграционных юристов (American Immigration Lawyers Association), которая подала в суд иск, в котором заявила, что «отказ ответчика продлять сроки по заявлениям или иным образом воздержаться от рассмотрения заявлений в период национальной чрезвычайной ситуации полностью иррационально и наносит вред членам заявителя, его сотрудникам, клиентам и, возможно, сотрудникам ответчика» [4, p. 29]. Ассоциация требовала признать пандемию чрезвычайным обстоятельством и аннулировать конечные сроки по обращениям. Автор в свою очередь считает, что правильно было бы продлевать статусы, возобновлять пособия и продлевать сроки на автоматической основе. Как она свидетельствовала на выступлении в Конгрессе по этому поводу, такая мера для многих мигрантов равнозначна спасению жизни [там же].
Еще одной положительной мерой, принятой в сфере пандемии, является решение приостановить высылку незаконных мигрантов за исключением тех случаев, когда они представляют опасность для общества. Данную меру можно было бы дополнить решением освободить задержанных мигрантов. В настоящее время, несмотря на риск заболеть, в заключении продолжают оставаться 35 тыс. мигрантов, причем 61,2% из них не имеют криминального прошлого [4, p. 30].
Сьюзан Стурм, профессор права и социальной ответственности Колумбийской школы права, при поддержке своих студентов иллюстрирует необходимость защиты прав лиц, лишенных свободы, отталкиваясь от политологической концепции связанной судьбы, описывающей механизм, с помощью которого групповое сознание приводит к политической сплоченности среди членов группы социальной идентичности.
Данная концепция в контексте пандемии приобретает новое значение. Теперь речь идет о связи людей разного гендера, расы, национальности, социального статуса в силу того, что состояние слабейшего из членов общества влияет на него в целом [3, р. 17]. Опасность того, что такую связь проигнорируют, особенно велика применительно к людям, по тем или иным основаниям лишенным свободы. Между тем лица, находящиеся в коррекционных учреждениях (как заключенные, так и сотрудники этих учреждений), оказываются в наиболее уязвимом положении, поскольку не могут покинуть эти места и вынуждены полагаться на государство.
Как отмечают авторы исследования, риск заболевания и смерти от коронавируса для тех, кто содержится в местах заключения, в семь раз выше, чем у тех, кто проживает в том же городе, и в 87 раз выше, чем в среднем по стране [3, р. 21]. Заболевают не только заключенные, но и сотрудники учреждений. Многие заключенные являются лицами пожилого возраста и имеют хронические состояния здоровья. Отсутствие адекватных мер борьбы с распространением инфекции, а также мер лечения болезни, еще более повышают риск серьезного ее течения и смерти.
Динамика распространения коронавируса показала ошибочность восприятия ситуации в местах лишения свободы как не влияющей на положение населения за пределами учреждения. Взаимосвязь между здоровьем заключенных и здоровьем общества в целом подтверждается различными исследованиями [3, р. 18] и порождает инициативы, направленные на освобождение тех, кто не несет значительную общественную опасность, и лечение тех, кто не может быть освобожден.
Особенно важны правовые механизмы сокращения количества лиц, лишенных свободы, в США многие их них находятся в руках исполнительной власти и судей. Так, Главный прокурор уполномочен разрешать Федеральному бюро тюрем переводить людей под домашний арест, а суды могут выдать приказ об освобождении любого, кто не будет представлять большую опасность для себя или окружающих, чем нежели они были бы заражены, а также значительно сократить количество лиц, помещаемых в места лишения свободы. Прокуроры также могут не требовать заключения под стражу тех, кто не представляет угрозу для окру-
жающих. Также следует использовать механизмы условно-досрочного освобождения и помилования [3, p. 24].
В дополнение к перечисленным правовым средствам важно оказывать социально-экономическую помощь лицам, покинувшим места заключения. Ее предоставление в период пандемии осложнено тем, что многие службы перегружены, часть программ переведена онлайн (что ставит получение услуг в зависимость от наличия интернет-оборудования, связи и соответствующих навыков) или сокращена. Предприятия бизнеса, традиционно нанимавшие лиц с криминальным прошлым, часто находятся на грани выживания и не ищут работников. Родственники, на чью помощь могли бы надеяться бывшие заключенные, вынуждены оставаться дома. Эти обстоятельства в совокупности демонстрируют, насколько сложно бывшим заключенным получить помощь в рамках действующей системы социально-правовой помощи. Необходимо улучшение координации между ведомствами, государственным и частным секторами, а также увеличение финансирования. Мобилизация усилий и ресурсов должна содействовать достижению системных изменений, которые в свою очередь приведут к снижению распространения COVID-19 [3, p. 26].
Список литературы
1. Pelizza A. «No disease for the others»: How COVID-19 data can enact new and old alterities // Big data & Society. - 2020. - July-December. - URL: https://journals. sagepub.com/doi/full/10.1177/2053951720942542 (дата обращения: 12.10.2021).
2. Pistor K. Introduction // Law in the time of COVID-19 / ed. K. Pistor. - 2020. -P. XI-XII. - URL: https://scholarship.law.columbia.edu/books/240 (accessed on 30.10.2021) (дата обращения: 12.10.2021).
3. Linked fate: Justice and the criminal legal system during the COVID-19 pandemic / Sturm S., Jaffin G.M., Pirani F., Kim H., Behr N., Hardwick Z.D. // Law in the time of COVID-19 / ed. K. Pistor. - 2020. - P. 17-26. - URL: https://scholarship.law.co lumbia. edu/books/240 (accessed on 30.10.2021) (дата обращения: 12.10.2021).
4. Wadhia Sh.S. Immigration in the time of COVID-19 // Law in the time of COVID-19 / ed. K. Pistor. - 2020. - P. 27-34. - URL: https://scholarship.law.columbia.edu/ books/240 (accessed on 30.10.2021) (дата обращения: 12.10.2021).
5. Wiley L.F., Vladeck S.I. Coronavirus, civil liberties, and the courts: the case against 'suspending' judicial review // Harvard law review forum. - 2020. - Vol. 133, N 9. -P. 179-198.
