CC BY
121
ЛЫКОВА Елена Арсентьевна,
канд. ист. наук, доцент, профессор кафедры отечественной истории и архивоведения Школы гуманитарных наук, Дальневосточный федеральный университет (г. Владивосток). E-mail: Lykov-k-k@yandex.ru
УДК 94(470-571.63.)
«Корейский вопрос» в аграрной политике Советского государства на Дальнем Востоке в 1920-1930-е годы
Корейские иммигранты, дальневосточная деревня, особенности землепользования, взаимоотношения с советской властью, землеустройство, национальная самобытность, корейская земледельческая культура, коллективизация, депортация
В статье раскрываются причины возникновения «корейского вопроса» в дальневосточной деревне в условиях проведения имперской властью переселенческой политики во второй половине XIX - начале XX вв., подчёркивается непоследовательность действий местной администрации по отношению к корейским иммигрантам. В 1920-е годы решение «корейского вопроса» Советским государством осуществлялось в процессе перестройки земельных отношений на основе Земельного Кодекса РСФСР с учётом региональных особенностей. В 1930-е дальневосточные корейцы одними из первых в СССР подверглись депортации.
В истории российского Дальнего Востока с первых лет его интенсивного хозяйственного освоения имперской властью в 60-е гг. XIX века накапливались причины возникновения «корейского вопроса». И главной, на наш взгляд, явилась непоследовательная политика по отношению к корейским иммигрантам: от благожелательности к «элементу трудолюбивому, нетребовательному, законопослушному», полезному для нужд русских колонистов второй половины XIX века, [2, с. 45] до попыток ограничения и пресечения увеличившегося наплыва корейцев после русско-японской войны и в 1910 г. после аннексии Кореи Японией. Однако попытки были безуспешными, т. к. дальневосточная граница фактически являлась открытой почти на всём её протяжении. Японское же правительство настойчиво стремилось выселить с корейского полуострова его коренных жителей, поощряя льготами переход корейцев в Южно-Уссурийский край.
Новая волна иммигрантов хлынула в Приморье после подавления антияпонского восстания в марте 1919 г. и последовавших за ним жестоких гонений со стороны властей. Ещё более увеличился приток корейцев с восстановлением в конце 1922 г. советской власти в Приморье. Корейские иммигранты прибывали и расселялись в южном Приморье фактически до конца 1925 г., полностью прекращён въезд корейцев на территорию края в начале 1930-х гг.
По данным Всесоюзной переписи населения 1937 г. в СССР числилось 168259 корейцев, основным регионом их сосредоточения являлось Приморье (Посьетский, Сучанский, Суйфунский районы). В Посьетском районе корейцы составляли в 1927 г. почти 65% всего населения, в Суйфунском - до 50%, в Ханкайском - до 30% (ГАПК. Ф. 67. Оп. 1. Д. 178. Л. 65). В год на территорию края просачивались не менее 20 тыс. человек, половина которых задерживалась на границе (ГАХК. Ф. 537. Оп. 1. Д. 48. Л. 183).
Усиливавшийся приток корейцев, их самовольное расселение на землях, отведённых переселенческим органам, начавшееся в 1925 г. встречное движение крестьян-переселенцев из центральных районов России, страдавших аграрным перенаселением, обусловило постановку «корейского вопроса» перед местными органами власти как одного из важнейших.
Для упорядочения самовольного переселения и организации расселения иммигрантов в 1926 г. при Дальневосточном революционном комитете была сформирована корейская комиссия. Многочисленные архивные документы свидетельствуют о том, что «корейский вопрос» в 1920-е гг. был одним из часто обсуждаемых партийными и советскими органами Дальнего Востока. Играл роль не только экономический фактор. Советы столкнулись с тем, что, по данным сельскохозяйственной переписи 1923 г., 72,8% корейцев в Приморье юридически числились в японском подданстве [4, с. 73]. Это существенно повлияло на обстановку вокруг корейской общины в последующие годы.
В качестве первоочередной меры корейским иммигрантам ввели ограничение на самовольный въезд во Владивостокский округ, где уже наиболее остро стал ощущаться дефицит свободного земельного фонда. Выход из создавшегося положения местные власти нашли в организации внутрикраевого расселения, т. е. переселении вновь прибывающих корейцев в Хабаровский и Благовещенский округа с предоставлением им льготного тарифа для проезда, льготного отпуска лесоматериалов для обустройства, отвода за счёт государственных средств земельных участков. При определении мест расселения им старались предоставить такие, которые были бы близки по природным и климатическим условиям к местам их прежнего обитания.
Второй путь решения «корейского вопроса» - включение его как составной части в земельную политику, проводимую на российском Дальнем Востоке в 1920-е гг.: определение земельных норм наделения, первоочередное землеустройство в тех селениях, где осели корейцы, имевшие российское гражданство, урегулирование земельной аренды и отношений найма-сдачи орудий труда и рабочих рук.
90% корейского населения края существовало исключительно доходом от земли, арендуя её в старожильческих селениях. Прилив из-за границы безземельной корейской бедноты искусственно повышал удельный вес хозяйств, арендующих землю на довольно тяжёлых условиях. В 1928 г. почти 53% всех корейских хозяйств вынуждены были арендовать земельные участки [3, с. 12]. Часто аренда носила кабальный и скрытый характер. По Шкотовскому району было зарегистрировано 57 сделок на аренду 520 дес., в то время как фактически сдано 32 тыс. дес. Например, в селе Романовка находилось 43 корейских двора. Почти всё село сдавало землю корейцам в аренду на кабальных условиях из 50% урожая и за счёт этого обогащалось.
В Михайловском районе было скрыто до 90% сделок. Скрытой арендой чаще всего пользовались корейцы, нелегально поселившиеся в крае [2, с. 47].
Арендовали корейцы и земли государственного фонда, на которых хозяйственные органы местных исполкомов советов строили ирригационные системы для рисосеяния. Здесь условия аренды были мягче, обычно из доли 25 - 30% урожая (ГАПК. Ф. 61. Оп. 1. Д. 363. Л. 121). Довольно распространённой формой аренды являлась передача корейцам земли в безвозмездное пользование на 1-2 года за работу по раскорчёвке и первоначальной разработке земли. Особенностью аренды в Приморье являлась сдача земельных участков корейским крестьянам бесплатно «под бобы», в целях восстановления плодородия почвы. Некоторая часть корейцев, не имея земли и средств для её аренды, вынуждена была заниматься промыслами, идти в батраки.
Корейскую колонизацию можно определить в основном как земледельческую, для которой было свойственно переселение целыми семьями, стремление прочно осесть на земле, образование моноэтнических поселений, сохранение своей культуры. Корейцы традиционно занимались огородничеством, выращивали рис, сою. Хорошее знание природно-климатических условий, трудолюбие, позволяли им вводить в хозяйственный оборот новые, порой трудноосваивае-мые земли, выращивать больше разнообразных овощных и зерновых культур. Неурегулированный вопрос о землепользовании корейских иммигрантов привёл к тому, что только 24,4% прибывших в начале 1920-х гг. связали свою судьбу с сельским хозяйством (ГАПК. Ф. 86. Оп. 1. Д. 31. Л. 13об.).
Корейской комиссии Дальревкома было предложено разработать план, определить сроки и объёмы землеустройства корейцев. Первый землеустроительный отряд уже осенью 1923 г. был направлен губернским земельным управлением в самый густонаселённый корейцами Посьетский район Приморья для устройства 26-ти (из 50-ти) корейских малоземельных селений.
Несмотря на то, что к концу 1927 г. в Приморье было землеустро-ено свыше 10 тыс. хозяйств корейцев, 2 тыс. проходили этот процесс, оставалось ещё 10-12 тыс. хозяйств, нуждавшихся в немедленном землеустройстве. При выработке земельных норм для корейцев (эта работа в пределах всего Дальневосточного края затянулась до конца 1927 г.) земельные органы стремились стимулировать рыночный характер хозяйств, дать возможность их расширения.
До 1923 г. в землепользовании корейских селений почти не было сенокосов, в то время как в старожильческих селениях на хозяйство приходилось 5 дес. покоса, у новосёлов (переселенцев начала 20 в.) - 2,5 дес. В процессе землеустройства корейские крестьяне получили площади сенокоса, соответствующие количеству скота в среднем крестьянском хозяйстве, т. е. по 2 дес. на голову крупного рогатого скота.
Следует заметить, что дорогостоящие землеустроительные работы в корейских селениях государство взяло на свои плечи. Местные старожильческие хозяйства землеустраивались за свой счёт. Дальрев-ком в 1923 г. ассигновал 306 тыс. руб. специально на землеустройсто корейцев и поставил перед земельными органами задачу провести ра-
боты в течение трёх лет (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 67. Д. 53. Л. 268). Делало это государство прежде всего в своих интересах.
В практике решения «корейского вопроса» региональные власти руководствовались принципом полезности земледельческой системы хозяйств в развитии экономики региона.
В начале 1920-х годов в дальневосточной деревне отсутствовала сложившаяся система полеводства. Её называли «вольной», т. е. не было устойчивого чередования посевов, пара, залежи. Экстенсивное земледелие русских крестьян столкнулось с интенсивной, своеобразной по огромной трудоёмкости корейско-китайской земледельческой культурой. Большое распространение аренды корейскими крестьянами пахотной земли у старожилов способствовало сосуществованию рядом этих двух систем, оказывавших влияние одной на другую.
Корейская система полеводства (отсутствие определённого севооборота, но чередование «восточных культур» - чумизы, пайзы, бобов - с другими культурами, т. е. плодосмен, способствовали восстановлению плодородия) нарушала традиционные для русского земледелия формы парозалежной системы и в большей степени приближала её к почвенно-климатическим особенностям края. Корейские переселенцы сумели приспособить сельскохозяйственные орудия, самые примитивные, и свои приёмы земледелия к местным природным условиям, добившись сравнительно высоких урожаев и удовлетворительного качества зерна. В Посьетском районе, наиболее рентабельном в Приморье в 1920-е гг., где, как упоминалось выше, более 60% населения составляли корейские крестьяне, урожай масличных бобов достигал 90 пудов с десятины - самый высокий из всех видов выращиваемых сельскохозяйственных культур (пшеница - 55 пудов, озимая рожь - 75, гречиха - 45). В одном из отчётов Приморской губернской партийной организации о работе в деревне за 1925 г. отмечено, что корейские хозяйства, располагая примерно 20% посевной площади, дали 50% всей полевой продукции за счёт возделывания интенсивных культур (рис, бобы), требующих больших затрат труда (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 67. Д. 53. Л. 270).
До конца 1920-х гг. исключительно на труде корейских крестьян держалось рисосеяние в крае, ими обрабатывалось почти 90% полей под этой культурой. Опыт выращивания риса корейцами был применён при постройке первой в Дальневосточной области в 1924 г. крупной рисовой плантации под Никольском на площади 800 дес. Уже первый урожай покрыл все затраты на сооружение плотин и каналов [3, с. 17].
Русское многопольное и экстенсивное хозяйство частично начинало применять многие приёмы «корейской» системы - прополку, культивирование масличных бобов, не только самой рентабельной культуры на юге Дальнего Востока, но и восстанавливающей плодородие почвы. Обзоры сельского хозяйства Приморья показывают увеличение площади посевов бобов в хозяйствах русских крестьян в середине 1920-х гг. в 4 раза. Корейцы, в свою очередь, в значительных размерах стали возделывать овёс, прежде являвшийся традиционным в посевах русских крестьян-переселенцев. Шло медленное взаимопроникновение двух земледельческих культур.
Нельзя не сказать ещё об одной стороне проявления «корейского вопроса» - обострении отношений между русским населением и ко-
рейскими иммигрантами. Большое скопление корейцев на юге Приморья, их земельная неустроенность создавали богатую почву для их эксплуатации старожильческим населением. В письме председателя Дальревкома Я. Гамарника, направленном Всероссийскому Центральному исполнительному комитету в августе 1925 г., отмечалось, что «... корейский вопрос ...по своей политической сущности и экономическому значению выходит за пределы ДВО, являясь серьёзным вопросом государственного порядка, требующим к себе исключительного внимания.», и предупреждал: «.земельные настроения в дальнейшем могут вылиться в резкий антагонизм между русским и пришлым корейским населением» (РГИА ДВ. Ф. Р-2413. Оп. 2. Д. 88. Л. 20-21).
Требования корейцев, подданных России (в 1927 г. их насчитывалось уже 40% от общей численности корейцев), уравнять их в правах пользования землёй с русским населением, изменить кабальные условия аренды, снизить тяжесть различных административных налогов, распространявшихся на приезжих, которые считались иностранными подданными (приобретение за 12 руб. билетов на жительство на каждого совершеннолетнего, введение особой платы за возведение построек, а к концу 1920-х гг. за пользование лугами, за воду для рисовых систем и др.), усиливало напряжённость во взаимоотношениях с корейцами.
Одними требованиями корейские сельские общества не ограничивались. Они не соблюдали порядка пользования земельным фондом, заняв на тех или иных основаниях земельный участок, старались сохранить его за собой, не считаясь ни с какими обстоятельствами. На крестьянских отводах, по окончании срока аренды, не освобождали участки, пока домохозяин или сельское общество не принуждали их к этому путём репрессивных мер. Земли государственного фонда занимались корейским населением зачастую самовольно, по собственному выбору, без учёта предназначения этой земли (РГИА ДВ. Ф. Р-1506. Оп. 1. Д. 17. Л. 60-63).
Негативную реакцию у корейских иммигрантов вызвали действия местной власти по их расселению из южных районов Приморья на север Хабаровского округа и в Благовещенский округ. Планы расселения неоднократно корректировались, но ввиду недостатка финансовых средств в полном объёме они не были выполнены. Не были подготовлены районы к приёму переселенцев, недоставало жилья, рабочего скота, посадочного материала. Многие корейские крестьяне вынуждены были возвращаться в Приморье, часть отказывалась переезжать, некоторые пытались нелегально уйти в Корею и Китай.
Несмотря на все трудности к концу 1920-х гг. земельный вопрос с корейскими иммигрантами частично был решён. Более половины безземельных и малоземельных корейских крестьянских хозяйств получили земельные наделы.
Компактное заселение корейских иммигрантов позволяло корейцам-подданным России, сохраняя в значительной мере свою национальную самобытность, постепенно приобщаться к быту и культуре России, достичь определённого уровня материального достатка, невозможного на исторической родине.
Начавшаяся в январе 1930 г. массовая коллективизация коснулась и корейцев. Под нажимом властей корейские крестьяне стали
объединяться в колхозы. Корейские деревни поспешно объявлялись районами сплошной коллективизации. В Суйфунском районе уже в начале февраля 1930 г. более 30% корейских крестьянских хозяйств были объединены в колхозы [3, с. 17]. Созданные национальные корейские колхозы, как и большинство русских, столкнулись с проблемой земельной неустроенности. Вопросы землеустройства колхозов обрели особую остроту, часть их длительное время не была обеспечена постоянными земельными наделами и влачила полунищенское существование.
Форсирование колхозного строительства в дальневосточной деревне, как и по всей стране, сопровождалось раскулачиванием части корейских крестьян, реквизициями, запрещением свободного сбыта продуктов собственного производства. Массовые обыски, аресты привели к уходу корейцев из края, что повлекло за собой уменьшение посевных площадей риса, бобов, чумизы и других культур. В отдельных районах Приморья рисосеяние упало на 40-50%. Так, в одном Шкотовском районе ушло с рисовых плантаций до 600 семей. План посева риса в районе в 1930 г. был выполнен на 34%. Аналогичная картина наблюдалась с такой культурой, как бобы: в 1929 г. корейцы засевали почти 2 тыс. дес. бобовых, в 1930 г. - 50 дес. (ГАХК. Ф. П-2. Оп. 2-4. Д. 169. Л. 84).
В Сучанском районе сельским советам было отдано распоряжение «все фанзы бежавших корейских граждан немедленно разрушить», в результате сожжено 30 фанз и национальная школа. Такие же указания получили сельсоветы районов компактного проживания корейцев. Село Тотугоо, в котором имелось 150 хозяйств, полностью вместе с сельсоветом и комсомольской ячейкой ушло за границу (ГАХК. Ф. П-2. Оп. 2-4. Д. 169. Л. 78-79).
К 1932 году на Дальнем Востоке возникла сложная внутриполитическая и международная обстановка. Активизируются антиколхозные выступления, усиливаются антисоветские настроения. Используя ситуацию, Япония через корейское общество «Кук-Мин-Хой» («Национальное общество»), созданное ещё в дореволюционный период, пыталась противостоять переселению корейцев, призывая их не выселяться из пограничных районов, бороться за корейскую автономию в Приморье [4. с. 75].
Большая концентрация корейцев, прежде всего иностранных подданных, в приграничной зоне, активность Японии вызывали беспокойство военных и гражданских властей. «Корейский вопрос» становился уже вопросом государственного, а не только краевого значения. Учитывая, что попытки постепенного отселения корейцев в северные районы края результатов не принесли, Совет Народных Комиссаров СССР и Центральный Комитет ВКП(б) в августе 1937 г. приняли специальное постановление «О выселении корейского населения из пограничных районов Дальневосточного края». Руководству Дальневосточного края было предложено в срок до 1 января 1938 г. выселить корейцев из пограничных районов в Южно-Казахстанскую область, а также в районы Аральского моря и Балхаша, Узбекскую ССР. Подлежащим переселению корейцам было разрешено брать с собой имущество, хозяйственный инвентарь и живность, а также получить возмещение стоимости оставляемого ими движимого и недвижимого имущества и посевов.
23 августа 1937 г. Далькрайком ВКП(б) для руководства работой по переселению создал специальные «тройки». По сообщению официальных органов, к 25 октября 1937 г. корейское население полностью было выселено с территории Дальнего Востока. По существу была проведена полная депортация корейского населения в количестве 36442 семей (171781 чел.) [4. с. 76].
Принятые меры, обоснованные властью общественной необходимостью, носили репрессивный характер по отношению к корейскому населению, сказались не только на социально-культурном развитии корейской диаспоры, прежде всего подданных СССР, но и определённым образом повлияли на темпы развития сельского хозяйства региона. Массовый и практически единовременный отток рабочей силы из колхозов и совхозов не позволил в короткий промежуток времени найти им равноценную замену.
Форсированная депортация корейцев стала новой трагедией для народа, отторгнутого своей исторической родиной и нашедшего спасение на земле Российского Дальнего Востока.
Литература
1. Кузин А. Т. Дальневосточные корейцы: Жизнь и трагедия судьбы. - Южно-Сахалинск: Дальневосточное книжное изд-во. Сахалинское отделение. 1993. - 367 с.
2. Петров А. Корейцы и их значение в экономике Дальневосточного края // Северная Азия. 1929. № 1. С. 45-54.
3. Районы Дальневосточного края (без Камчатки и Сахалина). -Хабаровск: «Книжное дело», 1931. - 320 с.
4. Торопов А. А. Краткий перечень документов Российского Государственного исторического архива Дальнего Востока о российско-корейских отношениях (1860-1931 гг.) // Корейцы на Российском Дальнем Востоке: Сборник научных трудов. Выпуск 1. - Владивосток: Изд-во ДВГУ, 1999. - С. 70-76.
