CC BY
84
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
УДК 821.161.1.09
Самолдина Светлана Ринатовна
Магнитогорский государственный технический университет им. Г.И. Носова
КОНЦЕПЦИЯ СЧАСТЬЯ В ЛИРИКЕ В.В. КАПНИСТА
Статья посвящена исследованию концепции счастья в лирике В.В. Капниста. Анализ стихотворений эвдемонистического дискурса позволяет выявить специфику образа Счастья, которое являет собой счастье-покой, счастье-соучастие, счастье-блаженство.
Ключевые слова: В.В. Капнист, ода, счастье, эвдемонизм, поэзия ХVШ века.
Эвдемонистические поиски берут своё начало в античные времена, когда верили в то, что счастье зависело от воли богини Фортуны. В Средние века достижение счастья на земле считалось невозможным, так как удел человека - скорбь и страдания, необходимые условия для восхождения в Царствие Небесное и обретения Вечного Блаженства. В Новое время понятие «счастья» утрачивает религиозную составляющую: человек признаётся самостоятельным творцом своего счастья [1, с. 163].
Одним из знаковых эвдемонистических текстов в европейской литературе XVIII столетия становится ода «A La Fortune» (1759) Ж.Б. Руссо, которую одновременно переводят М.В. Ломоносов и А.П. Сумароков (1759), несколько позже, в 1762 году, свой вариант перевода написал и В.К. Тредиаковский. В дидактической оде Ж.Б. Руссо провозглашается идея просвещённого монарха. Основное внимание французского просветителя сосредоточено на проблеме счастья - счастья государственного масштаба, которое автор связывает с просвещённым правителем, заботящимся о своих подданных.
Эвдемонистический дискурс включает множество произведений и множество интерпретаций. Счастье в нравоучительном ключе рассматривается в оде «На счастие» (1792) В.В. Капниста. В статье мы попытаемся ответить на следующие вопросы: какова концепция счастья В.В. Капниста? В чём специфика образа Счастья в эвдемонистических стихотворениях поэта?
Прежде чем обратиться к анализу оды «На счастие» Капниста, рассмотрим словарные определения «счастья» и «блаженства». В Словаре Академии Российской слову «щастие» дано следующее определение: «1) Удача, щастливый случай, щастливое произшествие <...>; 2) Благополучие, благосостояние, благоденствие» [5, т. 6, с. 940]; «блаженство», «благополучие, щастие, благосостояние, совершенное удовольствие» [5, т. 1, с. 214]. В Словаре русского языка XVIII века понятие «блаженство» определяется как «высшая степень благополучия, довольства, счастья» [6, т. 2, с. 58]. Таким образом, основными семами счастья являются мгновенность получения удовольствия, быстротечность и переменчивый характер радости.
Блаженство же являет собой верх благополучия, совершенную радость.
Из двух синонимичных слов Капнист отдаёт предпочтение счастью и выносит его в заглавие. Ода открывается противопоставлением человека и природы: «Всё дань любви и счастью платит! / Лишь человек из тварей всех / Часы в заботах, в скуке тратит, / От общих уклонясь утех» [4, с. 93]. Природа мудрее человека: она обращает свою любовь к Творцу, который сам есть любовь. Все блага мира, по Капнисту, исходят от Бога, следовательно, и для человека, и для природы они общие. Достижение призрачных, бренных целей не приносит человеку счастья. Напротив, результатом пустых дел будет лишь «счастья <...> тень»: «Простых, природных благ чуждаясь, / Сует в дедале заблуждаясь, / Хватает счастья токмо тень» [4, с. 93]. Этот мотив будет доминировать и в поздних стихотворениях Капниста: «И счастья призраком себя / Я обольщать старался» [4, с. 293] - «Мечта» (1810-е гг.); «Сколь в мире счастие превратно, / И сколь его пременчив вид!» [4, с. 301] - «Горсть земли на могилу благотворителя» (1816); «И счастья льстивого мечты» [4, с. 307] - «Ода на смерть Державина» (1816).
В борьбе за счастье люди утрачивают его навсегда, заменяя такими мнимыми радостями, как, например, военные победы: «В меч острый рало превращает / И в буйстве ищет лишь врагов» [4, с. 93]. Тщетность воинских успехов, основанных на жажде почестей и славы, подчёркивается также в оде «На смерть Наполеона» (1822): «Игралище всемощна рока, / Не мни: нет власти, счастью срока. / Се меч над выей уж висит.» [4, с. 322].
По мысли поэта, другой страстью, обманывающей человека в поисках счастья, является неудержимое стремление к богатству. Любовь семьи («Жену оставя безотрадну» [4, с. 93]), радость от честного труда, свет и тепло родительского дома подменятся жаждой обладания богатством: «Он плач родных сухим зрит оком, / И вот в волнении жестоком / Лишь злато льстит его очам» [4, с. 93]. Ложное счастье - богатство - осмеивается поэтом в оде, посвящённой «Алексею Николаевичу Оленину» (1821): «Не тот счастлив, кто куш злата / Имеет в крепких сундуках.» [4, с. 294]. Горячо желаемое скупцами «злато» Капнист называет
124
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова . м l- № 5, 2014
© Самолдина С.Р., 2014
Концепция счастья в лирике В.В. Капниста
«блестящим прахом»: «Кому фортуна торовата / В удел даёт блестящим прах» [4, с. 294].
Человек, находящийся в плену сребролюбия, подвержен другой страсти - праздности, являющейся заменой истинного счастья. В оде «На счастие» об этом говорится следующим образом: «Иной лишь в пиршествах, забавах / Всё счастье света заключив...» [4, с. 93]. Праздный человек, ищущий счастье в удовольствиях, избегает возможности остаться наедине с собой, страшится заглянуть в глубину своей души и обнаружить её болезни: «От самого себя бежать;/ Летяще невозвратно время / Он силится, как тяжко бремя, / Тщетою праздной погублять» [4, с. 94].
Таким образом, слава, богатство, праздность не могут даровать счастье. Страсти заставляют «счастливца» быстрее и отчаяннее крутиться в водовороте жизни в поисках вечно ускользающего счастья: «Возможет ли сыскать прямое / Блаженство жизни своея? / Ах, нет! - чем к цели он скорее / Течет, тем от него быстрее / Цель удаляется сия» [4, с. 94].
Призрачному счастью Капнист противопоставляет «блаженство», наделяя его эпитетом «прямое», что означает истинное, непрерывное, непреходящее. Подобного состояния человеку не дано испытать во временной, краткой жизни. Долгожданного, полноценного счастья смертному человеку достигнуть не суждено. Накопленные с великим трудом богатство и почести исчезают, словно тени: «Честей и знатности степени / Как легки исчезают тени <.> / Прямого счастия в них нет» [4, с. 94]. Кратковременное обладание материальными ценностями не принесёт длительного, беззаботного счастья. Об этом поэт говорит и в оде «На смерть сына» (1787), как бы обращаясь к безвременно ушедшему мальчику: «В судьбине смертных, скорбной, слёзной, / Никто прямых приятств не зрел <...> / Где смертны счастия искали, / Там встретило их ждуще зло» [4, с. 91]. В оде «На уныние» (1796) Капнист также называет счастье сном, состоянием ирреальным, призрачным: «В счастье вздремлешь безопасен, / А проснёшься несчастлив» [4, с. 105].
Размышления о бесполезном поиске счастья на земле, его неуловимости заставляют поэта обратиться непосредственно к Счастью: «О счастье! Всех страстей пружина, / Всех мыслей, чаяний, трудов» [4, с. 94]. Поэт вопрошает, где же оно обитает: «Скажи нам, где ты обитаешь? / На троне ли в венце сияешь / Иль поселилось в шалашах, / Или, оставя человека, / На крыльях золотого века / Взлетев, живёшь на небесах?» [4, с. 94]. От земного к небесному - такую градацию выстраивает Капнист: трон - шалаш - небеса.
В следующей строфе поэт обращается к рабу: «обременённый нищетою, / Презреньем общим посрамлён, / Раб ропщет для чего судьбою / Рабом на свет произведён?» [4, с. 94]. Ропот бедня-
ка, недовольство своей участью и чувство зависти к богатству вельможи перекликаются с монологом монарха, так же тяготящимся своим великим положением в мире: «Я властью вознесён и славой, - / Речет монарх, я смертных Бог / <.> Но счастия не обретаю / Ни средь побед, ни средь пиров. / Спо-койство от меня уходит, / Спокойство в хижине находит / Последний раб моих рабов» [4, с. 95].
О счастье нищих, обездоленных людей Капнист пишет во многих своих одах. В оде «Богатство убогого» (1797) говорится о радости пребывания с любимой наедине. Взаимная любовь дарует счастье -неоценимое богатство, перед которым меркнут золото и почести: «В сей хижине с тобою / Я счастье нахожу» [4, с. 124]. Поэт ликует от мысли, что ему, как нищему, лишённому благ мира сего, открыто особенное счастье, не доступное богатому человеку. Об этом говорится и в стихотворении «Обу-ховка» (1818): «Ты к счастию ведёшь людей, / Но твой алтарь, не всем известный, / Сокрыт от черни богачей» [4, с. 262]. В «Подражании горациевой оде» (первая половина 1880-х гг.) показана картина счастливой жизни бедной семьи: «Убогая семья стократ / Счастливей жизнь свою проводит» [4, с. 149]. В оде «Ручей (1806) лирический герой вовсе стремится сокрыться от непредсказуемого счастья: «От гибельных превратов счастья / Я скрылся в хижине моей» [4, с. 127]. Таким образом, счастье понятно в первую очередь бедным, убогим людям. Они, следуя первой и главной Заповеди Евангелия («Блаженны нищии духом, яко тех есть Царствие Небесное»), искренне смиряются перед сложными жизненными обстоятельствами.
В оде Капниста «На счастие» и раб, и монарх в равной мере оказываются неудовлетворёнными своей участью: «Когда ж своею в свете часть / Никто не удовлетворён» [4, с. 95]. Вместо слова «участь» Капнист использует «часть», рифмующуюся со словом «счастье». «Часть» и «счастье» -контекстуальные слова-синонимы: каждый должен быть довольным своей «частью» в мире и в этом находить своё счастье. Безропотное принятие собственной участи («части») открывает человеку путь к небесному блаженству. В преходящей, кратковременной жизни «путь ко счастию / Стеною вечной преграждён?» [4, с. 95]. Счастье земное сродни печали, если оно не озарено стремлением к вечному блаженству: «На то ль от Бога жизнь прияли, / Чтоб, жертвой будучи печали, / Кляли мы жизни каждый час? / Никак, - источник совершенства, / Он сотворил для нас блаженства, / Блаженство сотворил для нас» [4, с. 95]. Ввиду этого поэт призывает не терять ни мгновения желающему вкусить вечную радость с Богом в будущей жизни: «И час, и каждая минута / К блаженству будущему шаг?» (Ода «На надежду» (1780), [4, с. 86].
Поэт полагает, что проблема человека, ступающего на путь поиска счастья, заключается в том,
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова № 5, 2014
125
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
что он старается достичь его за счёт других людей: «Виновны мы, что, льстясь мечтами / И блеском призраков пустых, / Живущее блаженство с нами / Стяжать желаем чрез других» [4, с. 95]. Желание обрести счастье обусловлено эгоизмом человека. В то время как долгожданный покой, умиротворённость сокрыты в душе самого искателя счастья: «Обресть надеемся покой / И, ослеплённые при-страстьем, / Весь век свой гонимся за счастьем, / Нося его всегда с собой» [4, с. 95]. Эта мысль созвучна финальному стиху оды Г.Р. Державина «На счастие» (1789): «Спокойствие моё во мне» [2, с. 169].
В оде Капниста счастье и покой противопоставлены друг другу. Счастье - это минутная радость, удача, случай. Покой - состояние, которое человек сохраняет или разрушает по своему усмотрению. Так, в оде «На надежду» (1780) поэт пишет: «Но, внемля истины уставам, / В печалях должно ль унывать, / И должно ль счастия отравам / Своё спокойствие вверять?» [4, с. 86].
Покой ценится Капнистом выше, чем счастье. Составляющими счастья являются жизнь на лоне природы, «совесть чистая, свобода», «здоровье и насущный хлеб» [4, с. 96]. Именно они позволяют достигнуть покоя. Иными словами, это те дары, которые остаются с человеком, они неуязвимы. Даже лишение одного из них причинит боль в первую очередь их обладателю.
Согласно Капнисту, покой сменяется счастьем при следующем условии: «А если Бог, чтоб без-мятежну / Украсить жизнь венцом отрад, / Пошлёт тебе супругу нежну, / Правдива друга, добрых чад, / О, счастлив, счастлив ты не лестно!» [4, с. 96]. Радость от общения с верным другом, жизнь с доброй, благочестивой супругой, рождение детей переводят душевный покой в счастье, переходящее затем в блаженство: «Блаженством сих драгих предметов / Удвой твоих блаженство дней» [4, с. 96]. Таким образом, удвоение благ (друг, супруга, чада) рождает блаженство, то есть длительное наслаждение посланными дарами.
Однако с увеличением даров судьбы прибавляются и страдания: «Удвой, но ах! с приумноже-ньем / Сих счастия узлов драгих / Стократ мучительным язвленьем / Коварно жало скорбей злых / Грозит, о смертный! нам всечасно» [4, с. 96]. Безвременная смерть, крушение надежд навсегда могут отнять счастье. Успокоение человек получает, лишь обратившись к Богу: «Несчастный! в скорби сей сердечной / Приди, дай руку мне, пойдём; / Пред троном благ, любви предвечной / С повиновением падём» [4, с. 97]. Поэт утверждает, что только вера способна уберечь от всех земных тягот, даровать надежду на небесное воздаяние за страдания. Призыв претерпевать в жизни муки и лишения звучит и в оде «На смерть Василия Степановича Томары» (1819): «Вся жизнь - лишь опыт претер-
пений, / В ней счастие - метеор во мгле, / Пред мною - призрак утешений, / А радости - в сырой земле» [4, с. 268]. Упование на прекращение мучений в посмертной жизни присутствует и в финале оды «К несчастному» (1819): «Несчастный! жизни сей мятежной / Преплывши трудный, краткий путь, / Достигнешь пристани надежной, / Где ты возможешь отдохнуть» [4, с. 312].
Настоящая жизнь, по Капнисту, - это мгла: «Что жизни в дебри сей терновой / Мы странствовать во мгле должны» [4, с. 97]. И только в небесных обителях возможно достичь «прямого» счастья: «Что те лишь, кто преселены / В то обиталище святое, / Вкушают счастие прямое» [4, с. 97]. Вера в то, что счастье истинное, «прямое» возможно лишь на небесах, подчёркивается поэтом и в других одах: «Рок послал мне век печали / За короткий счастья час. / Стану ж смертную минуту я с отрадой ожидать» [4, с. 126] - «Приют сердца» (1806); «Ты жизнь небесную вкушаешь, / Ты жив, - ты с нами обитаешь!» [4, с. 303] - «Горсть земли на могилу благотворителя» (1816).
Единственным способом достижения счастья на земле является добродетель: «Но здесь одна лишь добродетель / Источник неисчерпных благ» [4, с. 97]. Чувство добродетели стирает границу между невольником и господином: «Она печали услаждает / И равномерно сочетает / Себя с владыкой и с рабом» [4, с. 97]. Таким образом, для Капниста добродетель - это счастье, заключающееся в помощи ближним. Исследователь творчества В.В. Капниста Г. Ермакова-Битнер отмечает, что поэту было свойственно «глубокое соучастие, сопереживание угнетённым людям» [3, с. 16]. В финале оды «На счастие» звучит индивидуальный авторский вариант счастья - со-участие: «А если б хоть на миг судьбину / Несчастных мог я усладить» [4, с. 98] <...> Творца благословил бы я!» [4, с. 99]. Г. Ер-макова-Битнер подчёркивает, что «соучастье» -слово очень ёмкое в контексте поэзии Капниста и, в общем-то, совершенно необходимое в ней. Это и боль за страждущего человека, и умение разделить его беду и радость, это и заступничество за него, наконец, это и собственная душевная открытость, вера в отзывчивость людей вообще» [3, с. 30]. Тема «соучастия в беде» человеку, несения тягот страждущего звучит во многих стихотворениях поэта: «Свои кто пользы забывая, / Лишь ближнему полезен был» [4, с. 295] - «Алексею Николаевичу Оленину» (1821); «Счастлив, коль голос мой унылый / С чужою грустью соглашу / И тайной соучастья слой / Слезу страдальца осушу» [4, с. 309] - «Различность дарований» (1818); «Но куда ни оглянуся, - / Сострадающего нет» [4, с. 106] -«На уныние» (1796); «Хоть в свете счастьем мне своим / Нельзя уж наслаждаться, / Так, вспомня прежнее, - чужим / Я буду утешаться» [4, с. 249] -«Старик, ожидающий весны» (1814, 1821).
126
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова Ль № 5, 2014
Творческий диалог А.Н. Островского с И.С. Тургеневым в комедии «Бедная невеста»
Итак, счастье в одноимённой оде В.В. Капниста представлено тремя вариантами: во-первых, счастье-покой, когда человек доволен своей участью («частью») в жизни. Ему дарованы здоровье, чистая совесть, свобода, хлеб насущный. Во-вторых, счастье-соучастие, когда смысл жизни человека заключён в облегчении страданий ближнего. И, в-третьих, счастье «прямое» (или блаженство) возможно только на Небесах с Богом. Капнист в своём поэтическом творчестве призывает к обретению вышеперечисленных вариантов истинного, «прямого», счастья, избегая его призрачных проявлений, коими являются воинская слава, богатство, забавы, роскошь.
Библиографический список
1. Абрамзон Т.Е. Об одном ломоносовском стихе // Проблемы истории, филологии, культуры. -2011. - № 1. - С. 163-168.
2. Державин Г.Р. На счастие // Сочинения Державина: [в 9 т.] / с объясн. примеч. [и предисл.] Я. Грота. - СПб., 1864-1883. - Т.1: Стихотворения, ч. 1, 1864. - С. 243-259.
3. Ермакова-Битнер Г.В. В.В. Капнист // Капнист В.В. Избранные произведения. - Л., 1973. - С. 5-46.
4. Капнист В.В. Избранные произведения. - Л.: Советский писатель, 1973. - 616 с.
5. Словарь Академии Российской, 1789-1794: в 6 т. - Т. 1; Т. 6. - М., 2006. - С. 214, 940.
6. Словарь русского языка XVIII века. - Л., 1985. - Вып. 2: Безпристрастный-Вейэр. - С. 58.
УДК 821.161.1.09
лебедев юрий Бладимирович
доктор филологических наук Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
ТВОРЧЕСКИЙ ДИАЛОГ А.Н. ОСТРОВСКОГО С И.С. ТУРГЕНЕВЫМ Б КОМЕДИИ «БЕДНАЯ НЕВЕСТА»*
В статье исследуется становление русской национальной драматургии в процессе творческого диалога Тургенева и Островского. Опережая Островского, Тургенев приступил к созданию русского национального репертуара. Однако он не выдержал творческого соревнования с Островским в силу чрезмерной интеллектуальной изощрённости своих драм. Русский театр в период создания своего самобытного репертуара нуждался в драматургии, глубоко погружённой в народную традицию. Утончённая драматургия Тургенева вынуждена была уступить первенство более демократичной и национально укоренённой драматургии Островского.
Ключевые слова: творческий диалог, национальное своеобразие русской драмы, пушкинская и гоголевская традиции.
«Драматическое искусство, - говорил Тургенев, - занесено было в Россию извне, но благодаря нашей благодатной почве принялось и пустило корни» [8, С., I., с. 257]. Укоренение началось с пьес Гоголя, но бурный рост пошёл в конце сороковых - начале пятидесятых годов XIX века. Опережая Островского, Тургенев приступил к созданию русского национального репертуара. Однако вскоре он оставил работу над пьесами и замолчал. Он не выдержал конкуренции с Островским. Ведь театральное искусство в высшей степени демократично. У его истоков лежит народный мир. «Драматическая поэзия ближе к народу, чем все другие отрасли литературы, - утверждал Островский. -Всякие другие произведения пишутся для образованных людей, а драмы и комедии - для всего народа...» [5, с. 139]. И наша литература в период создания своего репертуара нуждалась в драматургии общерусского звучания, глубоко погружённой в национальную традицию.
А что в этот момент предлагал ей Тургенев? А.С. Суворин писал о его комедии «Месяце в деревне»: «Вот барыня, скучающая и млеющая, влюбляющаяся то платонически, то совсем не платонически
и в течение пяти актов болтающая о прелестях любви и ставящая перед собою вопрос: изменить мужу или не изменить? Вот Ракитин, один из тех господ, которые "волочатся за природой, как раздушенный маркиз на красных каблучках за хорошенькой крестьяночкой", и которые волочатся и за женщинами подобным же образом, постоянно раздражаясь и раздражая их и утопая во фразах, созерцании и борьбе с самим собою и с долгом. Вот студент Беляев, скромный, застенчивый, в которого все влюбляются, но он не смеет любить, хотя любит» [4].
И в такой снисходительной оценке сценического дарования Тургенева Суворин был не одинок. Вот суждения Аполлона Григорьева о тургеневской комедии «Где тонко, там и рвётся» в статье «И.С. Тургенев и его деятельность»: «Авторы всех подобных произведений стремились к тонкости. Тонкость была повсюду: тонкость стана героинь, тонкость голландского белья, и т. д. - тонкость, одним словом, и притом такая, что стан, того и гляди, напомнит жердочку в народной песне:
Тонка-тонка - гнётся, боюсь - переломится.
Разговор, то и дело, переходил во что-то, "не хитрому уму" и не воспитанному чувству непо-
* Публикация подготовлена в рамках поддержки РГНФ. Проект №13-04-00113.
© Лебедев Ю.В., 2014
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова № 5, 2014
127
