CC BY
30
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 11. ПРАВО. 2013. № 5
Васильев А.А, кандидат юридических наук, доцент кафедры теории и истории государства и права Алтайского государственного университета (г. Барнаул)*
концепция ПРАВООБЯЗАННОСТИ В РОССИЙСКОМ КОНСЕРВАТИЗМЕ1
Статья посвящена концепции субъективного права в российской консервативной правовой мысли. Автор на основе наследия отечественных традиционалистов приходит к выводу о том, что субъективное право в консервативной правовой традиции рассматривается не в качестве меры свободы личности, а в виде самоограничения, правообязанности. С данной точки зрения в работе предлагается корректировка отечественного законодательства в сторону достижения органической связи между правами и обязанностями.
Ключевые слова: консерватизм, охранительство, право, обязанность, долг, самоограничение.
The article is devoted to the concept of the subjective rights of the Russian conservative legal thought. Author on the basis of national heritage traditionalists comes to the conclusion that a subjective right in the conservative legal tradition is not seen as a measure of individual freedom, but in the form of self-restraint, right and responsibility. From this perspective, we propose the adjustment of domestic legislation in the direction of achieving an organic connection between rights and responsibilities.
Keywords: conservatism, protectionism, right, responsibility, duty, self-restraint.
Консервативное правопонимание критически восприняло либеральную теорию прав человека как апологию абсолютной свободы и безответственности личности. Идеологи концепции естественного права как комплекса неотчуждаемых и прирожденных прав личности Дж. Локк, Б. Спиноза, Т. Гоббс и др. заложили основы секуляризации естественного права в эпоху Нового времени. В античной и христианской версиях естественное право связывалось с вечными и неизменными законами мироздания, созданными самой природой (космосом) или Богом. Естественное право в традиционной картине мира объективно и не зависит от человеческого произвола. Естественное право требует воплощения в человеческих, произвольных установлениях и становится критерием нравственной оценки позитивного права. Человек в своем разуме или совести обнаруживает действие естествен-
* anton_vasiliev@mail.ru
1 В основу данной статьи положен доклад, сделанный в рамках научно-практической конференции, проходившей на юридическом факультете МГУ 28 ноября 2012 г.
ного права. Так, В.В. Сорокин справедливо указывает: «Естественное право в его исконном значении является формой сочетания основных законов бытия природы и человека и Божественного верховного блага. Чтобы верно понять естественное право, человеку нужно найти в глубине своего собственного духа, восхотеть его волею и проверить по канонам Святого писания и догмам Святого предания. Такое представление о естественном праве соответствует упоминанию Св. Апостола Павла о законе, написанном в человеческих сердцах (Рим. 2.15)»2.
Не случайно, что римские юристы на основе естественного права признавали «неестественность» рабства и разработали особую категорию исков, вытекающих из доброй совести и нравов и необходимых для исправления недостатков цивильного права с точки зрения справедливости и нравственности.
Идея естественного права — детище не только греко-римской культуры и стоической философии. Концепт «естественное право» известен и другим культурам. Так, аналогичное звучание в китайской культуре имеет дао (путь неба), в индусской традиции — рита, в славянском мире — правда. Практически все народы мира признают существование высших божественных законов, запечатленных в душе, совести человека. Так, в Послании к римлянам апостол Павел так говорил о естественном законе в отношении язычников: «Дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую» (Рим. 2:15).
В трактовке европейских философов XVII в., прежде всего Б. Спинозы и Дж. Локка, естественное право утратило черты объективности, богоданности и превратилось в апологию человеческой свободы. Оно переродилось в их трактовке в набор принадлежащих личности субъективных прав, существующих независимо от их признания государственной властью3. Более того, в работе Дж. Локка «Два трактата о правлении» естественное право приобрело прагматические очертания и стало утилитарной теорией, оправдывающей экономические принципы господства частной собственности и рыночной торговли. Дж. Локк на первое место среди прав человека поставил право частной собственности как отправное, изначальное для права на жизнь, свободу, стремление к счастью и т.д. Государство было понято им как учреждение, обеспечивающее в обществе прежде всего неприкосновенность частной собственности4.
В результате возник новый вариант естественно-правовой теории, в рамках которого субъективное право человека: 1) определялось авто-
2 О научной несостоятельности либертарного юснатурализма // Государственность: теория и практика / Под ред. В.Я. Баркалова, В.В. Сорокина. Барнаул, 2009. С. 30.
3 Величко А.М. Государственные идеалы России и Запада. Параллели правовых культур. СПб., 1999. С. 99-113.
4 Локк Дж. Два трактата о правлении // История политических и правовых учений: хрестоматия / Под ред. О.Э. Лейста. М., С. 165-178.
номной волей и индивидуальной этикой, не имея никаких внешних источников в виде Бога, природы или государства; 2) обосновывало эгоцентризм, первенство человеческой личности по отношению к другим социальным ценностям и создавало опору для вседозволенности; 3) служило основой для развития капиталистических, рыночных отношений в Западной Европе на основе социал-дарвинизма, т.е. доминирования наиболее сильных в экономическом плане личностей; 4) разъединяло органическое единство субъективных прав и юридических обязанностей, установив приоритет прав человека.
Именно в этом варианте современное российское правоведение восприняло концепцию естественного права5. Верно подметил эту особенность нашей юриспруденции Р.В. Насыров: «Россия как прилежный ученик в последние два десятилетия пытается искренне усвоить начала либеральной концепции естественных прав, в основе которых лежат начала так называемого разумного эгоизма»6.
Между тем данная концепция естественного права или прав человека, возникшая в XVII в., была неприемлемой для российской консервативной правовой мысли по мировоззренческим, духовным, историческим и социальным причинам. Прежде всего в концепции естественных прав человека консерваторы усматривали опасность разрушения нравственности, оправдания человеческих слабостей, низменных инстинктов и вырождения соборного общества в анархический конгломерат эгоцентричных людей-атомов. В книге «Самодержавие духа» митрополит Иоанн отмечал: «Воплощение в жизни общества идеи о "правах человека", превращенной в правовую догму и не уравновешенной — ни нравственно, ни юридически — идеей "естественных обязанностей", свойственных каждому гражданину, ведет ни к чему иному, как к неизбежной деградации общественной морали и нравственности, к разрушению соборного тела народа»7.
Российские традиционалисты, если и признавали ценность естественного права, то с опорой на христианские ценности и национальные традиции России. Так, известно, что первый русский законои-скусник XVIII—XIX вв. З.А. Горюшкин признавал естественное право, но в сугубо традиционалистском духе. Наряду с естественным правом, вытекающим из народного правосознания, он отдавал первенство божественному праву. По мнению З.А. Горюшкина, естественное право черпает силу в божественном источнике8.
5 Права человека: Учебник для вузов. М., 1999; Нерсесянц В.С. Философия права. М., 2004.
6 Насыров Р.В. Об утилитаризме либеральной концепции естественных прав // Стабильность и динамизм общественных отношений в Российской Федерации: правовые аспекты: материалы Всерос. науч. конф. / Отв. ред. В.Я. Музюкин. Барнаул, 2005. С. 34.
7 Митрополит Иоанн. Русская симфония. М., 2003. С. 344.
8 Томсинов В.А. Русский законоискусник Захар Аникеевич Горюшкин (1748-1821) // Законодательство. 1998. № 3. С. 87.
Кроме того, отечественный традиционализм в соотношении прав и обязанностей отдавал предпочтение обязанностям личности. Право личности в субъективном смысле определялось в российской правовой культуре через нравственный долг, самоограничение, внутреннее самообязывание. А. С. Хомяков по этому поводу замечал: «Для того чтобы сила сделалась правом, надобно, чтобы она получила свои границы от закона, не закона внешнего, который опять не что иное, как сила, но от закона внутреннего, признанного самим человеком. Этот признанный закон есть признаваемая им нравственная обязанность. Она, и только она, дает силам человека значение права»9.
Исключительно через свободное принятие и несение ноши юридических обязанностей человек приобретает свободу, перестает быть рабом. Субъективное право как мера свободы для консерваторов свидетельствует лишь о произволе, анархии и в конце концов потери свободы как акта человеческого беззакония, превратившего свое эго в фетиш. В результате человек становится не свободным, а рабом своих собственных низменных устремлений и мира внешних вещей. В российской правовой культуре свобода ассоциировалась не столько с внешними поступками, сколько с внутренним, ничем не вынуждаемым выбором человека. Поэтому в российской консервативной правовой доктрине центральной темой было охранение свободы духа, независимости человеческой совести от внешних формальных средств и механизмов принуждения. Именно в таком ключе нужно понимать критику охранителями жизни человека под игом закона как несвободной и вынужденной жизни. Лишь свободно принимающий на себя обязанности сбрасывает с себя ярмо закона и ощущает в себе действие естественного закона — совести, Благодати. Закон необходим для усмирения духа, внутреннего зла, но излишен для человека, живущего по зову совести. Так, И.А. Ильин одним из качеств настоящего гражданина считал способность превращать внутреннюю свободу в самостоятельную дисциплину10.
В русской охранительной правовой теории субъективные права противопоставляются идеалам служения, жертвенности, альтруизма и соборной жизни. По мысли консерваторов, нужно воспринимать долг служения отечеству, семье в качестве нравственных прав, а не обязанностей, как принято считать в современной европейской юридической парадигме. По существу, российская традиция не расчленяет прав и обязанности. Он, как отмечал Н.Н. Алексеев, утверждает идеал право-обязанности. Право — это и долг, самоограничение, но и свобода в служении другим членам общества, раскрывающая предназначение и смысл человеческой жизни. «В противоположность западной жизни
9 Хомяков А.С. Мнение иностранцев о России // Хомяков А.С. Всемирная задача России. М., 2008. С. 560.
10 Ильин И.А. Наши задачи: В 2 т. Т. 2. М., 1992. С. 75.
наше государство сложилось при преимущественном преобладании начала обязанности над началом права»11.
На устоявшуюся традицию права как обязанности повлияло и своеобразие российской истории и культуры. Русское общество вплоть до конца XVIII в. было построено на идее всеобщего тягла, общей солидарной ответственности для решения коренного запроса — выживания и сбережения русского народа. Никто — ни крестьяне, ни помещики, ни дворяне, ни даже царь — не были исключены из-под действия общего тягла, обязанностей коллективного сослужения. И царь нес тяжелую ношу обязанностей по заботе о вверенном ему народе, а не относился к власти как привилегии и безграничным возможностям. В своих посланиях Иван Грозный писал о своей ответственности за судьбу и грехи своего народа: «Верю, что мне как рабу предстоит суд не только за грехи свои, вольные или невольные, но и за грехи моих подданных, совершенные из-за моей неосмотрительности»12. Без невероятного напряжения сил за всю историю России вряд ли русская цивилизация смогла бы выстоять, сохраниться и стать державой мирового значения. Благодаря идее жертвенного служения как права народа и личности Россия преодолела неисчислимые социальные, духовные и политические катастрофы — от набегов кочевников, ига до смут, революций и мировых войн. Идея обязанности оказала мощное энергетическое воздействие на людей в эпоху кризиса в 90-е гг., когда слабость закона, идея свободы личности по принципу «все разрешено, что не запрещено законом» все-таки не привели к анархии и гибели русского общества. Благодаря осознанию своих обязанностей по отношению к обществу люди удержали Россию от падения в хаос и распад государства. Мощные соборные инстинкты стали преградой на пути разрушительной либеральной идеологии прав человека.
Важно, что российское народное правосознание очень остро чувствовало тяжесть сослужения и выразило его в ряде поговорок и пословиц: например, известно народное выражение — «постылое тягло». Возможно, политическая индифферентность и даже избегание власти коренится в тяжести того бремени, которое нес русский человек в русской истории. За века служения в человеке выработалась привычка не только к долготерпению и напряжению сил в катастрофические и экстраординарные эпохи, но и отказ от внешней политической и социальной активности. А власть по-прежнему ассоциируется как непосильная ноша, не каждому доступная и легкая.
Вследствие того, что русское мировоззрение исходило из идеи правообязанности и «общего тягла», считалось недопустимым наличие каких-либо привилегий, свобод у каких-то классов и социальных групп. Крестьяне были зависимы от помещика потому, что тот
11 Алексеев Н.Н. Русский народ и государство. М., 2003. С. 164.
12 Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. М., 1993. С. 149.
сам служил царю повинностями и военной службой. После того как Екатерина II даровала свободы русскому дворянству, в том числе свободу от службы отечеству, крепостное право стало восприниматься как несправедливость. Дворянин именно за службу получал землю с крепостными. Соответственно с потерей тяглового характера дворянского сословия и крестьянство не могло оставаться без свободы. Так постепенно русское общество стало идти по пути эгалитаризации и во второй половине XIX в. крепостное право было отменено.
Однако идея первенства обязанностей и после реформ Александра II продолжала доминировать в правосознании русского народа. Консерваторы резко негативно и на рубеже ХК—ХХ вв. относились к идее формального закрепления прав человека в конституции. В обязанностях личности они усматривали особенность русской правовой культуры. Например, М.Н. Катков в последней четверти XIX в. писал: «Говорят, что Россия лишена политической свободы, говорят, что хотя русским подданным и предоставляется законная гражданская свобода, но что они не имеют прав политических. Русские подданные имеют нечто более, чем права политические: они имеют политические обязанности. Каждый из русских обязан стоять на страже прав Верховной Власти и заботиться о пользах государства. Каждый не то, что имеет только право принимать участие в государственной жизни и заботиться о ее пользах, но призывается к тому долгом верноподданного. Каждый из русских подданных должен стоять на страже прав Верховной власти и заботиться о пользах государства. Каждый не то, что имеет только права принимать участие в государственной жизни и заботиться о ее пользах, но призывается к тому долгом верноподданного. Вот наша конституция. Она вся, без параграфов, содержится в краткой формуле нашей государственной присяги на верность»13.
Признание современной Конституцией РФ 1993 г. концепции прав человека, доминирующей в России, не соответствует российской традиции и не находит опоры в народном менталитете. Примечательно, что сами сторонники либеральной идеи прав человека недостатком Конституции РФ называют дисгармонию между правами и обязанностями. Конституционный текст главное внимание уделил субъективным правам личности и существенно ограничил юридические обязанности личности.
Отечественными охранителями обоснованно указывается на нерасторжимую связь прав и обязанностей, необходимость преобладания долга и нравственного самоограничения. Естественные права человека, не сопряженные с естественными обязанностями личности, — путь к произволу и абсолютизации свободы. Другого пути у человечества для выживания и самосохранения нет, поскольку идея
13 Московские ведомости. 1886. № 341.
индивидуализма и прав человека постепенно ведет к социальной и природной катастрофе. Писатель А.И. Солженицын так сформулировал принцип совершенной личности и идеального общества в противоположность естественному праву в парламентской республике: «"Права человека" — это очень хорошо, но как бы нам самим следить, чтобы наши права не поширялись за счет прав других? ...Если мы не хотим над собой насильственной власти — каждый должен обуздывать и сам себя. Никакие конституции, законы и голосования сами по себе не сбалансируют общества, ибо людям свойственно настойчиво преследовать свои интересы. Большинство, если имеет власть расширяться и хватать — то именно так и делает. (Это и губило все правящие классы и группы истории.) Устойчивое общество может быть достигнуто не на равенстве сопротивлений — но на сознательном самоограничении: на том, что мы всегда обязаны уступать нравственной справедливости (курсив мой. — А.А.)».
«Вещественность», «материализм» естественно-правовых представлений проявился в ряде институтов российского права. Так, ст. 150, 151 1099—1101 Гражданского кодекса РФ предусматривают не соответствующие природе человека положения о возможности компенсации морального вреда — денежного возмещения нарушенных духовных благ личности. Попытка денежной оценки моральных качеств личности, на мой взгляд, абсурдна и ставит вопрос не об уникальности человека, а его смешении с объектами права — вещами. Власть денег, материальный фетиш прорвался и в сферу публичного права — денежный залог кандидата на выборах или в качестве меры пресечения в уголовно-процессуальном праве России, суррогатное материнство на платной основе, платность образования, здравоохранения и т.п.
В антропологическом плане доминирование либерализма оборачивается вырождением самой человеческой природы. Так, в последние 20—30 лет получили обоснование так называемые «соматические права личности» — естественно-правовые возможности свободного распоряжения человеком своей телесной оболочкой — продажа органов и тканей, генетическое воспроизведение, изменение пола, виртуализация личности, эвтаназия и т.п.14 Западная идеология даже не задумалась о противоестественности права людей на однополый брак, санкционируя такие противные человеческой природе союзы (Великобритания, Голландия и т.д.)15. Будущего — продолжения рода у таких пар быть не может. После таких данных и утверждений возникает чувство обреченности — пустоты, рождаемой современной либеральной идеологией.
14 Ковлер А.И. Антропология права: Учебник для вузов. М., 2002. С. 425.
15 См.: КруссВ.И. Личностные («соматические») права человека в конституционном и философско-правовом измерении: К постановке проблемы // Государство и право. 2000. № 10. С. 43.
Справедливо в Основах учения Русской православной церкви о достоинстве, свободе и правах человека указывается на то, что европейская теория прав человека легализовала нравственную безответственность и отказала человеку в свободе от греха, разрешая ему ничем не сдерживаемый свободный выбор. В документе, принятом на Архиерейским соборе в 2008 г., говорится: «Слабость института прав человека — в том, что он, защищая свободу выбора, все менее и менее учитывает нравственное измерение жизни и свободу от греха. Общественное устройство должно ориентироваться на обе свободы, гармонизируя их реализацию в публичной сфере. Нельзя защищать одну свободу, забывая о другой. Свободное стояние в добре и истине невозможно без свободы выбора. Равно и свободный выбор теряет свою ценность и смысл, если обращается ко злу»16.
Восприятие права как долга порождает и общую, соборную ответственность за последствия человеческих поступков. Рудименты такой соборной ответственности сохранились в институте коллективной бригадной ответственности в трудовом праве, а также обнаруживаются в государственной ответственности в международном праве и национальном праве в виде возмещения вреда, ответственности за обеспечение безопасности общества, обороноспособности. Естественно, о соборной ответственности можно вести речь при условии признания коллективных субъектов, таких как семья, социальная и национальная общность, народ и т.д.
Консервативная правовая доктрина России в отношении субъективных прав личности исходила из следующих постулатов.
Во-первых, субъективное право есть нравственное самоограничение, свободно принятое человеческой совестью.
Во-вторых, субъективное право как долг исходит из религиозного акта, голоса совести как объективно-субъективного переживания правды-благодати человеком.
В-третьих, идеальное социальное устройство зиждется на идее общего служения, тяглового строя.
В-четвертых, право как долг влечет за собой и общую, коллективную ответственность — то, что Ф.М. Достоевский описывал в словах «все за всех виноваты».
В-пятых, консерватизм в России как неизбежность требует согласования прав и обязанностей, их нерасторжимого единства.
Интересны размышления И.А. Ильина по поводу прав и обязанностей. Он прямо в качестве основного постулата русской конституции называет обязанность российского гражданина служить отечеству и законам страны. По словам русского правоведа основной смысл прав и обязанностей русских граждан в будущем после падения совет-
16 ШЬ: www.patriarchia.ru/db/print/428616.html
ского строя должен состоять в том, что «гражданам не предоставляется свобода зла, бесчестия и предательства, доноса и шиканы; но им обеспечивается свобода патриотической инициативы, соответствующие их духовному достоинству. Благие силы, направленные к добру и спасению, должны быть не связаны, а развязаны»17.
Нравственное измерение субъективного права позволяет разрешить и ряд прикладных юридических вопросов. Так, провозглашенный лишь в ст. 10 ГК РФ принцип недопустимости злоупотребления гражданскими правами, очевидно, не может быть истолкован в рамках чистой юриспруденции. При отсутствии четких, законом установленных границ в осуществлении гражданских прав юридическая квалификация акта управомоченного лица становится прерогативой суда. В таком случае правильная оценка действий субъекта права должна производиться на основе нравственного осмысления субъективного права, его предназначения в духовно допустимых формах и пределах его осуществления. В отсутствии у правоприменителя совести нет никакого иного надежного критерия для верной юридической квалификации поступков управомоченного лица. Суд должен чувствовать различие между буквой и духом права, свободой как произволом и свободой как служением. Помимо сказанного, консерватизм предполагает недопустимость шиканы быть общим началом российского права.
Особый, социально служебный характер в российской охрани -тельной концепции приобретает право собственности. Национальное правопонимание никогда не оценивало право собственности как священное, безграничное и абсолютное. В собственности всегда усматривалось служебное начало. Вещь, а в особенности земля, должна служить не только собственнику, но и другим людям. Отсюда и отсутствие в российском правосознании начала частной собственности на землю. Земля всегда считалась достоянием Бога, данная царю для охраны и распределения в хозяйственные нужды. Собственность должна служить обществу, а не отдельному человеку. Богатство — не привилегия, а возможность творить добрые дела, служить через нее другим — милостыня, развитие образования, культуры, благотворительность. Характерно, что русский правовед З.А. Горюшкин не считал право собственности, так же как и свободу и равенство, естественными, индивидуальными, частными правами. Для него право собственности было общественным правом, а система частного права — элементом государственного права18.
Очевидно, что консервативное правопонимание требует коренного пересмотра концепции прав человека и смены парадигмы в сторону правообязанностей. Законодательство России должно стремиться
17 Ильин И.А. Указ. соч. С. 80.
18 См.: Томсинов В.А. Указ. соч. С. 88.
к балансу естественных прав и естественных обязанностей, личного начала и общественного блага. Наконец, охранительство обусловливает запрет на легализацию свободы греха и вмешательство в жизнь человеческого духа — гомосексуализм, смена пола, суррогатное материнство, платная трансплантация органов и тканей человека, эвтаназия, свобода печати и СМИ без нравственной цензуры, использование технологий манипуляций с человеческим сознанием через рекламу, политические средства, ограничение сдерживания информации безнравственного содержания в СМИ и интернете и т.п.
Одним из трансляторов естественных прав как апологии неограниченной свободы человека выступает Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ), который в целом ряде решений по обращениям граждан против Российской Федерации отстаивал не сочетание, гармонию социального и индивидуального, а доминирование свободы личности. Так, в ряде решений относительно свободы совести суд признал нарушением Европейской конвенции о защите прав и основных свобод в части нарушения права на общинную жизнь тех лиц, которым РФ отказывала в регистрации их религиозных групп в качестве религиозных организаций (саентологов, свидетелей Иеговы и др.). Правовая позиция ЕСПЧ по таким случаям по существу санкционирует свободу сект и возможность включения человека в псевдорелигиозные организации, воздействующие негативно на сознание человека, закабаление человеческой воли, а также открывает простор для мошенничества.
В отличие от ЕСПЧ, Конституционный суд РФ чаще всего стремится достичь органической связи между правами и обязанностями, ограничивает свободу личности в интересах общественных ценностей, баланса индивидуального и общественного. Так, в определении Конституционного суда по делу о проверке п. 7 ст. 152 ГК РФ от 4 декабря 2003 г. КС РФ указал на то, что реализация свободы слова должна быть сбалансирована с другими конституционными ценностями, правами и свободами19.
Список литературы
1. Алексеев Н.Н. Русский народ и государство. М., 2003.
2. ВеличкоА.М. Государственные идеалы России и Запада. Параллели правовых культур. СПб., 1999.
3. Ильин И.А. Наши задачи: В 2 т. Т. 2. М., 1992.
4. Ковлер А.И. Антропология права: Учебник для вузов. М., 2002.
5. Митрополит Иоанн. Русская симфония. М., 2003.
6. Томсинов В.А. Русский законоискуссник Захар Аникеевич Горюшкин (1748-1821) // Законодательство. 1998. № 3.
19 Определение Конституционного суда РФ от 4 декабря 2003 г. «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Шлафмана В.А. на нарушение его конституционных прав п. 7 ст. 152 ГК РФ» // Вестн. КС РФ. 2004. № 3.
