17ББК 87.3(4Гем)6
Д. А. Смирнов
КОНЦЕПЦИЯ ПОЛЕМИКИ ВАЛЬТЕРА БЕНЬЯМИНА В КРИТИЧЕСКОМ ПОНИМАНИИ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
В системе представлений об обществе у немецкого мыслителя Вальтера Беньямина (1892—1940) одно из важнейших мест занимает концепция интеллигенции1. Интеллигент у Беньямина — это критик, не согласный с существующим положением дел и детально обосновывающий свою позицию. Для интеллигента, имеющего свою точку зрения, отличную от мнения большинства, важно донести ее до общества, сделать частью общественного мнения, даже если она противоречит ему, но будет являться в этом случае тем, на что общество должно реагировать. Такое вовлечение в общественное сознание подразумевает не просто формальный учет отличающегося мнения, но активную коммуникацию, презентацию и обоснованность своего мнения. Из многообразия форм коммуникации Беньямин выбирает полемику; не монолог и не диалог, поскольку важно понимать, насколько вовлечены и увлечены его идеями; не дискуссию, поскольку она часто не предполагает однозначной победы над собеседниками; не дебаты, поскольку необходимо однозначно опровергнуть позицию противника. Именно полемика как форма коммуникации становится у Беньямина частью критического понимания интеллигенции, необходимой составляющей ее постоянной общественной деятельности.
© Смирнов Д. А., 2016
Смирнов Дмитрий Александрович — доктор исторических наук, старший научный сотрудник НИИ интеллигентоведения, доцент кафедры всеобщей истории и международных отношений Ивановского государственного университета. [email protected]
Подготовлено в рамках государственного задания Минобрнауки РФ на проведение научно-исследовательской работы № 33.526.2014/К «Российская интеллигенция и европейские интеллектуалы в изменяющейся социально-политической действительности XX — начала XXI века: виртуальность и реальность».
Представление о полемике формировалось у Беньямина постепенно, и можно отметить, что лишь с ростом внимания к интеллектуалу, с появлением собственно проблемы интеллигенции как задачи научного поиска у мыслителя логично кристаллизуется и вопрос о форме коммуникации, которую выбирает интеллектуал для распространения своих идей.
В «тринадцати тезисах», характеризующих технику критика и представленных в «Улице с односторонним движением», изданной в 1928 г., Беньямин отвел полемике достойное место. Здесь полемика — это часть активной деятельности критика, где он четко выражает свою позицию, ибо «кто не может принять чью-либо сторону, тот должен молчать»2. Неизбежность определенных жертв он дополняет мнением, что «"объективность" всегда нужно приносить в жертву партийному духу, если того стоит дело, ради которого сражаются»3. Тем самым внимание Беньями-на к вопросам полемики в литературе и искусстве не снижало их значимости и для других социальных сфер.
Впрочем, для самого Беньямина политизация, политическая ангажированность означала не партийную программу или слепую готовность принять какую-либо из них, а критическое, практически ориентированное политическое сознание, способность понимать социальные отношения и угадывать нюансы возможных перемен в них. Об этом он скажет позже в одном из своих радиовыступлений .
Безусловное принятие конкретной идеологии как определяющего фактора всей творческой и научной деятельности Бень-ямин считал неприемлемым. Тем самым она становилась причиной неискреннего отношения к программным идеям и установкам принятой партии, какими бы близкими они ни были интеллигенции. Идеология ограничивала бы его возможности для критики, и прежде всего для самокритики. Интеллектуал должен был выступать политически ангажированным субъектом с формальной точки зрения, но не содержательной. Вопрос отношения к содержанию оставался открытым, и определение отношения к нему протекало в форме полемики. «Принятие» одной из сторон полемики означало именно включенность в процесс, ангажированность самой полемикой.
Как отмечается в новейшей историографии, «его одинаково сдержанный, но частично резкий тон речи занимает уведомительное литературно-политическое положение: между заострявшими внимание описаниями предметов и интеллектуальной саморефлексией, с одной стороны, богатой содержанием полемикой размежевания, с другой стороны, такая критика создает в жесте, стиле и форме альтернативу призыву и манифесту»5.
Спустя несколько лет после «Улицы с односторонним движением», в 1930 г., размышляя о задачах задуманного журнала «Krisis und Kritik» («Кризис и критика»), Беньямин предлагал по сути практические формы реализации такого инструмента полемики. В подготовленном меморандуме к журналу мыслитель писал: «Он имеет политический характер. Это должно означать, что его критическая деятельность заключается в укреплении ясного понимания общей критической ситуации в сегодняшнем обществе. Журнал стоит на почве классовой борьбы. Но при этом всё же он не имеет какого-то партийно-политического характера. В особенности он не представляет собой пролетарский листок, какой-либо орган пролетариата. Напротив, до сих пор пустует место органа, в котором буржуазная интеллигенция дает отчет своим требованиям и воззрениям, в котором при сегодняшних обстоятельствах единственно только и возможна решительная и плодотворная активность в противоположность обычной — произвольной и бесплодной»6.
Такие задачи, определяемые для нового журнала, близки характеристике критики, представленной в «Улице с односторонним движением». Критика, по мысли Беньямина, основана на морали, а потому должна высказываться в полемике открыто и определенно. Она проявляет себя не в стремлении завладеть умами масс, но в борьбе с другими мнениями, поскольку «высшая инстанция для критика — его коллеги», а массы и потомки только «или забывают, или прославляют»7. Для них достаточно мнения критика: «Публика всегда должна знать, что она неправа, но всегда чувствовать, что критик — ее представитель»8.
Важным положением концепции Беньямина стало и то, что полемика интеллектуалов, по утверждению мыслителя, постоянно проходит в деструктивном ключе. Полемика означает для Беньямина «уничтожение книги с помощью нескольких фраз
из нее»: «Чем меньше изучаешь ее, тем лучше. Только тот, кто способен уничтожать, может критиковать»9. Создавая живописную картину полемики, Беньямин предложил метафору полемиста в образе каннибала: «Настоящая полемика принимается за книгу с такой же нежностью, как каннибал — за младенца»10.
Как критик относится к книге, точно так же интеллектуал со своим «деструктивным характером», предложенным Беньями-ном в одном из очерков серии «Мыслительные образы», опубликованном осенью 1931 г., приступает к разбору любого мнения. Именно вступая в полемику с коллегами «как высшей инстанцией», интеллектуал нацеливается на ниспровержение застоявшихся традиций и их разрушение: «Деструктивный характер не видит ничего продолжительного. Но именно поэтому он везде видит пути. Где другие наталкиваются на стены и горы, и там он видит путь. Однако потому, что он везде видит путь, он везде должен и очищать путь. Не всегда с грубой силой, иногда благородно. Потому, что он везде видит пути, он себя самого ставит всегда на перекресток. Ни один момент не может знать, что принесет следующий. Он превращает существующее в развалины не ради развалин, но ради пути, который проходит через них»11.
На пути к формированию «мыслительного образа» деструктивного характера Беньямин на опыте раскрыл и представил в одном из своих эссе весной 1931 г. яркий образ полемиста в интеллектуальном пространстве европейского города начала XX в. Им стал для него Карл Краус, известный австрийский журналист и публицист, а по резонансу своих статей и редактируемых изданий даже общественный деятель. Полемист Краус был близок фланеру Беньямину, поскольку своими работами оставлял широкий простор для размышлений, разрушал возникающие границы и стремился проникнуть в глубины человеческого мышления, личностного или общественного сознания. При этом формы мастерства у Крауса были столь же оригинальны, как у Беньямина, и часто приводили его оппонентов в замешательство своей полемической мощью.
Исследователи также обращают внимание на близость у Беньямина размышлений о Краусе и о «деструктивном характере». По мнению Сьюзан Зонтаг, в обеих работах обнаруживает себя «последний интеллектуал перед последним судилищем»
в облике «сатурновского героя современной культуры со своими руинами, своими вызывающими видениями, грезами наяву, беспросветным унынием и опущенным взглядом», который «пытается донести мысль, что будет отстаивать множество "позиций" и до конца защищать жизнь духа всеми праведными и бесчеловечными средствами, какие у него есть»12.
Беньямин неоднократно в своих работах обращался к интеллектуальному опыту своего современника. Уже на страницах «Улицы с односторонним движением» Краус предстает в образе воина в отрывке «Памятник воинам». Это показательно в отношении темы полемики уже потому, что собственно слово «полемика» пришло в современные европейские языки из древнегреческого, где означало сугубо военное противостояние, вражду, борьбу за утверждение одной из сторон. Полемист у Беньямина настроен именно на это: беспощадно утверждать свой взгляд, но не убеждать или соглашаться. Краус в образе воина идет только к этому: «В древних доспехах, яростно оскалившись, словно китайский идол, с обнаженными мечами в обеих руках, он отплясывает боевой танец перед гробницей немецкого языка»13. Беньямин ярко представил и тактику Крауса в образе воина: «Кто ему попадется, тот уже осужден: само имя его в этих устах звучит как приговор. Когда он раскрывает рот, из него пышет бесцветное пламя остроумия. Никому из тех, кто ходит тропами жизни, не стоит с ним сталкиваться. На архаическом поле брани, гигантском ристалище чести и кровавого труда, он беснуется перед покинутым надгробием. После смерти ему последнему будут возданы неизмеримые почести»14.
Интересно, что в 1928 г., когда Беньямин представил этот образ Крауса на страницах «Улицы с односторонним движением», он был не одинок в том, что увидел его как мастера полемики. Поскольку Альфред Керр, известный немецкий публицист и критик того времени, опубликовал в том же году свое стихотворение «Полемист» и фактически адресовал его Карлу Крау-су, дополнив комментарием, что его герой выглядит «прямо-таки краусообразно»15.
Орудиями Крауса в полемике были цитаты, с помощью их он ниспровергал чужие мнения, разрушал позиции противников. Именно они помогали сказать больше, чем любая попытка
реконструкции другого мнения в борьбе с чужим. В этом Бень-ямин видел близость и своим подходам к борьбе. Деструкция, предложенная им, как раз достигается точностью и уместностью цитаты. Знакомящиеся с ней способны увидеть тогда максимум скрытых сторон ее автора. Позже точно так же Беньямин будет рассматривать идеалом для текста книгу из цитат. Таким своеобразным прототипом для него становился издаваемый Краусом «со свободной периодичностью» журнал «Факел», в котором с помощью точного воспроизведения публицист стремился показать различные стороны жизни Вены и сохранить это в цитатах. Анализируя этот метод Крауса, Ольга Федянина обращает внимание на такой аспект: «Чем ближе разглядываешь слово, тем более отстраненно оно глядит в ответ». Это означает, по ее мнению, стремление Крауса «долго, подробно, неутомимо разглядывать все детали конструкции фразы» так, что «в конце концов оказывалось достаточно просто повторить ее, уже без всякого комментария»16. Именно цитаты, фразы становились у Крауса, как отмечал Беньямин, «товарными знаками, наделяющими мысль способностью перевертываться, подобно тому, как завитки, ставшие орнаментом, придают ему ценность в глазах дилетанта. Но именно поэтому освобождение языка и стало тождественно освобождению фразы — ее превращению из отображения чего-то в орудие производства»17.
Цитирование как форма полемики, по мнению Ханны Арендт, создавало для Беньямина также «новые пути к прошлому»: «По Беньямину, — примером ему тут служил Краус, — эта новая роль цитат порождена глубочайшим разочарованием. Но разочарованием не в прошлом, которое-де "не проливает больше свет на будущее" и обрекает человеческий разум на "блуждания во тьме", как это было у Токвиля, а разочарованием в настоящем и тягой к его разрушению. Поэтому сила цитат для Беньямина — "в их способности не сохранить, а, наоборот, отряхнуть прах, вырвать из контекста, разрушить"... Разрушительная мощь цитаты — "последняя надежда сохранить от прошлого времени хотя бы что-то, сохранить единственным способом: вырвав силой"»18.
Как подчеркивал Беньямин, для полемиста «процитировать означает назвать всё своими именами»: «Поэтому достижения
Крауса на своей вершине исчерпываются тем, что он делает газету пригодной для цитирования. Он переносит ее в свое пространство и тотчас фразеология должна понять: даже зарывшись в глубокий ил на дне журнала, она не спрячется от ударов голоса, он слетит туда, вниз, на крыльях слова, чтобы вытащить фразу из ночной тьмы, в которой она затаилась»19. По мнению Сьюзан Зонтаг, «эссе о Краусе — самая пылкая и противоречивая речь Беньямина в защиту духовной реальности», в которой «моральная обязанность современного писателя — быть не творцом, а ниспровергателем, ниспровергателем давно выхолощенных сущностей, убаюкивающих представлений о человеческом, дилетантских поделок и пустых фраз»20. Впрочем, исследование творчества Крауса предоставило широкие возможности для обоснования Беньямином собственной концепции полемики.
Вооружившись цитированием, Краус воссоздает картину Вены по журнальным и газетным заголовкам. Именно их он аналитически деструктурирует, показывая всю бренность и ничтожность мира журналистики, его лицемерие и продажность. Причем делает это по собственной, сформулированной еще в 1908 г., в самом начале своей карьеры, методе «вывернутого наизнанку образа жизни»: «Я сплю днем. А просыпаясь, раскладываю перед собою весь бумажный позор человечества, дабы узнать, что я пропустил, и чувствую себя счастливым. Глупость подымается рано, поэтому события имеют обыкновение происходить в первой половине дня... Мир стал уродливее с тех пор, как он ежедневно смотрится в зеркало, поэтому ограничимся отражением и воздержимся от разглядывания оригинала. Потерять веру в действительность, которая выглядит так, как ее описывают газеты, — это возвышает человека. Тот, кто проспал половину дня, выиграл половину жизни. Все более или менее крупные глупости происходят до полудня: человек должен просыпаться лишь тогда, когда рабочие часы учреждений подходят к концу. Зато ночью во всех сферах общественной деятельности царит покой. Ничто не шелохнется. Ничего нового... Глупость спит — и тут я приступаю к работе. Издали доносится звук, напоминающий шум печатных станков: глупость храпит. А я втираюсь к ней в доверие и из убийственного намерения извлекаю еще и удовольствие. Когда на восточном горизонте культуры появляется первый утренний
выпуск, я иду спать... Такие вот преимущества вывернутого наизнанку образа жизни»21.
В отношении такого постоянного желания ниспровергать в полемике обладателей незаслуженных наград, особенно добытых благодаря игре на чувствах и эмоциях масс, чем особенно грешили журналисты, Беньямин отмечал в созвучии с тезисами о «технике критика»: «Уже сами слова "общественное мнение" внушают Краусу отвращение. Мнение — вещь сугубо личная. Общественности интересны только суждения. Она судит и осуждает, в противном случае это не общественность. Но ведь смысл общественного мнения, создаваемого прессой, как раз в том и состоит, чтобы лишить общественность способности судить и, напротив, навязать ей позицию безответственной, неинформированной массы»22. Тем самым, как считает Александр Хонольд, Беньямин «воплотил в Краусе иллюстративный пример, который временно, но непревзойденно осуществил требуемую политизацию городской интеллигенции, да и почти ее переход в воинствующую»23. При этом, по мнению Хонольда, «то, что Беньямин перенес свои исследования политизации интеллектуала прямо на произведения и персону Карла Крауса, оказывается ввиду его собственного развития ни в коем случае не произвольным; Краус богато представлял исходные пункты отмеченного Беньямином "реального гуманизма"»24.
Они четко просматриваются в описанных Беньямином положениях изучаемого примера полемики: «Триада "молчание — знание — присутствие духа" составляет фигуру Крауса-полемиста. Его молчание — это плотина, за которой простерлась зеркальная гладь над глубинами его знания. Присутствие духа не подлежит обсуждению — он никогда не соглашается следовать принципам, которые предлагает кто-то другой. Напротив, важнее всего для него разобрать на составные элементы ситуацию, открыть истинный вопрос, заключенный в ней, и предложить его, вместо ответа, противнику»25. Именно это воспринял для себя и сам Беньямин, по мнению Хонольда, «расположившись в качестве критика полностью на линии, начатой Краусом и в стилизованном одиночестве доведенной до конца борьбы»26.
Беньямин обращал внимание на то, как Краус предлагал с помощью цитирования «препарировать» в открытой полемике
общественных деятелей и политиков, ни в коем случае не позволяя разделять частное и общественное: «С какой бы решимостью ни выносил Краус свою жизнь на публичное обозрение, если то было необходимо для борьбы, — он с самого начала столь же безоглядно выступал против того, чтобы разграничивать критику личного характера и критику по существу дела. Причина в том, что подобное разграничение дискредитирует полемику и в условиях нашей литературной и политической реальности представляет собой главный инструмент коррупции. Краус уделяет гораздо больше внимания самим личностям, тому, кто они, его противники, и не слишком интересуется тем, что они делают, что говорят и что пишут, и уж меньше всего — их книгами. Такой подход — важнейшее условие его авторитетности как полемиста, который умеет выявить духовный мир того или иного автора, и чем мир этот ничтожнее, тем увереннее, тем более полагаясь на поистине предопределенную, всеприми-ряющую гармонию, он раскрывает этот мир, опираясь на один-единственный фрагмент какой-нибудь фразы, на единственное слово и даже интонацию»27.
В своем фрагменте «Фальшивая критика», написанном примерно в одно время с эссе о Краусе, Беньямин особо отмечал, также обращаясь к его творчеству, что «условие его полемического мастерства» в том, что он «меньше направлен на персон», поскольку «ему то, что они есть, важнее того, что они делают, а то, что они говорят, важнее того, что они пишут». И если, продолжает Беньямин, «полемист использует свою персону, то Краус идет дальше»: «Он приносит в жертву свою персону». Поэтому для Беньямина Краус предстает в «образе единственного хранителя полемической силы и полемической техники в данное время»28.
Ставшие афоризмами мысли Крауса о связи частного и публичного, подобные тому, что «плохо подавленная сексуальность привела в расстройство не один домашний бюджет, а хорошо подавленная — мировой порядок» или же «воздержание не проходит бесследно: у одних появляются прыщи, у других — законы об охране нравственности», ярко подтверждают идеи Бень-ямина о методологических исходных Крауса в полемике.
Благодаря цитированию важным элементом полемического приема Крауса, как собственно и частью утверждения интеллигенции в полемике, должна быть, по мнению Беньямина, установка «никогда не высказывать определенного мнения»: «Ибо мнение — это обманчивая субъективность, которую можно отделить от личности, ввести в процесс товарооборота. Краус никогда не проводил аргументов, если не был привержен им всею своей личностью. И потому он воплощает загадку авторитета никогда не разочаровывать. Авторитетная личность абсолютно неуязвима для всего, чего другие остерегаются: собственного произвола, несправедливости, непоследовательности.. Авторитет вечно испытывает трепет перед самим собой и никогда перед други-ми»29. Это еще раз подтверждало именно формальное, но не содержательное принятие одной из сторон полемики.
В своих размышлениях о Краусе Беньямин идет дальше и полагает, что тот не только разрушает, но через деструкцию противника преодолевает свои собственные слабые места, что позволяет характеризовать его полемические приемы как саморазоблачение: «Его полемическое мастерство с давних пор представляет собой теснейшее переплетение техники разоблачений, использующей самые передовые методы, и искусства самовыражения, оперирующего средствами архаическими. Но и в этой области демон заявляет о себе и заявляет двусмысленно: самовыражение и разоблачение благодаря двусмысленности совмещаются и становятся саморазоблачением»30.
Особое место в представлениях Вальтера Беньямина об интеллигенции заняла концепция полемики. Именно полемика как инструмент коммуникации и утверждения мнения позволяла интеллигенту, интеллектуалу выражать свое критическое отношение к различным явлениям общественной жизни и отстаивать свое мнение. Полемика демонстрировала для коллег интеллектуала его конкретную политическую ангажированность, отражающую глубокую вовлеченность в политический процесс и формальное принятие определенной партийной стороны. Полемика протекала в деструктивном русле, однозначно разрушая противоположные мнения и открывая пространство для собственной точки зрения. Полемист у Беньямина, словно воин, настроен именно на это: беспощадно утверждать свой взгляд,
но не убеждать или соглашаться. Яркий образ интеллектуала-полемиста, соответствовавший положениям концепции полемики, нашел у Беньямина отражение в его работах, посвященных известному австрийскому журналисту и публицисту Карлу Крау-су. Исследование творчества Крауса в целом комплексе посвященных ему работ создало для Беньямина широкое пространство для обоснования собственной концепции полемики.
Примечания
1 Подробнее представления Беньямина об обществе и интеллигенции см.: Смирнов Д. А. Критика как метод жить и думать : Вальтер Бенья-мин в европейском интеллектуальном пространстве 1920—1930-х гг. Иваново, 2011 ; Смирнов Д. А. Сомнение как социальная позиция и научный принцип современного интеллектуала // Интеллигенция и мир. 2011. № 4.
2 Беньямин В. Улица с односторонним движением. М., 2012. С. 49.
3 Там же.
4 Benjamin W. Gespräch mit Ernst Schoen // Benjamin W. Gesammelte Schriften : in 7 Bänden. Frankfurt am Main, 1972—1989. Bd. 4. S. 549.
5 Kambas Ch. Positionierung des Linksintellektuellen im Exil // BenjaminHandbuch : Leben-Werk-Wirkung / Hrsg. von B. Lindner. Stuttgart, 2006. S. 421.
6 Benjamin W. Memorandum zu der Zeitschrift «Krisis und Kritik» // Benjamin W. Gesammelte Schriften. Bd. 6. S. 619.
7 Беньямин В. Указ. соч. С. 49.
8 Там же. С. 50.
9 Там же.
10 Там же.
11 Benjamin W. Der destruktive Charakter // Benjamin W. Gesammelte Schriften. Bd. 4. S. 398.
12 Зонтаг С. Под знаком Сатурна // Зонтаг С. Мысль как страсть : избр. эссе 1960—70-х годов. М., 1997. URL: http://litresp.ru/chitat/ru/% D0%97/zontag-sjyuzen/izbrannie-esse-1960-70-h-godov/3 (дата обращения: 20.02.2016).
13 Беньямин В. Указ. соч. С. 69.
14 Там же. С. 70.
15 Kerr A. Der Polemist // Noch mehr. 2008. Oktober. S. 42.
16 Федянина О. Журнал одного журналиста. URL: http://archives.colta.ru/ docs/21834 (дата обращения: 20.02.2016).
17 Беньямин В. Карл Краус // Беньямин В. Маски времени. СПб., 2004. С. 317.
18 Арендт Х. Вальтер Беньямин // Иностранная литература. 1997. № 12. C. 179.
19 Беньямин В. Карл Краус. С. 352.
20 Зонтаг С. Мысль как страсть.
21 Краус К. Похвала вывернутому наизнанку образу жизни / пер. О. Федяниной. URL: http://archives.colta.ru/docs/21840 (дата обращения: 20.02.2016).
22 Беньямин В. Карл Краус. С. 313—314.
23 HonoldA. Karl Kraus // Benjamin-Handbuch : Leben-Werk-Wirkung. S. 523.
24 Ibid. S. 525.
25 Беньямин В. Карл Краус. С. 319.
26 HonoldA. Op. cit. S. 526.
27 Беньямин В. Карл Краус. С. 325.
28 Benjamin W. Falsche Kritik // Benjamin W. Gesammelte Schriften. Bd. 6. S. 175.
29 Беньямин В. Карл Краус. С. 326.
30 Там же. С. 329.
