CC BY
584
ТАЙНЫ ДЕТСКОЙ КНИГИ
Е.Ю. Шестакова
КОНЦЕПЦИЯ ДЕТСТВА В РУССКОЙ КЛАССИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
(ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА XIX ВЕКА И РУССКОЕ ЗАРУБЕЖЬЕ НА ЧАЛА XX ВЕКА)
В данной работе мы обратимся к теме детства в русской литературе XIX века и в произведениях русского зарубежья начала XX века. Сегодня в практике школьного обучения в отношении произведений о детстве писателей русского зарубежья первого периода необходимо обращать внимание не только на факты преемственности, наследование ими традиций русской классической литературы, но и на важнейшие особенности, отличающие это литературное поколение от предшественников. Безусловно, на сегодняшний день учителями-словесниками предложено
большое количество методических разработок, касающихся изучения на уроках литературы произведений о детстве писателей русского зарубежья: О.М. Хренова, Н.И. Пак, Е.О. Галицын, Г.В. Пранцова, Н.А. Попова, М. Свердлов,
А. Фомичева. Однако при изучении на уроках литературы произведений о детстве писателей-эмигрантов в их сравнении с русской литературой XIX века необходимо обращать внимание школьников на концепцию детства, сложившуюся в XIX веке и претерпевшую изменения в начале XX века. В русской литературе о детстве первой половины XIX века сложилось особое восприятие детства и его изображение в художественном произведении. Начало такой концепции было положено в повести Л.Н. Толстого «Детство» (1852), затем ее продолжил С.Т. Аксаков в повести «Детские годы Багрова-внука» (1857), и, в последующем, она была заимствована писателями русского зарубежья начала XX века. Так, Н.Г. Бочаева отмечает, что «толстовская идея о непреходящей ценности детского неискаженного восприятия мира», которую он воплотил в повести «Детство», «нашла продолжение в творчестве Бунина» . В романе «Жизнь Арсеньева» Бунин изображает способность ге-роя-ребенка особым образом воспринимать окружающее пространство и время, в чем проявляется преемственность традиций этого произведения с повестью Толстого. Данная особенность заключается в «замкнутом существовании» героя
1 Бочаева Н.Г. Мир детства в творческом сознании и художественной практике И.А. Бунина: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Елец, 1999. - С. 15.
Елена Юрьевна Шестакова — аспирант кафедры теории и истории литературыI Северодвинского филиала ПГУ им. М.В. Ломоносова.
Бунина, который живет в «дворянской усадьбе»2. Иными словами, Бунин продолжает развитие традиции «мифа дворянского гнезда», «счастливого места», «благословенной земли», которая, по мнению исследователей Э. Вахтеля,
В.В. Легоньковой, Н.Г. Николаевой, В.Г. Щукина, сложилась в русских произведениях о детстве XIX века. Такое пространство, окружающее ге-роя-ребенка, согласно мнениям ученых, проникнуто «идиллическими мотивами «золотого века», в котором «явно доминирует гармоническое начало». Исследователь романа Бунина «Жизнь Арсеньева» особо подчеркивает, что «в родовом гнезде» героя «сохраняли заповеди дворянской чести, гордились древностью рода»3. Традиционные истоки такого осмысления детства также заимствованы из повести Толстого, где семья, родственники составляют главное окружение Николеньки Иртеньева и связаны с родовым поместьем. В этом заключается один из важнейших признаков «идиллического хронотопа», который, согласно концепции М.М. Бахтина, характеризуется «вековой прикрепленностью жизни поколений к одному месту, от которого эта жизнь во всех ее событиях не отделена»4.
Однако, несмотря на выявленные признаки, свидетельствующие о преемственности, Бунин, в отличие от Толстого, вкладывает в раскрытие темы детства, своего прошлого особый, дополнительный смысл. На данный аспект обратил внимание в своем исследовании Чай Чжин Хи, который отметил, что детство для Бунина в романе «Жизнь Арсеньева» соединяется с темой утраченной родины, исчезнувшей России. Детство в произведении Бунина представляет собой «идиллический мир прошлого» в первую очередь потому, что им идеализируется ушедший мир «старой России». По мнению исследователя, память о гармоничном, счастливом прошлом переносится автором в собственное настоящее, которое является «чужим пространством», не-Рос-сией, «социально-исторической агрессией», способствующей возникновению «трагичности су-
2 Бочаева Н.Г. Указ. соч. - С. 17.
3 Там же. - С. 17.
4 Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. - М., 1975. -С. 374.
28
ществования»5. Обращение к идиллическому миру детства, построение связи с прошлым, неразрывно соединенной с Россией, помогает Бунину обрести внутреннюю гармонию, которая ему необходима в хаосе настоящей реальности.
Особенно большое количество исследований посвящено выявлению преемственности и новаторства в отношении повестей Л.Н. Толстого «Детство» и А.Н. Толстого «Детство Никиты». В первую очередь, А.Н. Толстой, изображая детство своего героя Никиты, описывает его существование в рамках «единого пространства -родина, Россия, вечно юная, неделимая и светлая», то есть замкнутого, идиллического, и «эпического времени», круглого, завершенного, соотносящегося с временами года6. Детство Никиты проходит в пространстве родного дома и окружающего его мира деревни и природы; начинается повесть с того, что «Никита... открыл глаза», когда на окне красовались «морозные узоры», а заканчивается с наступлением осени, когда время завершило свой годовой круг. В этом проявляется преемственность с повестью Л.Н. Толстого, где Николенька отмечает, что «необозримое блестяще-желтое поле замыкалось только с одной стороны высоким синеющим лесом, который тогда казался. самым отдаленным, таинственным местом, за которым кончается свет, или начинаются необитаемые страны»7; поскольку, по мнению исследователя, «слово август», с которого начинается повесть, «символизирует начало жизни героя., начало детства; слово апрель - его завершение, начало отрочества и в то же время окончание жизни матери», то «возникает на уровне названий месяцев композиционное кольцо», то есть изображение кругового движения времени8. Существование в пределах идиллического хронотопа способствует тому, что Никиту и Николеньку можно отнести к типу «идиллического человека», который, говоря словами исследователя, «характеризуется чертами сформировавшего его мира - он всегда замкнут и всегда равен себе»9. Однако такое мнение в исследовательской литературе не является однозначным. Так, А.В. Алпатов отмечает «привнесение во внутренний мир» Николеньки Иртенье-ва «усложненности, с такими наслоениями, которые шли скорее уже от сознания взрослого по-
5 Чай Чжин Хи. Роман И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева»: Проблема жанра: Автореф. дис. .на соиск. учен. степ. канд. фи-лол. наук. - М., 1999. - С. 18.
6 Мущенко Е.Г. Поэтика прозы А.Н. Толстого. - М; Воронеж, 1983. - С. 49.
7 Толстой Л.Н. Детство; Отрочество; Юность. - М., 1986. -
С. 23.
8 Ланская О.В. Концепт «дом» в языковой картине мира: На материале повести Л.Н. Толстого и рассказа «Утро помещика»: Дис. .канд. филол. наук. - М., 2005. - С. 57.
9 Ляпушкина Е.И. Русская идиллия XIX века и роман
И.А. Гончарова «Обломов». - СПб., 1999. - С. 41.
Филологический класс, 16/2006
вествователя, вспоминавшее давнее», в то время как Никита, герой повести А.Н. Толстого», сохраняет «всю свежесть, первичность живых реакций на мир», поэтому ему «чужд элемент морализирования», в повести «все дано так, как это воспринимает ребенок, пытливо смотрящий на мир широко раскрытыми глазами»10. Как отмечает Б. Бурсов, Никита не испытывает «мучительных противоречий между «я» и окружающим миром»11. Кроме того, в отечественном литературоведении сложилось устоявшееся представление о том, что главная задача Л.Н. Толстого при создании повести «Детство» заключалась в том, чтобы изобразить своего героя в состоянии конфликта с самим собой и с окружающим миром, и на этом основании данное произведение исследователями Н.А. Николиной, В.В. Мухиным, В.В. Аствацуровой, В.Г. Одиноковым отнесено к жанровой традиции романа воспитания. На наш взгляд, образ Николеньки Иртеньева не подчинен идее постоянного развития, становления, поскольку, до момента переезда в Москву, находясь в идиллическом пространстве деревни, он исполнен гармонии и счастья: «наслаждается видом собак, лошадей», испытывает «удовольствие от игры» с другими детьми, купается в любви и нежности матери, ему свойственны «свежесть, беззаботность, потребность любви, сила веры». Мы утверждаем, что в идиллическом хронотопе, в рамках которого существует Нико-ленька Иртеньев, нет места для конфликта в его душе. В этом смысле повесть Л.Н. Толстого «Детство» в большей степени демонстрирует жанровые признаки жанра идиллии, нежели романа воспитания. Нарастание в «московских главах» состояния конфликтности во внутреннем мире Николеньки Иртеньева связано с самой природой идиллического жанра. Идиллия, согласно Е.И. Ляпушкиной, «готова быть вовлеченной - ценою жанрового разрушения. - в сюжетное повествование», а происходит это разрушение вследствие «преодоления границы», замкнутого идиллического пространства и «разрыв» кругового течения времени линейным, которое вносит в статичный мир идиллии движение, развитие12. Идиллия обречена на разрушение, поскольку неизбежно вмешательство события, «новости» (термин Е.И. Ляпушкиной) в статичный, застывший мир идиллического существования. Такое разрушение жанра идиллии наблюдается в обеих повестях. Никита, покидая деревню, утрачивает гармоничность существования, где «вместо спокойного, радостного дере-
10 Алпатов A.B. Творчество А.Н. Толстого. - М., 1956. -
С. 35.
11 Бурсов Б. Лев Толстой. Идейные искания и творческий метод. - М., 1981. - С. 81.
12 Ляпушкина Е.И. Указ. соч. - С. 39.
Е.Ю. Шестакова
венского раздолья - семь тесноватых, необжитых комнат, за окнами - громыхающие по булыжнику ломовики», вместо тишины, покоя - «суета, шум, взволнованные разговоры», вместо безмятежности и беззаботности - «озабоченные лю-ди»13; время теперь становится линейным, поскольку мальчик взрослеет, поступает в гимназию, где столкнется с несправедливость, противоречиями и будет приобретать жизненный опыт. Николенька Иртеньев, оказавшись в Москве, также утрачивает идиллическую цельность, впервые поражаясь, что солгал, написав неправду в стихах бабушке («и любим, как родную мать»), страдает от собственной некрасивой внешности, не может объяснить себе «жестокости поступка» в отношении Иленьки Грапа, ловит себя на ненужности насмешек над Карлом Иванычем, которые он позволил себе в угоду Сонечке, и, как кульминация, - притворство во время похорон матери. Круговое течение времени «обрывается» смертью матери: «со смертью матери окончилась для меня счастливая пора детства и началась новая эпоха - эпоха отрочест-ва»14. Как отмечает исследователь, «понимание смерти - это также понимание времени», которое «основано на драматическом для сознания противоречии детского, «не-линейного», и взрослого, «линейного» времени15.
Однако А.Н. Толстой, как представитель русского литературного зарубежья, периоду детства придает черты идилличности вследствие его связи с ушедшей Россией. Детство для А.Н. Толстого становится не просто гармоничным временем существования, а способом возвращения к родине, к истокам, к «старой России». Если Л.Н. Толстой «тоскует о счастливой невозвратимой поре детства», то А.Н. Толстой обращается к теме детства именно потому, что детство неразрывно связано с Россией, говоря словами исследователя, «чувство родины определяет тональность и поэтику повести»16.
Идиллическая концепция детства, сложившаяся в повести Л.Н. Толстого, также имеет свое продолжение в тетралогии Б.К. Зайцева «Путешествие Глеба», в одной из частей которой, озаглавленной как «Заря», «герой - девятилетний мальчик, жизнь которого проходит в безмятежности усадебной жизни»17. В повести И.С. Шме-
13 Толстой АН. Повести и рассказы. - М., 1985. - С. 241.
14 Толстой Л.Н. Указ. соч. - С. 94.
15 Курнант Н.Б. Воспоминания о «смерти маменьки» в дворянских мемуарных текстах конца XIX века // Детский сборник: Статьи по детской литературе и антропологии детства. - М., 2003. -С. 70.
16 Елизаветина Г.Г. Традиции Русской автобиографической повести о детстве в творчестве А.Н. Толстого // Толстой А.Н. Материалы и исследования. - М., 1985. - С. 55.
17 Бронская Л.И. Концепция личности в автобиографической прозе русского зарубежья первой половины XX века (И.С. Шмелев, Б.К. Зайцев, М.А. Осоргин). - Ставрополь, 2001. - С. 93.
29
лева «Лето Господне» детство - «это были воспоминания о прошлом, но прошлом, безусловно, идеализированном»18. Однако, как и для всех пи-сателей-эмигрантов, для Зайцева, говоря словами исследователя, «тема Эдема, как утраченного рая, получает. символическую разработку», «Россия - вот утраченный рай, о котором страждет главный герой., автор»19. Иными словами, «Зайцев. оплакал Россию своего детства, не пережившую катастрофы»20. В повести Шмелева также «образ утерянного детства. сливался с образом утерянной Родины»21. Однако необходимо отметить, что произведения Зайцева и Шмелева о детстве отличает такая особенность, как возвращение не только к «образу утерянной родины», но и «Святой Руси». Сам Зайцев писал, что в эмиграции «созерцал» «теперь легендарную Россию (своего) детства.», «а еще далее вглубь времен - Россию «Святой Руси»22. Шмелев в повести «Лето Господне» «рисует икону своей родины, России вечной, в которой силен дух Святой Руси»23.
Таким образом, в практике школьного преподавания произведений о детстве писателей русского зарубежья начала XX века необходимо обращать внимание на наличие особой концепции детства, сложившейся в русской литературе первой половины XIX века. Учитель-словесник должен подчеркнуть преемственность писателей-эмигрантов, проявляющуюся в раскрытии темы детства с помощью признаков жанра идиллии: идиллический хронотоп (замкнутое пространство и циклическое время), свойства «идиллического человека» (внутренняя гармония с самим собой и окружающим миром), связь с мифом (миф «о золотом веке», Эдеме, «земном рае», «счастливом месте», «благословенной земле», «миф дворянского гнезда»). Кроме того, на уроках литературы при освещении темы детства в произведениях писателей русского зарубежья начала XX века необходимо отметить, что обращение к детству становится попыткой с помощью памяти вернуться в мир ушедшей России, духовно воссоединиться с родиной, от которой они были далеко. Для школьников важно подчеркнуть, что для писателей-эмигрантов разрушение идиллического мира детства, окрашенное в трагические тона, становится не просто потерей свежести и непосредственности восприятия мира, но - катастрофой космического, вселен-
18 Там же. - С. 88.
19 Там же. - С. 71.
20 Бронская Л.И. Русская идея в автобиографической прозе русского зарубежья: И.С. Шмелев, Б.К. Зайцев, М.А. Осоргин. -Ставрополь, 2000. - С. 92.
21 Бронская Л.И. Указ. соч. - 2001. - С. 88.
22 Зайцев Б.К. Молодость - Россия // Зайцев Б.К. Земная печаль. - М., 1990. - С. 27.
23 Басинский П.В., Федякин С.Р. Русская литература конца XIX - начала XX века и первой эмиграции. - М., 2000. - С. 28.
30
ского масштаба. Детство, потерянное, разрушенное вместе с родиной, осмысляется писателями русского зарубежья как разрушение всего прошлого жизненного уклада, ценностей, мировоззрения. По этой причине разрушение идиллического хронотопа периода детства, а, значит, и всей России, рассматривается писателями-эми-
Филологический класс, 16/2006
грантами как Апокалипсис, приход времени Страшного Суда. Учитель должен отметить, что для писателей русского зарубежья разрушается вместе с детством мир «Святой Руси», когда исчезают все духовные ценности, лежавшие в основе существования.
