CC BY
633
И. В. Новожеева
КОНЦЕПЦИЯ ЧЕЛОВЕКА В ДЕРЕВЕНСКОЙ ПРОЗЕ 1960-80-х гг.
Работа представлена кафедрой русской литературы XX века Брянского государственного университета. Научный руководитель - доктор филологических наук, профессор А. В. Шаравин
В статье изложена единая концепция человека в творчестве В. Астафьева, Ф. Абрамова, В. Белова, В. Распутина, В. Шукшина, представлены новые интерпретации типов личности в деревенской прозе.
The article reveals a united concept of human in the writings of V. Astaf'yev, F. Abramov, V. Belov, V. Rasputin, V. Shukshin and a new interpretation of personality in the village prose.
Деревенскую прозу 1960-80-х гг., представленную произведениями таких самобытных и талантливых художников, как Ф. Абрамов, В. Астафьев, В. Белов, В. Распутин, В. Шукшин, характеризует некая типологическая общность в изображении человека . Вместо простого советского человека писатели-деревенщики изобразили человека «земного в деяниях и помыслах»1, образ которого определен бытийными координатами - землей, природой, традиционными устоями деревенского уклада. Родовой дом, опоэтизированный труд на земле, соборность и роевость, естественность и простота (наподобие природной сообразности) - основные столпы мировоззрения селянина и определяющие начала концепции человека.
Концепция естественного человека задается архетипическими образами Дома-Деревни, спецификой хронотопа, парадигмой человек - природа.
Особым духовным пространством героя, «природной обителью» и родовым ос-
нованием человека в прозе рассматриваемой группы писателей является Деревня. Действие большинства произведений происходит в доме и подворье, а жизненное пространство человека ограничено домом, деревней. Подобная организация топоса реализует творческие ориентиры на восприятие человека в традиционном контексте. Образ-концепт дома имеет аксиологическое значение: изначальное содержание личности, духовно-нравственное основа-ние человека («главный дом человек в душе у себя строит»2) и сакральный образ мира в ценностных рамках земледельческой культуры, важнейшей характеристикой которого является неразрывное единство сознания и бытия героя с почвой (народной традицией и землей). На страницах произведений В. Распутина, Ф. Абрамова образ деревни вырастает до символа всей России («Россия из домов состоит,..»3).
Деревенский мирообраз есть видение бытия человека как устойчивого, неизмененного под влиянием общественных по-
9 9
трясений. Движение означает возвращение к первоначальному родовому истоку. Для героя различие между прошлым, настоящим и будущим сглажено, ведь то, что было, и то, что еще произойдет, обязательно должно повториться, стать составными частями циклического мироздания. Представление о нескончаемости жизни связано с идеей преемственности рода людского. Смена поколений ведет не к взаимовытеснению человечества, но к наращиванию жизни.
Отношение к природе есть та мировоззренческая доминанта, которая организует концепцию естественного человека и одновременно отражает сущностные представления о человеке, его духовной индивидуальности. Герой деревенской прозы отождествляется духовно и физически с природой, а она определяет его развитие колебанием природных циклов, сменой сезонов ит. п. Бытие естественного человека во многом измеряется духовно-физиологическими фазами (рождения, созревания, жизнедеятельности, умирания), сходными с биологическими циклами жизни природы (к примеру, в «Оде русскому огороду» В. Астафьева развитие главного героя, крестьянского мальчика, сопряжено с ростом и созреванием огородных растений, чередованием природных сезонов и т. п.). Характерные меты естественного человека - поэтическая чуткость, эстетическая одаренность, нераздельно связанные с чистотой нравственного чувства, выступают важнейшим аспектом духовного богатства естественного человека. Природные начала человека исконно благостны, естественное и органическое сопряжение крестьянина-земледельца с зем -лей и населяющими ее людьми порождает лад человеческого бытия.
Связь с родом, память, русская духовная традиция определяют нравственную концепцию человека в деревенской прозе. В произведениях В. Астафьева, Ф. Абрамова, В. Белова, В. Распутина, В. Шукшина утверждается активная духовная сила памяти как высшей привязанности человека
к земле, природе, родным могилам, к прошлому. Понятие «род» в контексте деревенской прозы реализуется как некая духовная субстанция, «корневая» основа личности и универсальный концепт, нетождественный понятиям «община», «мир» (крестьянский), «народ», «человечество» и по своей семантике приближающийся к пониманию «вселенского начала», которое Ф. М. Достоевский противопоставлял одинокой и изолированной личности. Идея причастности к роду в повестях В. Распутина воплощается символическими образами «нитей жизни» и «общего организма».
Важный для деревенской прозы сдвиг проблематики в сторону выявления констант национального мировосприятия и этической основы крестьянского уклада закономерно приводит к христианской традиции как духовной основе народного мира, которая актуализируется в типе народного праведника, выражающего традиционные крестьянские представления о добре, человечности, справедливости и другие этические нормы. Образы праведных старух тесно связаны с народно-православным феноменом праведничества, который запечатлел А. И. Солженицын в образе Матрены («Матренин двор»). В разное время к фигуре народного праведника обращаются Ф. Абрамов («Деревянные кони»), В. Астафьев («Последний поклон»), В. Распутин («Последний срок», «Прощание с Матерой»). Деревенские праведники живут в согласии с евангельскими заповедями, скорректированными народной традицией. Православие выступает не компонентом религиозного сознания, а основой генетической нравственности на уровне исторической памяти. «Христианство через крест-ьян-ство у всех у нас в крови вплоть до последнего атеиста»4, - определил В. Курбатов специфику русского характера. Раскрывая смысл праведного существования человека, писатели уверены в способности народной духовности противостоять разладу.
Концепции естественного человека и народного праведника контрастны по от-
Концепция человека в деревенской прозе 1960-80-х гг.
ношению к концепции маргинальной личности. Маргинальная личность находит выражение в ярких образах «обсевков», архаровцев, «межедомков», «пришей-при-стебай», «легких людей». Их объединяет отсутствие чувства дома, соотнесенности со своим родом и, как следствие, отчуждение от христианской традиции и извращение естественной, природной нравственности. Под влиянием города в характере героя произошли настолько значительные изменения этической сферы, что он выпадает из рамок культурной традиции, к которой принадлежит. Смятение, потребность в самоутверждении, антропоцентризм, индивидуализм и тщеславие, духовная эрозия -свойственные мироощущению городского человека психологические новообразования личности селянина, оторвавшегося от своего родового «я». Духовный кризис человека, утратившего душевную целостность и равновесие, выражается в образе заблудшей души, мотивах «скособоченной жизни», судьбы «внаклон», распада семьи.
Шукшинский образ чудика не выпадает из общей концепции маргинальной личности: человек полугородской-полудеревенский, находящийся на изломе культурных эпох, жизненный путь героя определяется разрывом привычных связей. В то же время художественный образ чудика уникален, так как разрушает представления о стереотипности и единообразии духовной жизни советского человека и воплощает идею индивидуальной уникальности человека. Чудачество, по мнению В. Астафьева, - характерное свойство натуры русского человека: «В селе нашем, что ни двор, то причуда иль загиб какой, если не в хозяйстве, то в хозяине»5. Человек с чудинкой в эпоху раскрестьянивания страны и исчезновения русских деревень являет собой самобытный русский характер.
Нравственно-психологический облик чудика слагается из ряда параметров, важнейшим из которых выступает экстравагантность поступка. За кажущимся внешне странным поступком скрыта вполне адек-
ватная и последовательная поведенческая реакция человека, соответствующая логике его характера, которая в определенной ситуации срабатывает и проявляется в причудливых формах поведения. Человек в изображении В. Шукшина действует естественно, непосредственно, в силу своих внутренних нравственных понятий, поэтому чудачество выступает некой мерой духовности человека, а не стихийным и вечным абсурдом, органически укорененным в народной жизни, отголоски которого заметны в повестях В. Белова.
В образе чудика актуализирован мотив детского восприятия мира, инфантильность героя представляется особым просветленно-нравственным отношением к миру и окружающим.
Показателем духовности человека в контексте прозы В. Шукшина выступает неспокойная совесть, душа ищущая. Сомнения героя, неудовлетворенность собой, типологический характер. Чудик способен к рефлексии, понимаемой двояко: как способность индивида абстрагироваться от всего внешнего, телесного и постоянное, мучительное соотношение своего «Я» с неким Абсолютом. Герой ищет оправдания жизни, поступков, слов, но не является ни правдоискателем, ни праведником, для него важно не познать истину, а жить по правде. Чудик стремится вырваться из привычного круга жизни, придать своим будням праздничную украшенность, расцветить жизнь воображением, зрелищным, театральным поведением. Шукшинский праздник не имеет ничего общего с концепцией западного карнавала, характерного для сознания горожанина. Представление о празднике связано со стремлением к обновлению жизни, и праздник становится результатом своего рода очищения, «снятия морока», болезненного отрешения от неправды, лжи (рассказы «Привет Сивому!», «Алеша Бесконвойный»).
Таким образом, в произведениях деревенской прозы 1960-80-х гг. имеется единая концепция человека, которая реализуется
10 1
в трех основных типах: естественный человек, народный праведник, маргинальная личность. В них угадывается ряд компонентов: уровень природного естества, уровень генетически-родового и духовного, уровень социального. В своем единстве они обеспечивают сущность концепции человека деревенской прозы, особую, принципиально отличную от других художественных систем.
Концепция человека не является статичной. В развитии деревенской прозы от 60-х к 80-м гг. XX в. наблюдается тенденция к редуцированию: образы естественного человека, народного праведника замещаются «обсевками», «межедомками», «архаровцами», «чудиками», «выламывающимися» из деревенского хронотопа.
В произведениях Ф. Абрамова, В. Ас-
тафьева, В. Белова, В. Распутина, В. Шукшина концепция человека проецируется на проблему русского национального характера и на вопрос о национальной судьбе. В герое-праведнике отмечены те качества, что являются краеугольным камнем русской ментальности; в образе человека с чудинкой реализован тип русского национального характера, вобравшего в себя и трагическую рефлексию на несовершенство мира, и духовную устремленность к правде, и стремление русской души к празднику. Писатели деревенской прозы запечатлели и духовную трагедию русского человека, разложение национального характера, и напряженный поиск путей возрождения, которое неизменно связывают с духовными традициями русского крестьянства.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Астафьев В. П. Сочинения: В 2 т. Екатеринбург: У-Фактория, 2003. Т. 1. С. 319.
2 Абрамов Ф. Братья и сестры: Роман в четырех книгах. Книги третья и четвертая. М.: Сов. Россия, 1987. С. 350.
3 Там же. С. 395.
4 Крест бесконечный. В. Астафьев - В. Курбатов. Письма из глубины России. Иркутск: Издатель Сапронов, 2002. С. 128.
5 Астафьев В. П. Указ. соч. С. 523.
