Концепция баланса работы и личной жизни как основание для типологии стратегий трудового поведения рабочей молодежи Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

■

ОРИГИНАЛЬНАЯ СТАТЬЯ

DOI: 10.34022/2658-3712-2020-39-2-113-129 УДК 316.334.2: 316.334.222 JEL C53, G17, I11

КОНЦЕПЦИЯ БАЛАНСА РАБОТЫ И ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ КАК ОСНОВАНИЕ ДЛЯ ТИПОЛОГИИ СТРАТЕГИЙ

V о-

ТРУДОВОГО ПОВЕДЕНИЯ РАБОЧЕЙ МОЛОДЕЖИ*

В.Ю. Бочаров

Самарский национальный исследовательский университет

им. академика С.П. Королева, Самара, Россия https://orcid.org/0000-0002-3915-2189

АННОТАЦИЯ

Актуальность поиска оснований для типологизации стратегий трудового поведения рабочей молодежи обусловлена необходимостью ускорения темпов модернизации российской экономики и эффективного применения рычагов управления социальными резервами для обеспечения успешности этого процесса. Объект исследования - рабочая молодежь (15-29 лет), занятая в промышленности и в сфере услуг и сервиса. Цель работы - сконструировать типологию стратегий трудового поведения рабочей молодежи по основанию их восприятия баланса (конфликта) между работой и личной жизнью, используя факторный и кластерный методы анализа. Эмпирическую базу исследования составляют результаты массового анкетного опроса рабочей молодежи (15-29 лет) Уральского Федерального округа (2018, N=1534). Методом проведения работ явился проведенный с помощью пакета программы SPSS факторный анализ (метод вращения Варимакс с нормализацией Кайзера), позволивший выделить две группы факторов, влияющих на восприятие баланса работы и личной жизни среди рабочей молодежи: факторы удовлетворенности работой и факторы достаточности/дефицита свободного времени. Подчеркивается, что молодые женщины более негативно ощущают на себе влияние конфликта между работой и личной жизнью. На основе полученных факторов был осуществлен кластерный анализа (метод К-Means) и выделены три социальных типа с учетом предварительно разработанной априорной типологии моделей экономического и трудового поведения рабочей молодежи: «зарабатывающие», «выживающие», «адаптированные». Каждому из выделенных социальных типов рабочей молодежи с большой долей вероятности присуща своя модель трудового поведения и стратегия ее реализации. Результаты исследования могут способствовать развитию теоретических представлений и накоплению эмпирических данных в области экономической социологии, социологии труда и социологии молодежи, а также быть востребованы менеджментом предприятий для принятия обоснованных управленческих решений в области молодежной кадровой и социальной политики, а органами государственного управления и службами занятости - для выработки региональных целевых программ эффективного использования трудовых ресурсов рабочей молодежи.

Ключевые слова: рабочая молодежь; модель трудового поведения; стратегия трудового поведения; удовлетворенность работой; баланс работы и личной жизни; социальные типы; факторный анализ; кластерный анализ.

Для цитирования: Бочаров В.Ю. Концепция баланса работы и личной жизни как основание для типологии стратегий трудового поведения рабочей молодежи. Социально-трудовые исследования. 2020;39(2):113-129. DOI: 10.34022/2658-3712-2020-39-2-113-129.

* Публикация подготовлена в рамках поддержанного РНФ научного проекта №17-78-20062 «Жизненные стратегии молодежи нового рабочего класса в современной России».

© В.Ю. Бочаров. 2020.

ОRIGINAL PAPER

THE CONCEPT OF WORK-LIFE BALANCE AS THE BASIS FOR A TYPOLOGY OF STRATEGIES FOR LABOR BEHAVIOR OF WORKING YOUTH*

V.Yu. Bocharov

Samara National Research University named after Academician S. P. Korolev,

Samara, Russia https://orcid.org/0000-0002-3915-2189

ABSTRACT

The relevance of searching for grounds to classify strategies for labor behavior of working youth is due to the need to accelerate the modernization of the Russian economy and the effective use of leverage to manage social reserves to ensure the success of this process.

The object of study is working youth (15-29 years old) employed in industry and in the service sector. The aim of the work is to build a typology of strategies for labor behavior of working youth based on their perception of work-life balance (conflict) by means of factor and cluster analysis methods. The empirical base of the study is the results of a mass questionnaire survey of working youth (15-29 years old) of the Ural Federal District (2018, N = 1534).

The method of the work is a factor analysis performed using the SPSS program package (Varimax rotation method with Kaiser Normalization). It helped distinguish two groups of factors affecting the perception of work-life balance among working youth: factors of job satisfaction and factors of sufficiency/lack of free time. The study emphasizes that young women are more negatively affected by the impact of work-life conflict. Based on these factors, the author carried out a cluster analysis (K-Means method) and identified three social types considering the previously developed a priori typology of economic and labor behavior models of working youth: "earning", "surviving", and "adapted". Each of these types of working youth has a specific labor behavior model and a strategy for its implementation.

The study results may contribute to the development of theoretical concepts and accumulation of empirical data in the field of economic sociology, labor sociology and youth sociology. They may also be of further use to enterprise management to make sound management decisions in the field of youth personnel and social policy, and to government and employment services to develop regional targeted programs for the efficient use of labor resources of working youth.

Keywords: working youth; labor behavior model; strategy for labor behavior; job satisfaction; work-life balance; social types; factor analysis; cluster analysis.

Citation: Bocharov V. Yu. The concept of work-life balance as the basis for a typology of strategies for labor behavior of working youth. Social and labor research. 2020; 39(2):113-129. DOI: 10.34022/2658-3712-2020-39-2-113-129.

ВВЕДЕНИЕ

Ускорение темпов модернизации российской экономики и поиска эффективных рычагов управления социальными резервами в современной жизни диктует необходимость типологи-зации трудового поведения рабочей молодежи, которая является основным объектом управленческих воздействий со стороны акторов процесса модернизации.

Невозможно воздействовать и эффективно внедрять мотивационные механизмы на «молодежь вообще» без дифференцирования ее, как минимум, по признаку роли в трудовом процессе, социально-демографическим характеристикам,

а также специфики личных стратегий трудового поведения. К рабочей молодежи мы относим наемных работников в возрасте 15-29 лет, занятых во всех сферах материального производства и сервиса, труд которых рутинизирован, разделен на стандартизированные сегменты, поддается алгоритмизации и количественному нормированию результатов; не участвующих в управлении и не имеющих прав собственности в организации, в которой они трудятся. Научная новизна исследования состоит в разработке концептуальных теоретических понятий и апробации конкретной прикладной методики, позволяющей типологи-зировать трудовое поведение рабочей молодежи

* The publication was prepared within the framework of the RSF-supported research project #17-78-20062 "Life strategies of young people of the new working class in modern Russia".

и выделить стратегии ее поведения, опираясь на концепцию баланса (конфликта) работы и личной жизни.

Стратегия трудового поведения молодого работника определяется нами как распределенная во времени и упорядоченная последовательность событий, в рамках которой, в зависимости от выбранного жизненного плана (стратегии), реализуются ценностные ориентации человека в социально-трудовой сфере. Само трудовое поведение молодого работника рассматривается как практическая реализация его стратегии в рамках выбранной им модели. Оно - поведение - зависит от двух компонентов составляющих основания сторон баланса (конфликта) между работой и личной жизнью:

• удовлетворенности работой, которая определяет социальное самочувствие молодого работника. Среди показателей удовлетворенности работой особо выделяется роль удовлетворенности графиком работы, т. е. временем, которое он проводит в распоряжении работодателя;

• достаточности (дефицита) свободного времени, которое остается в распоряжении молодого работника.

В нашем исследовании модели трудового поведения молодых рабочих основываются на социальном самочувствии рабочей молодежи в рамках существующего баланса между их работой и личной жизнью. На предварительном его этапе нами были сконструированы три априорные модели трудового поведения рабочей молодежи: «терпеливое молчание» (1), «адаптивное приспособление» (2), «активное действие» (3) [1, с. 22-46].

ИСТОРИЧЕСКИЙ АСПЕКТ

Исследования рабочего времени и его влияния на формы свободного времяпрепровождения наемных работников начались еще в середине ХХ века. В советских исследованиях тех лет в основном речь шла о влиянии режима работы на возможности и виды досуга работников, о бюджетах рабочего и внерабочего времени [2; 3; 4]. В исследованиях европейских ученых анализировались наблюдавшиеся в 1960-1970 гг. тенденции сокращения ежедневных часов работы, увеличения количества выходных и праздничных дней, высказывались прогнозы относительно того, что этика досуга заменит трудовую этику индустриализма [5, с. 241]. Однако, уже к 1980 годам ситуация изменилась. «Стандартная занятость», которая включала в себя то, что «выполнялось полный

рабочий день, продолжалось бесконечно и выполнялось в месте работы работодателя и под руководством работодателя» [6, с. 341] - перестала быть модальной формой занятости. Широко распространились формы «гибкой занятости», предусматривающие возможность контроля работника над тем, когда и где он/она работает. С одной стороны, такие процессы встретили позитивный отклик со стороны молодого поколения и, прежде всего, женщин, фактически открыв им новые возможности на рынке труда [7]. Но, с другой стороны, рост сектора услуг и глобализация товарных, трудовых и финансовых рынков потребовали от наемных работников более продолжительного рабочего времени. Особенно это почувствовали менее квалифицированные работники сектора услуг, которые столкнулись с необходимостью предоставлять свои услуги по вечерам, ночам и выходным [8, с.10].

Похожие тенденции с небольшим опозданием проявились и в постсоветской России, хотя еще в середине 1990-х более 80% горожан, а среди рабочих промышленности и строительства - более 90%, имели такой же, как и в советские 1980-е годы режим рабочей недели (5 рабочих дней, 2 выходных) при средней продолжительности рабочего дня 8,2 часа (у работников промышленности - 8,3 часа). Однако уже тогда отмечалось, что в частном секторе происходило введение сменного режима работы и увеличение длительности рабочего дня [9, с. 8-12].

В настоящее время российскими исследователями констатирована тенденция сокращения свободного времени занятых по найму, которое в новых условиях занятости составляет не более 15% от всего их бюджета времени [10, с. 73], при этом практически 2/3 занятых по найму на российском рынке труда работают свыше 8 часов в день. Однако в официальной статистике такая ситуация не отражается из-за того, что работодатели передают в органы статистики только те данные о своих работниках, которые подтверждены документально, а это касается лишь 6% сверхурочно занятых [11, с. 69].

К началу XXI века в развитых капиталистических странах сложилась ситуация, когда существовало множество режимов рабочего времени с нестандартными графиками работы и в такую занятость оказались вовлечены миллионы наемных работников по всему миру (например, 40% всех работников в США работали по нестандартным графикам [12]). Это принесло с собой новые проблемы в сфере занятости и трудовых отношений,

так одновременно с внедрением нестандартных графиков работы происходило снижение оплаты труда, уменьшение количества социальных пособий и гарантий занятости, сокращение возможностей для карьерного роста и трудовой мобильности, переход к краткосрочным трудовым контрактам и т.п. Многие исследователи в связи с этим стали говорить о процессе прекаризации труда [13], т. е. о все большем распространении нестабильных форм трудовых отношений, не регулируемых законом или не соответствующих характеристикам прежних «стандартных» трудовых отношений. Такие новые «нестандартные» формы трудовых отношений характеризуются слабой или полностью отсутствующей защитой социально-трудовых прав наемного работника, который попадает в ситуацию социально-экономической уязвимости и зависимости от работодателя [14].

Наиболее важным контекстом современных исследований новых форм занятости становится концепция поиска оптимального баланса (преодоления конфликта) рабочего и свободного времени, который ведется, как правило, в гендерном измерении. Основными направлениями современного научного анализа проблем баланса рабочего и свободного времени являются:

1) Анализ конфликта между работой и личной жизнью («work-life conflict»). Основная идея исследований, посвященных конфликту (балансу) между работой и личной жизнью, заключается в том, что удовлетворение потребностей в одной области затрудняет выполнение обязательств в другой. Важно, что объектом исследований баланса (конфликта) между работой и личной жизнью являются только лица, работающие по найму. Наиболее распространенный способ анализа наличия конфликта между работой и личной жизнью сосредоточен на оценке личности. Эта точка зрения предполагает, что конфликт между работой и личной жизнью имеет, в первую очередь, субъективный характер и допускает вариативность в ответах на объективные условия, возникающие из-за различий в материальных и нематериальных ресурсах, жизненной энергии и здоровья, мотивации и ожиданиях. Таким образом, определение ситуации респондентом, его удовлетворенность жизнью и различными характеристиками работы, режимом работы и величиной свободного времени играет первостепенную в роль в оценке наличия такого конфликта [15]. Результаты эмпирических исследований свидетельствуют, что наличие конфликта между ра-

ботой и личной жизнью связано со снижением удовлетворенности работой и жизнью, возникновением психологического стресса, физическим и моральным истощением [16, 17].

2) Анализ конфликта между работой и семьей («work-family conflict»). Более узким по сравнению с предыдущим выступает подход, в рамках которого анализируется взаимное влияние работы и семьи с точки зрения конфликта между этими сферами. Изучение литературы о конфликте между рабочим временем и семейными ролями показывает, что конфликт между работой и семьей существует, когда время, посвященное требованиям одной роли, затрудняет выполнение требований другой [18]. Эмпирические исследования свидетельствуют о более уязвимом положении женщин в рамках этого конфликта: при прочих равных условиях занятые женщины тратят на домашнюю работу гораздо больше времени, чем занятые мужчины, даже если женщины и мужчины проводят одинаковое количество часов на работе [19]. Дефицит свободного времени из-за домашних обязанностей и обязанностей по уходу за детьми для женщин всегда выше, поэтому работающие матери по сравнению с отцами, имеют меньшее количество часов для сна, личной гигиены и отдыха [20, 21].

Важным моментом является, что нередко в исследованиях баланса рабочего и свободного времени к анализу гендерной специфики добавляется классовое измерение. Классовый подход свидетельствует, что представители среднего класса имеют несравнимо больший по сравнению с рабочим классом доступ к гибким условиям и лучшему режиму рабочего времени [22], тогда как для представителей рабочего класса график работы чаще определяется работодателем, причем он может меняться ежедневно. При этом женщины из рабочего класса, имея меньше финансовых ресурсов, оказываются в более тяжелом положении, неся двойное бремя оплачиваемой и неоплачиваемой домашней работы [23].

3) Анализ влияния режима работы на социальное самочувствие (субъективное благополучие) работников. Утверждается, что существует прямая связь между общим рабочим временем и субъективным благополучием [24]. Согласно существующей литературе, переутомление, связанное со сверхурочными часами работы, может оказать серьезное негативное влияние на физическое и психическое здоровье, удовлетворенность работой и даже на семейные отношения наемных работников, причем такое неудовлет-

Таблица 1 / Table 1

Влияние длительности рабочего времени на различные характеристики социального самочувствия и трудового поведения европейских работников / The effect of working hours on various characteristics of the

social well-being and work behavior of European workers

Результаты опроса / The results of the survey Доля среди занятых меньше 48 часов в неделю / Percentage of people employed less than 48 hours a week Доля среди занятых 48 или больше часов в неделю / Percentage of people employed 48 hours or more per week

Согласны, что имеют хороший баланс между рабочим временем и семейными и социальными обязательствами 86 62

Согласны, что их здоровье и безопасность под угрозой из-за работы 22 31

Согласны, что работа негативно влияет на здоровье 24 35

Работают на высокой скорости по крайней мере в половине случаев 45 56

Не чувствуют себя хорошо оплачиваемыми работниками 29 35

Проводят на рабочем месте больше времени, чем это необходимо (презентеизм) 41 55

Чувствуют усталость в конце рабочего дня 31 44

Источник/Source: разработано автором на основе "Next steps regarding the Working Time Directive". 2017. European Commission Presentation on WTD [28] / developed by the author based on "Next steps regarding the Working Time Directive". 2017. European Commission Presentation on WTD [28].

ворительное самочувствие не компенсируется уровнем их дохода [25]. С другой стороны, гибкие рабочие часы с сокращением рабочего времени могут позволить совмещающим рабочие и семейные роли снизить уровень хронического стресса и улучшить свое социальное самочувствие [26].

Отношения между занятостью и субъективным благополучием могут зависеть от индивидуальных особенностей, особенностей режима работы и состояния социальных институтов социально-трудовой сферы [27, с. 4]. Данные исследования, проведенного Еврофондом ("Еигайзи^") в странах Евросоюза в рамках 6-го европейского обследования условий труда наемных работников (включая самозанятых), свидетельствуют о заметном влиянии длительности рабочего времени на различные характеристики их социального самочувствия и условий труда (табл. 1).

МЕТОДОЛОГИЯ И МЕТОДИКА ИССЛЕДОВАНИЯ

Режим труда и отдыха (сменный, суточный, недельный, месячный), понимается как порядок чередования их периодов и их продолжительность, устанавливаемая для каждого вида работ1. Более узкое понятие, позволяющее работодателю точно определить время трудовой активно-

1 Бочаров В.Ю. Режим труда и отдыха. Социология труда. Теоретико-прикладной толковый словарь (отв. ред. В.А. Ядов). СПб.: Наука; 2006. с. 269-270.

сти конкретного работника, - график (расписание) работы как алгоритм шагов деятельности (оформляемый в виде документа), устанавливаемый работодателем для определения последовательности и регулирования выполнения трудовых задач, а также упорядочивания трудовой деятельности работников в зависимости от режима рабочего времени, действующего в организации. Эти режимы возникают в результате сочетания уровней занятости и безработицы, регулирования рабочего времени и зависят от доступности государственных услуг и социальной политики [29, с. 755].

Анализируя режим труда и отдыха, многие исследователи оперируют данными государственной статистики, которые собираются повсеместно на национальном уровне для прогнозирования и планирования экономических процессов, а также выработки социальной политики со стороны государственных управленцев. По данным межстрановой статистики, в настоящее время самый продолжительный режим работы наблюдается у японцев (они работают на 6-19 часов в неделю больше), самый меньший - у жителей Бельгии и Нидерландов. Также данные статистики свидетельствуют о гендерных различиях величины рабочего и свободного времени среди мужчин и женщин. Мужчины имеют в среднем на 2-4 часа больше свободного времени, чем у жен-

щин в неделю, а также тратят больше времени на оплачиваемую (не домашнюю) работу. Женщины повсеместно проводят больше времени за неоплачиваемой домашней работой, а также занимаются уходом за детьми [30, с. 299-301].

Статистические показатели для социологического анализа необходимы, но не могут быть признаны достаточными, поэтому социологи отдают приоритет данным, собранным в рамках массовых анкетных опросов, хотя с учетом искажения оценок времени со стороны респондентов они также не могут претендовать на абсолютную точность [31, с. 1308].

При проведении исследования нами использованы данные массового анкетного опроса рабочей молодежи, опираясь при этом на статистические данные о генеральной совокупности респондентов. Объектом массового анкетного опроса являлась рабочая молодежь (15-29 лет), проживающая на территории Уральского Федерального округа РФ (N=1534) [32].

В качестве инструмента исследования нами принята целевая многоступенчатая выборка (ошибка выборки не превышает 5%) по четырем критериям: возраст (около 500 чел. в каждой из возрастных групп, соответствующих периодизации когорт в официальной статистике РФ: 15-19 (33%), 20-24 (33,4%) и 25-29 (33,6%) лет; пол - мужской (50,3%) и женский (49,7%); место жительства - город (76,2%) и сельская местность (23,8%) в соответствии с распределением населения в УрФО; сфера занятости - промышленность и техническое обслуживание (45,2%) и клиентский сервис (54,8%). Анкетный опрос проходил в трех городах (Екатеринбурге, Тюмени, Кургане) и типичной сельской местности этих областей с апреля по июль 2018 г. Обработка результатов исследования проведена с помощью статистического пакета IBM SPSS Statistics Version 20.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ И ИХ АНАЛИЗ

Длительность рабочего дня и уровень удовлетворенности графиком работы. По данным опроса, рабочий день для примерно 40% молодежи НРК длится 8 часов, между тем 32,1% опрошенных указали, что часто он длится 9-10 или даже больше 10 часов, т. е. с переработкой установленного в законе норматива. С другой стороны, 12,9% опрошенных работают по сокращенному режиму (менее 8 часов день), а еще 11% указали, что их рабочий день жестко не нормирован, что предполагает гибкий график и разную величину рабочих часов в день. Как показал

опрос, чаще сокращенный (менее 8 часов) рабочий день имеют женщины, молодежь возрастной группы 15-19 лет, занятые в сфере услуг и работающие в сельской местности — это вполне релевантно статистическим показателям по УрФО [33, с. 42-53].

В целом по массиву опрошенных почти 2/3 (63,8%) рабочей молодежи удовлетворены своим графиком работы. В то же время те, кого график работы не устраивает (а таких около 1/3), чаще всего называли следующие причины неудовлетворенности: «недостаточные для восстановления сил промежутки времени в течение рабочего дня» (10,6%), «мы часто задерживаемся на работе, переработки не оплачиваются» (10,0%) и «слишком много рабочих часов в неделю, не успеваю отдохнуть» (9,7%). В гендерном аспекте заметны более критические оценки своего рабочего графика со стороны женщин (об этом же свидетельствуют и данные других российских исследований [34, с. 280]) (табл. 2).

Респонденты обеих гендерных групп, занятые более 8 часов день, чаще склонны к мнению, что работа оказывает негативное влияние на их здоровье. При этом среди женщин такое мнение распространено более широко и в зависимости от увеличения длительности рабочего дня оно у них усиливается (табл. 3).

СВОБОДНОЕ ОТ РАБОТЫ ВРЕМЯ: ПРОБЛЕМА ДЕФИЦИТА

Согласно опубликованным источникам, для работающего по найму режим рабочего времени во многом определяет величину свободного времени и времени для домашней работы [35, с. 246]. По данным нашего исследования, 40,2% опрошенных указали, что имеют достаточно времени на отдых и восстановление сил после работы, поэтому вполне логично, что они не нуждаются в других видов домашней и досуговой деятельности, а вот значительная доля молодежи (от 40 до 65% по разным показателям) испытывает дефицит свободного времени на удовлетворение различных семейных и досуговых потребностей. Особенно остро дефицит свободного времени ощущается респондентами для занятий спортом (фитнесом), развлечений, хобби, а также для самообразования и саморазвития. Среди женщин дефицит свободного времени ощущается острее по всем выделенным в исследовании показателям, особенно это характерно для женщин, чей рабочий день длится более 8 часов (табл. 4).

Таблица 2 / Table 2

Чем не устраивает вас рабочий график / What's wrong with your work schedule

Варианты ответов / Possible answers По гендерным группам / By gender В целом по массиву / On the whole

Мужчины / Man Женщины / Wumen

Недостаточные для восстановления сил промежутки времени в течение рабочего дня 7,3 13,9 10,6

Часто задерживаемся на работе, переработки не оплачиваются 7,3 12,7 10,0

Слишком много рабочих часов в неделю, не успеваю отдохнуть 7,5 11,9 9,7

Бывает, выходим на работу в выходные и праздничные дни без дополнительной оплаты 5,9 9,1 7,5

Переработки случаются регулярно, работодатель их оплачивает, но мне тяжело трудиться в таком режиме 7,7 7,2 7,5

Работодатель не предоставляет положенный мне отпуск в полном объёме 1,7 2,9 2,3

Работодатель полностью не соблюдает график труда и отдыха 1,5 1,9 1,7

Другое 0,4 0,7 0,5

Рабочий график устраивает 68,7 59,0 63,8

Источник/Source: разработано автором на основе [34] / developed by the author based on [34].

Примечания: 1. Респондент мог отметить несколько вариантов ответа, поэтому итог больше 100%. 2. Существенных различий в ответах респондентов по возрастным, образовательным и территориальным группам, а также группам по сфере деятельности и группам в зависимости от наличия/отсутствия у респондентов детей - не обнаружены.

Таблица 3 / Table 3

Оценка респондентами негативного воздействие на их здоровье в зависимости от длительности их рабочего дня (%) / Respondents assessed negative impact of the length of their working day on their health (%)

Гендерные группы / Gender groups Менее 8 часов / Less than 8 hours 8 час. / 8 hours Более 8 часов, сутки или не нормирован / More than 8 hours, 24 hours or irregular working hours Среднее / Average

Мужчины 29,6 28,1 37,3 32,5

Женщины 39,8 44,1 57,1 48,3

Источник/Source: разработано автором / developed by the author.

ФАКТОРНЫЙ АНАЛИЗ РЕЗУЛЬТАТОВ ОПРОСА

I. Факторы удовлетворенности работой.

В современных социологических исследованиях показатели удовлетворенности работой трактуются как одни из главных индикаторов социального самочувствия работников [36]. Данные анкетного опроса свидетельствуют о заметном влиянии состояния удовлетворенности графиком работы на оценки респондентом различных характеристик режима своей работы, трудовых отношений и на другие показатели: заработной платой - 55,4% (в среднем по массиву - 48,8%), безопасностью труда - 76,8% (в среднем - 70,2%), своим предприятием - 87,6% (в среднем - 80,1%) и т. д.

Для проведения факторного анализа в программе SPSS все переменные удовлетворенности работой (в т. ч. удовлетворенность графи-

ком работы) были подвергнуты дихотомизации (1 - удовлетворен; 0 - не удовлетворен). Такая операция является необходимым условием, позволяющим работать с порядковыми шкалами в многомерном статистическом анализе [37]. Сам анализ был осуществлен в виде четырех этапов.

1. На первом этапе с помощью метода главных компонент (МГК) извлечены два фактора, имеющие значения, превосходящие единицу, с суммарными частотами, объясняющими 44% дисперсии. Поскольку такой процент дисперсии недостаточен, для проведения дальнейшего анализа теорией рекомендовано увеличить количество выделяемых факторов или уменьшить количества переменных - нами был выбран путь увеличения количества факторов.

2. На втором этапе извлечены три фактора с суммарными частотами, объясняющими

Таблица 4 / Table 4

Потребности при достатке свободного времени / Needs of workers when they have enough spare time

Варианты потребностей / Needs Рабочий день длится менее 8 часов/ The working day lasts lessthan 8 hours 8-ми часовой рабочий день / 8-hour working day Рабочий день длится более 8 часов / The working day lasts more than 8 hours Среднее / Average

Муж Жен Муж Жен Муж Жен

На личную жизнь, любовь 67,9 54,4 58,9 52,2 62,4 46,8 56,9

На общение с семьей 61,7 56,1 58,8 51,2 57,2 50,4 55,9

На уход за внешностью 49,4 42,1 53,4 50,3 50,2 36,9 49,3

На общение с друзьями 66,7 50,0 48,3 35,8 55,7 40,5 47,8

На приготовление пищи, правильное питание 39,5 35,4 46,7 43,6 38,0 32,5 40,8

На отдых и восстановление сил после работы 51,9 37,7 49,4 37,4 45,6 25,5 40,2

На занятия спортом, фитнесом 38,3 28,1 37,0 23,0 36,7 20,5 29,9

На развлечения 40,7 21,1 32,9 19,4 41,5 23,4 29,8

На хобби и увлечения 40,7 28,9 31,9 20,2 30,3 18,1 27,2

На самообразование и саморазвитие 28,4 28,1 32,6 20,5 27,9 17,5 26,6

Источник/Source: разработано автором / developed by the author.

54% дисперсии. Величина меры выборочной адекватности Кайзера-Мейера-Олкина (КМО), характеризующая степень применимости факторного анализа к данной выборке, составляла 0,774 (приемлемый уровень адекватности), а критерий сферичности Барлетта (критерий кор-релированности переменных) имел значение меньшее 0,05. По математическим критериям с такой моделью можно работать. Однако, факторный анализ не сводится только к выявлению формальных критериев, но предусматривает творческое отношение исследователя к основному критерию, каким, по мнению А.О. Крыш-тановского, является «максимальное удобство в построении наиболее правдоподобной модели» [38, с. 204]. Поводом для дальнейшего продолжения расчетов явилось то обстоятельство, что третий выделенный фактор имел собственное значение частоты 0,895 и объяснял 9,9% дисперсии, но при этом обнаружилась перспектива построения 4-х факторной модели, т. к. потенциальный 4-й фактор имел значение частоты 0,862 и объяснял 9,6% дисперсии. То есть фактически разница между принимаемым в модель и отбрасываемым потенциальным фактором - минимальна. Поэтому нами было принято решение построить 4-х факторную модель.

3. На третьем этапе было извлечено четыре фактора с суммарными частотами, объясняющими 64% дисперсии. Показатели КМО и критерия сферичности Барлетта не изменились, свидетельствуя о пригодности 4-х факторной модели

для дальнейшего анализа. После применения метода вращения Варимакс с нормализацией Кайзера, была получена матрица повернутых компонент, в которой один из факторов оказался нагружен только одной переменной - удовлетворенность графиком работы. С одной стороны, это свидетельствует о важности этой переменной во влиянии на поведение респондентов, но с другой показывает, что для корректности модели переменная должна быть исключена из дальнейшего факторного анализа, т. к. сама по себе является независимым отдельным фактором и не нуждается в процедуре факторизации. В дальнейшем такая переменная должна быть стандартизована и может быть использована в кластерном анализе, что и было выполнено.

4. На четвертом этапе произошел возврат к выбору трехфакторной модели. На этом этапе было извлечено три фактора с суммарными частотами, объясняющими 59% дисперсии. Величина КМО составила 0,753 (приемлемый уровень адекватности), а критерий сферичности Барлетта имел значение меньшее 0,05.

В результате анализа выделены три фактора с условными именами: 1) «работа по душе»: удовлетворенность содержанием работы и предприятием; 2) «комфорт и общение»: удовлетворенность трудовым коллективом и социальным пакетом; 3) «материальное вознаграждение»: удовлетворенность заработной платой и системой премирования. Числовые значения по ним представлены в таблице 5.

Таблица 5 / Table 5

Повернутая матрица компонентов для 3-х факторной модели характеристик удовлетворенности работой / Rotated component matrix for a 3-factor model of job satisfaction

Переменная / Variable Фактор / Factor

«Работа по душе» / "Complete job satisfaction" «Комфорт и общение» / "Comfort and communication" «Материальное вознаграждение» / "Material reward"

Удовлетворенность предприятием 0,763

Удовлетворенность трудовым коллективом 0,762

Удовлетворенность содержанием работы 0,631

Удовлетворенность социальным пакетом 0,757

Удовлетворенность заработной платой 0,832

Удовлетворенность системой премирования 0,690

Источник/Source: разработано автором / developed by the author.

В качестве комментариев к таблице отметим следующие три момента:

1. Метод выделения: Анализ методом главных компонент.

2. Метод вращения: Варимакс с нормализацией Кайзера. Вращение сошлось за 5 итераций.

3. Нагрузка отражает связь между переменной и фактором, являясь подобием коэффициента корреляции. Значение нагрузки лежит в пределах от -1 до 1. В нашем случае все значения нагрузок - положительные.

II. Факторы достаточности (дефицита) свободного времени.

Факторы удовлетворенности работой представляют собой лишь одну сторону баланса «работа - личная жизнь». Более того, отмечается, что в период экономического кризиса и высокой угрозы увольнения работника происходит рассогласование между уровнем удовлетворенности работой и уровнем удовлетворенности жизнью [39], поэтому анализа одних факторов удовлетворенности, на наш взгляд, недостаточно.

В качестве второй стороны баланса «работа -личная жизнь» рассмотрены оценки респондентами достаточности (дефицита) ряда характеристик своего свободного времени, ибо оно тесно связано с самооценкой физического и психического здоровья, удовлетворенностью жизнью и уровнем социального самочувствия. Западные ученые считают, что показатели достаточности (дефицита) свободного времени применимы для прогнозирования в качестве независимых переменных [40, с. 249], при этом «свободное время» ими трактуется как свободное от оплачиваемого и неоплачиваемого труда, а также от видов деятельности, направленных на удовлетворение физиологических потребностей индивидума [41, с. 101].

Проведя предварительный анализ переменных, являющихся индикаторами дефицита (достатка) свободного времени, для их дальнейшей возможной факторизации нами было отобрано 8 переменных, отражающих реализацию социальных потребностей (в общении с семьей и друзьями, любви, саморазвитии, развлечениях, занятиях спортом, хобби и отдыхе после работы). Потребности «несоциального» характера: «приготовление пищи» (физиологическая потребность) и «уход за внешностью» (гигиеническая потребность) - не участвовали в факторном анализе (табл. 4).

Факторный анализ проведен нами в два этапа.

1. На первом этапе с помощью метода главных компонент (МГК) было извлечено два фактора, имеющих значения, превосходящие единицу, с суммарными частотами, объясняющими 63% дисперсии. Величина КМО составляла 0,872 (высокий уровень адекватности), а критерий сферичности Барлетта (критерий коррелирован-ности переменных) имел значение меньшее 0,05. Однако, переменная дефицита (достаточности) времени на «самообразование и саморазвитие» практически с одинаковой величиной нагружала оба получаемых фактора (первый - 0,486; второй - 0,436). В связи с этим мы приняли решение рассмотреть потенциал трехфакторной модели, учитывая критерий «каменистой осыпи» Р. Кеттелла.

2. На этом этапе было извлечено три фактора с суммарными частотами, объясняющими 71% дисперсии. Показатели КМО и критерия сферичности Барлетта не изменились, свидетельствуя о пригодности 3-х факторной модели для дальнейшего анализа. Между тем каждый из трех извлеченных факторов оказался нагружен только одной переменной дефицита (достаточности)

Таблица 6/ Table 6 Повернутая матрица компонентов для 3-х факторной модели характеристик дефицита (достаточности) свободного времени / Rotated component matrix for a 3-factor model of the deficit (sufficiency) of spare time

Источник/Source: разработано автором / developed by the author.

Примечания к расчету значений в таблице 6:

1. Метод выделения: Анализ методом главных компонент.

2. Метод вращения: Варимакс с нормализацией Кайзера. Вращение сошлось за 5 итераций.

3. Нагрузка отражает связь между переменной и фактором, являясь подобием коэффициента корреляции. Значение нагрузки лежит в пределах от -1 до 1. В нашем случае все значения нагрузок - положительные.

времени: 1 фактор - «время на хобби и увлечения» (0,717); 2-й фактор - «время на общение с семьей»; 3-й фактор - «время на самообразование и саморазвитие» (табл. 6).

Таким образом, среди первичных переменных, являющихся индикаторами дефицита (достаточности) свободного времени, для дальнейшего кластерного анализа нами были выбраны три указанных в таблице 6 переменных в качестве самостоятельных факторов дефицита (достаточности) свободного времени. После процедуры стандартизации эти переменные (наряду с факторами удовлетворенности работой) использовались при кластерном анализе.

КЛАСТЕРНЫЙ АНАЛИЗ ФАКТОРОВ УДОВЛЕТВОРЕННОСТИ РАБОТОЙ И ДОСТАТОЧНОСТИ (ДЕФИЦИТА) СВОБОДНОГО ВРЕМЕНИ

Возможность построения кластеров, используя первичные переменные и имеющиеся «факторы», признано обоснованной процедурой [42] и успешно используется в социологических исследованиях, в том числе и при конструировании типологий трудового поведения работников [43].

В нашем случае количество наблюдений, равное 1534, слишком велико для иерархического кластерного анализа, поэтому он был осуществлен методом К-среднего (К-Means). Включив выбранные стандартизованные переменные и факторы в кластерный анализ, эмпирическим

путем нами было выбрано трехкластерное решение. Обоснованность такой модели подтверждают показатели F-статистики (статистика Фишера) и величина статистической значимости (Sig) таблицы одномерного однофакторного дисперсионного анализа (ANOVA). Конечные центры кластеров, по которым и происходит классификация респондентов на три кластера, представлены в таблице 7. Отметим, что выделение трех кластеров респондентов соответствует нашему теоретическому фрейму о существовании трех моделей экономического и трудового поведения молодых рабочих [44]. Далее был проведен анализ распределения ответов респондентов на вопросы анкеты в зависимости от их отнесения к полученным кластерам.

Кластер 1. «Зарабатывающие». В этом кластере равномерно представлены обе гендерные группы (мужчины - 50,8%, женщины - 49,2%), более половины (56,9%) заняты в сфере услуг и сервиса. По сравнению с другими кластерами, респонденты этого кластера чаще всего имеют стандартный 8-ми часовой рабочий день (44,9%). Ориентированные на заработки, они менее всего склонны соглашаться с мнением, что они в последнее время «больше работают за ту же зарплату» (24,7%) (в среднем по массиву такое желание выразили 37,4% опрошенных). Среди респондентов этого кластера 45,9% имеют среднее профессиональное образование (закончили техникум, училище или колледж). Отметим, что в случае нарушения своих трудовых прав респонденты этого кластера реже, чем представители других кластеров, склонны обращаться за защитой в профсоюз (14,7%) (в среднем по массиву 20,2% опрошенных). Больше всего среди респондентов этого кластера тех, кто сообщает о размере своей заработной платы от 20 до 30 тыс. руб. (45,7%).

Кластер 2. «Выживающие». В этом кластере женщины составляют 56,3%, а мужчины - 43,7%. У более 1/4 респондентов этой группы есть дети (28,0%), более половины (55,7%) заняты в сфере услуг и сервиса. Среди респондентов этого кластера почти каждый четвертый (23,5%) не имеет профессионального образования (закончил 9 или 11 классов школы). Респонденты этого кластера меньше всего склонны долго работать по своей профессии (29,1%) (в среднем по массиву такое желание выразили 40,4% опрошенных). И это неудивительно, учитывая, что среди них только 29,3% хотели получить именно эту профессию, специальность (в среднем по массиву об этом сообщили 38,4%). По сравнению с другими кла-

Переменная / перевод Фактор / перевод

1 2 3

Время на самообразование и саморазвитие 0,901

Время на хобби и увлечения 0,717

Время на общение с семьей 0,790

Таблица 7/ Table 7

Конечные центры кластеров для трехкластерной модели / Final cluster centers for a 3-cluster model

Стандартизованные переменные и факторы / Standardized variables and factors Кластер /Cluster

1 2 3

Время на самообразование и саморазвитие -0,47335 -0,49222 1,38979

Время на общение с семьей 0,14605 -0,55933 0,68235

Время на хобби и увлечения -0,52568 -0,46464 1,35989

Фактор «Работа по душе» 0,43067 -0,41605 0,04098

Фактор «Комфорт и общение» 0,08917 -0,32493 0,40086

Фактор «Материальное вознаграждение» 0,52940 -0,42897 -0,04930

Удовлетворенность графиком работы 0,64896 -0,64992 0,33284

Число наблюдений в каждом кластере 478 540 324

Число наблюдений в % от всех опрошенных 35,6% 40,2%% 24,2%%

Источник/Source: разработано автором / developed by the author.

Примечание: 192 наблюдения из 1534 не вошло в состав ни одного из полученных кластеров.

стерами, респонденты этого кластера чаще работают более 8 часов в день (42,9%) и реже всего имеют стандартный 8-ми часовой рабочий день (33,3%). Также меньше всего в этом кластере тех, кто может назвать себя хозяином своего времени (29,5%) (в среднем по массиву такое желание выразили 41,0% опрошенных). Наоборот, в этом кластере больше по сравнению с другими кластерами доля тех, кто придерживается мнения о негативном воздействии работы на их здоровье (49,4%) (в среднем по массиву такое желание выразили 40,3% опрошенных), а также тех, кто согласен с мнением, что они в последнее время «больше работают за ту же зарплату» (49,5%) (в среднем по массиву такое желание выразили 37,4% опрошенных). Больше всего среди респондентов этого кластера тех, кто сообщает о размере своей заработной платы менее 20 тыс. руб. (43,0%). Доходы почти для 2/3 респондентов этого кластера (63,2%) не позволяют делать каких-либо накоплений и все зарабатываемые средства расходуются ими на текущие нужды.

Кластер 3. «Адаптированные». В этом кластере большинство составляют мужчины - 62,0% (женщины - 38,0%). Среди респондентов этого кластера почти каждый третий (31,5%) имеет высшее профессиональное образование (законченное или незаконченное). Более 4/5 респондентов этой группы не имеют детей (81,2%) и являются жителями городов (83,6%). В этом кластере по сравнению с другими больше всего тех, кто может назвать себя хозяином своего времени (58,2%) и наоборот меньше всего тех, кто пренебрегает больничным ради заработной платы (52,6%) (в среднем по массиву такое желание выразили 61,1% опрошенных). По сравнению с дру-

гими кластерами, респонденты этого кластера чаще работают менее 8 часов в день (16,4%). Больше всего среди респондентов этого кластера тех, кто сообщает о размере своей заработной платы от 20 до 30 тыс. руб. (41,4%). В случае нарушения своих трудовых прав респонденты этого кластера чаще, чем представители других кластеров готовы обратиться за защитой в профсоюз (28,5%) (в среднем по массиву 20,2% опрошенных). Оптимальный путь достижения жизненного успеха для 42,7% (в среднем по массиву опрошенных -35,6%) - «постоянное самообразование».

Анализ данных анкетного опроса позволяет сделать вывод о существовании трех основных типов стратегий трудового поведения рабочей молодежи. Несомненно, что, обратившись к другим возможным теоретическим основаниям, как, например, типы трудовой мотивации или уровни материального благосостояния, мы можем получить другие варианты типологий. Действительно, наша типология не претендует на универсальность, но в то же время может рассматриваться как достаточно обоснованная в рамках концепции баланса (конфликта) между работой и личной жизнью среди рабочей молодежи. Такое допущение дает нам возможность описать три социальные типа рабочей молодежи и говорить о вероятном существовании трех стратегий ее трудового поведения.

СТРАТЕГИИ ТРУДОВОГО ПОВЕДЕНИЯ РАБОЧЕЙ МОЛОДЕЖИ

I. «Зарабатывающие». Модель трудового поведения: «Активное действие». По тендерному признаку: примерно равные доли мужчин и женщин.

Для рабочей молодежи этого типа характерна успешная реализация своих профессиональных навыков в условиях благоприятного для них графика, но при низком уровне комфорта и общения на рабочем месте и при наличии определенного дефицита времени на саморазвитие и увлечения. Таких работников можно назвать индивидуалистами, ориентированными на материальный успех, не обращающими внимание на окружающих коллег по работе и в ущерб времени. Неблагоприятное влияние конфликта между работой и личной жизнью ощущается ими, однако, из-за сознательной ориентации на материальные блага и карьеру, - переживается не очень остро.

Основная стратегия - зарабатывание денег ради своего материального благополучия. На первом месте по приоритету - работа в рамках стандартного режима рабочего времени (8-ми часовой рабочий день). Планируют достаточно долго работать по профессии, которой сейчас заняты.

II. «Выживающие». Модель трудового поведения: «Терпеливое молчание». По тендерному признаку превалирует доля женщин.

В рамках этого социального типа представлена рабочая молодежь, наиболее остро ощущающая конфликт между работой и личной жизнью из-за неблагоприятного воздействия всех факторов рабочей среды и дефицита свободного времени на социальные потребности.

Основная стратегия - выживание в неблагоприятных условиях рабочей среды и дефицита свободного времени. Работа не является жизненным приоритетом, а рассматривается в качестве вынужденного инструмента для выживания. Для реализации стратегии вынуждены часто работать в режиме сверхнормативной занятости (больше 8 часов в день), имея при этом нестандартный (сменный) график работы.

III. «Адаптированные». Модель трудового поведения: «Адаптивное приспособление». По гендерному признаку превалирует доля мужчин.

В рамках этого социального типа представлена рабочая молодежь, которая ориентирована преимущественно на факторы свободного времени и в меньшей степени на факторы рабочей среды (кроме фактора «комфорт и общение»). Они не ощущают сильного давления конфликта между работой и личной жизнью. В ущерб материальному вознаграждению они готовы проводить рабочее время в комфортной обстановке

общения с коллегами, стараясь сохранять приемлемый для их потребностей баланс между работой и свободным временем, адаптируясь к различным видам трудовой деятельности, не играющей первостепенного значения.

Основная стратегия - прагматическая, состоящая в минимизации трудовых затрат, мимикрии и встраивании в социальные институты и адаптации к их требованиям с минимально возможными потерями для собственного свободного времени. Ни работа, ни семья не являются для таких респондентов приоритетами. Приоритет -личное развитие (в их собственном понимании) и беззаботное времяпрепровождение. Чаще всего они ориентированы на нестандартный режим работы (менее 8-ми часов) рабочий день, отдавая предпочтение свободному графику.

ВЫВОДЫ

Рекомендации Глобальной комиссии по вопросам будущего сферы труда Международной организации труда (МОТ), опубликованные в январе 2019 г. и обращенные к мировому сообществу, содержат призыв укрепить суверенный контроль над временем путем разработки режимов рабочего времени, расширяющих возможности выбора работников в отношении графиков и часов работы. Приоритетной задачей выступает обеспечение возможности балансировать трудовую и личную жизнь с учетом потребностей компаний в большей гибкости, а также путем установления гарантированного минимума рабочего времени2. Эта задача является актуальной и для российской действительности. Однако желание сократить время для работы и увеличить время для личной жизни не всегда может быть реализовано, прежде всего, из-за необходимости обеспечивать свою жизнь, зарабатывая деньги. Проблема как раз в том, что сегодня в модальной группе рабочей молодежи оказываются те, кто работает наиболее интенсивно при максимально возможной нагрузке рабочего времени, но не имеют возможности удовлетворить в полной мере свои потребности и оказываются в условиях стратегии выживания — прежде всего, это молодые женщины рабочего класса.

При увеличении нагрузки рабочего времени сокращается удовлетворенность состоянием баланса между работой и личной жизнью. Особенно негативно конфликт между работой и личной

2 Работать ради лучшего будущего. Глобальная комиссия по вопросам будущего сферы труда. Международное бюро труда. Женева: МБТ; 2019. 90 с.

жизнью переживают женщины, которые в силу сохранившихся гендерных стереотипов, а также слабости государственных институтов защиты и поддержки семьи продолжают нести основное бремя нагрузки по неоплачиваемой домашней работе и уходу за детьми. Неслучайно, среди женщин по сравнению с мужчинами более распространено мнение о негативном влиянии работы на их здоровье и в зависимости от увеличения длительности рабочего дня такое мнение у женщин только усиливается. Именно женщины ощущают дефицит свободного времени для всех видов социальных потребностей гораздо сильнее, чем мужчины.

Рабочая молодежь находится в условиях, когда в своей массе из-за отсутствия материальных ресурсов выходит на рынок труда для работы по найму. Попадая в институциональные рамки рабочих графиков, они чувствуют себя счастливыми. Мало из них кто мечтал в детстве о том режиме работы, который они имеют на своей работе. Речь идет именно о не устраивающем информантов балансе «времени для работы» и «времени для жизни» приводящем к тому, что они испытывают дефицит свободного времени. Результаты анкетного опроса показали, что и мужчины, и женщины в основном позитивно относятся к режиму работы, не превышающему 8 часов в день. Так, среди работников, имеющих сокращенный рабочий день (менее 8 часов) и тех, кто стандартно занят (8 часов), доли респондентов, удовлетворенных графиком своей работы, превышают среднее по массиву значение (63,8%). В тоже время среди занятых более 8 часов день (в т. ч. по суточному графику и имеющих ненормированное рабочее время) доли удовлетворенных графиком своей работы существенно ниже в обеих гендерных группах: 55,3% среди мужчин и 41,7% - среди женщин.

Факторный анализ позволил выделить две группы факторов, влияющих на восприятие баланса работы и личной жизни рабочей молодежи: факторы удовлетворенности работой и факторы достаточности/дефицита свободного времени. Выделяется влияние фактора режима рабочего времени на состояние баланса (конфликта) работы и личной жизни, причем молодые женщины более негативно ощущают на себе влияние конфликта между работой и личной жизнью. По результатам кластерного анализа выделены три социальных типа рабочей молодежи: «зарабатывающие» (35,6%), «выживающие» (около

40,2%), «адаптированные» (24,2%). Эти социальные типы рабочей молодежи согласуются с описанными нами ранее априорными моделями ее трудового поведения: «зарабатывающие» соответствуют модели трудового поведения «активное действие», «выживающие» - модели «терпеливое молчание», а «адаптированные» - модели трудового поведения «адаптивное приспособление». В вероятности отнесения к тому или иному социальному типу проявляется гендерная специфика.

Каждому из выделенных типов рабочей молодежи присуща своя стратегия трудового поведения. Социальный тип «зарабатывающие» - стратегия зарабатывания денег ради своего материального благополучия. Социальный тип «выживающие» - стратегия выживания в неблагоприятных условиях рабочей среды и дефицита свободного времени. Социальный тип «адаптированные» - прагматическая стратегия, состоящая в минимизации трудовых затрат, мимикрии и встраивании в социальные институты, адаптации к их требованиям с минимально возможными потерями для собственного свободного времени.

В результате факторного анализа данных и проведенной на его основе кластеризации итоговая типология стратегий трудового поведения обрела вид как эмпирически выделенное, а не априорное основание - баланс между работой и личной жизнью. Именно такой темпоральный аспект жизненных стратегий рабочей молодежи является наиболее адекватным инструментом для анализа трудового поведения с учетом наемного характера труда, классовой и гендер-ной специфики объекта исследования, а также в современных условиях трансформации сферы занятости в постиндустриальном обществе. Полученные результаты исследования могут быть востребованы менеджментом предприятий (организаций) для принятия обоснованных управленческих решений в области молодежной кадровой и социальной политики, а также органами государственного управления и службами занятости для выработки региональных целевых программ эффективного использования трудовых ресурсов а также могут быть использованы государственными органами власти для разработки Федеральной концепции оптимизации баланса работы и личной жизни рабочей молодежи, в особенности, для преодоления негативного влияния режимов рабочего времени на молодых женщин.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ

1. Бочаров В.Ю. Модели трудового поведения рабочей молодежи Урала. Петербургская социология сегодня. 2019;(12):22-46. URL:http://www.pitersociology.ru/ru/node/690 (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.25990/socinstras.pss-12.wkx6-cc09.

2. Гордон Л.А., Римашевская Н.М. Пятидневная рабочая неделя и свободное время трудящихся. М: Мысль; 1972. 126 с.

3. Пруденский Г.А. Проблемы рабочего и внерабочего времени. М.: Наука; 1972. 335 с.

4. Статистика бюджетов времени трудящихся. В.А. Артемов, В.И. Болгов, О.В. Вольская и др. М.: Статистика; 1967. 220 с.

5. Roberts K.A Future for UK Leisure Studies: Back to Work. International Journal of the Sociology of Leisure. 2019;2(3):239- 253. URL:https://www.researchgate.net/publication/327869775_A_Future_for_UK_Leisure_Studies_Back_to_Work (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.1007/s41978-018-0020-z.

6. Kalleberg A.L. Nonstandard employment relations: Part-time, temporary, and contract work. Annual Review of Sociology. 2000;(26):341-365. TOL:https://www.researchgate.net/publication/228584753_Nonstandard_Employment_Relations_Part-Time_Temporary_and_Contract_Work (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.1146/annurev.soc.26.1.341.

7. Guiheux G. The ethos of Chinese capitalism: lessons from the career paths of Shanghai whitecollar workers. Asian Journal of German and European Studies. 2018;(3): аrticle number 8. URL:https://ajges.springeropen.com/articles/10.1186/s40856-018-0030-0 (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.1186/s40856-018-0030-0.

8. Bulanda R.E., Lippmann S. Wrinkles in Parental Time with Children: Work, Family Structure, and Gender. Michigan Family Review. 2009;13(1):5-20. URL:https://www.semanticscholar.org/paper/Wrinkles-in-Parental-Time-with-Children%3A-Work%2C-and-Bulanda-Lippmann/d86ba3353f980305e70afb73acba954069b7b6ff (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.3998/mfr.4919087.0013.102.

9. Повседневная жизнедеятельность и трудовое поведение работающего населения. М.: ИС РАН; 1998. 144 с.

10. Караханова Т.М., Большакова О.А. Бюджет времени рабочих как отражение их реального поведения в повседневной жизни (1965-2014 гг.). Вестник Института социологии. 2016;3(18):71-96. DOI: 10.19181/vis.2016.18.3.413.

11. Анисимов Р.И. Прекаризированная занятость в России: опыт определения основных индикаторов. Социологические исследования. 2019;(9):64-72. DOI: 10.31857/S013216250006652-0.

12. Presser H.B. Working in a 24/7 economy: Challenges for American families. New York: Russell Sage Foundation; 2005. 288 р. URL:https://journals.sagepub.com/doi/10.1525/ctx.2004.3.2.42 (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.1525/ctx.2004.3.2.42.

13. Standing G. The precariat: the new dangerous class. London, New York: Bloomsbury Academic; 2011. 198 р. URL:https://journals. sagepub.com/doi/full/10.1177/1536504214558209 (дата обращения: 17.03.2020). DOI:10.1177/1536504214558209.

14. Andrés-Rosales R., Czarnecki L., Mendoza-González M.A. A spatial analysis of precariousness and the gender wage gap in Mexico, 2005-2018. The Journal of Chinese Sociology. 2019;(6): аrticle number 13. URL:https://journalofchinesesociology.springeropen. com/articles/10.1186/s40711-019-0104-2 (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.1186/s40711-019-0104-2.

15. McGinnity F., Whelan C.T. Comparing Work-Life Conflict in Europe: Evidence from the European Social Survey. Social Indicators Research. 2009;93(3):433-444. URL:https://link.springer.com/article/10.1007/s11205-008-9437-y (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.1007/s11205-008-9437-y.

16. Chung H., van der Lippe T. Flexible Working, Work-Life Balance, and Gender Equality: Introduction. Social Indicators Research. 2018. URL:https://link.springer.com/article/10.1007/s11205-018-2025-x (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.1007/s11205-018-2025-x.

17. Sardadvar K., Mairhuber I. Employed family carers in Austria. The interplays of paid and unpaid work-beyond «reconciliation». Österreichische Zeitschrift für Soziologie. 2018;43(1):61-72. URL:https://link.springer.com/article/10.1007/s11614-018-0283-0 (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.1007/s11614-018-0283-0.

18. Annink A., den Dulk L., Steijn B. Work-Family Conflict Among Employees and the Self-Employed Across Europe. Social Indicators Research. 2016;(126):571-593. URL:https://link.springer.com/article/10.1007%2Fs11205-015-0899-4 (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.1007/s11205-015-0899-4.

19. Wu Y., Wang P., Huang C. Family patronage, institutional patronage, and work family conflict: women's employment status and subjective well-being in urban China. The Journal of Chinese Sociology. 2016;(3): аrticle number 21. URL:https:// journalofchinesesociology.springeropen.com/articles/10.1186/s40711-016-0041-2 (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.1186/ s40711-016-0041-2.

20. Pailhé A., Solaz A., Tanturri M.L. The Time Cost of Raising Children in Different Fertility Contexts: Evidence from France and Italy. European Journal of Population. 2019;35(2):223-261. URL:https://link.springer.com/article/10.1007/s10680-018-9470-8 (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.1007/s10680-018-9470-8.

21. Bianchi S. M. Maternal employment and time with children: Dramatic change or surprising continuity? Demography. 2000;(37):401-414. URL:https://link.springer.com/article/10.1353/dem.2000.0001 (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.1353/ dem.2000.0001.

22. Chung H. Dualization and the access to occupational family-friendly working-time arrangements across Europe. Social Policy and Administration. 2018;52(2):491-507. URL:https://onlinelibrary.wiley.com/doi/full/10.1111/spol.12379 (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.1111/spol.12379.

23. Lott Y. Does flexibility help employees switch off from work? Flexible working-time arrangements and cognitive work-to- home spillover for women and men in Germany. Social Indicators Research. 2018. URL:https://www.deepdyve.com/lp/springer-journals/does-flexibility-help-employees-switch-off-from-work-flexible-working-KYHcgh0TRW?impressionId=5cbb540aed 0eb&i_medium=docview&i_campaign=recommendations&i_source=recommendations (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.1007/s11205-018-2031-z.

24. Моспан А.Н. Взаимосвязь баланса между работой и личной жизнью с демографическими и трудовыми характеристиками личности и ее субъективным благополучием. Организационная психология. 2014;4(3):95-107.

25. Esenaliev D., Ferguson N.T.N. The Impact of Job Quality on Wellbeing: Evidence from Kyrgyzstan. Social Indicators Research. 2019;(144):337-378. URL:https://link.springer.com/article/10.1007/s11205-018-1998-9 (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.1007/s11205-018-1998-9.

26. Chandola T., Booker C.L., Kumari M., Benzeval M. Are Flexible Work Arrangements Associated with Lower Levels of Chronic Stress-Related Biomarkers? A Study of 6025 Employees in the UK Household Longitudinal Study. Sociology. 2019;53(4):779-799. URL:https://journals.sagepub.com/doi/full/10.1177/0038038519826014 (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.1177/0038038519826014.

27. Dolan P., Peasgood T., White M. Do we really know what makes us happy? A review of the economic literature on the factors associated with subjective well-being. Journal of Economic Psychology. 2008;29(1): 94-122. URL:https://psycnet.apa.org/ record/2008-01886-006 (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.1016/j.joep.2007.09.001.

28. Next steps regarding the Working Time Directive. 2017. European Commission Presentation on WTD.pdf. URL:https://www. epsu.org/sites/default/files/article/files/European%20Commission%20Presentation%20on%20WTD.pdf (дата обращения: 20.02.2020).

29. Zannella M., Hammer B., Prskawetz A. et al. A Quantitative Assessment of the Rush Hour of Life in Austria, Italy and Slovenia. European Journal of Population. 2019;35:751-776. URL:https://link.springer.com/article/10.1007/s10680-018-9502-4 (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.1007/s10680-018-9502-4.

30. Fisher K., Robinson J. Daily Life in 23 Countries. Social Indicators Research. 2011;(101):295-304. URL:https://link.springer. com/article/10.1007/s11205-010-9650-3 (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.1007/s11205-010-9650-3.

31. Walthery P., Gershuny J. Improving Stylised Working Time Estimates with Time Diary Data: A Multi Study Assessment for the UK. Social Indicators Research. 2019;(144):1303-1321. URL:https://link.springer.com/article/10.1007/s11205-019-02074-3 (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.1007/s11205-019-02074-3.

32. Молодежь нового рабочего класса современной России: коллективная монография. Под ред. Т.В. Гаврилюк. М.: Флинта; 2019. 392 с.

33. Бочаров В.Ю., Гаврилюк В.В., Гильтман М.А. Современное положение молодежи «нового рабочего класса» на рынке труда УрФО. Уровень жизни населения регионов России. 2018;4(210):42-53. DOI: 10.24411/1999-9836-2018-10038.

34. Поплавская А.А., Соболева Н.Э. Удовлетворенность различными аспектами работы мужчин и женщин в России. Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 2017;(5):271-288. DOI: 10.14515/ monitoring.2017.5.15.

35. Bison I., Scalcon A. From 07.00 to 22.00: A Dual-Earner Couple's Typical Day in Italy. Old Questions and New Evidence from Social Sequence Analysis. Sequence Analysis and Related Approaches, Life Course Research and Social Policies. 2018;(10):241-257. URL:https://link.springer.com/chapter/10.1007/978-3-319-95420-2_14 (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.1007/978-3-319-95420-2_14.

36. Татарова Г.Г., Бессокирная Г.П. Удовлетворенность работой как конструкт в эмпирических исследованиях. Социологический журнал. 2017;23(1):8-26. DOI: 10.19181/socjour.2017.23.1.4999.

37. Анкудинов А.Б., Беляева М.Н., Лебедев О.В. Удовлетворенность работой и ее детерминанты: результаты статистического моделирования на панельных данных. Социологические исследования. 2013;(11):75-83.

38. Крыштановский А.О. Анализ социологических данных с помощью пакета SPSS. М.: Издательский дом ГУ ВШЭ; 2006. 281 с.

39. Бессокирная Г.П., Темницкий А.Л. Удовлетворенность работой на предприятии и удовлетворенность жизнью. Социологический журнал. 1999;(1/2):111-117.

40. Roberts K. A Future for UK Leisure Studies: Back to Work. International Journal of the Sociology of Leisure. 2019;2(3):239-253. URL:https://link.springer.com/article/10.1007/s41978-018-0020-z (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.1007/s41978-018-0020-z.

41. Караханова Т.М., Бессокирная Г.П., Большакова О.А. Труд и досуг рабочих (программа, инструментарий и некоторые предварительные результаты повторного исследования). М.: Институт социологии РАН; 2014. 162 с.

42. Галицкая Е.Г., Галицкий Е.Б. Кластеры на факторах: как избежать распространенных ошибок? Социология 4М. 2006;(22):145-161.

43. Попов А. В. Типология работников как инструмент управления трудовым поведением. Экономические и социальные перемены: факты, тенденции, прогноз. 2013;1(25):162-175.

44. Бочаров В.Ю., Гаврилюк Т.В. Модели экономического поведения рабочей молодежи. Вестник Санкт-петербургского университета. Социология. 2019;12(2):134-152. URL:https://cyberleninka.ru/article/n/modeli-ekonomicheskogo-povedeniya-rabochey-molodezhi (дата обращения: 17.03.2020). DOI: 10.21638/spbu12.2019.202.

REFERENCES

1. Bocharov V.Yu. Models of labor behavior of the working youth of the Urals. Peterburgskaya sotsiologiya segodnya = St. Petersburg Sociology Today. 2019;(12):22-46. URL:http://www.pitersociology.ru/ru/node/690 (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.25990/socinstras.pss-12.wkx6-cc09. (In Russ.).

2. Gordon L.A., Rimashevskaya N.M. Five-day working week and workers' free time. M.: Mysl'; 1972. P.126. (In Russ.).

3. Prudenskii G.A. Problems of working and non-working hours. M.: Nauka; 1972. P. 335. (In Russ.).

4. Artemov V.A., Bolgov V.I., Vol'skaya O.V. et al. Statistics of time budgets of workers. M.: Statistika; 1967. P. 220. (In Russ.).

5. Roberts K.A Future for UK Leisure Studies: Back to Work. International Journal of the Sociology of Leisure. 2019;2(3):239-253. URL:https://www.researchgate.net/publication/327869775_A_Future_for_UK_Leisure_Studies_Back_to_Work (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.1007/s41978-018-0020-z.

6. Kalleberg A.L. Nonstandard employment relations: Part-time, temporary, and contract work. Annual Review of Sociology. 2000;(26):341-365. URL:https://www.researchgate.net/publication/228584753_Nonstandard_Employment_Rela-tions_Part-Time_Temporary_and_Contract_Work (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.1146/annurev.soc.26.1.341.

7. Guiheux G. The ethos of Chinese capitalism: lessons from the career paths of Shanghai whitecollar workers. Asian Journal of German and European Studies. 2018;(3): article number 8. URL:https://ajges.springeropen.com/articles/10.1186/ s40856-018-0030-0 (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.1186/s40856-018-0030-0.

8. Bulanda R.E., Lippmann S. Wrinkles in Parental Time with Children: Work, Family Structure, and Gender. Michigan Family Review. 2009;13(1):5-20. URL:https://www.semanticscholar.org/paper/Wrinkles-in-Parental-Time-with-Children%3A-Work%2C-and-Bulanda-Lippmann/d86ba3353f980305e70afb73acba954069b7b6ff (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.3998/ mfr.4919087.0013.102.

9. Everyday life and work behavior of the working population. M.: IS RAS; 1998. P. 144. (In Russ.).

10. Karakhanova T.M., Bol'shakova O.A. The time budget of workers as a reflection of their real behavior in everyday life (1965-2014). Vestnik Instituta sotsiologii = The Bulletin of the Institute of Sociology. 2016;3(18):71-96. DOI: 10.19181/ vis.2016.18.3.413. (In Russ.).

11. Anisimov R.I. Precarious employment in Russia: experience in identifying key indicators. Sotsiologicheskie issledovaniya = Sociological Studies. 2019;(9):64-72. DOI: 10.31857/S013216250006652-0. (In Russ.).

12. Presser H.B. Working in a 24/7 economy: Challenges for American families. New York: Russell Sage Foundation; 2005. 288 p. URL:https://journals.sagepub.com/doi/10.1525/ctx.2004.3.2.42 (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.1525/ ctx.2004.3.2.42.

13. Standing G. The precariat: the new dangerous class. London, New York: Bloomsbury Academic; 2011. 198 p. URL:https:// journals.sagepub.com/doi/full/10.1177/1536504214558209 (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.1177/1536504214558209.

14. Andrés-Rosales R., Czarnecki L., Mendoza-González M.A. A spatial analysis of precariousness and the gender wage gap in Mexico, 2005-2018. The Journal of Chinese Sociology. 2019;(6): article number 13. URL:https://journalofchinesesociol-ogy. springeropen.com/articles/10.1186/s40711-019-0104-2 (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.1186/s40711-019-0104-2.

15. McGinnity F., Whelan C.T. Comparing Work-Life Conflict in Europe: Evidence from the European Social Survey. Social Indicators Research. 2009;93(3):433-444. URL:https://link.springer.com/article/10.1007/s11205-008-9437-y (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.1007/s11205-008-9437-y.

16. Chung H., van der Lippe T. Flexible Working, Work-Life Balance, and Gender Equality: Introduction. Social Indicators Research. 2018. URL:https://link.springer.com/article/10.1007/s11205-018-2025-x (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.1007/ s11205-018-2025-x.

17. Sardadvar K., Mairhuber I. Employed family carers in Austria. The interplays of paid and unpaid work-beyond "reconciliation". Österreichische Zeitschrift für Soziologie. 2018;43(1):61-72. URL:https://link.springer.com/article/10.1007/ s11614-018-0283-0 (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.1007/s11614-018-0283-0.

18. Annink A., den Dulk L., Steijn B. Work-Family Conflict Among Employees and the Self-Employed Across Europe. Social Indicators Research. 2016;(126):571-593. URL:https://link.springer.com/article/10.1007%2Fs11205-015-0899-4 (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.1007/s11205-015-0899-4.

19. Wu Y., Wang P., Huang C. Family patronage, institutional patronage, and work family conflict: women's employment status and subjective well-being in urban China. The Journal of Chinese Sociology. 2016;(3): article number 21. URL:https:// journalofchinesesociology.springeropen.com/articles/10.1186/s40711-016-0041-2 (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.1186/ s40711-016-0041-2.

20. Pailhé A., Solaz A., Tanturri M.L. The Time Cost of Raising Children in Different Fertility Contexts: Evidence from France and Italy. European Journal of Population. 2019;35(2):223-261. URL:https://link.springer.com/article/10.1007/s10680-018-9470-8 (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.1007/s10680-018-9470-8.

21. Bianchi S. M. Maternal employment and time with children: Dramatic change or surprising continuity? Demography. 2000;(37):401-414. URL:https://link.springer.com/article/10.1353/dem.2000.0001 (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.1353/ dem.2000.0001.

22. Chung H. Dualization and the access to occupational family-friendly working-time arrangements across Europe. Social Policy and Administration. 2018;52(2):491-507. URL:https://onlinelibrary.wiley.com/doi/full/10.1111/spol.12379 (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.1111/spol.12379.

23. Lott Y. Does flexibility help employees switch off from work? Flexible working-time arrangements and cognitive work-to-homespilloverforwomen andmeninGermany.Social IndicatorsResearch.2018.URL:https://www.deepdyve.com/lp/spring-er-journals/does-flexibility-help-employees-switch-off-from-work-flexible-working-KYHcgh0TRW?impressionId= 5cbb540aed0eb&i_medium=docview&i_campaign=recommendations&i_source=recommendations (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.1007/s11205-018-2031-z.

24. Mospan A.N. The relationship of work and life balance with the demographic and labor characteristics of the personality and its subjective well-being. Organizatsionnaya psikhologiya = Organizational Psychology. 2014;4(3):95-107. (In Russ.).

25. Esenaliev D., Ferguson N.T.N. The Impact of Job Quality on Wellbeing: Evidence from Kyrgyzstan. Social Indicators Research. 2019;(144):337-378. URL:https://link.springer.com/article/10.1007/s11205-018-1998-9 (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.1007/s11205-018-1998-9.

26. Chandola T., Booker C.L., Kumari M., Benzeval M. Are Flexible Work Arrangements Associated with Lower Levels of Chronic Stress-Related Biomarkers? A Study of 6025 Employees in the UK Household Longitudinal Study. Sociology. 2019;53(4):779- 799. URL:https://journals.sagepub.com/doi/full/10.1177/0038038519826014 (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.1177/0038038519826014.

27. Dolan P., Peasgood T., White M. Do we really know what makes us happy? A review of the economic literature on the factors associated with subjective well-being. Journal of Economic Psychology. 2008;29(1): 94-122. URL:https://psycnet. apa.org/ record/2008-01886-006 (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.1016/j.joep.2007.09.001.

28. Next steps regarding the Working Time Directive. 2017. European Commission Presentation on WTD.pdf. URL: https:// www.epsu.org/sites/default/files/article/files/European%20Commission%20Presentation%20on%20WTD.pdf (accessed on 20.02.2020).

29. Zannella M., Hammer B., Prskawetz A. et al. A Quantitative Assessment of the Rush Hour of Life in Austria, Italy and Slovenia. European Journal of Population. 2019;35:751-776. URL:https://link.springer.com/article/10.1007/s10680-018-9502-4 (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.1007/s10680-018-9502-4.

30. Fisher K., Robinson J. Daily Life in 23 Countries. Social Indicators Research. 2011;(101):295-304. URL:https://link.spring-er.com/article/10.1007/s11205-010-9650-3 (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.1007/s11205-010-9650-3.

31. Walthery P., Gershuny J. Improving Stylised Working Time Estimates with Time Diary Data: A Multi Study Assessment for the UK. Social Indicators Research. 2019;(144):1303-1321. URL:https://link.springer.com/article/10.1007/s11205-019-02074-3 (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.1007/s11205-019-02074-3.

32. New working-class youth in modern Russia. T.V. Gavrilyuk (ed.). M.: Flinta; 2019. P. 392. (In Russ.).

33. Bocharov V.Yu., Gavrilyuk V.V., Gil'tman M.A. Current situation of new working class youth in the labor market of the Ural Federal district. Uroven' zhizni naseleniya regionov Rossii = Living Standards of the Population in the Regions of Russia. 2018;4(210):42-53. DOI: 10.24411/1999-9836-2018-10038. (In Russ.).

34. Poplavskaya A.A., Soboleva N.E. Satisfaction with various aspects of work of men and women in Russia. Monitoring ob-shchestvennogo mneniya: Ekonomicheskie i sotsial'nye peremeny = Monitoring of Public Opinion: Economic and Social Changes. 2017;(5):271-288. DOI: 10.14515/monitoring.2017.5.15. (In Russ.).

35. Bison I., Scalcon A. From 07.00 to 22.00: A Dual-Earner Couple's Typical Day in Italy. Old Questions and New Evidence from Social Sequence Analysis. Sequence Analysis and Related Approaches, Life Course Research and Social Policies. 2018;(10):241-257. URL:https://link.springer.com/chapter/10.1007/978-3-319-95420-2_14 (accessed on 17.03.2020). DOI: 10. 1007/978-3-319-95420-2_14.

36. Tatarova G.G., Bessokirnaya G.P. Job satisfaction as constructive empirical research. Sotsiologicheskii zhurnal = Sociological Journal. 2017;23(1):8-26. DOI: 10.19181/socjour.2017.23.1.4999. (In Russ.).

37. Ankudinov A.B., Beliaeva M.N., Lebedev O.V. Job satisfaction and its determinants: the results of statistical modeling on panel data. Sotsiologicheskie issledovaniya = Sociological Studies. 2013;(11):75-83. (In Russ.).

38. Kryshtanovskii A.O. Analysis of sociological data using the SPSS package. M.: HSE Publishing House; 2006. P. 281. (In Russ.).

39. Bessokirnaya G.P., Temnitskii A.L. Job Satisfaction and Life Satisfaction. Sotsiologicheskii zhurnal = Sociological Journal. 1999;(1/2):111-117. (In Russ.).

40. Roberts K. A Future for UK Leisure Studies: Back to Work. International Journal of the Sociology of Leisure. 2019;2(3):239. URL:https://link.springer.com/article/10.1007/s41978-018-0020-z (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.1007/s41978-018-0020-z.

41. Karakhanova T.M., Bessokirnaya G.P., Bol'shakova O.A. Work and leisure of workers (program, tools and some preliminary results of a repeated study). M.: Institute of Sociology RAS; 2014. P. 162. (In Russ.).

42. Galitskaia E.G., Galitskii E.B. Clusters on factors: how to avoid common mistakes? Sotsiologiya 4M = Sociology: Methodology, Methods, Mathematical Modeling. 2006;(22):145-161. (In Russ.).

43. Popov A. V. Typology of workers as a tool for managing labor behavior. Ekonomicheskie i sotsial'nye peremeny: fakty, tendentsii, prognoz = Economic and social changes: facts, trends, forecast. 2013;1(25):162-175. (In Russ.).

44. Bocharov V.Yu., Gavrilyuk T.V. Economic behavior models of the working youth. Vestnik Sankt-peterburgskogo uni-ver-siteta.Sotsiologiya = Vestnik of Saint Petersburg University. Sociology. 2019;12(2):134-152. URL:https://cyber-lenin-ka.ru/article/n/modeli-ekonomicheskogo-povedeniya-rabochey-molodezhi (accessed on 17.03.2020). DOI: 10.21638/ spbu12.2019.202. (In Russ.).

ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ

Владислав Юрьевич Бочаров - кандидат социологических наук, доцент кафедры социологии и культурологии Самарского национального исследовательского университета имени академика С.П. Королева, ассоциированный научный сотрудник Социологического института ФНИСЦ РАН (Санкт-Петербург), научный сотрудник Тюменского индустриального университета, председатель НИК РОС «Социология труда», Самара, Россия. [email protected]

ABOUT THE AUTHOR

Vladislav Yu. Bocharov - Cand. Sci. (Sociol.), Assoc. Prof., Department of sociology and cultural studies, Samara National Research University named after Academician S. P. Korolev, Associate Researcher, Institute of Sociology, Federal Center of Theoretical And Applied Sociology of the Russian Academy Of Sciences (Saint-Petersburg), Scientific Researcher, Tyumen Industrial University, Chairman, Research Committee of the Russian Society of Sociologists "Sociology of labor", Samara, Russia. [email protected]

Статья поступила 29.03.2020; принята к публикации 14.04.2020 Автор прочитал и одобрил окончательный вариант рукописи. The article was received on 29.03.2020; accepted for publication on 14.04.2020. The author read and approved the final version of the manuscript.