CC BY
290
Е.Г. Лукьянова*
КОНЦЕПЦИИ ЗАКОНА И СОВРЕМЕННОЕ ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВОЕ РАЗВИТИЕ
В статье предпринята попытка показать на примере учения о законе роль социальной доктрины в развитии государства и общества, более широко - связь учений о законе и социально-политической практики. Рассмотрены критический (оценочный) и конструктивистский потенциалы формальной и материальной концепций закона, разработанных в отечественной юриспруденции.
т-о Учения о законе, понятие и признаки закона, формальная теория закона, материальная теория закона, государственно-правовое развитие.
Одним из важнейших атрибутов нашей социальной и индивидуальной жизни выступает закон. Человеку приходится сталкиваться с законом или тем, что называют таковым, довольно часто, и нередко это влечет для него негативные последствия. Учитывая, что закон, за которым стоит государственно-властное принуждение, -эффективный и удобный (например, в отличие от банального насилия и произвольного принуждения, которые могут встретить противодействие в виде ответного насилия) инструмент для влияния на поведение людей, более чем логично его использование отдельными лицами и группами лиц не по прямому назначению, а в своих личных, корыстных и иных целях. Закон, как и другие социальные и индивидуальные ценности, например правовые и моральные, может использоваться как камуфляж в целях маскировки и оправдания интересов и действий прямо противоположного характера. Данные обстоятельства, сопровождающие историю человечества, конечно же, не дают теоретических оснований подменять существо правовых и моральных ценностей (права, закона, морали) на прямо противоположное или какое-либо иное, однако логично предположить, что такие попытки должны иметь место и на теоретическом уровне. Так, формируется ненаучная система идей и взглядов, идеология или доктрина, служащая для оправдания и обоснования соответствующей практики, при этом претендующая на истинность и научность. Однако истинность или ложность системы социальных идей - это
* Старший научный сотрудник Института государства и права РАН, кандидат юридических наук, доцент. (e-mail: [email protected]).
предмет другого исследования, задача же настоящего - показать роль социальной идеологии или доктрины на примере учения о законе в развитии государства и общества, более широко - связь учения о законе и социально-политической практики. Для этого необходимо обратиться к краткому обзору основных отечественных концепций (учений) о законе.
Все их можно свести к двум теориям: материальной и формальной. Суть последней, сложившейся на рубеже Х1Х-ХХ вв. и являющейся господствующей в отечественном правоведении, заключается в игнорировании содержательных аспектов закона. Приверженец формальной концепции закона В.В. Ивановский писал: «Содержание закона или его материальная сторона для сущности закона не имеет значения и потому может быть разнообразного характера. Сказать, что закон должен иметь какое-либо определенное содержание, что он должен, например, установлять или регулировать правоотношения, это значит ставить государственную власть в известные пределы, приурочивать выражение государственной воли к определенным предметам, ограничивать, следовательно, государственный суверенитет и впадать, таким образом, в логическое противоречие»1. Закон есть выражение государственной воли, резюмировал автор2.
В логике формальной концепции - провозглашение полной свободы и неограниченности законодательной власти в деле законотворчества, отрицание возможности судебного контроля законов на предмет их конституционности: отрицался правовой характер основных законов, например Г.Ф. Шершеневичем3. Обязательность законов по формальной теории обеспечивается принудительной силой государства.
В рамках формальной концепции складывается конституционное понимание закона как акта высшей юридической силы, принятого высшим органом государства (органом народного представительства) в заранее установленном порядке и в определенной форме. Развитие конституционного понимания закона отражало реальные
1 Ивановский В.В. Новые учения о законе // Юридическая летопись. 1892. Вып. 10. С. 211.
2 См.: там же. С. 211.
3 См.: Шершеневич Г.Ф. Определение понятия о праве // Ученые записки Казанского ун-та. 1896. № 6. С. 129; он же. Общая теория права. Вып. 1. М., 1911. С. 206.
процессы демократизации европейских государств и стремления отечественных либерально настроенных мыслителей обосновать необходимость ограничения абсолютной монархии в России на рубеже Х1Х-ХХ в. и введения конституционного представительного правления. Несмотря на то что конституционалисты стремились ограничить исполнительную власть, поставить ее под контроль законодательного учреждения и тем самым, по их мнению, обеспечить правовой характер государственности, они внесли большой вклад в обоснование и утверждение формальной, а впоследствии волюнта-
4
ристской теории закона .
Однако существа формальной концепции конституционное понимание закона не меняет. Формальная трактовка закона является непоследовательной, неизбежно эволюционируя в волюнтаристскую, что наиболее показательно иллюстрируется советской юридической наукой, рассматривавшей закон как выражение «воли (произвола) господствующего класса», «воли (произвола) народа», «государственной воли общества», которые на деле сводятся к воле лиц, осуществляющих функции законодательствования.
Яркая черта формальной теории закона - его апологетика. Закон рассматривается как практически единственная форма права, все положительное право сводится к законодательству, закон признается высшей и наиболее совершенной формой права, орудием прогресса, имеющим воспитательное значение. «Высшая форма права - закон, - указывал В.Ф. Залеский, - отличается безусловной принудительностью (исключая случаи фактической невозможности принуждения и технического несовершенства его организаций); ясностью, точностью и определенностью своих требований; наивысшей степенью целесообразности, какую только можно потребовать
4 Формальное конституционное понимание закона отстаивали в отечественной науке такие ученые, как В.М. Гессен и Н.И. Лазаревский. По В.М. Гессену, закон в его формальных признаках: принятие органом народного представительства и преимущественная сила перед актами правительства - условие формирования правового государства. Он позволяет обеспечить верховенство и полноту законодательной власти как представительной и подзаконность правительственной власти. Однако законодательствующее государство у В.М. Гессена ничем не связано, законодательная власть как представительная и выражающая общую волю ничем не ограничена (см.: Гессен В.М. Теория правового государства // Политический строй современных государств. В 2 т. Т. I. СПб., 1905. С. 132).
от цвета интеллигенции данного народа; и высшей степенью прогрессивности, так как эта форма права не только может быстро изменять свое содержание соответственно изменяющимся требованиям жизни, но и оказывает во многих случаях несомненно благотворное влияние на общество, имеет воспитательное значение, является орудием прогресса как приспособление общества к внешним условиям жизни»5. ХХ в. в полной мере покажет все возможности и преимущества закона как высшей и наиболее прогрессивной формы для выражения произвола.
Причины апологетики закона, как и формализации его понятия, в основном лежат в плоскости интересов государственной власти. Этого не понимали отечественные конституционалисты, отстаивавшие формальное понимание закона, воодушевленные проведением в жизнь принципа господства права. В отличие от них Ю.С. Гамба-ров утверждал, что учение о всесилии закона, т.е. о единоличном его господстве в праве, «порождено немецким государственным абсолютизмом в XIX в. в период его упадка, - именно тогда ему потребовалось подчинить себе юриспруденцию, породив тем самым формально-догматическую методологию. Позже представление о законе как единственном и наиболее эффективном источнике права было поддержано интересами нарождавшегося полицейского или бюрократического государства, с точки зрения которого всякое право есть только приказ государственной власти, обращенный к самой бюрократии для направления ее деятельности или в сущности -уполномочения ее на бесправие»6. Остается сказать, что столь продолжительное господство формального понятия закона свидетельствует о все еще подчиненном положении юридической науки.
Однако в истории человечества и политико-правовой мысли, включая российскую, доминировали иные воззрения на закон - материальные, связанные с попытками очертить содержание и раскрыть его сущность. Закон в материальном понимании выступает формой или видом права, трактуемым абсолютно как самостоятельная и независимая сущность (истина), раскрывающаяся в виде справедливости, свободы и равенства, более конкретно - в виде правил,
5 Залеский В.Ф. Власть и право. Философия объективного права. Казань, 1897. С. 293.
6 Гамбаров Ю.С. Задачи современного правоведения. СПб., 1907. С. 10.
определяющих равную и справедливую меру свободы людей в обществе. Эти правила по существу своему могут иметь только общий характер. Отсюда общность закона как его материальный признак.
От иных форм или видов права закон в материальной концепции отличается характером своего образования: создание закона происходит целенаправленно, в относительно короткие сроки, специальными субъектами и на будущее. Для того чтобы гарантировать правовой характер создаваемого акта, субъекты, процедура его создания обставляются рядом требований, которые могут быть различными в разных странах и в разное время, но смысл их один - они служат формальными гарантиями обеспечения правового характера акта, именуемого законом. Разработанные человечеством формальные гарантии обеспечения правового характера акта, получающего название закон, выступают как формальные его признаки. Эти признаки, как, впрочем, и форма любого явления, относительны, придание им абсолютного значения неправильно теоретически и нецелесообразно.
В вышеописанном понимании закон разрабатывается в рамках естественно-правовой теории. Например, ее рационалистическая версия (ХVII-ХVШ вв.) связывает понятие закона с естественными правами и свободами человека, закон закрепляет их, защищает от посягательств свободу человека. А для отечественного законоведения характерно раскрытие содержания закона через понятие «правда», которое в русском языке означает одновременно истину и справедливость (равенство). Власть верховная (законодательная), писал М.М. Сперанский, посредством законов возвещает правду и долг ее в порядке общежительном7. Такую же мысль высказывал другой известный законовед К.А. Неволин: «Закон по существу своему есть 1) вообще правда... 2) определеннейший образ бытия правды в существах к ней способных, суть обязанности и права; почему обязанности и права составляют определеннейшее содержание закона. Для этого содержания закон 3) служит формою»8. Правда у Б.Н. Чичерина, раскрывающаяся через начало справедливости и равенства, - это разумное начало, которым руководствуется законодатель, разграничивая области свободы отельных лиц9.
7 См.: Сперанский М.М. Руководство к познанию законов. СПб., 2002. С. 53.
8 Неволин К.А. Энциклопедия законоведения. СПб., 1997. С. 33.
9 См.: Чичерин Б.Н. Философия права // Чичерин Б.Н. Избранные труды. СПб., 1998. С. 70.
Смысл закона как одной и на определенном этапе развития общества наиболее совершенной формы права - обеспечить общественное признание права и противодействовать произволу. В силу ряда причин, лежащих внутри теории естественного права, а в большей части вне ее, естественно-правовая теория во второй половине XIX в., а позднее материальная концепция закона подверглись острой критике. Возникает и распространяется позитивизм, объявляющий недоступными для понимания сущностные аспекты явлений и фокусирующийся на познании внешних, формальных сторон явлений, а с ним и формальная теория закона. Но естественно-правовые идеи довольно прочно интегрированы в позитивистские учения, подтверждением чему является признание многими позитивистами общего характера закона как его материального признака.
Какова же роль рассмотренных концепций закона в развитии общества и государства, прежде всего современного? Как известно, практическая роль любой социальной теории заключается в ее критическом и конструктивистском потенциале относительно социальной практики. Критика практики, всех ее форм - одна из задач науки, которой внутренне присуще критическое отношение ко всему существующему, в том числе к своим собственным достижениям10. Конструктивистский (прагматический) потенциал социальной теории раскрывается в ее способности быть реализованной в практике.
В чем проявляется критический потенциал формальной и материальной теорий закона? Формальная теория, явившаяся результатом использования эмпирических (позитивистских) методов изучения правовой реальности как реакции на идеалистическую философию с ее деонтологическим (нормативным) характером, претендует на онтологический статут, отождествляя сущее с должным. Закон -всего лишь пустая форма для выражения чьей-то воли. Никакая критика социальной практики, базирующаяся на формальной (волюнтаристской) теории закона, невозможна (если только она не направлена против волюнтаризма). Однако практическая функция формальной теории отсутствием критического потенциала не исчерпы-
10 См.: Федотова В.Г. Основные исследовательские программы социальных и гуманитарных наук // Философия науки. Методология и история конкретных наук. М., 2007. С. 296; Энциклопедия эпистемологии и философии науки. М., 2009. С. 731.
вается. Иначе вряд ли она была разработана и поддерживалась властью. Во-первых, онтологическая теория оправдывает волюнтаристскую практику, отождествляя фактическое с нормальным. Именно для оправдания волюнтаристской политической практики она и была разработана уже в советское время. Во-вторых, формальная теория закона в своем начальном варианте, «неочищенном» от естественно-правовых утверждений и суждений, сыграла в конце XIX -начале XX в. определенную прогрессивную роль, предвосхищая многочисленные и важные изменения в законодательствах ряда стран и России в частности. Для указанного периода, когда российское общество нуждалось в демократических изменениях, как уже отмечалось, были характерны идеализированные представления о законе как воле прогрессивного законодателя, поэтому среди отечественных юристов, отстаивавших формальную теорию закона, особенно ее конституционный вариант, на рубеже XIX-XX вв. было много прогрессивно мыслящих людей. Вполне возможно, что многими из них гипертрофированный элемент «воли» рассматривался исключительно в контексте принятия, установления закона демократическим большинством, как он понимается в естественно-правовой теории, а не в контексте его содержания. В таком незаконченном, половинчатом варианте формальная теория закона сыграла позитивную роль в развитии российского общества в указанный период. Ценность данной теории - в акцентировании внимания на формальных признаках закона, которые с точки зрения материальной теории служат гарантией его правового содержания. Как указывалось выше, в период развития позитивизма и формальной концепции закона в конце XIX в. естественно-правовая теория была подвергнута забвению и критике, а позитивистский формальный подход к изучению социальных явлений, в том числе правовых, стал своего рода модой и в силу стечения исторических обстоятельств большую роль в обосновании формальных признаков закона сыграли именно сторонники формальной теории. Однако в обосновании необходимости формальных признаков закона всегда присутствовала идея обеспечения его определенного содержания, та «контрабанда» естественно-правовой теории, о которой говорил Ф.В. Тарановский11.
11 См.: Тарановский Ф.В. Учебник энциклопедии права. Юрьев, 1917. С. 218.
Критический (нормативный, деонтологический, оценочный) характер материальной теории закона вытекает из признания сущ-ностно-содержательных аспектов последнего, т.е. его материальных признаков, выступающих в качестве критерия оценки наличного законодательства. Если акт, исходящий от государственной власти, содержит положения, не являющиеся правовыми, т.е. не относящиеся к праву или правонарушающие, то он не может именоваться законом в данном законопонимании. Критический потенциал материальной теории закона иллюстрируется и эмпирически подтверждается формированием и деятельностью институтов конституционной юстиции, широким применением актов конституционного правосудия в правовом регулировании общественных отношений.
Критический характер материальной теории закона обусловлен методологической природой естественно-правовой теории, в рамках которой существует и разрабатывается материальная теория закона. Естественно-правовая теория или идеалистическая юриспруденция (идеалистическая философия права) опирается на априорный деон-тологический (нормативный) метод, суть которого заключается в рассмотрении явлений сквозь призму права (его идеи, сущности), в их оценке с позиций правового должного. Идеалистическая юриспруденция (философия права) выступает фундаментальной оппозицией позитивизму, с его эмпиризмом, точнее, первичностью, отказом от изучения сущности права и его ценности. В отличие от позитивизма идеалистическая юриспруденция отталкивается от априорных метафизических идей (свободы, справедливости), за которыми
признает объективное бытие и из которых посредством последую-
12
щей дедукции производит ряд выводов .
Реализация конструктивистского потенциала учений о законе, разработанных в отечественной юриспруденции, осуществляется через их идеологическую функцию. Ведь для того чтобы быть реализованным, знание должно приобрести соответствующую форму, стать идеей. Идея - это мысль, достигшая высокой степени объективности, полноты и конкретности и в то же время нацеленная на
13
практическую реализацию .
На протяжении всей истории российского законоведения в нем присутствовали, а значительное время господствовали естественно-
12 См.: Тарановский Ф.В. Указ. соч. С. 32, 35.
13 См.: Основы марксистско-ленинской философии. М., 1973. С. 199.
правовые идеи о законе как форме права или правды: истины, справедливости, свободы.
В современной литературе имеет место определенная недооценка практической (идеологической) значимости отечественных законоучений, в силу их неполной интерпретации, в частности, интерпретации понятия о законе, сложившегося в российской юриспруденции, характеристика его исключительно как волюнтаристского. Так, Е.А. Юртаева в своей обстоятельной, насыщенной фактическими данными статье делает вывод о преимущественно волюнтаристском законопонимании в дореволюционной России14, не видит связи между развитием в России естественно-правовой теории и законоучения даже в периоды господства естественно-правового учения в образовании, общественном мнении, юридической науке и частично в практике. В частности, Е.А. Юртаева пишет: «Понимание закона в продолжение многовековой российской истории не было сформировано в качестве политической, юридической или социально-правовой доктрины, "родственной" или по крайней мере приближенной к той, которая сложилась в западном правоведении. Идея закона в России традиционно ассоциировалась с персоной главы государства, а не с юридическими нормами»15. Данный вывод она аргументирует, приводя факты из российской законодательной практики, демонстрирующей значительную, по сравнению с европейскими странами, точнее, решающую роль монарха в законодательном процессе. Но то, что монарх осуществляет единоличное за-конодательствование (даже если это признать, что не так и вряд ли возможно с материальной точки зрения), не дает оснований делать
14 Характеризуя Петровскую эпоху, Е.А. Юртаева указывает: «Очевидно, что в таких условиях, когда законом требовалось считать любое или всякое повеление, исходящее от власти (как императора, так и уполномоченных им лиц и учреждений), внедряемое в общественное сознание, понимание закона не могло быть иным, нежели волюнтаристским» (Юртаева Е.А. К пониманию закона в дореволюционной России // Журнал российского права. 2010. № 9. С. 88). На наш взгляд, автор делает здесь распространенную логическую ошибку: требование считать что-либо законом (или справедливостью, или чем-либо еще) характеризует не закон, а то, что требуется считать законом (или чем-то еще). Понятие же закона в таком словесном обороте уже считается известным. Тезис «воля монарха - закон» не означает «закон - воля монарха».
15 Юртаева Е.А. Указ. соч. С. 89.
вывод о характере доктрины, формирующейся под влиянием множества факторов (в том числе и западной доктрины) и могущей иметь по отношению к практике опережающий характер.
Волюнтаристское понимание закона никогда не было господствующим в российской дореволюционной доктрине и практике, это атрибут советского властвования.
Идеологическая ценность социальной доктрины заключается в формировании соответствующей идеологии и мировоззрения в общественном сознании, оказывающих большее или меньшее влияние на социальную практику. Поэтому авторитарные и тоталитарные (волюнтаристские) режимы боятся плюрализма идеологий и доктрин и запрещают те из них, которые направлены на критику волюнтаризма. Именно такой характер имеет материальная (естественно-правовая) теория закона, интерпретирующая его не как чье-либо произвольное установление, а как вполне определенное правовое установление. Может быть, в дореволюционной России влияние материальной теории закона, как и других доктрин, на социально-политическую практику было недостаточно полным и определяющим - практика всегда в той или иной мере противоречива, однако в любой практике можно видеть доминирующую тенденцию, наиболее познаваемую в сравнении, в качестве второго объекта для которого может быть взята социально-политическая практика советского периода. Е.А. Юрта-ева, характеризуя социально-политическую практику в дореволюционной России начиная с середины XVIII в., справедливо указывает: «Главной тенденцией государственного развития к середине XVIII в. выступает гуманизация жизни русского общества. Кроме того, восприятие закона (как и права вообще) в православной общественной традиции исторически сохраняло идею его этического обоснования. Христианское мировоззрение традиционно соединяло содержание закона с императивом нравственного долга, этической нормы. Закон в такой трактовке - одна из ступеней нравственного развития человека, которая постоянно направляет, а при необходимости склоняет к нравственному выбору более совершенного с моральной точки зрения поведения»16. Для сравнения можно привести высказывания, характеризующие уже советские время, доктрину и законы.
16 Юртаева Е.А. Указ. соч. С. 96.
Наиболее адекватную социально-политической практике советского времени и последовательную концепцию советского закона предложил К.А. Архиппов, который высказал идею о тотальной обусловленности учений о законе социально-политической практикой и обосновал концепцию закона, полностью отражающую и оправдывающую советскую действительность, отсюда полное отрицание какого-то определенного содержания закона, сведение его к воле правящего класса и, следовательно, отрицание формальных признаков закона (принятия его только законодательным органом). «Общая норма вовсе не является непременно чем-то более важным, чем индивидуальный акт, - писал он, - и ... думать, что издание абстрактных норм есть важнейшее дело, чем принятие конкретных мероприятий, было бы наивностью, граничащей. с отказом от вла-
17
сти» .
Л. Успенский предлагал вообще не связывать понятие закона с правом, даже трактуемым позитивистски-волюнтаристски. По его мнению, под законом в материальном смысле следует понимать всякую норму, устанавливающую обязанности18. Вполне в духе формирующейся деспотии. Как раз советская доктрина закона обоснованно может быть названа волюнтаристской, на что указывает другой крупный исследователь советского закона Ю.А. Тихомиров: «Все издаваемые в стране правовые акты являлись выражением воли трудящихся и были направлены на достижение целей диктатуры
19
пролетариата» .
А вот пример из советского законодательства. В постановлении ЦИК СССР от 1 декабря 1934 г. «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик»20 предусматривалось: «Внести следующие изменения в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик по расследованию и рассмотрению дел о террористических организациях и террористических актах против работников советской власти: 1. Следствие по этим делам заканчивать в срок не более десяти дней. 2. Обвинительное заключение вручать обвиняемым за одни сутки до рас-
17 Архиппов К.А. Закон в советском государстве. М.; Л., 1926. С. 37, 30.
18 См.: Успенский Л. Очерки по юридической технике. Ташкент, 1927. С. 6.
19 ТихомировЮ.А. Теория закона. М., 1982. С. 15.
20 URL: http://base consultant.ru/cons/cgi/onli.cgi?red=doc:base=ESU:r=7752 (дата обращения: 01.10.2015).
смотрения дела в суде. 3. Дела слушать без участия сторон. 4. Кассационного обжалования приговоров, как и подачи ходатайств о помиловании, не допускать. 5. Приговор к высшей мере наказания приводить в исполнение немедленно по вынесении приговора».
Практическую (идеологическую) роль законоведческой доктрины также можно проиллюстрировать на примере современной законодательной практики. Несмотря на то что современная отечественная юриспруденция не представляет нам никакого более или менее целостного учения о законе, во взглядах отдельных ученых на закон можно выделить главную линию - унаследованную с советских времен формальную, а именно волюнтаристскую трактовку закона. В большинстве современных учебных и научных изданий закон трактуется как «принимаемый в особом порядке и обладающий высшей юридической силой нормативно-правовой акт, выражающий государственную волю по ключевым вопросам общественной 21
жизни» .
С волюнтаристской теорией закона, фактически развязывающей руки законодателю (органам законодательной власти и лицам, в них занятым), связаны определенные практические последствия. Во-первых, понятие закона как выражения воли государственной
21 Общая теория права и государства / Под ред. В.В. Лазарева. М., 2003. С. 178. Аналогичные трактовки закона как акта государства, обладающего определенными формальными признаками и содержащего правила поведения, выражающие государственную волю, см.: Теория государства и права / Под ред. О.В. Мартышина. М., 2007, С. 290, 289, 267; Теория государства и права / Под ред. Н.И. Матузова, А.В. Малько. М., 2000. С. 335, 334, 313. По мнению С.В. Бошно, правовой акт «выражает волю определенной социальной общности». При этом «демократизм общества, государства и права является деятель-ностной характеристикой, отражающей колебания в содержании нормативно-правового акта: от воли одного лица до воли всех людей» (Бошно С.В. Формы российского права. М., 2004. С. 241). Формальное понимание закона прослеживается и в либертарно-юридической теории права, получившей развитие в России в конце ХХ в. Ведя речь о правовом и противоправном (правонарушающем) законе, основатели либертарной теории, оставаясь на формально-волюнтаристских позициях в трактовке закона, отводят ему лишь роль формы. Форма явления, особенно в отрыве от сущности, может быть любой. Потому закон у В.С. Нерсесянца - все то, что официально наделено в данное время и в данном месте властно-принудительной силой (см.: Нерсесянц В.С. Философия права. М., 2003. С. 36; он же. Общая теория права и государства. М., 2004. С. 28). См. также: Четвернин В.А. Введение в курс общей теории права и государства. М., 2003. С. 18.
власти порождает «законодательный романтизм», необоснованную веру во всемогущество закона и его ключевую роль в деле переустройства общества. Он рассматривается как быстродействующее лекарство от всех общественных проблем. Такое преувеличение роли закона влечет неограниченное умножение количества законодательных актов, принимаемых по любому поводу, чему способствует относительно простая процедура, а вместо устранения социальных проблем порождает новые. Но закон - последнее средство лечения общественной болезни, используемое в том случае, если не помогли иные. Иными словами, изменение законодательства должно отражать объективную динамику общественной жизни.
Во-вторых, оправдывается использование закона как средства реализации политических, партикулярных, корыстных интересов, интересов лиц, занятых в государственном аппарате, лиц, оказывающих влияние на деятельность государственных органов, неправовых и прочих интересов общества, т.е. как средства осуществления любых по содержанию решений. По существу, волюнтаристская теория допускает попрание истины и справедливости, обосновывает беззаконие. Из орудия обеспечения стабильности, устойчивости развития общества, защиты свободы людей и справедливости закон в его формально-волюнтаристской трактовке превращается в свою противоположность - средство дестабилизации общественного развития, ограничения и попрания свободы людей.
Для современного этапа развития российского общества в целом характерна крайняя политизированность, обусловленная формально-волюнтаристским пониманием закона, выражающаяся в многочисленных изменениях законодательства, в частности, о митингах и уличных шествиях, уголовного, уголовно-процессуального законодательства, законодательства о противодействии терроризму и экстремистской деятельности22. Речь идет о введении администра-
22 См.: Федеральный закон от 8 июня 2012 г. № 65-ФЗ «О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях и Федеральный закон «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях» // СЗ РФ. 2012. № 24. Ст. 3082; Федеральный закон от 21 июля 2014 г. № 258-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части совершенствования законодательства о публичных мероприятиях» // СЗ РФ. 2014. № 30 (ч. 1). Ст. 4259; Федеральный закон от 24 октября 2014 г. № 370-Ф3 «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации» //
тивной и уголовной ответственности за нарушения порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования, уголовной ответственности за финансирование экстремисткой деятельности, ответственности за распространение экстремистских материалов, усилении уголовной ответственности за преступления экстремистского характера, террористической направленности, расширении временного периода собирания доказательств и понятия доказательства в уголовном процессе (за счет включения сведений, полученных до возбуждения уголовного дела, в ходе проверки сообщения о преступлении), введении сокращенной формы дознания по уголовным делам и проч.
Политизированность законодательного процесса, его волюнтаристский характер освобождают от необходимости соблюдения не только материальных требований к закону, но и формальных: процедур его разработки и принятия. Наиболее политически ангажированные законопроекты принимались в крайне короткие форсированные сроки. Например, Федеральные законы от 8 июня 2012 г. № 65-ФЗ «О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях и Федеральный закон «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях», от 20 июля 2012 г. № 121-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части регулирования деятельности некоммерческих организаций, выполняющих функции иностранного агента», от 28 декабря 2012 г. № 272-ФЗ «О мерах воздействия на лиц, причастных к нарушениям основополагающих прав и свобод человека, прав и свобод граждан Российской Федерации» были приняты Государственной Думой РФ, одобрены Советом Федерации и подписаны Президентом РФ в течение не более одного месяца.
Процедура законодательной деятельности, в частности ее законопроектный этап, далеки от соответствия мировым стандартам, что отмечалось самими законодательными органами23. Следуя логике
СЗ РФ. 2014. № 48. Ст. 6651; Федеральный закон от 4 марта 2013 г. № 23-ФЗ «О внесении изменений в статьи 62 и 303 Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» // СЗ РФ. 2013. № 9. Ст. 875.
23 В докладе Совета Федерации Федерального Собрания РФ (2009 г.) «О состоянии законодательства Российской Федерации» отмечается, что «в дальнейшем совершенствовании нуждается порядок принятия нормативных правовых актов и их правоприменения. Главными проблемами в этой связи являются: ложное
своего предназначения, процедура законопроектной деятельности должна включать требования к ее участникам и содержательного характера, а именно обоснование необходимости разработки законопроекта, доказательства наличия социальной дисфункции (проблемы), на решение которой направлен закон, и невозможности ее устранения иными мерами государственного и негосударственного воздействия. Доказательства должны основываться на тщательном анализе проблемы, включающем оценку альтернативных вариантов ее решения; оценку (проверку) целесообразности, оправданности предлагаемого решения; оценку последствий принятия закона, в том числе для определенных групп граждан, для обеспечения прав граждан и проч.; проведение консультаций с заинтересованными субъектами, в частности, с теми, на ком могут отразиться последствия при-
24
нятия закона .
Развитие концепций закона, как и любых других теорий, всегда связано с тенденциями общественного развития. Связь эта - не односторонняя обусловленность идей социально-политической ситуацией, а циклическая детерминация. Не только идеи определяются действительностью, но и действительность определяется идеями. Прав был Б.Н. Чичерин, утверждавший: «История управляется идеями и объясняется только ими»25. Где сознание остановилось на известной точке, там и жизнь остается неподвижной26. Любая социальная теория несет конструктивистский потенциал. «Наука стала неотъемлемой и наиболее важной частью нашей цивилизации, а
понимание политической целесообразности скорейшего принятия законов; невыполнение Правительством Российской Федерации предписаний законов, касающихся своевременного и исчерпывающего подзаконного регулирования; отсутствие четких механизмов реализации принятого закона» (URL: http://ar.gov.ru/o_reforme/index.html (дата обращения: 01.10.2015).
24 Подобные требования к нормативному регулированию законопроектной работы апробированы во многих развитых странах. См., например: Законотворчество в Канаде. М., 2006; Мадер Л. Европейский опыт в области оценки законов -от нормативного идеализма к законодательству, опирающемуся на очевидные обстоятельства // Приоритетные национальные проекты и задачи совершенствования российского законодательства / Под ред. С.В. Кабышева, Г.В. Минха, О.В. Афанасьевой. М., 2007. С. 132-152.
25 Чичерин Б.Н. Наука и религия. М., 1999. С. 146.
26 См.: там же.
научная деятельность теперь понимается как непосредственный вклад в развитие цивилизации», - писал классик науки М. Борн27.
Вряд ли кто станет спорить с тем, что общество - это сфера реализации и правовых идей. Двум основным концепциям закона (выступающим результатом редукции) соответствуют два типа социальной практики: волюнтаристской теории - практика социально-политического волюнтаризма, материальной (естественно-правовой) теории - практика господства права и правового государства. Поэтому формальные теории, порождаемые в определенной мере политическим волюнтаризмом, и ведут к нему, оправдывая его в социально-политической практике и игнорируя материальные (объективные) аспекты закона, в конечном счете обусловливают стагнацию общественного развития. Напротив, предъявляя определенные требования к содержанию закона, доктрина будет, несомненно, способствовать повышению правового качества законодательной деятельности и в какой-то мере изменению характера и направления общественного развития.
Однако задача социального теоретика и социальной науки сегодня - это не только производство нового знания, открывающего новые возможности, но и разрушение фиктивных ожиданий обыденного сознания от сферы управления28. Представление о всемогуществе науки и ее конструктивистского потенциала преувеличено, и такое преувеличение вряд ли может оказаться полезным. Наука имеет дело с идеализированными объектами, их онтологизация, т.е. отождествление с реальностью, может привести к социальным неудачам. Реальные объекты существуют в противоречивой и непростой действительности, в которой происходят процессы, мешающие реализации теоретических установок. Непротиворечивость абстрактных теорий не следует подменять непротиворечивостью реальных объектов, а противоречия реальных процессов истолковывать как недостаток теории, ее неспособность их преодолеть29. Материальные представления о законе никогда не претендовали на абсолютную реализацию их в действительности (за что и были подвергнуты критике конкурирующей теорией), но всегда были способны ее улучшить.
27 БорнМ. Моя жизнь и взгляды. М., 1973. С. 38.
28 См.: ФедотоваВ.Г. Указ. соч. С. 296.
29 См.: Федотова В.Г. Указ соч. С. 295.
Библиография
Архиппов К.А. Закон в советском государстве. М.; Л., 1926. Борн М. Моя жизнь и взгляды. М., 1973. Бошно С.В. Формы российского права. М., 2004. ГамбаровЮ.С. Задачи современного правоведения. СПб., 1907. Гессен В.М. Теория правового государства // Политический строй современных государств. В 2 т. Т. I. СПб., 1905. Законотворчество в Канаде. М., 2006.
Залеский В.Ф. Власть и право. Философия объективного права. Казань,
1897.
Ивановский В.В. Новые учения о законе // Юридическая летопись / Под ред. Н.Д. Сергеевского. 1892. Т. 10.
Мадер Л. Европейский опыт в области оценки законов - от нормативного идеализма к законодательству, опирающемуся на очевидные обстоятельства // Приоритетные национальные проекты и задачи совершенствования российского законодательства / Под ред. С.В. Кабышева, Г.В. Минха, О.В. Афанасьевой. М., 2007.
Неволин К.А. Энциклопедия законоведения. СПб., 1997. Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства. М., 2004. Нерсесянц В.С. Философия права. М., 2003.
Общая теория права и государства / Под ред. В.В. Лазарева. М., 2003. Основы марксистско-ленинской философии. М., 1973. СперанскийМ.М. Руководство к познанию законов. СПб., 2002. Тарановский Ф.В. Учебник энциклопедии права. Юрьев, 1917. Теория государства и права / Под ред. О.В. Мартышина. М., 2007. Теория государства и права / Под ред. Н.И. Матузова, А.В. Малько. М.,
2000.
Тихомиров Ю.А. Теория закона. М., 1982. Успенский Л. Очерки по юридической технике. Ташкент, 1927. Федотова В.Г. Основные исследовательские программы социальных и гуманитарных наук // Философия науки. Методология и история конкретных наук. М., 2007.
Четвернин В.А. Введение в курс общей теории права и государства. М.,
2003.
Чичерин Б.Н. Наука и религия. М., 1999.
Чичерин Б.Н. Философия права // Чичерин Б.Н. Избранные труды. СПб.,
1998.
Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. Вып. 1. М., 1911. Шершеневич Г. Ф. Определение понятия о праве // Ученые записки Казанского ун-та. 1896. № 6.
Энциклопедия эпистемелогии и философии науки. М., 2009. Юртаева Е.А. К пониманию закона в дореволюционной России // Журнал российского права. 2010. № 9.
