CC BY
149над епископами, что сильно отстоит от издания законов на благо Церкви, и целиком воздерживается от того, чтобы признать царя независимым от всех на свете...»36.
С другой стороны, де Кваренги критикует «Катехизис» Филарета за то, что тот сводит значение епископа лишь к совершению таинств, рукоположению клириков, проповеди Евангелия и не говорит о важной для де Кваренги роли епископа в деле управления Церковью.
Заключение
Мы предприняли попытку представить ряд римско-католических авторов — современников св. митрополита Филарета. К сожалению, большая часть того, что они говорят, сегодня для нас неприемлема. Даже относительно свободное от предубеждений исследование Русской Церкви, предпринятое Аурелиано Пальмьери, изданное в начале XX в., все-таки содержит неточности и вульгарные слухи вместо фактов, а также страдает однобоким подходом в вопросе объединения Церквей исключительно с точки зрения Рима. Если нас интересуют более честные и менее нагруженные предубеждениями исследования Русской Церкви, предпринятые римско-католическими авторами, то нам следует обратиться к литературе, написанной во время и после Второго Ватиканского Собора, а также в наше время. Но даже среди нее есть сочинения, которые могут вызвать нарекания с нашей стороны. Впрочем, исследования, демонстрирующие более позитивный подход, могут показать нам, сколь сильно мы продвинулись в понимании друг друга.
,61Ы(1 Р. 93-94.
Н. Ю. Сухова
КОНЦЕПЦИИ БОГОСЛОВСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ СВЯТИТЕЛЕЙ ФИЛАРЕТА (ДРОЗДОВА) И ИННОКЕНТИЯ (БОРИСОВА)
В основу настоящей статьи положены две аналитические записки русских святителей: Московского Филарета (Дроздова) и Херсонского Иннокентия (Борисова), связанные с ключевыми моментами в истории российской духовной школы — разработкой реформ. Записки были обнаружены в архивах, в них нет указания на время написания, а датировка, стоящая в описях, не совсем верна. Однако содержательный анализ текстов, сопоставление его с церковным контекстом, жизненным путем святителей, а также с событиями из истории российской духовной школы позволяют не только определить более точно время составления записок, но и глубже понять проблемы, которым они посвящены.
Не стоит, видимо, подробно говорить о жизненном пути авторов записок — святителей Филарета и Иннокентия — как и о том, что они были тесно связаны и земной жизнью, и общими идеями. Отметим лишь точки их соприкосновения в духовно-учебной области. Оба святителя были профессорами богословия в духовных академиях в первые десятилетия XIX в., причем свт. Иннокентий был одним из преемников, хотя и не непосредственным, свт. Филарета на богословской профессуре в СПбДА1. Учителями свт. Иннокентия в пору его студенчества в КДА были выпускники СП6ДА. слушавшие лекции по богословию свт. Филарета2.
1 В тексте статьи используются принятые аббревиатуры в названиях академий: КазДА — Казанская, КДА — Киевская, МДА — Московская, СПбДА — Санкт-Петербургская духовная академия.
2 В КДА в пору студенчества свт. Иннокентия (1819—1823) преподавали выпускники СПбДА: I курса — архимандрит Моисей (Богданов-Платонов) и Мелетий (Леонтович) (ректор и инспектор), II курса — И. М. Скворцов и А. А. Максимович, III курса — А. И. Пушнов, С. Д. Колеров, И. Е. Орлов, П. А. Соколов (см.: Родосский А. С. Списки первых XXVIII курсов Санкт-Петербургской духовной академии. СПб., 1907. С. XXXIV—XXXVII; Аскочен-ский В. История Киевской духовной академии. Киев, 1963. С. 36—91).
Свт. Иннокентий преподавал в столичной академии при ректорстве учеников свт. Филарета: архимандрита (с 1822 г. епископа) Григория (Постникова) (1819—1826)3 и архимандрита Иоанна (Доб-розракова) (1826-1830). Так что зримое преемство несомненно. Обоих святителей отличал творческий подход к духовно-учебному делу, смелые предложения, неожиданные решения насущных проблем. Связи и отношения двух великих святителей не прошли мимо внимания исследователей4, но духовно-учебные взгляды сравнению не подвергались, хотя, ввиду вышесказанного, эта тема представляет особый интерес.
Статья построена следующим образом: в первой части указаны датировка и контекст появления источников — духовно-учебных концепций святителей; во второй части выделены основные идеи каждой концепции; в третьей и заключительной части проведено сравнение и выявление общих и специфических взглядов святителей на высшее духовное образование.
1. Записки святителей Иннокентия (Борисова) и Филарета (Дроздова)
Не будем останавливаться на сопоставлении фактов, позволивших датировать записки святителей5. Это особая тема, а в данной статье, для лучшего понимания содержания, важен итог.
Наиболее вероятная датировка записки святителя Иннокентия6 — 1837 или 1838 г. В 1837 г. при СПбДА был образован специальный Комитет для пересмотра учебных пособий для ду-
3 В будущем митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский (1856— 1860).
4 См.: Барсов Н. И. Мнение Иннокентия, архиепископа Херсонского и Таврического, о Катихизисах митрополита Филарета //Христианскоечтение. 1885. Ч. I. № 5/6; ДериовА. А. Филарет, митрополит Московский, и Иннокентий, архиепископ Херсонский: Опыт краткой характеристики. СПб., 1901.
5 О датировке записок святителей Иннокентия и Филарета см.: Записки святителей Иннокентия (Борисова) и Филарета (Дроздова) о духовных школах / Публ., вступ, ст. и примеч. Н. Ю. Суховой // Филаретовский альманах. Вып. 6. М., 2010 (далее — Записки святителей Иннокентия и Филарета). С. 43-48.
6ГАРФ. Ф. 1099 (Т. И. Филиппов). Оп. 1. Д. 925. Записка опубликована в ст.: Записки святителей Иннокентия и Филарета. С. 51—75.
ховных академий и семинарий7. Это было связано, с одной стороны, с постепенным переходом духовно-учебного процесса на русский язык, потребовавшим создания новых учебных пособий, с другой — с инициативой обер-прокурора Святейшего Синода графа Н. А. Протасова по совершенствованию духовно-учебной системы8. В историографии «протасовские» преобразования в духовной школе обычно оцениваются негативно. Однако многие деятели духовной школы увидели в инициативе обер-прокурора возможность решить проблемы, накопившиеся в духовных академиях и семинариях. Так как свт. Иннокентий был в эти годы не только викарным епископом, но и ректором Киевской академии, составление им записки о проблемах духовных академий вполне понятно.
Составление записки свт. Филарета9 тесно связано с подготовкой духовно-учебной реформы в эпоху царствования Александра II. В 1857 г., когда начался процесс подготовки нового Устава российских университетов, был поставлен вопрос и о реформе духовной школы. По просьбе обер-прокурора Синода графа А. П. Толстого (1856—1862) столичные митрополиты — Санкт-Петербургский Григорий (Постников) и Московский Филарет (Дроздов) — высказали свое мнение о состоянии духовного образования, его соответствии запросам и потребностям времени и желаемых изменениях.
Обе записки были обнаружены в фонде Т. И. Филиппова — делопроизводителя Комитета, разрабатывавшего проект духовно-
7РГИА. Ф. 802 (Учебный комитет). Оп. 2. Д. 1553. См. также: Титли-нов Б. В. Духовная школа в России в XIX веке: В 2 вып. Вильно, 1909. Вып. 2. С. 7; Чистович И. А.. История Санкт-Петербургской Духовной Академии. СПб., 1858. С. 424—426. Официальное название этого Комитета — «для рассмотрения классических и вспомогательных книг по всем частям богословского учения».
8 См.: Титлинов Б. В. Духовная школа в России в XIX веке. С. 4—64.
9 Записка сохранилась в нескольких рукописных копиях, из которых автору публикации удалось обнаружить две. Первая находится в фонде самого свт. Филарета: ОР РГБ. Ф. 316 (Митрополит Филарет (Дроздов)). П. 68. Ед. хр. 32 (без подписи). Вторая копия была обнаружена в уже упомянутом фонде Т. И. Филиппова: ГАРФ. Ф. 1099 (Т. И. Филиппов). Оп. 1. Д. 926. Копии совпадают дословно. Записка опубликована в ст.: Записки святителей Иннокентия и Филарета. С. 75—91.
учебной реформы в 1860 г. Сравнительный анализ записок чрезвычайно важен, с одной стороны, по конкретным идеям: в чем видели столь близкие и столь разные святители главные проблемы высшей духовной школы, какие пути их решения предлагали? С другой стороны, так как записки разделены двумя десятилетиями (1837 и 1857 гг.) интересен генезис высшей школы, развитие ее проблем и преемство идей по ее совершенствованию.
2. Концепции высшего духовного образования
святителей Иннокентия (Борисова) и Филарета (Дроздова)
Главная мысль первой записки (свт. Иннокентия) — богословская направленность духовных академий. Это вытекает из их предназначения, и странно, если «на слушание Аристотеля или Спинозы столько же приходится времени, сколько на слушание пророка Исайи или апостола Павла»10. Утверждение, на первый взгляд очевидное, составляло серьезную проблему для духовных академий XIX в. В их учебные планы было включено немало небогословских дисциплин, каждая из которых требовала учебного времени, внимания, сил. Академии готовили по этим дисциплинам преподавателей как собственных, так и для духовных семинарий — следовательно, преподаваться небогословская составляющая должна была достаточно серьезно. В окончательной редакции академического Устава 1814 г. учебный курс академии (4 года) вполне естественно и логично разделялся на два двухгодичных отделения: в первом должны были изучаться общеобразовательные (небогословские) дисциплины, во втором — богословские. Это было, с одной стороны, данью традиции: в учебных планах, заимствованных русским образованием еще в XVII в. у иезуитских коллегий и академий, последовательную чреду дисциплин словесно-философского направления венчало богословие. С другой стороны, такая структура отражала общую логику универсума научного знания и с мировоззренческой, и с методологической точки зрения.
Но богословие развивалось, из общего курса выделялись составляющие, приобретавшие статус самостоятельных дисциплин
10См.: Записки святителей Иннокентия и Филарета. С. 52 (архивный вариант: ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 925. Л. 1).
и требовавшие дополнительного времени. Этот процесс привел к серьезным проблемам: во-первых, к многопредметности и перегруженности студентов; во-вторых — к заметной «тесноте» в старшем — богословском — отделении. Однако проблема была не только в учебном плане, но и в общей идее высшей духовной школы, соотнесении понятий «духовная школа» и «богословская школа», «духовная ученость» и «богословская наука». Свт. Иннокентий предлагает, с одной стороны, более осмысленно поставить преподавание светских наук, исходя из значения их для духового образования как «приготовительных» знаний. Философия, физика, история, словесность даже в светских училищах «много теряют достоинств от того, что их не доводят до высшего, спиритуального направления, которое свойственно им по самой их натуре и без коего они тускнут и мертвеют»11. Конечно, сделать это непросто, но свт. Иннокентий дает ряд рекомендаций: 1) помнить, что светские науки являются «пособием и некоторого рода введением к изучению Богословия»; 2) выделять в каждой науке «те начала и последствия, коими она ведет к вере и нравственности»; 3) приводить при изложении те примеры, которые «ближе к Религии, по их содержанию и духу»; 4) завершать преподавание каждой науки «показанием ее отношения к Богословию и практического употребления в пользу Религии»12. С другой стороны, он предлагает «пустить об руку» со светскими в первом отделении некоторые из богословских наук, также имеющие «характер наук приготовительных»: введение в Священное Писание, введение в учение Православной Церкви, герменевтику, Священную историю, патрологию, или учение об отцах Церкви, церковную географию и статистику13.
Второй вопрос, которому уделяет внимание свт. Иннокентий, — структура в академиях собственно богословского образования. У свт. Иннокентия к нему немало претензий: богословский курс далеко не полон, причем не хватает именно тех составляющих, которые должны направлять богословское знание к цели духовного образования и передавать будущему пастырю «характер своей Православной Церкви». История Русской Церкви предлагается
11 См.: Там же. С. 59 (архивный вариант: ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 925. Л. 7).
12 См.: Там же. С. 59—60 (архивный вариант: Там же. Л. 7—7 об.).
13 См.: Там же. С. 52—53 (архивный вариант: Там же. Л. 2).
во фрагментарном, «разорванном виде», полемика напоминает «воина, защищающего отечество, в коем он не бывал», а «Богослужение, Иерархия и Церковное благочиние» вовсе отсутствуют в курсах духовных академий. Святитель выделяет шесть дисциплин, которыми необходимо усилить богословский курс: символика Православной Церкви, патрология, литургика, церковная география и статистика, пастырское богословие и педагогика. Заметим, что свт. Иннокентий настаивает на том, что «воспитанник Академии предназначен быть Пастырем Церкви», и, следовательно, необходим целостный курс пастырского богословия14. Кроме того, по мнению святителя, необходимо усилить преподавание истории Русской Церкви: доводить ее изучение до XIX в. и выделить в особую дисциплину15. Напротив, от одной дисциплины — основного богословия или апологетики — святитель предлагает избавиться, считая ее искусственно образованной, не имеющей собственного содержания. А п о л о г е т и ч е с к у ю составляющую этой дисциплины свт. Иннокентий считает даже вредной на начальном этапе постижения научного богословия: «Христианство и Богословие представляются в каком-то осадном положении»16.
Из замечаний свт. Иннокентия по конкретным дисциплинам следует обратить внимание на одно — о неудовлетворительном изучении Священного Писания. Во-первых, на класс чтения Священного Писания ходят вместе оба отделения студентов, что превращает класс в экстраординарный, необязательный. Во-вторых, в курсе Священной герменевтики плохо изложен ее отличный характер от светской герменевтики, а именно от этого зависит весь ход и тон науки. Все развитие герменевтики приписано Реформации, при крайнем умалении значения Православия в этой области. В-третьих, чтение и изъяснение Писания требуют в наставниках разнообразных знаний, опытности в еврейской и греческой филологии, дара «излагать самое сухое не сухо». Этого не имеют вчерашние выпускники академий. Наконец, ни по чтению Священного Писания, ни по Священной герменевтике нет подходящих учебных пособий — «классических книг». Святитель считает
14 См.: Там же. С. 55—56 (архивный вариант: ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 925. Л. 4-4 об.).
15См.: Там же. С. 68 (архивный вариант: Там же. Л. 13).
16См.: Там же. С. 69—70 (архивный вариант: Там же. Л. 13 об. — 14 об.).
необходимым не только улучшить изучение Священного Писания, но добавить частную герменевтику Ветхого и Нового Заветов, герменевтику Пророческую, Историческую, Дидактическую и пр., а также выделить ветхозаветные пророчества о Мессии как введение в догматику17.
Свт. Иннокентий настаивает на самостоятельности в преподавании богословских наук и освобождении от влияния иноземной учености. При этом немаловажным фактором он считает преподавание на отеческом языке, считая латынь исчерпавшей свои полномочия в русском богословии и на нынешнем этапе тормозящей его развитие18.
Пристальное внимание уделяет свт. Иннокентий проблеме специальной подготовки научно-педагогических кадров. Как таковая эта подготовка в духовных академиях просто отсутствует, и каждый выпускник, став наставником, «идет и ведет за собой целый класс ощупью»19. Результатом являются «неблагоразумные распространения или сокращения наук», «увлечение иностранными книгами», «наклонность к пустому блеску в преподавании, с пренебрежением к существенному» и т. д. Педагогические занятия надо непременно ввести, но они должны быть не теоретическими, а практическими, состоять в «образцовом упражнении» студентов в преподавании лекций2 ". Немало вредных последствий имеет и сам принцип, укоренившийся в духовной школе: назначение преподавателей со школьной скамьи. Надо учредить в академиях «запас собственных кандидатов на звание преподавателей», которые учились бы преподавать и исполняли «разные ученые поручения»21.
Для свт. Филарета богословская заостренность высшего духовного образования также не вызывала сомнения — на этой точке зрения он стоял всегда: «...нужно единство и усиление направления, соответственного их назначению и достоинству академии». Это назначение — духовное служение и богословская об-
17См.: Там же. С. 66—67 (архивный вариант: ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 925. Л. 12-12 об.).
18См.: Там же. С. 53, 63—64 (архивный вариант: Там же. Л. 2 об., 10—10 об.).
19См.: Там же. С. 56 (архивный вариант: Там же. Л. 4 об.).
20См.: Там же. С. 57 (архивный вариант: Там же. Л. 5).
21 См.: Там же. С. 57—58 (архивный вариант: Там же. Л. 5—6).
разованность22. Но за двадцать лет, истекшие с 1837 г., ситуация не изменилась: высшее духовное образование по-прежнему было разделено на две равные по времени части, общеобразовательную и богословскую. Свт. Филарет считает, что равное внимание к небогословской и богословской составляющим не отвечает задачам духовных академий, а светская направленность младшего отделения опасна для формирования богослова и пастыря. Святитель соглашается с уже сформулированными предложениями — перенести часть богословских дисциплин в младшее отделение — и особо настаивает на изучении Священного Писания на протяжении всех четырех лет обучения23. Святитель не сомневается, что изучение небогословских дисциплин должно соответствовать главной направленности высшей духовной школы24. Но в его мнении сказывается и специфика времени: одну из главных задач преподавания небогословских наук в конце 1850-х гг. святитель видит в противостоянии к версиям естественных наук — геологии, биологии, физики, критическим по отношению к библейской картине миротворения25.
Говоря о структуре учебного плана в академиях, свт. Филарет замечает, что действующий Устав 1814 г. не исчерпал себя, и высшая духовная школа вполне может плодотворно развиваться в его рамках. В связи с этим следует привлечь к рассмотрению более раннюю записку свт. Филарета, составленную в 1814 г., в
22Речь свт. Филарета приведена у И. А. Чистовича: Чистович И. А. Санкт-Петербургская духовная академия за последние тридцать лет (1858—1888). СПб., 1889. С. 25-26.
23 См.: Записки святителей Иннокентия и Филарета. С. 82 (архивный вариант: Там же. Л. 6 об. — 7). Перераспределение дисциплин по отделениям с расширением богословского цикла на младшее отделение предлагал в 1857 г., в частности, митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский Григорий (Постников). Его аргументация сходна с аргументацией свт. Иннокентия (Борисова) 1837 г.: 1) студенты, не успевая изучить богословские науки — трудные и важные — в должной степени, выходят «неполными богословами»; 2) слушая в низшем отделении одни светские науки, студенты «отвлекаются и от образа мыслей, и от языка, свойственных богослову» (ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1.Д. 676. Л. 7-8).
24 См.: Записки святителей Иннокентия и Филарета. С. 75—77, 78—79, 80-81 (архивный вариант: Там же. Л. 1 — 3 об., 4 об. — 5, 5 об. — 6 об.).
25См. там же. С. 81 (архивный вариант: Там же. Л. 6—6 об.). Ср.: ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 676. Л. 6.
пору его ректорства в СПбДА26. Представленная в ней богословская система опирается на русское богословие XVIII в., но порядок составляющих, их взаимосвязи и значение каждой очень ярко отражают взгляды свт. Филарета на богословие. В курсе академического богословия (Architectonica Theological он выделяет семь разделов: чтение Священного Писания, богословие толковательное (Herrneneutica), созерцательное (Dogmatica), деятельное или нравственное (Practica), обличительное (Polemica), собеседова-тельное (Homiletica) и правительственное (Jus Canonicum). Заметим, что чтение Священного Писания и Священная герменевтика предваряют изучение систематического богословия. Последнее приводит в систему богословские истины, извлеченные из Слова Божия. Каноническое право завершает не только систематическое, но и практическое богословие. Оно должно изучаться после полемики и гомилетики, ибо отвечает на вопросы, возникающие в связи с жизнью Церкви в мире, и регулирует эту жизнь. В 1857 г. свт. Филарет подтверждал развитие, совершившееся в высшем духовном образовании, но общая концепция и порядок изучения богословия им сохранялись. Следует лишь отметить, что в это время святитель и для богословских наук считает очень важной апологетическую составляющую, ибо «воспитанники духовных академий должны быть приготовлены к встречам с людьми, у которых ложные философские понятия господствуют, а религиозные понятия ослаблены или совсем подавлены»27.
На подготовку научно-педагогических кадров свт. Филарет также обращает особое внимание, выделяя две задачи: образование компетентных преподавателей для академий и «ученых мужей». Первые, по его мнению, могли бы совершенствоваться самостоятельно, в случае если их не будут перемещать с предмета на предмет. Свт. Филарет настаивает на том, что наиболее эффективным средством специальной подготовки научно-педагогических
26 См.: Филарет (Дроздов), свт. Обозрение богословских наук в отношении преподавания их в высших духовных училищах // Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам, изданное под редакцией преосвященного Саввы, архиепископа Тверского и Кашинского: В 5 т. Т. I. СПб., 1885. С. 122-151.
27См.: Записки святителей Иннокентия и Филарета. С. 76 (архивный вариант: Там же. JI. 2).
кадров является повышение уровня самих молодых преподавателей, ибо попытки специальной подготовки на школьной скамье могут повредить базовому богословскому образованию и несозревшему сознанию молодого богослова. К тому же, трудно предвидеть, какой областью богословия придется непосредственно заниматься выпускнику академии и к какому служению призовет его Церковь. Поэтому надежнее, если свои специальные занятия он будет строить на полноценном научно-богословском фундаменте. Интересны и соображения святителя относительно подготовки ученых-богословов. Свт. Филарет связывает перспективы развития богословской науки с ученым монашеством, желая образовывать из преподавательских корпораций ученые коллегии. Можно видеть в этой концепции некоторое влияние идеи католических монашеских орденов. Но следует отметить, что представители русского епископата и монашества неоднократно сетовали на то, что в России научное служение Церкви так и не стало само по себе наградой, без всяких «прав и отличий». Однако святитель считает этот вопрос весьма сложным и требующим «отдельного и неспешного рассмотрения»28.
3. Сравнительный анализ записок
святителей Филарета (Дроздова) и Иннокентия (Борисова)
Теперь проведем сравнительный анализ записок двух святителей. Прежде всего, можно выделить идеи построения высшего духовного образования, близкие им обоим. Оба святителя видели в высшей духовной школе прежде всего богословское образование. Для них не тождественны понятия «духовная школа» и «богословская школа» и они не настаивают на выведении из учебных планов духовных академий небогословских наук, однако богословие — не одна из составляющих духовного образования, но его основа, цель, венец и главный смысл. Более того, оба святителя вполне определенно видят универсум знания, выстраиваемый для духовного служения, — а им определяется и мировоззрение
28См.: Там же. С. 83—84 (архивный вариант: Там же. Л. 8 об.). Ср.: РГИА. Ф. 1661 (К. С. Сербинович). Оп. 1. Д. 705. Л. 29-30; РГИА. Ф. 797 (Канцелярия обер-прокурора Синода). Оп. 37 (отд. 1, ст. 2). Д. 1. Л. 172-180 об., Л. 246-284 об.; Там же. Л. 182—214 об.
выпускников — в особой гармонии всех наук, которая задается именно богословием. У духовного образования не может быть другого стержня и другого направления, и как будущий пастырь, так и будущий учитель пастырской школы должен понимать и реализовывать в своем служении это единство.
В комплексе богословия оба святителя придают особое значение Священному Писанию и практической составляющей. При этом и свт. Филарету, и свт. Иннокентию кажется важным выделять в Священном Писании Ветхого Завета места, «опорные» для христианского богословия, — мессианские пророчества, проводя тем самым «собирательную» работу для догматического богословия. Практическое богословие для обоих святителей является не просто приложением фундаментального богословия, но жизненным смыслом теоретического богословия, его включением в жизнь Церкви. За включение богословия в церковную реальность, оживотворяющее богословие и приносящее плоды его научного развития верующим, отвечает духовенство и — более других — выпускники высшей духовной школы. Поэтому в практическом богословии чрезвычайно важно пастырское, хотя его место в «богословской практике» святители определяют несколько по-разному.
Оба святителя считают, что в духовной школе, как нигде, все решают кадры, и обращают особое внимание на подготовку этих кадров — интеллектуальную, церковную, пастырскую, духовную. Принцип определения на наставнические должности «со школьной скамьи» кажется святителям особенно болезненным, ибо речь идет о воспитании пастырей.
Но, несмотря на эту общность, святители Филарет и Иннокентий имеют и много различий в духовно-учебных идеях. Некоторые из них объясняются спецификой эпох, в которые создавались записки, церковно-историческим и идейным контекстом. Так, особое внимание свт. Иннокентия к церковно-исторической составляющей — самой истории Церкви, патрологии — отражает настрой эпохи и духовно-учебные тенденции, отчасти реализовавшиеся к концу 1830-х гг.: повышенное внимание к Преданию, включение истории отечественной Церкви в общую Священную историю, выявление Божественного замысла, разворачивающегося во времени. В настойчивом акценте свт. Ин-
нокентия на пастырском богословии и его составляющих можно уловить усиление церковно-практической ориентации российской духовной школы, осмысление академий как высшей духовной школы. У свт. Филарета ни церковно-историческая, ни церковно-практическая составляющие учебного плана сомнения уже не вызывают, и специального внимания он на них не обращает. В свою очередь, в предостережениях свт. Филарета против резкой специализации в академиях слышится отзвук дискуссии конца 1850-х гг.: кем должны быть выпускники высшей духовной школы — специалистами в конкретных областях богословия или б огосл овами-энцикл опедистами.
Свт. Иннокентий видит смысл в выделении направлений для специальной подготовки части духовно-учебных кадров. Особенно важными ему кажутся специалисты в области канонического права и миссиологии. Свт. Филарет видит в жесткой специализации опасность подрыва фундаментальной богословской подготовки и лишения Церкви надежных служителей, сведущих во всех областях богословия. Это тоже отчасти проявления временных особенностей: в конце 1850-х гг. речь шла о полном разделении богословского образования на специальные направления, против чего и возражает свт. Филарет.
Если для свт. Иннокентия важен переход на русский язык в преподавании богословия, свт. Филарет не упоминает об этом: переход на русский язык совершен, это уже не составляет вопроса. Зато свт. Филарет настаивает на готовности выпускников академий к апологии православного богословия и церковных убеждений, вопреки расцерковлению мира сего. Свт. Иннокентий в 1830-х гг. такой опасности еще не видит, он верит в надежность русского Православия.
Свт. Филарет уповает на ученое монашество как главный оплот развития богословской науки, духовной учености. Свт. Иннокентий не говорит об этом прямо, хотя можно предположить, что и он считал ученых иноков наиболее подходящими кадрами для неспокойного духовно-учебного дела. Но свт. Филарет составлял свою записку в конце 1850-х гг., когда позиции ученого монашества в учебном деле подвергались не просто сомнению, а резкой критике. Свт. Филарет старается оправдать традицию. Однако в этом нет никакого антагонизма по отношению к белому духовен-
ству или богословам-мирянам — святитель чужд какой-то розни, узурпирования монашеством духовно-учебного поприща. Просто он убежден, что богословская наука, как очень сложное духовное служение, требует всего человека, его жертвенного посвящения — никакие компромиссы не дают здесь плода. Сам святитель, мужественно перенося все тяготы ученого монашества XIX в. с его неизбежным иерархическим ростом, в каком-то смысле нарушающим келейные научные занятия, а иногда и монашеский уклад жизни, все же сетует на это как на общее явление, как на проблему русского богословия.
Однако не все различия во взглядах святителей Филарета и Иннокентия на высшую духовную школу можно объяснить тенденциями времени. Немало значат и личные убеждения святителей, на которые следует обратить внимание. Не останавливаясь на мелочах, выделим главное. Свт. Иннокентий, несмотря на полное согласие со свт. Филаретом в том, что корнем богословия является Священное Писание, старается в своем проекте усилить систематическое богословие и экклесиологию («екклезиастику»). В этом можно увидеть католические тенденции, особенно если учесть частые упоминания святителем католических богословских школ. Но опасения в том, что у будущих пастырей и богословов не сформируется должное представление о Церкви, можно понять, особенно если вспомнить, что студенческие годы свт. Иннокентия пришлись на 1819—1823 гг.
Возникает вопрос: почему свт. Филарет, при его «высокой эк-клесиологичности», не предлагает выделять учение о Церкви в особый раздел? Но и этому можно найти объяснение. Для свт. Иннокентия учение о Церкви связано прежде всего с конкретной Поместной — Православной Российской — Церковью: в это учение включаются обряд, каноническое право, конкретика. Святитель призывает к тому, чтобы студенты изучали и знали не какую-то иную Церковь, а именно ту, которой будут служить. Для святителя же Филарета учение о Церкви — это прежде всего учение о Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви, Вселенской Церкви, славной, не имеющей скверны или порока (Еф 5. 27), Церкви как невидимом Теле Христове. А учению об этой Церкви место в догматическом богословии. Разумеется, это не означает для свт. Филарета умаления видимой Церкви с ее обрядами, бо-
гослужением, канонами, конкретикой29. Более того, еще в 1814 г. свт. Филарет предлагал излагать понятие о Церкви. Соборах и преданиях в курсе канонического права. Но, как представляется, святитель видит дисгармонию в сведении «екклезиастики» к этой конкретике. Этим же нежеланием свт. Филарета следовать латинской тенденции, видимо, объясняется отнесение им канонического права к наукам прикладным, в то время как свт. Иннокентий включает его — через «екклезиастику» — в самую систему богословия.
Как представляется, многие предложения свт. Филарета и свт. Иннокентия, несмотря на свои временные и личностные особенности, достаточно актуальны для современного высшего богословского образования. Те же проблемы — сочетание целостного богословского образования и специализации, научного богословия и пастырской подготовки, теоретической и практической составляющих в самом пастырском богословии, осмысление роли и значения небогословских наук в духовном образовании, а богословия в системе научного знания — встают и перед современной духовной школой. Более того, некоторые из поднимаемых святителями вопросов приобретают особую важность именно на нынешнем этапе, когда при проведении важных изменений в духовном образовании и адаптации новых тенденций необходимо выделить и сохранить главное, определяющее самоидентичность российской духовной школы. Поэтому мнения святителей — столпов русского богословия — представляют интерес не только с церковно-исторической, но и с церковно-практической точки зрения.
29 В связи с этим можно вспомнить трактат свт. Филарета 1815 г. «Разговоры между испытующим и уверенным о православии Восточной Греко-Российской Церкви», в котором один из собеседников — уверенный — различает «частные церкви», которые могут заблуждаться, колебаться и падать, и Вселенскую Церковь, которая никогда никакой злою силой одолена быть не может, к которой и относятся слова Писания «врата адовы не одолеют ее» (Мф 16. 18). Но невидимая Церковь, невидимое Тело Христово находится в несовершенной видимой Церкви, «дабы все могли обретать и сию и соединяться с ней».
О. Л. Фетисенко
ЗАБЫТЫЕ СТРАНИЦЫ РУССКОГО БОГОСЛОВИЯ: ИВАН КРИСТИ
Поздней осенью 1880 г. писатель и мыслитель К. Н. Леонтьев (1831—1891) обосновался в Москве, поступив на службу в цензурный комитет. Первые два года были очень тяжелы: безденежье, отчаяние, одиночество. Потом наступила перемена к лучшему: стали чаще печатать его статьи в газетах, завязались новые знакомства. Одно из них — с преподавателем университетского отделения Николаевского (Катковского) лицея философом и психологом П. Е. Астафьевым — подарит Леонтьеву круг учеников. Зимой 1882—1883 гг. Леонтьев делается завсегдатаем астафьевских «пятниц», куда профессор и «старший тутор» приглашает лучших своих студентов. Несколько из них — И. И. Кристи, Г И. Замараев, Я. А. Денисов, со следующей зимы — А. А. Александров и другие, увлеченные речами самого, наверное, необычного из посетителей этих «пятниц», становятся теперь уже его гостями, а незаметно и «прозелитами». В лучшие времена (1884—1886) образовавшийся кружок насчитывает до 15 человек, но лишь немногие являются в прямом смысле слова учениками, привыкающими смотреть на все «сквозь призму»1 леонтьевского извода русского консерватизма с его византийским православием, «аскетической эстетикой», «свирепыми» инвективами современной Европе и утопическими проектами «охранительного социализма».
С восприимчивой молодежью Леонтьеву беседовать было проще, чем со сверстниками, и тому было две причины: во-первых, юноши были независимы от «прогрессивного» канона предыдущих десятилетий (когда считалось неприличным читать «Современные известия», потому что эта газета числилась «органом попов»2, когда славянофильство ассоциировалось с капустой
1 «Сквозь нашу призму» — название рубрики, которую Леонтьев вел в 1880 г. в «Варшавском дневнике».
2Рцы <Романов И. Ф.>. Какя нашел Никиту Петровича // Русский труд. 1898. Зянв. № 1. С. 16-17.
