Е.С. ПАЛЕХА
КОНЦЕПТОСФЕРА ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКОГО ПОЛЯ ДОБРА
В РУССКОМ ЯЗЫКЕ
В русской языковой картине мира значимость бинарных оппозиций нравственноэтического порядка (добро - зло, праведность - порок, высокое - низменное и т.п.) обусловлена христианской теологической традицией (ср. рай - ад, Бог - дьявол, свет - тьма). По словам Н.О. Лосского, «наиболее глубокая черта характера русского народа есть его религиозность и связанное с нею искание абсолютного добра» [12, с. 240].
Г.В. Колшанский, рассматривая роль человеческого фактора в языке, среди категорий познавательной деятельности человека выделяет и «оценочное ориентирование, т.е. отношение к добру и злу» [10, с. 88]. А. Вежбицкая, говоря об антропоцентричности языка и его национальной специфике, выводит семантические характеристики, образующие смысловой универсум русского языка. Среди них особое место занимает указание на любовь русских к морали, что проявляется в «абсолютизации моральных измерений человеческой жизни, акценте на борьбе добра и зла, любви к крайним и категорическим моральным суждениям» [5, с. 34]. О том, что доброта - национально специфичное и характерологическое качество русского народа, говорили и многие философы (И.А. Ильин, Ф.М. Достоевский, Г.П. Федотов, Н.А. Бердяев) [12; 18].
По классификации В.В. Красных, концепт Добро относится к духовному коду культуры. Он изначально аксиологичен, «пронизывает всё наше бытие, обуславливает наше поведение и любую деятельность, предопределяет оценки, даваемые себе и окружающему миру» [11, с. 308].
Проблемой концептуализации добра занимался ещё Аристотель. Н.Д. Арутюнова в своей работе приводит следующий любопытный факт: «Аристотель использовал три концепта добра (хорошего), структура и соотношение которых не определены им вполне четко: благо (адарИоп), счастье, блаженство, «эвде-мония» (eydaimonia), удовольствие (hedys). Первое противопоставлялось худу (дурному злу), второе - жизненному краху (неудаче), третье - страданию» [3, с. 133]. Ещё в древности понятие добра, таким образом, было весьма неопределённым: имея сформулированное лексическое значение, слово обрастало абстрактной семантикой, подсмыслы его были чрезвычайно разветвлены. К началу ХХ1 в. произошёл семантический сдвиг в иерархии денотативных и кон-нотативных компонентов.
В качестве базового определения лексико-семантического поля (ЛСП) можно рассматривать следующее: «Семантическое поле - это лексическая категория высшего порядка, представляющая собой иерархическую структуру множества лексических единиц, объединённых общим (инвариантным) значением» [4, с. 23]. Ю.Н. Караулов обосновал размытость, неопределённость границ ЛСП, обусловленную онтологически - избыточностью поля и «необратимостью» членов этой иерархически организованной микросистемы слов и её ядра [8].
Понятие добро имеет свою специфику:
1) Оно находится на стыке изучения проблем философии, психологии, этики, эстетики, религии, семантики и по-разному трактуется в этих областях знания. В эстетике добро стоит в ряду наивысших ценностей, рядом с категориями «прекрасного»; в философии добро и зло - две антагонистические экзистенции и не-
расторжимое единство бытия; в космологии - это проявление гармонии и хаоса; в этике - два противоположных нравственных начала; в религии - противостояние Бога и дьявола, праведности и порока; в лингвистике - антонимическая пара.
2) Добро как наивысшая этическая ценность - понятие всеобъемлющее («положительное начало в нравственности» [24, с. 752], «всё положительное, хорошее, полезное» [15, с. 145]). В его гиперонимическое поле входят все нравственные ценности, абстрактные понятия с позитивным коннотативным компонентом в семантике. Л.В. Максимов отмечал, что слово добро в любом контексте употребляется как «исключительно модальное, оценочное, прескриптивное, т.е. выражает позитивное отношение реального или предполагаемого субъекта к объекту» [13, с. 24].
3) Закономерность интерпретации добра через свою антонимическую пару: «не зло».
Своеобразие ЛСП добра в том, что оно охватывает в языке лексемы с разными грамматическими и лексическими характеристиками, с разной частотностью употребления и валентностью. Особое место в парадигме ЛСП занимают имена существительные и имена прилагательные, которые активнее других частей речи выражают дополнительную оценочность. Глагольные и наречные элементы входят в ЛСП чаще всего в связанном виде (быть добрым, поступить по-доброму, добро пожаловать и т.п.). Лексемы поля дают качественную характеристику объекту действительности. В связи с этим в рамках исследуемого ЛСП можно выделить следующие группы слов, абстрагируясь от их частеречной принадлежности:
1) слова, характеризующие нравственно-этические чувства (доброта, хороший, прекрасное, духовное, милосердие, сострадание, добросердечный);
2) слова, выражающие оценку качества или действия (хороший, добрый, искренний, одобрить и т.п.);
3) слова, характеризующие материальную сторону действительности (добротный, качественный, удобный и т.п.,).
В современном русском языке наибольшее количество лексем относится к группе, характеризующей внутренний мир человека и его поступки. Однако в языковой ретроспекции ЛСП добра характеризовалось процессом семантической трансформации «конкретное» ^ «абстрактное». В словаре Фасмера этимология слова добрый объясняется через родственное латинское ТаЬег «ремесленник, художник», арм. darbin «кузнец», нов.-в.-н. 1арТег «храбрый, сильный, крепкий, плотный» [25, с. 520]. Эта стадия семантического развития находит отражение в фольклорном материале, особенно в таких сочетаниях, как добрый конь, добрый молодец, в имени собственном - Добрыня Никитич. Здесь добрый скорее красивый, чем нравственно воспитанный и духовно развитый. Эволюцию значения слова можно проследить по данным «Историко-этимологического словаря» П.Я. Черных, который отмечает индоевропейский корень *dhabh «соответствовать, подходить, быть удобным» и общеславянский *dobrъ «годный, подходящий» [26, с. 258]. Очевидно, из этих древних значений развились современные семемы «удобный», «доброкачественный», «добротный», «годный» и синонимичные им «безукоризненный», «отличный», «подходящий». Отсюда такое значение лексемы добрый, фиксируемое в словаре Ушакова: «хорошего качества, добротный» (доброе вино). У Ожегова это значение уже не отмечается у лексемы добрый, однако оно сохраняется в производных словах добротный, доброкачественный и во фразеологическом сочетании дать (получить) добро.
О первичности конкретно-вещественного значения лексем добро и добрый свидетельствует композиционное построение словарной статьи Даля: «Добро
ср. вещественно, всё доброе ср. имущество или достаток, стяжание добришко, особ. движимость. Все добро или добро моё пропало. У них пропасть добра по сундукам. Всякое добро - прах // В духовн. знач. благо, что честно и полезно, всё чего требует от нас долг человека, гражданина, семьянина; противоположно худу и злу» [6, с. 118].
У Даля мы наблюдаем стадию смешения, сосуществования двух качественно разных пластов в семантике слов с корнем «добр-» (конкретное и отвлеченное). У него же отмечен и религиозный оттенок в употреблении этих лексем: «В высшем значении добр один Господь, благ, милосерд без меры; доброта это приемлется каждым, по мере стремления его к добру. На то была добрая воля его, свободная воля, желание» [6, с. 119].
Подобное же двуединство семантики (религиозно-абстрактное и конкретное) отмечено Далем в словах лепый, лепота [7, с. 284]. Они исчезли из употребления, но оставили след в составе производных слов благолепие, великолепие (находятся на периферии ЛСП добра). Само слово лепота первоначально было олицетворением духовной красоты. Отголоском этой семантики является поговорка «Богово лепо, а вражье нелепо», то есть Богово полно смысла и содержит в себе абсолютное совершенство, в то время как вражье нечисто и противно всему живущему. В старину церковную службу называли благолепной (что соответствовало её высокому торжественному стилю, патетике, связи с духовностью). В этом смысле понятие лепоты выше красоты. «Учитывая менталитет русских, для которых характерно почитание религиозных вероучений, имеющих под собой глубокие нравственные, философские и этические нормы, очевидна наполненность слова лепота глубоким духовным содержанием» [4, с. 27-28]. Таким образом, и понятие красота входит в описываемое ЛСП. Исследуя концепт красота (красный) в древнерусском языке, Е.С. Яковлева приводит следующие примеры словоупотреблений: милостыня красна, жених добротою красен, красная вера Христова, епископ целомудрен и красен [2B, с. 282]. В настоящее время для описания эстетически и этически «хорошего» используются разные языковые средства, а «красивое» не обязательно мыслится в терминах добра. Впрочем, следы архаического концепта можно встретить и в современном языке: Ты поступаешь некрасиво (нехорошо). Сравните параллелизм сочетаемостных рядов: красивая душа, красивые мысли, красивые слова -добрая душа, добрые мысли, добрые слова. Параллелизм синтагматический, однако не обеспечивает параллелизма семантического, т.е. синонимии понятий добро и красота. В русской языковой картине мира Добро есть красота внутренняя, духовная. Об этом в своей статье «Истина. Добро. Красота: взаимодействие концептов» размышляет Н.Д. Арутюнова [2].
Интересны в этом плане трактовки лексемы доброта в словаре древнерусского языка Срезневского: доброта - «красота», «доброта»; добрити - «делать красивым» [22, с. 674]. В современном русском языке доброта употребляется в значении «отзывчивость, стремление делать добро в характере человека» [15, с. 145]. Слово доброта не содержит утверждения добра как независимой номинации, отчужденной от того предмета, к которому она отнесена, суффикс «-ота» называет здесь не только отвлечённость. Таким образом, добро и доброта являются частичными синонимами, понятие добро, несомненно, шире.
Для сравнения, в английском языке в большинстве значений всех производных от good актуализируется сема «польза». Почти два столетия назад Н.М. Сатин писал В.Г. Белинскому о «пошлости» пользы в её американском по-
нимании: «Они любят науку - потому что она полезна, любят жену, детей - потому что они полезны, любят деньги, не стыдясь быть шпионами... и всё это расчётливо... Но к чему приведёт их такое стремление к ощутительно полезному? -Не прекратит ли оно лучших порывов души человеческой. нравственность, правила чести будут излишни. Они изгонят из своего общества и слёзы радости, и любовь будет для них нелепостью, Бог - полезным предрассудком» [27, с. 533]. Для русских важнее пользы - красота (Красна весна цветами, а осень - плодами), точнее, польза выступает одним из компонентов красоты.
Проанализировав данные одноязычных и двуязычных словарей, мы пришли к выводу о том, что русским концептуально значимым единицам доброта и добрый соответствуют английские kind, kindness (именно эти лексемы передают «нравственное» значение), но морфологический элемент kind- не продуктивен в плане словообразования (всего 3 производных, а значения слов практически мо-носемантичны), что косвенно указывает на невысокую концептуальную значимость. Единица good, напротив, очень продуктивна как в плане словообразования, так и в плане развития значений слов разных уровней родственных связей. Все слова содержат сему «хороший/good», совсем немногие сему «добрый/kind» (в узком понимании). Иначе реализуется сема «добрый» в русском ЛСП добра: её актуализация обязательна во всех словообразовательных единицах. Концепт Добро гораздо шире ЛСП добра: он включает все единицы с позитивной коннотацией. В этом плане английский концепт Good можно соотнести с русским.
Однако большинство англоязычных семантем выступают как актуализаторы оценочности внешнего поведения субъекта (не очерняет ли он своё имя, достаточно ли он жизнерадостен и доброжелателен по отношению к другим, выполняет ли данные обещания, правильно ли умеет рассуждать и принимать решения). Для представителей англо-американской культуры большое значение играет натура (good nature), внешность (good looks), в лучшем случае сердце - объект физической природы (good-hearted). Для русских важна душа, совесть, порядочность, воля: добродушный, добропорядочный, добросовестный, добровольный - всё это внутренние качества человека, мерилом которых выступает он сам.
К ЛСП добра в русском языке можно отнести большое количество лексем как производных от центрального понятия, так и независимых от него в плане словопроизводства. Центральное место занимают ядерная лексема добро и её производные единицы - доброта и добрый. Лексема добро характеризуется семантической ёмкостью и словообразовательной активностью (добровольный, добродушный, добронравный, добросердечный, добросовестный; задобрить, удобрить, раздобреть и т.п.). Особо следует отметить продуктивность словообразовательной модели сложных прилагательных: корневой элемент добр- в силу своей абстрактности требует конкретизации.
В речи наиболее употребительной единицей поля является прилагательное добрый. Представления о добре как эталоне нравственного поведения, как результате синтеза национального и общечеловеческого восприятия добра складывались на протяжении длительного периода развития общества и представляли собой обобщённое типизированное понятие лучших человеческих качеств. Несмотря на субъективность в толковании понятия добро, можно восстановить некий эталон доброго, положительного человека. Доминантным признаком доброго в человеке является факт высокой духовности, нравственности (порядочный, милосердный, совестливый, сострадательный, кроткий, хороший, отзывчивый, достойный, благодетельный и т.д.). Представления русских о добре связаны с православными традициями, поэтому святые являются своеобразным эталоном добра: «идеалом является даже не Бог, а святой» [9, с. 119].
Семантическая трансформация прилагательного добрый в истории русского языка подробно описана в работе Ж. Соколовской. В индоевропейском языке слово имело следующие значения: 1) «имущий, имеющий добро»; 2) позднее «родовитый, знатный»; 3) «приносящий добро», т.е. «благо», «счастье», «благоприятный»; 4) «хороший, такой, какой должен быть», по отношению к предметам - «такой, который достоин образца, которому подражали»; 5) «хороший в отношении к человеку», т.е. «такой, который смог сделать как нужно, как требовалось». В русском языке оно было неодинаковым в разные эпохи и не совпадает с общеславянским в современном состоянии. Анализ ряда словарей и памятников позволяет предположить, что в древнерусском языке значение «хороший», «такой, какой должен быть» было основным для слова. «Высоконравственный», «милосердный», «не злой» - семы вторичного значения адъективной лексемы. В памятниках ХУ!-ХУ!! вв. наблюдается и дополнительный семантический сдвиг в употреблении: добрый начинает обозначать обобщенную положительную оценку - «хороший вообще». Этот сдвиг окончательно закрепляется в живом употреблении в ХУ!!! в. Таким образом, в семантической структуре русского добрый происходит перегруппировка значений, на место основного выдвигается значение «не злой», а значение «хороший» с появившимся оттенком переходит в число неосновных [21, с. 212-213].
Современные дефиниции двух ядерных лексем ЛСП (добро, добрый) даются либо через сему «хороший», либо через отрицание категории зла. Посредством этих же понятий даются трактовки других лексем, составляющих поле.
Среди слов, находящихся на периферии ЛСП, много стилистически маркированных лексем:
1) одни относятся к сниженной или разговорной лексике: добряк (первоначально «дюжий, здоровый человек») - «человек доброй души». Фразеологизи-рованное сочетание «добрая душа» (вариант: «душа-человек») несёт негативный, пренебрежительный оттенок в значении. В «Русском семантическом словаре» и фразеологизм, и существительное отмечены пометой «разговорное» и даются в разделе названий лиц по признаку [19, с. 96]. Аналогичной пометой в словаре маркируется существительное добро (уменьш. добришко), которое отнесено к следующему классу слов - «предметы обихода, домашнего хозяйства, повседневной жизни». Среди последних перечислены: барахло, бебехи, благо, вещь, гарнитур, добро, манатки, обзаведение, обиход, пожитки, причиндалы, скарб, угодье, хозяйство, шмотки, шмотьё [20, с. 334]. В вышеназванном двухтомном словаре других слов, содержащих корень «добр-», не оказалось. Мы также обнаружили ряд сниженных стилистических синонимов к прилагательному добрый: недурной, завидный, славный, стоящий, отменный, первоклассный, первосортный, справный и др. [1, с. 104]. Сюда же входят и идиоматические сочетания, употребительные в разговорной речи: хоть куда, что надо. Представление о добре как высоконравственной категории, очевидно, трансформируется, обрастает стилистически сниженным лексиконом, и, как следствие, значение слова всё более отрывается от этико-религиозной основы;
2) другие являются устаревшими, маркируются пометой «книжн.»: добродетель, доброжелатель, доброхот, добросердечие, благой. Стилистически возвышенными оказываются следующие фразеологизмы: добрый гений, золотое сердце, ангельская душа, душевный огонь, святой человек, вечный пример. Большинство из данных идиоматических единиц в современной речевой практике употребляются редко.
В «Русском ассоциативном словаре» указывается, что на стимул «добрый» у опрошенных возникали следующие реакции: человек, дядя, день, хороший, друг,
малый, вечер, волшебник, дедушка, мягкий, хозяин, весёлый, гном, доктор Айболит, дружелюбный, душа, дядечка, и злой, качество, конь, крокодил Гена, ласковый, лев, милосердие, молодец и т.д. [16, с. 51]. Как видим, нравственные качества с лексемой добрый ассоциируются редко. Зато ирреальные герои (волшебник, гном, доктор Айболит, конь, крокодил Гена, молодец) оказываются ближе к идеалу нравственности, чем представители мира реального. В последнее время наблюдается актуализация архаического значения «нажитое имущество». Лексическая реакция «добро» у испытуемых была получена на следующие стимулы: наживать (28%), пожаловать, сеять, наше, отплатить, польза, созидать, бедность, борец, нуждаться, обратиться, редкость, сажать, склад, тоталитаризм, услуга [17, с. 72]. Реакции типа: взаимопомощь, Иисус, доверие - немногочисленны.
Таким образом, семантическая наполненность поля добра претерпела значительные изменения в своей лингвистической истории в связи с прогрессом в общественных отношениях и сознании людей, которые перестали соотносить понятие добра с этическими категориями. ЛСП добра на современном этапе развития языка представлено единицами с разными грамматическими, лексическими, стилистическими характеристиками. Однако частотность использования подобных лексем в речи не велика, что связанно с экстралингвистическими факторами. Нравственные и духовные идеалы оттеснены на периферию сознания. Люди живут днём сегодняшним, все реже обращаясь к контексту вечности. Понятия милосердие, сострадание, добросердечие уходят в пассивный словарный запас.
Некоторые авторы современных исследований в области семантики и ког-нитологии (Б.А. Серебренников, Ю.Д. Апресян, А. Вежбицкая, В.А. Маслова, Ю.Е. Прохоров, О.А. Корнилов и др.) предлагают выделять универсальные и специфичные единицы членения картины мира. Иными словами, есть определённый набор более или менее объективированных ментально-языковых сущностей (концептов, фреймов, стереотипов), которые под воздействием разных культурноязыковых традиций лишь приобретают некий национальный колорит. Учёные определяют данный феномен по-разному: «взаимопроницаемость языков и культур», «единый понятийный базис человеческого сознания», «универсальные концептуальные образования», «фундаментальные понятия», «семантические и лексические универсалии», «психологическое единство человечества». Существует даже точка зрения с предложением рассматривать концептологическую картину мира как единственно возможную для всех наций, ибо «человеческое мышление едино», а под языковой картиной мира понимать разнообразные варианты «расцвечивания» универсума [14, с. 51]. На наш взгляд, концепт Добро, безусловно, относится к категории базисных и всеобъемлющих. Однако в его лексикосемантической структуре в зависимости от специфики национального мышления, языка и ментальности неизменно выявляются особенности и вариации на тему универсальности.
Литература
1. Александрова З.Е. Словарь синонимов русского языка / З.Е. Александрова. М.: Рус. яз., 1986. 600 с.
2. Арутюнова Н.Д. Истина. Добро. Красота: взаимодействие концептов / Н.Д. Арутюнова // Логический анализ языка. Языки эстетики: Концептуальные поля прекрасного и безобразного / отв. ред. Н.Д. Арутюнова. М.: Индрик, 2004. С. 5-29.
3. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека / Н.Д. Арутюнова. М.: Языки русской культуры, 1999. 895 с.
4. Балалыкина Э.А. Концептосфера лексико-семантического поля красоты в современном русском языке / Э.А. Балалыкина // Избранные вопросы русского языка и лингводидактики. Познань, 2002. С. 23-30.
5. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание / А. Вежбицкая. М.: Русские словари, 1997. 411 с.
6. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 12 т. / В.И. Даль. М.: Мир книги, 2002. Т. 3. 368 с.
7. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 12 т. / В.И. Даль. М.: Мир книги, 2002. Т. 5. 368 с.
8. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность / Ю.Н. Караулов. М.: Наука,1987. 261 с.
9. Колесов В.В. «Жизнь происходит от слова...» / В.В.Колесов. СПб.: Златоуст, 1999. 368 с.
10. Колшанский Г.В. Объективная картина мира в познании и языке / Г.В. Колшанский. М.: Наука, 1990. 104 с.
11. Красных В.В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? / В.В. Красных. М.: ИТДГК «Гнозис», 2003. 375 с.
12. Лосский Н.О. Условия абсолютного добра: Основы этики; Характер русского народа / Н.О. Лосский. М.: Политиздат, 1991. 368 с.
13. Максимов Л.В. О дефинициях добра: логико-методологический анализ / Л.В. Максимов // Логический анализ языка: Языки этики / отв. ред.: Н.Д. Арутюнова, Т.Е. Янко, Н.К. Рябцева. М.: Языки русской культуры, 2000. 448 с.
14. Маслова В.А. Когнитивная лингвистика: учеб. пособие / В.А. Маслова. Минск: ТетраСи-стемс, 2005. 256 с.
15. Ожегов С.И. Словарь русского языка / под ред. Н.Ю. Шведовой. М.: Рус. яз., 1986. 797 с.
16. Русский ассоциативный словарь. Кн. 5. Прямой словарь: от стимула к реакции. Ассоциативный тезаурус современного русского языка / Ю.Н. Караулов, Ю.А. Сорокин, Е.Ф. Тарасов,
H.В. Уфимцева, Г.А. Черкасова. М.: ИРЯ РАН, 1998. 324 с.
17. Русский ассоциативный словарь. Кн. 6. Обратный словарь: от реакции к стимулу. Ассоциативный тезаурус современного русского языка / Ю.Н. Караулов, Ю.А. Сорокин, Е.Ф. Тарасов, Н.В. Уфимцева, Г.А. Черкасова. М.: ИРЯ РАН, 1998. 204 с.
18. Русский народ: терминология, исследования, анализ / сост. А.Р. Андреев, В.Д. Кривошеев, И.Э. Круговых. М.: Кучково поле; Полиграфические ресурсы, 2001. 384 с.
19. Русский семантический словарь. Толковый словарь, систематизированный по классам слов и значений: в 2 т. М.: Азбуковник, 2000. Т. 1. 800 с.
20. Русский семантический словарь. Толковый словарь, систематизированный по классам слов и значений: в 2 т. М.: Азбуковник, 2000. Т. 2. 762 с.
21. Соколовская Ж. «Картина мира» в значениях слов. «Семантические фантазии» или «Катехизис семантики»? / Ж. Соколовская. Симферополь: Таврия, 1993. 231 с.
22. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка: в 3 т. М.: ЗНАК, 2003. Т.
I. 776 с.
23. Тихонов А.Н. Словообразовательный словарь русского языка: в 2 т. М.: Рус. яз., 1990. Т. 1.
856 с.
24. Толковый словарь русского языка: в 4 т. / под ред. Д.Н. Ушакова. М.: Астрель, 2000. Т. 1. 848 с.
25. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. / М. Фасмер. М.: Астрель, 1964. Т. 1. 588 с.
26. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: в 2 т. / П.Я. Черных. М.: Рус. яз., 1999. Т. 1. 622 с.
27. Энциклопедия российско-американских отношений 18-20 вв. / сост. И.А. Иванян. М.: Международные отношения, 2001. 854 с.
28. Яковлева Е.С. О языковой картине мира в аспекте её динамики: переосмысление старых значений / Е.С. Яковлева // Слово в тексте и в словаре: сб. ст. к семидесятилетию академика Ю.Д. Апресяна. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 281-286.
ПАЛЕХА ЕКАТЕРИНА СЕРГЕЕВНА родилась в 1983 г. Окончила Казанский государственный университет. Аспирант и ассистент кафедры современного русского языка и русского как иностранного Казанского университета. Автор 11 научных работ в области лексической семантики и когнитологии.