CC BY
292
б) исходный падеж с показателями ^аа/-hээ/-hоо/-hee, ^а/^э/^о/^е, -аа/-ээ/-оо/-ее,
например: койноонь - позади него, за ним (< койно - сзади, позади), урдаhаам~урдаам -навстречу мне (< урда - впереди);
в) родительный падеж с показателями -гаэ/-аэ/-ээ/-ээ, например: уряэ~ урээ - прежде, раньше (< *ури), тоонээ - почти (< тоон~тоо -число).
Встречаются также наречия, образованные за счет адвербиализации деепричастий, главным образом соединительного на -жа..., например: йэдааж - едва, еле-еле, насилу (< йадажа < йада= - не мочь), датиж - снова,
опять (< датижа < дати= - повторять).
Таким образом, анализ аффиксальной словообразовательной системы наречий нижнеудинского говора показал, что она в общем и целом представляет собой общемонгольский тип, сложившийся, по всей вероятности, еще в общемонгольское время. Обогатился он за счет включения в общебурятском масштабе тюркского наречного аффикса -са, активизации орудного и родительного падежей в наречной функции. Показательны отдельные наречия, сближающие нижнеудинский говор с калмыцким языком.
Список литературы
1. Грамматика бурятского языка. Фонетика и морфология. М., 1962.
2. Грамматика калмыцкого языка. Фонетика и морфология. Элиста, 1983.
3. Дарбеева А. А. Влияние двуязычия на развитие изолированного диалекта (на материале монгольских языков). М.: Наука, 1978.
4. Дондуков У.-Ж. Ш. Аффиксальное словообразование частей речи в бурятском языке. Улан-Удэ, 1964.
5. Калмыцко-русский словарь. М., 1977.
6. Ковалевский О. Монгольско-русско-французский словарь. Казань, 1841-1849. Т. 1-Ш.
7. Кононов А. Н. Грамматика языка тюркских рунических памятников (УГГ-ГХ вв.). Л., 1980.
8. Монгольско-русский словарь. М., 1957.
9. Орловская М. Н. Способы образования производных наречий в монгольском языке // Исследования по восточной филологии. М., 1974.
10. Рассадин В. И. Становление говора нижнеудинских бурят. Улан-Удэ, 1999.
11. Черемисов К. М. Бурятско-русский словарь. М., 1973.
12. Болд Л. Орчин цагийн монгол хэлний дагавар. Улаанбаатар, 1986.
Принятые сокращения языков, диалектов, говоров
бур.НУ - нижнеудинский говор бурятского языка калм. - калмыцкий язык
лит.-бур. - литературный бурятский язык
стп.-м. - старописьменный монгольский язык
х.-монг. - язык халха-монголов
УДК 807 ББК 81.411
Е. Н. Руднев
г. Липецк
концепт «жизнь»: анализ и интерпретация
В статье рассматриваются некоторые аспекты анализа и интерпретации важного, ментально значимого в русской языковой картине мира концепта «жизнь». В частности, дается анализ структуры концепта, а также анализ лексических единиц, вербализующих данный концепт; выявляются его этимологические признаки. В результате определяется та сфера представлений, смыслов, образов, с которой связана эта ментальная категория.
Ключевые слова: слово, синкретизм, концепт, языковая картина мира, ментальность.
Ye. N. Rudnev
Lipetsk
Concept "Life": Analysis and Interpretation
The article deals with some aspects of the analysis and interpretation of the concept "life", which is important and mentally significant in the Russian language picture of the world. Particularly, the analyses of the concept structure, as well as the analysis of the lexical units, representing the concept «life», and its etymological signs are revealed in the article. As a result the author distinguishes the sphere of sense and image presentation, which this mentality category is bound with.
Keywords: word, syncretism, concept, language picture of the world, mentality.
Невозможно рассматривать ту или иную ментальную сущность без основополагающих элементов анализа: определения концепта, структуры, средств, способов его репрезентации и т. д. Такая четкость необходима, ибо она раскрывает приверженность взглядов автора к строго определенной научной школе, обнаруживает его пристрастия, выстраивает аналитическую парадигму исследования.
Изначально концепт является, как мы полагаем, данной величиной, заданность развития которого обусловлена как собственно языковыми, так и внеязыковыми особенностями репрезентации. В силу этого наши возможности исследования в некоторой степени ограничены сугубо языковой сферой изысканий. Однако анализ, основанный на системности изучения рече-языковых репрезентаций, на наш взгляд, даст необходимую широту раскрытия концепта «жизнь» как одного из самых важных феноменов ментальности.
Совокупность смысловых граней всех дериватов с корнем жизнь формирует в содержательном плане концептуальное единство, обусловленное сложным и многогранным явлением синкретизма, суть которого состоит в контаминации бытовых и бытийных реалий в функционировании слова. В данном случае речь идет об органичной системе реальнофизических и сакрально-духовных смыслов, пространственной и временной организации семантики самого слова. Эта многогранность, вне всякого сомнения, важна, однако констатация факта ее существования еще не представляет всю сложность глубинных, зачастую разнонаправленных семантических и концептуальных процессов, происходивших и происходящих в структуре лексемы жизнь.
Приведение к единому знаменателю совершенно разных процессов невозможно. Уместно будет напомнить тот факт, что «русское мировосприятие принципиально аси-стемно» [3, с. 106]. Исходя только из этого положения, исследование должно базироваться на комплексной методике, сопрягающей разные приемы и методы. Изначальная много-
параметрность, основанная на особом типе познания, которым является концептуализм, есть важное условие анализа подобного рода. Необходимо критически подходить к разным позициям в анализе концепта. Важную роль в этом отношении должно отводить фундаментальному принципу исследования. Как мы полагаем, этим принципом является философская величина - дихотомия, так как не в рамках оппозиции, а дихотомии явлена сама суть проблематики существования человека, фундаментальная не только гносеологическая, но и эмпирически сложившаяся диада жизнь - смерть.
Издавна жизнь считалась даром Божьим. Это зафиксировано в самом этом слове, которое, безусловно, является выразителем национальной ментальности, нравственных этических и эстетических ценностей русского человека. «Словарь церковно-славянского и русского языка» 1847 года следующим образом представляет структуру значения слова жизнь - «1. Состояте животныхъ отъ зарождения до смерти, а расгенш до увядатя; быпе. 2. Время отъ начала рожденья до смерти; вhкъ. 3. Образъ жипя въ отношении къ нравамъ и поведению. 4. Бытъ, состояте. 5. Стар. ИмЬте, имущество» [5, т. Г, с. 410-411].
Ведущими в данных значениях выступают следующие семы: «состояние», «время», «образ», «имущество», «быт», «бытие». Условно их можно назвать теми доминантами, которые выражают синкрету, воплощающую единство сакральных и профанных смыслов. Оппозитивность этих элементов очевидна: «состояние» можно трактовать как пространственную характеристику; «время» ограничивает длительность существования организма; «образ» отражает шкалу этических и нравственных ценностей индивида; «имущество» фиксирует идею его социального статуса. Завершением, подчеркивающим совершенно разные смыслы в их взаимодействии, являются семы «быт» и «бытие». Они венчают семантическую структуру анализируе-
мой лексемы, концептуально создавая многочисленные векторы развития и приращения смыслов в последующие эпохи. Параллельное их развитие, видимо, обогащало и обогащает знание о жизни, а взаимодействие выводит эти категории на уровень ведущих философских идей, реализуемых непосредственно в ценностной картине мира.
Однако изначально существовали только реально-физические смыслы, раскрывающие понятие о жизни как существование в тактильно-чувственном, физическом мире. С одной стороны, это слово обозначало процесс, направленное действие: ст.-слав. жити, лит. gyti «выздоравливать, заживать оживать, возрождаться», лтш. dz[t «заживать» [6, т. II, с. 52, с. 57], с другой - сущность, материю: «жизнь», «часть тела, брюхо» [6, т. II, с. 52]. Человек мыслился как часть природы, способный к оживлению и возрождению. Вместе с тем часть определяла целое. В этом отношении метонимический перенос объективно существовал и передавал идею связи слова и дела, предмета и его имени. Такое единство, безусловно, само по себе сакрально. В этом смысле попытка расчленить данную целостность приводит к неоправданному искажению интерпретируемых смысловых напластований. Таким образом, напрашивается вполне резонный вывод, свидетельствующий о том, что живот в русской языковой картине мира мыслился как сосуд жизни, ее вместилище. Данное положение фиксировала и фиксирует по сей день языковая синонимия -жизнь и живот.
Параллельное существование данных лексем показательно и не единично. Так, например, сосуществуют, взаимодействуя на разных языковых уровнях, лексемы путь и дорога. Однако эти слова, параллельно функционируя в языке, представляют соположенные смыслы, которые очень сложно систематизировать. Их значения в современном русском языке едины и практически независимы друг от друга одновременно, равнозначны и равноценны.
Описание анализируемых лексем жизнь и живот также представляет определенный интерес. Уже в «Словаре древнерусского языка (ХХ-ХГУ вв.)» зафиксировано расхождение смыслов. С одной стороны, живот и жизнь обладают идентичными значениями: «жизнь, существование», «имущество, нажитое» [4, с. 257-258, с. 260-261]; с другой - совершенно разными: жизнь - «образ жизни» [4, с. 261], живот - «животное» [4, с. 258]. Современный носитель не чувствует связь данных лексем, так как живот в значении «жизнь» не упо-
требляется. В текстах и живой речи редко используется данное слово в этом значении. И если используется, то только для стилизации, отражения речевой действительности минувшей эпохи. Однако, если рассмотреть фразеологический оборот не щадя живота своего с позиции его семантики, то смысл его более или менее будет прозрачен для нашего современника.
Невозможно, описывая концепт «жизнь», не подчеркнуть достаточно важный в ментальном плане смысл, являющий сакральный характер исследуемой сущности. Слово жизнь само по себе явление уникальное, так как оно не просто обозначает факт существования, но и выражает идею вечности. Не случайно, греч. параллель віого£, віотц имела значения «жизнь, средство к жизни» [6, т. II, с. 52]. Представленное слово, если исходить из тех же позиций синкретизма, приобретало смысл «панацея», то есть обозначало то, что давало и поддерживало жизнь. Сакрализация семантики очевидна. Характер такого понимания обусловлен мифопоэтической традицией, которая явлена опосредованно, представляя необходимый символический епе^оп слова: «что есть в твари живое, оживляющее плоть, образующее земную жизнь» [1, т. I, с. 539 -540]. В этой связи кажется весьма интересным указание С. А. Есенина в «Ключах Марии» на это обстоятельство: «Тело составляется жилами, яко древо корением. По ним же тече секерою сок и кровь, иже память воды» [2, с. 196]. Сопоставление человека с деревом, что зафиксировано в сравнении, демонстрирует своеобразие картины мира древнего русича, в основе которой лежали яркая образность и символичность. Безусловно, жизнь-вода являлась членом оппозиции «жизнь - смерть», сущностью, воплощающей в мифопоэтической традиции всеединство сакрального и физического миров. То, что имело начало в зримом пространстве, имело продолжение в совершенно ином, недоступном для человека мире.
Таким образом, специфика концепта «жизнь» в русской языковой картине заключается в прозрачности значения ноумена и его дериватов. Важно то, что, какими бы ни были производные от этой лексемы, этимон будет явно указывать на понятие, являющееся гиперонимом родового смысла, символом, определяющим суть явления. В этой связи двуплановость семантики слова жизнь очевидна, так как, с одной стороны, жизнь есть физическое существование; с другой - категория, служащая основой духовного бытия человека. Синтез этих двух планов, предпола-
гаемый по определению, выражается в рефлексии познания самой жизни и обусловлен внутренней / внешней природой «раздражителя», который в свою очередь является важным фактором в постижении тайн быта и бытия, жизни как таковой и смерти как необходимого ее этапа.
Жизнь также есть пограничное «состояние», которое является не только константой, доминантой бытия, но и свойством, качеством, определяющим в человеческом сознании либо небытие, либо инобытие, осознаваемое человеком как нечто большее, чем просто земное существование. В этой связи идеал жизни вечной, одухотворенный истиной, есть явление уникальное. Это мерило, константа, определяющая в человеческом сознании либо небытие, либо бессмертие. Вне зависимости от конфессиональной принадлежности этот феномен сакрален и универсален одновременно для всех культур. Эта идея многогранна и условно познаваема, ибо гносеология со своим инструментарием в полной мере не может раскрыть концепт «жизнь». Представляется важным в этом случае то, что концепт рассматривается не как элемент сугубо когнитивного плана, а как единица ментальности, выражающая системное сверхцелостное единство и синтезирующая разноуровневые составляющие суггестивного, концептуального и ментального. В ходе анализа основой, отправной точкой
исследования, безусловно, будет этимон, обладающий не только ментальной и психологической, но и философской потенцией. Не отражая всех оттенков смыслов, тем не менее он раскрывает возможности развития самого концепта «жизнь», который в данном случае достаточно показателен. Как нам представляется, спорным оказывается сама идея единственности мотивации этимона. Уникальность его, может быть, и состоит в том, что он многоядерный, разрастающийся в пространстве и времени.
Большое количество фразеологических оборотов, сверхчастотность и большой потенциал к сочетаемости с другими лексемами, казалось бы, достаточно монолитно должен представлять исследуемую лексему жизнь, однако отрывочность и мозаичность этих данных подтверждает мнение о том, что концептуальная структура лексемы жизнь не целостна. Такое расхождение смыслов, кстати, обусловлено древним происхождением исследуемого слова-концепта. В этой связи необходимо отметить тот факт, что детальное рассмотрение всех наиболее важных единиц ментального плана выдает результат, который выявляет целый конгломерат символических смыслов, произрастающий, как нам представляется, благодаря поверхностным и глубинным взаимодействиям на семантическом и ментальном уровне.
Список литературы
1. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М.: Гос. изд-во ин. и нац. словарей, 1956.
2. Есенин С. А. Ключи Марии // Есенин С. А. Полное собрание сочинений: в 7 т. М.: Наука; Голос, 1995 - 2002. Т. 5: Проза. 1997. С. 186-213.
3. Колесов В. В. «Судьба и счастье» в русской ментальности // Размышления о философии на перекрестке второго и третьего тысячелетий: сб. к 75-летию профессора М. Я. Корнеева. Серия «Мыслители». Вып. 11. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. 306 с.
4. Словарь древнерусского языка (ХГ-Х^ вв.): в 10 т. / АН СССР. Ин-т рус. яз.; гл. ред. Р. И. Аванесов. М.: Рус. яз., 1988. Т. 3. 1990.
5. Словарь церковно-славянского и русского языка. СПб, 1847.
6. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. М.: Наука, 1964-1973.
