CC BY
75
Пестова Н. В., Потапова Н. В., Чванов Н. А.
Екатеринбург
КОНЦЕПТ «ВЕРХ-НИЗ» В ЯЗЫКОВОМ СОЗНАНИИ РАЗНЫХ КУЛЬТУР КАК ОТРАЖЕНИЕ НАИВНОЙ МОДЕЛИ МИРА
В истории мировой культуры, которая запечатлена и в мифологии, и в фольклоре, и в мире художественный текстов, можно констатировать наличие универсальные и национальные черт. Так, общим для многих, если не всех, культур и народов, по какой-то причине является концепт «верх-низ», идущий из глубин наивной модели мира [Лакофф, Джонсон, 2004: 35-45] и являющийся, очевидно, определенным уровнем первичного кодирования информации. В лингвокультурологическом толковании концепта «верх-низ» происходит поразительная встреча научной и наивной моделей мира.
Концепт «верх-низ» относится к группе пространственные концептов и наряду с другими важнейшими универсальными концептами прочно закреплен в сознании и языке каждо-
го народа. Это не случайно, ведь пространство - важнейшая форма мира и жизни в нем человека, оно многолико репрезентировано в сознании, культуре, мифологии языковой личности. Искусство, как известно, основывается не на ньютоновском, а на лейбницевском представлении пространства: по Лейбницу, пространство - «нечто относительное, зависящее от находящихся в нем объектов, определяемое порядком существования вещей» [Цит. по: Топоров, 19B3: 22B]. Такое пространство упорядочено, структурировано, оно «одушевляется» человеком, «прочитывается» им и являет собой область человеческого представления о мире, т. е. некую «наивную философию» мира [Яковлева, 1994: 1B-19]. Категория пространства для человека не только образует пассивную рамку происходящего, но и констатирует природу самих событий, активно воздействуя на них. Разные части пространства наделяются человеком различной ценностью, не случайно категория пространства сплошь мифологизирована. Мифологическое пространство мыслилось многослойным и сакрально неоднородным. В мифологическом мире различаются территория наибольшей «мистической энергии», благотворной для человека, энергетически нейтральные территории и «зловредное», хаотическое, «чужое» пространство, наделенное отрицательными качествами и разрушающее человека. Пространство всегда делилось человеком на «свое» и «чужое» [Маслова, 2004: B2]. Это противопоставление в разных видах «пронизывает всю культуру и является одним из главных концептов коллективного, массового, народного, национального мироощущения» [Степанов, 2001: 126; Свое и чужое, 2001: 3-161]. В основе интересующей нас с точки зрения столкновения научной и наивной модели мира оппозиции «верх-низ» лежат представления о верхнем и нижнем мире в мифологической модели как о пространстве своем и чужом. У славян оппозиция «верх-низ» была связана с мифом о Перуне, живущем вверху, на небе, на вершине Мирового дерева, и его борьбе с Велесом - божеством нижнего мира. Победа верха над низом заканчивается дождем, несущим плодородие. Верховные вожди - главные, уважаемые, почитаемые люди. Видимо, из глубин национальной мифологии и берут начало выражения русского языка «одерживать верх», т. е. побеждать, и «верховодить», т. е. доминировать, повелевать. Аналогичные по значению словосочетания с компонентом «верх» обнаруживаем в английском (over), немецком (ober), французском (dessus) языках: немецк. Oberhand gewin-nen - ‘победить, одержать верх’; англ. overcome - ‘побороть, победить, преодолеть’; франц. prendre le dessus - ‘одержать верх’. Сопоставление языков в таком аспекте дает богатый материал для размышлений об общности происхождения представлений и суеверий в разных культурах. История языка оказывается одновременно и историей мышления, и историей национальной психологии, и историей мифологии. В мифах и сказаниях «зарыто неприметное основание истинности, перед чем мы внутренне робеем» [Гримм, 19B7: 40B]. Поэтому миф, выражаясь терминологией Гегеля, не может быть «неистинным», «в мифе всегда есть своя поэтическая и нравственная правда» [Найдыш, 2002: 476].
История слова позволяет отразить тончайшие нюансы в истории духовной жизни народа и в формировании его перцептивного и когнитивного опыта [Найдыш, 2002: 47B; Пе-реверзев, 2000: 267]. В славянских, германских, романских языках наблюдается одна и та же закономерность в восприятии пространства: специфические черты «верха» и «низа» определяются отношениями в пространстве не между объектами, а оценочным отношением к ним субъекта, обычно коллективного. В рамках научного исследования по формированию адекватного отношения к ионизирующим излучениям (далее ИИ), в частности к такому их источнику, как радон [Чванов, 2004], нас заинтересовало бытование сходных оценочно окрашенных представлений, страхов и суеверий относительно «верха» и «низа»
на территории древних Руси, Франции и Германии, т. е. стран, где исторически значительная часть населения занималась добычей руды и подвергалась воздействию неизвестных тогда ИИ, идущих «снизу». Земная кора с предархаичньх времен хранит естественные радиоактивные элементы, отвечающие наряду с ИИ космического генеза за естественный радиационный фон. Один из таких элементов - вездесущий уран-238 - является главным источником радона, который в свою очередь, будучи промежуточным продуктом ядерных превращений, есть везде. Радон-222 - благородный газ без цвета и запаха, почти в 10 раз тяжелее воздуха. Этот «благородный убийца», как и его «прародители», - альфа-излучатель. Наибольшие его концентрации фиксируются в замкнутых пространствах, где он преимущественно и является неизбежным источником ИИ. Таким образом, повышенной радиационной опасностью с риском возникновения злокачественных заболеваний легких характеризуются все без исключения замкнутые и неправильно проветриваемые помещения, при этом подвальные и цокольные этажи относятся к зонам, где концентрация радона наиболее высока. К таким же зонам относятся природные пещеры, подземные рудники, шахты, туннели; станции фильтрования воды; курорты с минеральными водами и зоны некоторых медицинских процедур. Эта научно доказанная сегодня информация в течение многих столетий находила свое специфическое отражение в языке и текстах культуры.
В славянских языках, в частности в русском, концепт «верх-низ» эмоционально окрашен, содержит явную эмотивную оценку, сопряжен с дополнительными смыслами положительного и отрицательного, одобрения и неодобрения. Оценочность четко проступает в языке: «что-то исходит сверху», «на верху блаженства», «на вершине власти», «с верхом», «по верхам», «перевернуть все вверх дном», «ниже всякой критики», «ниже своего достоинства», «низвергнуть в прах», «низринуть», «пасть ниц», «низко пасть», «низкая уловка», «низкий поступок», «низкий человек», «низость». В германских языках концепт «верх-низ», как и в славянских, не является нейтральным пространственным концептом, а трактуется в системе мировоззренческих оппозиций. В немецком языке «верх» - «oben/ober» связан с порядком, включая порядок в голове; с преимуществом, выигрышем, победой, силой, властью; с продвижением по службе, карьерным ростом. Напротив, «низ» - «unten/unter» однозначно связан с негативной сферой, беспорядком, с проигрышем, поражением, бессильем и безвластием, низшими чинами, деградированием. Та же картина наблюдается в английском языке (up/down; over/down; high/low): «наверх» ориентировано хорошее, счастливое, рациональное, сознательное, добродетельное, сильное и властное, здоровое (He is in top shape - ‘он в лучшей форме’, букв. ‘в верхней форме’). «Вниз» ориентированы печаль, бессознательное состояние, подчинение силе и контролю, низкий социальный статус, дурное, порочное, эмоциональное, болезнь и смерть (His health is declining - ‘он чахнет’, букв. ‘его здоровье падает) [Цит. по: Лакофф, Джонсон, 2001: 35-45]. Во французском языке в наполнении концепта «верх-низ» также можно обнаружить много любопытных, этически и эмоционально окрашенных языковых явлений. Так, низина, впадина, углубление, котловина по-французски - ‘depression’, что одновременно имеет и значение ‘депрессия, подавленность, угнетенное состояние’. Складывается впечатление, что значение ряда французских слов с семантикой «низ» напрямую связано с физическим состоянием человека и некоторыми болезнями.
Пути заимствования в языках индоевропейской семьи достаточно хорошо изучены сравнительно-историческим языкознанием, лингвистические «прогулки» по этим путям приносят поразительные результаты и оказывают сильное эмоциональное воздействие,
особенно на реципиентов, не привыкших в силу своих профессиональных занятий «слышать» в языке когнитивный опыт человека. Так, немецкое niedergeschlagen ‘подавленный’, ‘поверженный’ с морфемой «niederx-хниз» является синонимом к deprimiert, ‘подавленный, депрессивный’. Последнее заимствовано через французский из латыни от depressio -‘подавление, понижение’. Как мы видим, уже в латыни в одном слове «сталкиваются» два значения - «низа» и «угнетения», «подавления». Французское существительное deprime означает ‘хандру, нервное переутомление’, а прилагательное deprime означает и буквальное ‘вдавленный во что-либо, вниз’, и переносное ‘подавленный’. Оба значения идут из латыни от premere ‘давить’, отсюда и русское ‘пресс’, и немецкое ‘Presse’. ‘Впасть в депрессию’ по-английски ‘to fall into a depression’, т. е. буквально ‘упасть в депрессию’. Таким образом, слова «низ» и «депрессия» в разных языках и культурах оказываются в одном смысловом ряду. Даже самый поверхностный сравнительный анализ показывает, как концепт «низ» коррелирует с негативными психическими и физическими состояниями индивида, отрицательным психологическим и физическим воздействием на него и, наоборот, концепт «верх» сопряжен с добром, благом, процветанием, ростом, продвижением вперед и вверх. В языках трех названных групп обнаруживается полное единодушие в распределении «верха» и «низа» относительно эмоциональной сферы - почему-то все говорят: «Дискуссия опустилась на эмоциональный уровень, но я опять поднял ее на уровень рационального» [Лакофф, Джонсон, 2001: 41]. Нетрудно установить, что в художественных произведениях и устном народном творчестве трех интересующих нас культур герои, живущие и действующие «вверху», как правило, оказываются праведными, благородными, справедливыми, великодушными, мудрыми, спокойными, выносливыми, здоровыми, с красивой внешностью, они практически всегда одерживают верх, верховодят. Все представители жизни «внизу» или в «чужом» пространстве в мифах и легендах, сказаниях и сказках, как правило, если сильные, то жестокие и немилосердные, если кроткие и смиренные, то слабые, безвольные, медлительные, нерешительные, подавленные. Почти всегда «внизу», в пограничном пространстве или в «полом» пространстве (дупло, пещера, ущелье) обитают физически недоразвитые существа или существа с большими отклонениями от общепринятой человеческой нормы: горбуны, карлики, цверги, большеголовые, длиннорукие, коротконогие, трех-шестипалые, одноглазые, лохматые, мохнатые и т. п., т. е. концепт «низ» оказывается эстетически и этически негативно окрашенным. На большом языковом материале когнитивной лингвистикой доказано, что концепт представляет собой лингвокультурологическое образование и отражает этническое мировидение, маркирует этническую языковую картину мира, это - «культурно отмеченный вербализованный смысл» [Маслова, 2004: 37]. Такой концепт является результатом столкновения значения слова с личным и народным опытом, он всегда окружен эмоциональным, экспрессивным, оценочным ореолом, национально и культурно окрашен, несет на себе отпечаток духовного облика человека определенной культуры и является ее основной ячейкой в ментальном мире человека [Вежбицкая, 2001: 14; Степанов,2001: 43]. Любой концепт многомерен, в нем можно вычленить как рациональное, так и эмоциональное, как абстрактное, так и конкретное, как универсальное, так и этническое, как общенациональное, так и индивидуально-личностное [Маслова, 2004: 36].
Обнаруженная закономерность прослеживается и в фольклоре - массовом устном художественном творчестве, вошедшем в бытовую традицию того или иного народа. Познавательное значение фольклора увеличивается тем, что сюжеты и образы его произведений обычно заключают в себе широкую типизацию явлений жизни и характеров людей.
Сходство в этической и эмоциональной оценке атрибутов «верхнего» и «нижнего» мира в фольклоре поражало уже первых ученых фольклористов. Так, проклятие «чтоб тебе под землю провалиться» не имеет национальности, в той или иной словесной оболочке каждый язык отправляет неугодного куда-то «вниз», на мучения. Русское проклятие «чтоб тебе пусто было» вновь отсылает нас к полому, чужому пространству. Концепт «верх-низ» начинает функционировать как некий «квант знания» [Кубрякова, 1996: 90], восстанавливающий причудливые связи между донаучной и научной картинами мира, и реципиент начинает по-новому осмыслять известные факты реальной, языковой и художественной действительности. Если узник заключен в высокой башне замка, то он почему-то непрерывно строит планы1 побега, изобретает для него орудия, духовно контактирует с волей, если же он брошен в подземную темницу, то, как правило, начинает слепнуть, теряет аппетит, чахнет, утрачивает представления о дне и ночи, часто бредит во сне. Соловей-разбойник почему-то обитает в дупле, а отшельник, «странный человек», человек не от мира сего, «чужой» чаще всего живет в глубокой землянке, в пещере или земляной норе. Переступить порог его жилища, даже давно опустевшего, отваживается только совсем бесшабашный, у которого культурная память «стерта» или в силу образования, воспитания, социальной принадлежности эта память не отличается особой глубиной. Совершенно очевидно, что значение слов и выражений трех групп языков, которые заполняют концепт «верх-низ», хранит следы мифологической модели мира и коллективную память народа о дурном, чуждом, зловредном, враждебном «низе» и благом, родном, своем «верхе» [Маковский 1996]. По мнению одного из ведущих ученых-филологов, занимающихся исследованием мифа, Е. М. Мелетинского, миф - это «древнейший способ концептуализации окружающей действительности и человеческой сущности, первичная модель всякой идеологии, синкретическая колыбель не только литературы, искусства, религии, но, в известной мере, философии и даже науки» [Мелетинский, 2001: 5].
Поразительным образом немецкие сказания, легенды, народные и художественные сказки, особенно сказки романтиков, в которых так или иначе нашел свое отражение быт рудокопов - одной из самых распространенных в Германии в давние времена профессий, а также непосредственно предания и суеверия, характерные для немецкого населения вблизи Рудных гор, оказались созвучны уральским сказам П. П. Бажова, в которых фигурируют «горных дел мастер», добыча малахита и медной или железной руды. Если герой немецкой или русской сказки по профессии - дровосек, пасечник, бочар, стеклодув или сплавщик плотов, живущий и работающий на чистом воздухе, то он отличается жизнелюбием, веселым нравом, вынослив, физически крепок, любит поесть и поспать, частенько напевает, не всегда очень умен, но находчив, по-житейски хитер, изобретателен. Он незлобив, терпелив, легко прощает чужие грехи, испытывает сострадание к ближнему и потребность заботиться о более слабом, по внутреннему убеждению, душевному порыву приходит на помощь, часто рискуя собой. Если же он рудокоп, угольщик, трудится в каменоломне, копает колодец или ищет клад, иными словами, часто спускается «под землю», то он, как правило, угрюм, нелюдим, подозрителен, бескомпромиссен, совершает странные, не продиктованные логикой поступки, часто нездоров, страдает чахоткой, впадает в меланхолию, дурно спит, у него бывают видения, галлюцинации. Горный Дух, Повелитель пещер или Хозяйка медной горы «являются» только им, никто из живущих «вверху», «на земле» с ними, как правило, не может повстречаться, это особая привилегия горной «подземной» братии. Герой П. П. Бажова «чахнет», «изроблен», «в глазах зелено и щеки будто зеленью подернулись. И кашлял завсе тот человек» [Бажов, 1957: 3]. Говоря словами писа-
теля, «и то сказать, нездорово это мастерство. <.. .> Отрава чистая. Вот и оберегаются люди» [Там же: 34]. И только «избранным», тем, кому «гора раскрылась», может «блаз-нить» [Там же: 61 ], т. е. являться, «показываться» некий горный Дух. Поднявшись «наверх», они обыкновенно «лишены! памяти» о том, что было «внизу» и, как водится, уже не бывают по-настоящему счастливы, а пребывают в «постоянной задумчивости и долго не живут» [Там же: 65]. Это описание физического и душевного состояния «горных дел мастеров», как ни удивительно, точно воспроизводит симптоматику хронической лучевой болезни.
Патфизиология отмечает, что хроническая лучевая болезнь развивается в результате длительного, часто повторяющегося поглощения ионизирующих излучений в малых дозах. На первый план обычно выступают симптомы, обусловленные дезинтеграцией морфофункционального единства ЦНС и угнетением кроветворения, что проявляется астеническим синдромом (вялость, сонливость, слабость, плаксивость, раздражительность, смена настроений, бессонница; «малокровие» - лейкопения, тромбоцитопения). Угнетаются секретная и моторная функция желудка и кишечника (нарушение процессов утилизации пищи, потеря аппетита), дезорганизуются функции эндокринных желез (диспропорция частей тела), подавляются регенерация и репарация на органном (особенно подавляются зоны роста костей) и субклеточном уровнях (генетические дефекты, инициация канцерогенеза), извращается обмен веществ (аутоинтоксикация), снижается иммунитет. Со стороны ВНД отмечается ослабление памяти, снижение интеллекта, нарастание депрессии, психозы, сопровождающиеся бредом, галлюцинациями [Маколин, Овчаренко, Семенков, 1992: 110-111, 183-187; Симеонова, 2004: 43-52].
Анализ русских, немецких и французских сказок с точки зрения характеристик героев, живущих «внизу», выявляет аналогичные закономерности. Так, сын злой колдуньи Загры-зы карлик Загрызенок из сказки А. Гамильтона «Тернинка» живет с матерью в приземистом строении, он не только безобразно горбат, но еще и хромает при своем крошечном росте и к тому же обладает «самыми мерзкими на свете ногтями» [Гамильтон, 1990: 265]. Король гномов «Рике с хохолком» из одноименной сказки француженки К. Бернар - «отвратительный человек, сущий уродец» - вместе со своими подданными, такими же уродами, как он, проживает в королевстве под землей [Бернар, 1990: 140]. Желтый Карлик из сказки М. К. Донуа - «маленький злодей», лысый, с огромными ушами и желтой кожей -живет то в дупле апельсинового дерева, то в низенькой хижине [Донуа, 1990: 57]. Если злая фея и живет во дворце, то путь к нему непременно лежит под землей, как у Феи Лагеря - злой, исполненной черных замыслов, одноглазой и однозубой [Новые волшебные сказки, 1990: 396]. Любопытно, что в сказках волшебного содержания, намеренно удаленных от атрибутов реальной «земной» жизни, авторы при описании жилища прибегают к сугубо реалистическим деталям - почему-то крайне важным оказывается тот строительный материал, из которого сделано жилище: замок, дворец - слюдяной, железный, золотой, серебряный, деревянный или какой-то другой дом оказывается в прямой связи с характером, поведением и внешностью его обитателей. В этой связи нельзя не вспомнить одну историческую закономерность - в многочисленных средневековых монастырях и замках Южной Германии и Франции, построенных из самого распространенного и легкодоступного в этих регионах материала - песчаника, пемзы, гранита (как нам сегодня известно, самых радоноопасных материалов) - монахи имели крайне непродолжительную жизнь и умирали от болезней, чьи симптомы укладываются в симптомокомплекс лучевой болезни. Разумеется, монашеская жизнь была несладкой по многим причинам, а монастыри не отличались комфортом - холод, сырость, отсутствие солнечного света, дурная одно-
образная пища, однако в ряду факторов, способствовавших ранней смерти, заслуживает внимание и особо опасный для здоровья строительный материал и душная теснота никогда не проветриваемой кельи. Добыча драгоценных камней, серебра и золота, охрана несметных подземных сокровищ часто «доверена» в сказках и легендах существам крайне малого роста: горбунам, гномам [Силыва, 1993: 70] или, как в средневековом немецком эпосе «Песнь о Нибелунгах», карликам - огромные сокровища нибелунгов охраняет подземный народ карликов-альбиносов. Отношение к жителям «низа» оказывается одинаково отрицательно-настороженным в славянской, германской и романской культурах: «Свет не видывал такого уродца - два горба, один спереди, другой сзади, глубоко запавшие глаза с вывороченными веками, вздернутый нос, рыжие космы, лоб в морщинах, шишках и шрамах, гнилые зубы, а сердце еще страшнее, чем все остальное вместе взятое» [Левек, 1990: 391].
Все эти сказочные сюжеты, приметы и суеверия не в рационалистической, а в чувственно-образной форме воспроизводят таинственные причины возникновения и внешние симптомы так называемой «шнеебергской болезни», или болезни шахтеров, большую часть жизни проводивших под землей и подвергавшихся разрушительному воздействию каких-то вредных факторов. Примерно в 1470 году в районе маленького саксонского городка Шнееберг (Schneeberg) на северном склоне Рудных гор (Erzgebirge), а также на их южном склоне со стороны Богемии (Joachimsthal, ныне Яхимов) была развернута интенсивная добыча серебра. В Шнееберге серебро добывали из глубоких шахт, достигавших 400 метров, тогда как в Яхимове добыча велась открытым способом. К началу XVI века среди шахтеров Шнееберга была отмечена необычайно высокая смертность от легочных заболеваний, особенно среди молодых рабочих. Первое упоминание об этом было сделано Парацельсом (1493-1541) в его книге «Uber die Bergsucht und andere Bergkrankheiten» («О горной болезни и других заболеваниях»), написанной в 1537 и опубликованной только в 1567 году. В XVII-XVIII веках, с увеличением добычи серебра, меди и кобальта, частота этого легочного заболевания увеличилась, оно получило название «шнеебергской легочной болезни», но только в последней трети XIX века его идентифицировали как рак легких. От него в районе Шнееберга умирало около 75 % всех шахтеров, тогда как процент их смертности в Яхимове был значительно ниже. В XVI веке Парацельс предположил, что «шнеебергская болезнь» вызывалась вдыханием ртутной пыли. Это заблуждение господствовало несколько веков.
В 1B9B году Мария и Пыер Кюри выделили из Яхимовских руд радий (226Ra) и полоний (210Po). Так называемая радиевая эманация, позже названная радоном (222Rn), была идентифицирована как радиоактивный благородный газ, образующийся при распаде радия. Уже в 1901 году, начиная с первых измерений радона, его высокие концентрации были выявлены! в шахтах Шнееберга и Яхимова; тогда же были описаны первые случаи рака, особенно рака кожи, вызванные «рентгеновским излучением радия» [Защита, 1995: 67]. Медицинские наблюдения показали, что «шнеебергская болезнь» была специфическим профессиональным заболеванием, вызванным содержанием в руде радия и высокой концентрации радона в воздухе нескольких шахт Саксонии. В 1920-1930-х годах гипотеза о связи двух факторов была подтверждена точными измерениями радона в шахтах Шнее-берга и Яхимова, тем не менее, его решающая канцерогенная роль не была общепризнанна, возникновение легочного рака ошибочно продолжали рассматривать как прямое следствие ингаляции токсичной рудной пыли, мышьяка или слабого здоровья и низкого уровня жизни шахтеров. Приписывание эффектов воздействия радона другим негативным
факторам долгие годы оставалось широко распространенным заблуждением. Только исследовательская программа, начатая в 1936 году Б. Раевским в Институте Биофизики Кайзера Вильгельма (позже Институт М. Планка) во Франкфурте-на-Майне, обосновала связь между концентрацией радона и раком легких. На тот момент эта концентрация в исследовавшихся шахтах составляла 70-120 кБк-м'3, однако в одной из них этот уровень равнялся 500 кБк-м-3 - ее называли «шахтой смерти», так как большинство шахтеров, работавших там, умерло именно от рака легких. В 1940-х годах началась широкомасштабная добыча и переработка урана в военных целях (территория нынешнего Заира, Канада, штат Колорадо в США, Франция). По директиве правительства СССР в исторически горнорудных районах Восточной Германии, в том числе и в Шнееберге, с 1946 года возобновилась промышленная добыча урана. Во всех районах она сопровождалась дозиметрическими исследованиями и радиобиологическими поисками возможных эффектов от ингаляции радона, однако все попытки объяснить рак легких только радоном оказывались безуспешными до тех пор, пока в 1951 году В. Ф. Бэйлем не была выдвинута идея, что основной причиной заболевания является не сам радон, а дочерние продукты его распада (далее ДПР). Целый ряд исследований в США, Чехословакии показал, что риск возникновения рака легких коррелирует с аккумуляцией экспозиционной дозы ДПР. Высокие концентрации радона наблюдались не только в урановых, но и флюоритовых (Канада), оловянных (Китай), железных (Швеция) рудниках. Сразу после открытия радона в 1901 году измерения показали, что он повсеместно является частью атмосферного воздуха. В 1907 году Э. Резерфорд писал: «Мы должны помнить, что все из нас постоянно вдыхают эманации радия и тория, их дочерние продукты и ионизированный воздух» [Цит. по: Защита, 1995: 71]. С 1950-х годов начались дозиметрические измерения радона в зданиях (первоначально в Швеции по инициативе Р. Зиверта), показавшие высокий уровень его содержания в них, но лишь 20 лет спустя радоновая проблема в жилых помещениях была осознана как опасность, так как уровни радона в некоторых зданиях оказались сопоставимыми с уровнями для шахтеров первых урановых рудников. Так, было установлено, что в большинстве зданий основным его источником являлся не строительный материал (каковым в Швеции оказался алюмосланцевый бетон), а эмиссионно-конвективный поток из почвы. Эти результаты имели большое значение при дальнейшем планировании эффективных методик вмешательства с целью уменьшения концентрации радона в помещениях.
Таким образом, «опыт» соприкосновения с ионизирующими излучениями и их пагубным воздействием у человечества был всегда, так как «они присутствовали в космосе до возникновения самой Земли» [Радиация, 1998: 3] и задолго до формирования живого. Космические излучения, идущие от всех небесных тел, и радиоактивность земного генеза «охватывают биосферу, проникают всю ее и все в ней» [Вернадский, 2004: 42-43], однако научная картина мира, отразившая и объяснившая такое положение вещей, только на рубеже XIX - XX веков сменила наивные представления, идущие из глубины веков и зафиксировавшие в текстах культуры череду мотивов, сюжетных коллизий и образов, сложившихся под «зловредным влиянием» низа. Подводя итог нашим наблюдениям, мы подчеркиваем, что обилие такого языкового и литературного материала позволяет предположить наличие общего источника его происхождения - какой-то древней, донаучной модели мира, в которой четко отпечатались наивные оценочные представления архаичного человека. Разумеется, это только гипотеза, навеянная языковыми фактами и неоспоримой связью языка с мышлением. Как говорит известный исследователь сказки В.Я. Пропп, в таких разысканиях фольклористика всегда спотыкается о недостаточность историко-
этнографического исследования, и «часто приходится ограничиваться констатацией факта связи - и только» [Пропп, 2004: 18].
ЛИТЕРАТУРА
1. Бажов П. П. Малахитовая шкатулка. - М.: Гос. изд-во худож. литературы, 1957.
2. Бернар К. Рике с хохолком // Французская литературная сказка ХУП-ХУШ веков. -М.: Художественная литература, 1990. С. 140-150.
3. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. - М.: Языки славянской культуры, 2001..
4. Вернадский В. И. Биосфера и ноосфера / Предисловие Р. К. Баландина. - М.: Ай-рис-пресс, 2004.
5. Гамильтон А. Тернинка // Французская литературная сказка ХУН-ХУШ веков. - М.: Художественная литература, 1990. С. 246-352.
6. Гримм Я. Мысли о том, как соотносятся сказания с поэзией и историей // Эстетика немецких романтиков / Сост. А. В. Михайлов. - М.: Искусство, 1986. С. 399-431.
7. Д'онуа М. К. Желтый Карлик // Французская литературная сказка ХУН-ХУШ веков. -М.: Художественная литература, 1990. С. 54-85.
8. Защита от радона-222 в жилых зданиях и на рабочих местах: Доклад междунар. комиссии по радиологической защите / Пер. с англ.; Под ред. А. В. Кружалов. - М.: Энерго-атомиздат, 1995.
9. Кубрякова Е. С., Демьянков В. З., Панкрац Ю. Г. и др. Краткий словарь когнитивных терминов / Под общ. ред Е. С. Кубряковой. - М.: Наука, 1996.
10. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем / Пер. с англ. А. Н. Баранова, А. В. Морозовой. - М.: Едиториал УрСС, 2004.
11. Левек Л. Принц Аквамарин // Французская литературная сказка ХУП-ХУШ веков. М.: Художественная литература, 1990. С. 352-396.
12. Маковский М. М. (Ред.) Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках. - М.: Владос, 1996.
13. Маколин В. И., Овчаренко С. И., Семенков Н. Н. Хроническая лучевая болезнь // Внутренние болезни. Ч. 2. - М.: Медицина, 1992. С. 110-111, 183-187.
14. Маслова В. А. Когнитивная лингвистика. - М.: ТетраСистемс, 2004.
15. Мелетинский Е. М. От мифа к литературе. Курс лекций «Теория мифа и историческая поэтика повествовательных жанров». - М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 2001.
16. Найдыш В. М. Философия мифологии: от античности до эпохи романтизма. - М.: Гардарики, 2002.
17. Новые волшебные сказки // Французская литературная сказка ХУН-ХУШ веков. -М.: Художественная литература, 1990. С. 396-408.
18. Переверзев К. А. Пространства, ситуации, события, мирыг к проблеме лингвистической онтологии // Логический анализ языка. Языки пространств / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова, И. Б. Левонтина. - М.: Языки русской культуры, 2000. С. 255-267.
19. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки / Сост. и ред. И. В. Пешкова. -М.: Лабиринт, 2004.
20. Радиация: дозы, эффекты, риск / Пер. с англ. Ю. А. Банникова. - М.: Мир, 1988..
21. Свое и чужое в межкультурной и монокультурной коммуникации // Лингвокультурологические проблемы толерантности: Тез. докл. Междунар. науч. конф. - Екатеринбург: Изд-во Урал. гос. ун-та, 2001. С. 3-161.
22. Сильва К. Вирфул ку дор // Кармен Сильва. Сказки. - Екатеринбург: Банк культур-
ной информации, 1993. С. 57-79.
23. Симеонова Н. К. Действие ионизирующего излучения // Патологическая физиология: Учебник / Под ред. Н. Н. Зайко, Ю. В. Быця. 2-е изд. - М.: МЕДпресс-информ, 2004.
24. Степанов Ю. С. Константы: Словарь русской культуры. 2-ое изд., испр. и доп. - М.: Академический проспект, 2001.
25. Топоров В. Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. - М.: Наука, 1983. С. 227-285.
26. Чванов Н. А. Адекватное отношении к ионизирующим излучениям - залог биосоциально-экономического благополучия // Мед. экология: Сб. статей III Междунар. науч.-практ. конф. - Пенза: Приволжск. дом знаний, 2004. С. 112-114.
27. Яковлева Е. С. Фрагменты русской языковой картины! мира (модели пространства, времени и восприятия). - М.: Г нозис, 1994.
© Пестова Н.В., Потапова Н.В., Чванов Н.А., 2005
