CC BY
118
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 20 (311).
Филология. Искусствоведение. Вып. 79. С. 56-60.
А. Д. Малунова
КОНЦЕПТ SOFIA В «АПОЛОГИИ СОКРАТА» ПЛАТОНА
Анализируется концепт SOFIA в тексте «Апологии Сократа» Платона. Исследуемый концепт рассматривается как ключевой концепт «Апологии». Принципы и методы современной антропологической лингвистики (в частности, когнитивной лингвистики и лингвокультурологии) применены к анализу древнегреческого текста. Анализируются лексические репрезентации концепта SOFIA в тексте «Апологии Сократа» Платона, исследуется его семантическое наполнение, выделяются основные концептуальные признаки.
Ключевые слова: SOFIA, oofoj, мудрость, философия, Сократ, знание, софист.
Основателем философии в ее современном понимании - как «особого типа рационального познания, в рамках которого систематически формулируются и обсуждаются кардинальные проблемы человеческого бытия» [3. С. 195] - считается древнегреческий философ Платон. Хотя само слово filooofia впервые было употреблено Пифагором, именно Платон «открыл» и разработал философию как особый вид деятельности и описал философа (filooofoj) как человека, ее практикующего [7. C. 423]. Будучи одним из первых сочинений Платона [1. C. 11], «Апология» - художественно стилизированная защитительная речь Сократа на суде - наибольшей мерой касается вопроса, кто такой filooofoj, какими основными чертами он должен обладать, в чем состоит особенность его деятельности (filooofia), выражаемая глаголом filooofein.
Древнегреческая лексема filooofia, впоследствии ставшая термином, является производной от двух слов: глагола fileln, широко использовавшегося с гомеровских времен в соединении с любым существительным и обозначавшего стремление, любовь, привязанность, страсть к определенным вещам (к богатству, к власти, к радости и пр.), и существительного oofia, первично обозначавшего мастерство, искусство, умение (например, в ремеслах, в мореплавании, в поэзии и т. п.), но с V в. до н. э. широко использовавшегося в значении разумность, рассудительность, мудрость, ученость, знание [6. C. 10301031 ; 8. C. 1621 ; 2]. Именно SOFIA, на наш взгляд, является одним из ключевых концептов «Апологии Сократа» Платона, поскольку именно в этом произведении Сократ детально разъясняет свое особое понимание мудрости и, следовательно, философа, то есть
человека, любящего эту мудрость и стремящегося к ней. Под концептом, разделяя мнение выдающихся лингвокультурологов современности (А. Вежбицкой, В. И. Карасика.
З. Д. Поповой, Ю. С. Степанова), мы понимаем культурномаркированное многомерное ментальное образование, которое может получать разноярусную языковую манифестацию, приобретая статус ключевых слов той или иной лингвокультуры, или оставаться не эксплицированным языковыми средствами и существовать в коллективном национальном сознания в виде образов, эталонов, схем, структур, которые являются единицами универсального предметного кода.
Древнегреческое существительное oofia является производным от прилагательного oofoj, которое, в свою очередь, как предполагается, имеет этимологическое родство с прилагательным oafhi ясный, понятный, очевидный, достоверный [6. C. 1031]. Через весь текст «Апологии» красной нитью проходит прилагательное oofoj как неотъемлемый атрибут, приписываемый Сократу. Словарная статья дает следующие определения этого слова: 1) умелый в каком-либо ремесле или искусстве; 2) рассудительный, разумный в житейских вопросах (особенно, государственных; в этом смысле «Семь мудрецов» и были названы мудрецами); 3) (более обобщенно) ученый, мудрый; 4) изобретательный, находчивый, искусный [8. C. 1622]. Впервые в «Апологии» слово oofoj встречается в контексте, когда Сократ воспроизводит давние обвинения, которые на протяжении многих лет выдвигались против него в общественности и литературе. eotin tij SuKpathi oofoj anijp, ta te metewpa fpuntiothj Ka'i ta Uno ghj panta aneChthkwj ka'i ton httw logon Kpeittw noiWn 18b - существует некий Со-
крат, мудрый человек, исследователь небесных явлений и разбирающийся во всем, что под землей, и делающий худшую речь лучшей (более слабый аргумент сильнейшим) (здесь и далее - пер. А. М.). Здесь выражение oofoj anhp используется как термин, обозначающий одновременно две профессии: 1) досократики (так называемые натурфилософы, которые, по народному мнению, пытались «возвести в божественное достоинство закономерности природных явлений, а также так называемые метеоросифисты», как, например Гиппий из Элиды или Протагор из Абдер, считавшиеся «знатоками астрономии» и слывшие шарлатанами [4. C. 511]; 2) софисты (ученые люди, которые, как предполагалось, должны были учить своих воспитанников apeth (добродетели, отличным свойствам духа), но которые на самом деле в большинстве случаев учили риторике и искусству убеждения). По сути, Сократ в этом предложении словесно воспроизводит репутацию (fhmh 18c), которую ему приписывали его сограждане и которая являлась обывательским представлениям о человеке, называемом fiiooofoj, в V в. до н. э. Перед тем как привести это давнишнее обвинение, Сократ заранее убеждает, что оно ma llon oUSen aihdk 18b (совсем неправдивое), а после настойчиво разворачивает мысль о том, что выше упомянутое обвинение является чистейшей клеветой (Siafiolh 19a-b), потянувшей за собой еще больше злословий и наветов. В 19с Сократ повторно приводит давние обвинения, сформировавшиеся в клевету: SwKpathi aSikel Ka'i nepiepgaZetai Zhtwn ta te Uno ghi Ka'i oUpania Ka'i ton httw logon Kpeittw noiwn Kai aAAouj tauta taUta SiSaokwn - Сократ совершает беззаконие и попусту усердствует, исследуя то, что под землей, и небесные явления, и делая худшую речь лучшей, и научая этому других. Здесь он не использует прилагательное oofoj, однако, он использует глагол nepiepgaZetai, создающий тот же эффект, что и oofoj, и означающий попусту усердствовать, делать что-либо зря, заниматься не своим делом [8. C. 1378; 2]. Использование этого глагола тянет за собой коннотацию «он высокомерен», или «он заносчив», или «он самонадеян». Джон Барнет считает, что клеветники полагали, что это заносчиво - размышлять над такими сверхъестественными темами, которые, вероятно, являлись прерогативой прорицателей [5]. Поэтому здесь и употребляется
также глагол aSikel, который фактически является юридическим термином, означающим преступление закона. Сократ сразу же открещивается от этих атрибутов, утверждая, что его это никаким образом не касается. Таким образом, в вышеприведенных местах прилагательное oofoj употребляется с отрицательной коннотацией, соотносясь с понятиями натурфилософ и софист.
Об отрицательном отношении Сократа к софистам говорят некоторые места в «Апологии». Так, например, мы узнаем о неком Эвене из Пароса, мудром (oofoj 20а) человеке, по словам Сократа. Он был из числа софистов (oofiotai 20a), которым Каллий платил за обучение своих двух сыновей и которого считал соответствующим определению мудрого (oofoj), сформулированному Сократом как «делающего (людей) нравственно совершенными в определенной (надлежащей) добродетели» (kalw te Kagadw noihoein thn npoohkouoan apethn 20b). Ниже Сократ уточняет, что же это за надлежащая добродетель: apeth andpuninh te Ka'i nolitikh 20b - добродетель человеческая и гражданская (то есть, отличные качества в частной и гражданской жизни). Таким образом, здесь мы впервые встречаем определение мудрости как знания (eniothmh) человеческой и гражданской добродетели. Является ли выше упомянутый софист Эвен действительно мудрым? Сократ говорит, что он бы счел Эвена блаженным (emaKapioa), если бы он на самом деле владел этим искусством и научал ему других: Kai tyw ton Euhnon emaKapioa ei wj aihdwj ecoi tauthn thn tecnhn Ka'i oUtwj emmelwj SiSaokei. Смешанный условный период (в аподосисе modus realis, а в протаси-се - modus potentialis) указывает на большие сомнения Сократа в том, что Эвен действительно обладает этой мудростью. Кроме того, используя глагол emaKapioa, производный от прилагательного makap, Сократ намекает на то, что такая мудрость свойственна только богам, поскольку makap считается постоянным эпитетом богов в отличие от смертных людей [8. C. 1073]. В то же время Сократ говорит, что те, о которых только что шла речь (софисты), «возможно, являются мудрыми какой-то большей, чем человеческая, мудростью» (ou
С ' ' J v Kt V V <1 * у \
toi Se tac an, ouj apti elegon, mei(w tina h Kat’ andpwnon oofianoofo'i eien 20d-20e). Употребление optativus potentialis с частицей an говорит о явной неуверенности Сократа в
такой «мудрости» софистов и, возможно, его ироничном отношении к ним. Еще одним аргументом в подтверждение этому может служить тот факт, что, получив изречение оракула и желая его проверить, Сократ опрашивает политиков, поэтов и ремесленников, слывших мудрыми, но не опрашивает софистов, которые, вероятно, казались мудрыми только самим себе, да тем, кто их нанимал, но никак не всему афинскому обществу, выражавшему общее недоверие к их ремеслу.
Сократ пытается объяснить, почему он приобрел эпитет (имя опота) оофо;, являющийся для него сущей клеветой (20ф. Он говорит, что получил этот эпитет не из-за чего другого, как из-за определенной мудрости - а именно. человеческой мудрости (житейской мудрости) (апврыпКпц оофКа 20d), действительно обладая которой он и является мудрым (оофо;). Пояснению именно этой особой мудрости Сократ посвящает следующие пассажи.
Говоря о присущей ему особого рода мудрости, Сократ ссылается на бога в Дельфах (Аполлона) и Херефонта, своего друга и друга большинства из присутствующих. Этот Херефонт, по своей пылкости (офобро;), прибыв в Дельфы, задал вопрос Пифии: «Есть ли кто мудрее его (Сократа)?» (ек тк; етои оофытеро;). На это Пифия ему ответила: «Никого мудрее нет» (тцбепа оофытероп еКпак 21а). Из слов оракула Сократ делает заключение, что бог утверждает, будто бы он самый мудрый (Аеуек фаокып е/ле оофытатоп еКпак 21Ь), хотя сам он «не много, ни мало осознает, что не является мудрым» (21Ь). Любопытные наблюдения находим у американской исследовательницы творчества Платона Сандры Петерсон, которая утверждает, что Сократ не воспринимает изречение оракула как честь. Она уверена, что слова оракула касаются не столько Сократа, сколь всех людей в целом. Оракул не приписывает Сократу мудрости ка-кого-либа рода, но он последователен в том, что каждый человек неразумен. То, что Сократ перефразирует слова оракула в 21Ь, «еще не является подтверждением его мудрости. Даже если Сократ был потрясающе несведущ, он, вероятно, был самым мудрым из людей, которые все были равно потрясающе несведущи. Все, кто является настолько мудрыми, насколько человек может быть мудрым, и есть самые мудрые люди» [9. С. 50]. После слов Пифии Сократ озадачен не тем, что он самый мудрый, а тем, что нет никого мудрее него.
Он собирается в этом убедиться, исследовав (eni Zhthoin 21b) тех, кто считался мудрыми в Афинах V в. до н. э. Сначала Сократ идет к политикам. Побеседовав (очевидно, в типически сократовской манере - Sialegomenoj) с одним из них, Сократ приходит к выводу, что, хотя этот политик и «кажется многим другим и себе, в первую очередь, мудрым, он таковым не является» (21с). Такое заключение он делает на основании того, что, хотя он (Сократ) и политик сходны в том, что не знают ничего добродетельного (oUSen Kaion KagaOon eiSenai 21d), все-таки Сократ оказывается мудрее в том, что, не зная, не считает себя знающим, а политик, не зная, все равно мнит себя знающим. «На эту самую малость Сократ и есть мудрее» (21 d). Кроме того, исследовав всех политиков, Сократ приходит к еще одной закономерности: те из них, которые имеют наибольшую известность, показались ему такими, которые «нуждаются в малом, но лишены большего» (oi men maiiota eUSokimoUntej eSoXan moi oiigoU Seln toU nleiotoU enSeelj 22а) (в переводе М. С. Соловьева: «показались мне [...] чуть ли не лишенными всякого разума» [4. C. 90]; а те, которые слыли более простыми (заурядными), оказались более подобающими/ разумными/ одаренными в рассудительности (22a). Здесь Сократ не употребляет слов oofoj или oofia, но явно апеллирует к определенному виду мудрости - благоразумию, рассудительности, вероятно, житейской мудрости - испо-люзуя метафору недостатка/ наполненности (одаренности) (enSeelj/ enieiKeotepoi) для описания отсутствия и наличия практической житейской мудрости.
Далее Сократ обращается к поэтам разных жанров, чтобы хоть здесь обнаружить себя более невежественным (amaOeotepoj 22b, amaOhj как антоним oofoj). Но и здесь его ожидает разочарование, поскольку поэты не только не могут объяснить свои произведения, но и «способны создавать то, что создают, не благодаря мудрости, а благодаря некой естественной способности и находясь в исступлении, как боговдохновенные гадатели и прорицатели» (oU oofia noiolen a noiolen, aiia fUoei tin'i Ka'i enOoUoiaContej wonep ol Oeomanteij Ka'i oi cphomwSoi 22c). Здесь oofia выступает в оппозиции к fUoij, получая новый концептуальный признак «приобретенное умение/ знание» в противовес природным задаткам и божественному вдохновению. По-
эты говорят много хорошего (22c), но делают это без осознания, без мудрости. Кроме того, не будучи мудрыми в своем деле, поэты мнят себя мудрейшими во всем остальном, таковыми на самом деле не являясь. Сократ уходит от них с тем же выводом, что и от политиков: он мудрее их.
Третьим объектом исследования Сократа становятся ремесленники, его родной социальный класс (по преданию, отец Сократа -Софрониск - был каменотесом). Сократ идет к ним с положительным настроем, осознавая, что может найти там знающих много хорошего (22d). И не ошибается, обнаруживая, что ремесленники знают то, чего он не знает, и в этом являются мудрее его. Но эта, впервые обнаруженная, мудрость омрачается и скрывается за ошибкой, которую совершают ремесленники подобно поэтам: «из-за прекрасного исполнения своего искусства каждый считает себя мудрейшим и в других важных вещах» (22d). И Сократ, задавшись вопросом, хочет ли он быть, как они, мудрым и, как они же, неразумным одновременно, отвечает себе и оракулу, что предпочитает оставаться таким, как он есть, со своей особой мудростью (mhte ti oofoj wn thn ekeinwn oofian
mhte amaehj thn amaOian, h amfotepa a ekei
noi ecoUoin ecein. anekpinamhn oUn emaUtw
\ rs rs л л ^ V
Kai tw cphomw oti moi AUoireAoi wonep ecw ecein 22e). Здесь снова наблюдается антонимическое употребление oofia и amaOia, указывающее на «разумность», «осознанное знание» как концептуальный признак исследуемого концепта SOFIA.
После своего исследования Сократ приходит к следующим выводам. Во-первых, мы наблюдаем развитие концепта SOFIA в ходе Сократового исследования. Если первично под SOFIA Сократ мыслил Kalw te KagaOw noihoein thn npoohkoUoan apethn 20b, то теперь SOFIA понимается как «осознание своего неведения в важных вопросах» (a mh olSa oUSe o’lomai eiSenai 21d). Это свойственно концепту, который, будучи динамичным ментальным образованием, формируется речью и именно этим отличается от понятия, являющегося итогом, ступенью или моментом познания независимо от речи [3. C. 306-307]. Во-вторых, Сократ указывает на ошибочно приписываемое ему общественностью «имя» мудрый: мол, обличая в немудрости других, он сам является мудрым. В-третьих, Сократ приходит к осознанию подлинного значения слов
оракула: поистине мудр только бог (tw onti o Oeoj oofoj elnai 23a), а оракул касается не лично Сократа, а всех людей, ведь человеческая мудрость мало чего стоит, а то и вовсе ничего (22a), и лишь тот из людей является мудрейшим, кто, подобно Сократу, осознал, что ничего поистине его мудрость не стоит (oUtoj Umwn, w anOpwnoi, oofwtatoj eotin,
I/ V f V V ? с '
oorij wonep SwKpathj egnwken on oUoenoj
axioj eoti th aihOeia npoj oofian 22b).
Итак, одним из ключевых концептов «Апологии Сократа» Платона является концепт SOFIA. Как любой другой концепт, SOFIA является гетерогенным культурномаркиро-ванным ментальным образованием. С одной стороны, наличие признака oofia и обладание именем oofoj вызывает неприятие и, по мнению Сократа, является сущей клеветой из-за неправильного понимания этого концепта его согражданами. Мы можем утверждать, что значительная часть речи Сократа посвящена именно корректированию концепта SO FIA в сознании его сограждан. Прежде всего, SOFIA Сократа распадается на два взаимно исключающих вида: мудрость божественная и мудрость человеческая. Божественная мудрость (oofia) - это знание (eniothmh) человеческой и гражданской добродетели (apeth anOpwninh te Kai nolitiKh). Такая мудрость является выше любой человеческой мудрости (meiZw tina h Kat’ anOpwnon oofian). Сущность же субконцепта человеческой мудрости раскрывается последовательностью следующих концептуальных признаков: «осознание собственного неведения важных вещей», «приобретенное знание/ умение» (в противовес fUoij), «осознанное знание» (в противовес amaOia).
Список литературы
1. Глухов А. А. Введение // Платон. Собр. соч. Т. 1. Апология Сократа / изд. подг. А. А. Глухов, Ю. А. Шичалин ; пер. М. С. Соловьева. М., 2000. С. 7-32.
2. Дворецкий, И. Х. Древнегреческо-русский словарь [Электронный ресурс] / сост. И. Х. Дворецкий ; под ред.С. И. Соболевского. М., 1958. Alfa. Версия 2.2. CD-R.
3. Новая философская энциклопедия : в 4 т. / Ин-т философии РАН. Т. 2: Е-М. М., 2001. 638 с. ; Т. 4.: Т - Я. М., 2001. 607 с.
4. Платон. Сочинения в четырех томах / под общ. ред. А. Ф. Лосева и В. Ф. Асмуса ;
пер. с древнегреч. СПб., 2006-2007. Т. 1. 2006. 632 с.
5. Burnet, J. Plato’s “Euthyphro,” “Apology of Socrates,” and “Crito”. Oxford, 1924. 219 p.
6. Chantraine, P. Dictionnaire etymologique de la langue grecque. Histoire des mots. Paris, 1968-1977. Т. IV: P-Y. Paris, 1977. P. 9631363.
7. Edmunds, L. What was Socrates called? // The Classical Quarterly. Vol. 56, № 2 (Dec., 2006). P. 414-425.
8. Liddel, H. G. A Greek-English Lexicon / H. G. Liddell, R. Scott ; revised and augmented throughout by Sir Henry Stuart Jones with the assistance of Roderick McKenzie. Oxford, 1996. 2042 p.
9. Peterson, S. Socrates and Philosophy in the Dialogues of Plato. N.-Y., 2011. 293 p.
10. Plato. Euthyphro, Apology, Crito, Phaedo, Phaedrus / Plato ; introduction by W. R. M. Lamb. Cambridge, London, 1999. 608 p. (LOEB Classical Library).
