CC BY
59
^^^ [лингвокультурология]
А. А. Злобин DOI: 10.24411/1811-1629-2020-13044
КОНЦЕПТ ПУТЬ В ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЕ МИРА И. С. ШМЕЛЁВА (НА ПРИМЕРЕ ПОВЕСТИ «БОГОМОЛЬЕ»)
ANDREI A. ZLOBIN
THE CONCEPT WAY IN THE LINGUISTIC PICTURE OF THE WORLD BY I.S. SHMELEV
(ON THE EXAMPLE OF THE STORY «BOGOMOLYE»)
Андрей Александрович Злобин
кандидат филологических наук, доцент, заведующий кафедрой русского языка и межкультурной коммуникации
► zlobin_andrei@mail.ru
Кировский государственный медицинский университет
610998, г. Киров, ул. К. Маркса, 112
Andrei А. Zlobin
Kirov State Medical University 610998, Kirov, st. K. Marx, 112
В статье рассматриваются особенности лексической и текстовой репрезентации концепта путь в повести писателя русского зарубежья И. С. Шмелёва. Определена структура анализируемого концепта, охарактеризованы ядро, приядерная и периферийная зоны. Обнаружены семантические связи концепта путь со смысловыми компонентами других ключевых концептов русской языковой картины мира, таких, как грех и святость.
Ключевые слова: концепт; смысловое ядро; лексический дериват; И. С. Шмелёв.
The article examines the features of the lexical and textual representation of the concept wayin the story of the writer of the Russian abroad I.S. Shmelev. The structure of the analyzed concept has been determined, the nucleus, nucleus and peripheral zones have been identified. Semantic connections of the concept way with the semantic components of other key concepts of the Russian linguistic picture of the world, such as sin and holiness, are revealed.
Keywords: concept; semantic core; lexical derivative; I.S. Shmelev.
Известно, что путь - один из ключевых концептов русской языковой картины мира [Никитина 1999, Степанова 2016]. Начало его смыслового формирования связывают с образами пути-дороги (фольклор) и паломника (древнерусский литературный жанр хожения/хож-дения).
Отечественная литературная традиция ХVIII-ХIX вв. (А. Н. Радищев, А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, Н. В. Гоголь, Н. А. Некрасов, Н. С. Лесков, Ф. М. Достоевский и др.) поставила данный концепт в число таких базовых и универсальных концептов русской лингво-культуры, как жизнь, смерть, Бог, истина и др.
Объектом рассмотрения в настоящей статье является концепт путь, его ядерно-периферийная организация и особенности лексической и текстовой репрезентации в автобиографической повести И. С. Шмелёва «Богомолье», созданной в Париже в 1931 году.
Ядром рассматриваемого концепта является несколько репрезентантов. Рассмотрим их подробнее.
1. Слово богомолье - наиболее частотная лексическая единица, давшая название произведению.
Об особой роли данного слова в повести пишет русский религиозный философ И. А. Ильин: «Богомолье! Вот чудесное слово для обозначения русского духа... Как же не ходить нам по нашим открытым, лёгким, разметавшимся пространствам, когда они сами, с детства, так вот и зовут нас - оставить обычное и уйти в необычное, сменить ветхое на обновлённое, оторваться от каменеющего быта и попытаться прорваться к иному, к светлому и чистому бытию (...) и, вернувшись в своё жилище, обновить, освятить и его этим новым видением?.. Нам нельзя не странствовать по России; не потому, что мы «кочевники» и что оседлость нам «не даётся»; а потому, что сама Россия требует, чтобы мы обозрели её чудеса и красоты и через это постигли её единство, её единый лик, её органическую цельность...»[Ильин 1991: 18].
Главные герои повести - маленький Ваня, плотник Горкин, старый кучер Антипушка, Федя-бараночник, Домна Панфёровна с внучкой Анютой
- идут на богомолье из Замоскворечья в Троице-Сергиеву Лавру, потому что «самое душевное это дело, на богомолье сходить» [Шмелёв 1996: 10].
Паломничество связано с летним праздником преподобного Сергия Радонежского, который посвящён памяти обретения его мощей: «И на дворе, и по всей улице известно, что мы идём к Сергию Преподобному, пешком» [Шмелёв 1996: 18]. Повествование о хождении к великому русскому подвижнику постоянно сопровождается упоминанием о его житии. Герои повести не только помнят жизнеописание святого, но и знают его в подробностях: «Федя покупает за семитку книжечку в розовой бумажке - «Житие Преподобного Сергия,
- будем расчитывать дорогой, чтобы всё знать» [Шмелёв 1996: 10].
Житие преподобного Сергия Радонежского не даётся целиком в какой-либо части произведения, оно растворено в повествовании включается в него различными способами:
• эпизодами: «Он тоже, поди, с лошадками хозяйствовал. Он и медведю радовался, медведь к нему хаживал...Он ему хлебца корочку вы-
носил. Придёт, встанет к сторонке под ёлку... и дожидается - покорми-и-и! Покормит» [Шмелёв 1996: 20].
• цитатами: «Мы - «у Креста», на взгорье. В часовне - великий крест. Монах рассказывает, что отсюда, за десять вёрст до Троицы, какой-то святой послал поклон и благословение Преподобному, а Преподобный духом услышал и возгласил: «Радуйся и ты, брате!» Потому и поставлен крест» [Шмелёв 1996: 69].
• упоминанием имени святого и его родителей: «Уж заночуйте у родителей Преподобного, - говорит нам монахиня, - помолитесь, панихид-ку по родителям отслужите, схимонаху Кириллу и схимонахине Марии. И услышит Вашу молитву Преподобный» [Шмелёв 1996: 69].
Автор «Богомолья», спустя пятьдесят лет после этого путешествия, с особым трепетом рассказывает о радости предстоящей встречи со святыней: «Я не могу заснуть. На дворе ходят и говорят. Слышен голос отца и Горкина <...>Лежу и думаю, думаю, думаю... - о дороге, о лесах и оврагах, о мосточках. где-то далеко-далеко Угодник, который теперь нас ждёт. Всё думаю, думаю - и вижу. - и во мне начинает петь, будто не я пою, а что-то во тьме поёт, в голове, такое светлое, розовое, как солнце, когда его нет на небе, но оно вот-вот выйдет. Я вижу леса-леса и большой свет над ними, и всё поёт, в моей голове поёт [Шмелёв 1996: 25].
В его памяти живы детские благоговейные чувства, которые он испытал в первый раз у мощей преподобного Сергия: «Я вижу что-то большое, золотое, похожее на плащаницу - или высокий стол, весь окованный золотом, - в нём. накрыто розовой пеленой. Отец приклоняет меня и шепчет: «В главку целуй». Мне страшно. Бледный палец высокого монаха, с чёрными горошинами чёток, указывает мне прошитый крестик из золотой парчи на розовом покрове. Я целую что-то, сладковато пахнущее миром. Я знаю, что здесь Преподобный Сергий, великий Угодник Божий» [Шмелёв 1996: 98].
2. Имена существительные, называющие лиц, совершающих паломничество и являющихся лексическими дериватами слова богомолье - бого-
молка, богомолец, богомольщик, богомольцы, богомолы: Сказал батюшке про тебя... хороший мол, богомольщик ты, дотошный до святости [Шмелёв 1996: 102]; Значит, так: ходу не припущай, по мне трафься. Пойдём полегоньку, как богомолы ходят и не уморимся. А ты, Домна Панфёровна, уж держи фасон-то [Шмелёв 1996: 28].
Достаточно часто при характеристике паломников И.С. Шмелёв использует атрибутивные распространители - другие богомольцы, ранние богомольцы, бедные богомольцы: К нам подходят бедные богомольцы, в бурых сермягах и лапотках, крестятся на нас и просят чайку на заварочку щепотку, мокренького хоть [Шмелёв 1996: 37].
3. Лексические дериваты богомольный, богомольная, богомольное: Все хвалят. И так всем радостно, что есть и теперь подвижники. И Брехунов говорит, что если уж по-настоящему сказать, то лучше богомольной жизни ничего нет. Он давно при этом деле находится и видит, сколько всякого богомольного народа, - душа прямо не нарадуется [Шмелёв 1996: 38].
Данные единицы чаще находятся в грамматическом подчинении у существительных, характеризующих людей высокой духовной жизни: Пойдёт с нами Федя, с нашего двора, бараночник. Он из себя красавец, богатырь парень, кудрявый и румяный. А главное - богомольный и согласный, складно поёт на клиросе, и карак-тер у него - лён [Шмелёв 1996: 22]; Ещё с нами идёт Домна Панфёровна, из бань. Она очень большая, «сырая» - так называет Горкин, - с ней и проканителишься, да женщина богомольная и обстоятельная. С ней и поговорить приятно, везде ходила [Шмелёв 1996: 22].
Однако данные лексемы в повести И. С. Шмелёва могут сочетаться и с неодушевлёнными существительными. Отметим, что и в подобных случаях у прилагательных богомольный (садик) и богомольная (дорога) фиксируются исключительно положительные коннотации.
Путь длиною «в семь десятков вёрст» нужно пройти за три дня. Богомольная дорога, по которой идут герои повести, становится символом вечного движения человека к праведности: Хлеба даром и я не ем. А богомольцев не искорысти принимаю,
а нельзя обижать Угодника. С покон веков от родителей. Дорога наша святая, по ней и цари к Преподобному ходили [Шмелёв 1996: 51-52].
В соответствии с православной традицией, путь к духовному преображению человека всегда сопряжён с преодолением испытаний. Герои «Богомолья» встречаются с различными искушениями. И. С. Шмелёв, рассказывая об опыте духовной борьбы ребёнка, использует прецедентные имена: Долго идём, молчим. Кривая шажком плетётся. Горкин говорит: «А ведь это искушение нам было... всё он ведь это! Господи, помилуй. Он снимает картуз и крестится на белую церковь, вправо. И все мы крестимся. Я знаю, кто это - он [Шмелёв 1996: 41].
Приядерную зону рассматриваемого концепта составляют существительные, связанные с духовной жизнью: молитва, грех, покаяние.
Молитва на протяжении всего пути богомольцев занимает центральное место. Совершая паломничество в Троице-Сергиеву лавру, они посещают часовни святителя Николая Чудотворца, Иверской иконы Божией Матери: В часовне ещё просторно и холодок, пахнет горячим воском. Мы ставим свечки, падаем на колени перед Владычицей, целуем ризу. Тёмный знакомый лик скорбно над нами смотрит - всю душу видит. Горкин так и сказал: «Молись, а она уж всю душу видит» [Шмелёв 1996: 31].
Герои повести постоянно находятся в состоянии молитвы. Чаще всего в дороге звучат слова, восходящие к гимнографическим текстам православного богослужения. Назовём некоторые из них.
• Псалом 103-й: И вот они подходят, робко, прокашливаются, крестятся на небо и начинают. Так они никогда не пели - Горкин потом рассказывал: «Ангели так поют на небеси!» Они поют молитву-благословение, которая зачинает всенощную: Благослови, душе моя, Господа, Господи Боже мой, возвеличился еси зело, Вся премудро-стию сотворил еси... [Шмелёв 1996: 123].
• Псалом 118-й: Идём. Горкин велит Феде -стишок подушевней какой начал бы. Федя несмело начинает: «Стопы моя...» Горкин поддерживает слабым, дрожащим голоском: «...на-прави...
по словеси Твоему...» Поём всё громче, поют и другие богомольцы. Домна Панфёровна, Анюта, я и Антипушка подпевают всё радостней, всё душевней: И да не обладает мно-о-ю... Вся-кое безза-ко-ни-е... [Шмелёв 1996: 42].
• Песнь «Свете Тихий»: Я вздрагиваю и просыпаюсь. На меня смотрит архиерей: «Тихо смотри сиди!» Кто-то идёт по коридору, напевает:. при-шедше на за-а-а-пад со-олнца...Солнышко сползает с занавесок [Шмелёв 1996: 93].
• Прокимен Кресту Господню: <Отец> принимается одеваться и напевает своё любимое: Кресту-у Твое-му-у... поклоняемся, Влады-ы-ко-о-о [Шмелёв 1996: 94].
Сердцевиной молитвенной жизни богомольцев является участие в торжественных лаврских богослужениях. Молясь на них вместе с духовно близкими людьми - отцом и Горкиным, маленький Ваня с радостью узнаёт и повторяет хорошо знакомые ему слова всенощного бдения, молебно-го пения преподобному Сергию: В церкви темно и душно. Слышно из темноты знакомое - Горкин, бывало, пел: Изведи из темницы ду-шу мо-ю-у!.. [Шмелёв 1996: 97]; На поднятой створе раки, из серебра, я вижу образ Угодника: Преподобный благословляет нас. Прикладывается народ: входит в серебряные засторонки. Поднимается по ступенькам. Склоняется над ракой, и непрестанно поют-поют: Преподо-бный отче Се-ргие... Моли Бога о на-ас!.. Поёт и отец, и я напеваю внутренним голоском в себе [Шмелёв 1996: 109].
Горячая и искренняя молитва героев повести к Богу, к преподобному Сергию сопряжена с постоянной памятью о своих грехах. Огромное значение для формирования духовного мира Вани имеет предельно искренняя беседа Вани с Горкиным, во время которой Михаил Панкратыч признаётся в невольно совершённом грехе.
«Я начинаю думать - какие у него грехи ? Он прижимает меня к себе. Шепчет какую-то молитву.
- Горкин, - спрашиваю я шёпотом, - какие у тебя грехи? Грех, ты говорил.когда у тебя нога надулась?..
- Грех-то мой... Есть один грех, - шепчет он мне под одеялом, - его все знают, и по за-
кону отбыл, а. С батюшкой Варнавой хочу на духу поговорить, пооблегчиться. И в суде судили. И в монастыре два месяца на покаянии был. Ну, скажу тебе. Младенец ты, душенька твоя чистая...» [Шмелёв 1996: 57-58].
Познание глубины своего согрешения открывает Горкину путь к истинному покаянию. Исповедь у старца Варнавы приносит духовному наставнику Вани неземную радость, которая даже изменяет его внешний облик: Горкин отмахивается. Лицо у него светлое-светлое, как у отца квасника, и глаза в лучиках - такие у святых бывают. Если бы ему золотой венчик, - думаю я, -и поставить в окошко под куполок... и святую небесную дорогу?.. [Шмелёв 1996: 100-101].
Кульминацией духовного пути героев повести становится участие в праздничной Божественной литургии и причащение Святых Христовых Таин.
Периферийная зона концепта путь представлена, в основном, глаголами движения, которые не отличаются большим разнообразием (двигаться, брести, бежать, идти) и имеют в своей семантической структуре общие смысловые компоненты «движение», «перемещение в пространстве».
Герои повести с радостью принимают на себя труд пешком дойти до святыни: Наши поедут на машине, но это совсем не то. Горкин так и сказал: «Эка, какая хитрость на машине... а ты потрудись Угоднику, для души! И с машины - чего увидишь? А мы пойдём себе полегонечку, с лесочка на лесочек, по тропочкам, по лужкам, по деревенькам, - всего увидим. Захотел отдохнуть - присел. А кругом всё народ крещёный, идёт-идёт. А теперь земляника самая, всякие цветы, птички тебе поют... - с машиной не поравнять никак [Шмелёв 1996: 18].
Земные координаты странствий главных героев: Замоскворечье -Москва - Мытищи - Хотьково - Сергиев Посад. Перемещаясь в пространстве, они совершают духовное восхождение к вершинам христианских добродетелей. Размышляя об этом, М. М. Дунаев пишет: «Русского человека, утверждает Ильин, вела по дорогам богомолья - жажда праведности.
А это есть отражение жажды Бога. В «Богомолье» Шмелёв освежил в себе то, что вело его когда-то в детские годы к преподобному Сергию и к старцу Варнаве. Жажда Бога - становится тем определяющим творчество Шмелёва состоянием, которое уже нераздельно и неотступно владеет им при создании «Лета Господня» [Ильин 1991: 31].
Отметим, что в повести нами зафиксированы единичные случаи функционирования конкретных существительных - слова узелки и посошки: Это они на богомолье, всякое лето тройкой ходят. Вишь, узелки-то на посошках. пиджаки-топосняли, жарко. Ну, там повидаемся. И до чего ж хорошо, душа отходит! [Шмелёв 1996: 42]. Весьма редкое употребление подобных лексем связано, на наш взгляд, с тем, что автор акцентирует внимание на духовном пути богомольцев.
Таким образом, концепт путь в автобиографической повести И. С. Шмелёва имеет прежде всего религиозное наполнение, которое органично связано с православным мировоззрением и отечественной литературной традицией. В семантической структуре данного концепта чётко определяется смысловое ядро, которое представлено двумя взаимосвязанными компонентами:
1) путь каждого человека к Богу, путь к святости, личный путь спасения, путь обретения Истины, подлинного смысла жизни, открывающего Царствие Небесное (Я есмь путь и истина и жизнь [Святое Евангелие 1874: 443]);
2) путь воскресения и преображения своей духовной родины и её народа. Актуализируя данную грань, И. С. Шмелёв свидетельствует об особом служении России и таким образом «продолжает заветное дело Пушкина, Гоголя, Достоевского - показать смиренно-сокровенную Русь, Божиим перстом запечатленную» [Архиепископ Серафим 1960: 3].
ЛИТЕРАТУРА
1. Архиепископ Серафим Чикагский и Детройтский. Бытописатель русского благочестия // Русское воскресение. 1960. № 233. 25. VI.
2. Господа нашего Иисуса Христа Святое Евангелие от Матфея, Марка, Луки и Иоанна. СПб, 1874.
3. Дунаев М. М. Православие и русская литература. Т. IV Ч. 5. М., 2002.
4. Ильин И. А. О тьме и просветлении. Книга художественной критики. Бунин. Ремизов. Шмелёв. М., 1991.
5. Никитина С. Е. Роду путешественного (о концепте пути в русских конфессиональных культурах) // Логический анализ языка. Языки динамического мира. Дубна: Международный университет природы, общества и человека «Дубна», 1999.
6. Степанова И. С. Концептосфера «путь жизни» в автобиографической прозе первой волны русской эмиграции: ав-тореф. дис. ... д-ра филол. наук. М., 2016.
7. Шмелёв И. С. Богомолье. Лето Господне. М., 1996.
REFERENCES
1. Arhiepiskop Serafim Chikagskiji Detrojtskij (1960) Bytopisatel russkogo blagochestiya [Writer of Russian piety] In: Russian Resurrection. no. 233. 25. VI (in Russian)
2. Gospoda nashego Iisusa Hrista Svyatoe Evangelie ot Matfeya, Marka, Luki i Ioanna (1874) [Our Lord Jesus Christ The Holy Gospel of Matthew, Mark, Luke and John] St. Petersburg. (in Russian)
3. Dunaev M. M. (2002) Pravoslavie i russkaya literature [Orthodoxy and Russian literature] T. IV. Part 5. Moscow (in Russian)
4. Ilyin I. A. (1991) O tme i prosvetlenii. Kniga hudozhestvennoj kritiki. Bunin. Remizov. Shmelyov [About darkness and enlightenment. Book of art criticism. Bunin. Remizov. Shmelev] Moscow. (in Russian)
5. Nikitina S. E. (1999) Rodu puteshestvennogo (o koncepteputi v russkih konfessionalnyh kulturah) [A kind of travel (about the concept of the path in Russian confessional cultures)] In: Logical analysis of language. Languages of the dynamic world. Dubna. (in Russian)
6. Stepanova I. S. (2016) Konceptosfera «put zhizni» v avtobiograficheskoj proze pervoj volny russkoj ehmigracii [Concept «The way of life» in the autobiographical prose of the first wave of Russian emigration]: author. dis. ... Dr. philol. sciences.Moscow. (in Russian)
7. Shmelyov I. S. (1996) Bogomole. Leto Gospodne [Bogomolye. Summer of the Lord] Moscow. (in Russian)
