CC BY
27
Несмотря на то, что в реальной жизни суицид Пуш-карева отнюдь не жертвенен (он забывает о жене ради неясной мечты), в символическом смысле его поступок героический, так как направлен на достижение высоких целей - преодоление человеческого и достижение сверхбытийного.
Если в «Рассказе о Сергее Петровиче» и «Полете» персонажи руководствуются высокими, но эгоистическими целями, то в рассказе «Жертва» (1916) самоубийство альтруистично. В основе сюжета - акт суицида, совершенный Еленой Дмитриевной для благополучия своей дочери Таисии, получившей в результате этого случая страховку. После смерти матери дочь с мужем устанавливают ее культ: «Ма-ман умерла, но маман должна незримо присутствовать среди нас и благословлять наше маленькое гнездышко» [1, т. 6, с. 114]. Только Таисия, прочитавшая и уничтожившая посмертную записку Елены Дмитриевны, знает об источнике их семейного счастья.
Характер поступка Елены Дмитриевны тоже неоднозначен. В нем есть героическая жертвенность, однако в качестве высокой цели выступает мещанское, «пошлое» счастье дочери. В «Жертве», как и в «Рассказе о Сергее Петровиче», на первый план выходит героизм «маленького человека», стремления которого кажутся ничтожными, но именно в них он утверждается как личность.
Проблема преодоления человеческого интересует Л. Андреева и в рассказе «Жизнь Василия Фивейско-го» (1903), где повествуется о подвижничестве священника, которое в широком смысле слова можно назвать героическим. Василий Фивейский старается жить с глубокой верой в Бога. Однако различные события: смерть сына, пьянство попадьи, рождение «идиота» - приводят к сомнениям. Отец Василий первоначально не протестует против несправедливости высшей силы, после каждого несчастного случая восклицая: «Я верю!». Но затем она касается не его, а самого беззащитного человека из прихода - Семена Мосягина, убежденного, что даже Бог его оставил. После нелепой гибели работника священник ставит «эксперимент», который должен удаться благодаря его бескорыстной вере, - пытается воскресить Мося-
гина. Провал «эксперимента» приводит отца Василия к безумию и смерти.
Подвижничество Василия Фивейского сомнительно в свете христианской доктрины. Он не смог окончательно смириться с устройством мира, тихо молиться за себя и за других, лишь ожидая божественной благодати. Попытка воскресения Мосягина -знак «самообожения». Но сам священник и не думает об этом, осознавая себя проводником божественной воли, действуя из беззаветной любви к ближнему. Этот отчаянный шаг - следствие жертвенной жизни, героического терпения. Да и сам протест против Бога героический: Василий Фивейский умирает, не выдерживая кризиса веры.
Итак, в творчестве Л. Андреева наблюдается особое отношение к героическому. Оно связано с категориями трагического, экзистенциального, с темами войны и революции, образами революционера, «маленького человека», священника. С одной стороны, героические сюжетные ситуации в произведениях писателя чаще приобретают противоположное, «негероическое» значение, с другой - в тона героики могут окрашиваться не совсем привычные для данной категории поступки, в основе которых лежит преодоление человеческого и достижение сверхбы-тийного.
Литература
1. Андреев, Л.Н. Собр. соч.: в 6 т. / Л.Н. Андреев. -М., 1990 - 1996.
2. Булгаков, С. Героизм и подвижничество / С. Булгаков. - М., 1992.
3. Красильников, Р. Л. К проблеме героического в теории и истории литературы / Р.Л. Красильников // Вестник Московского университета. Сер. 9: Филология. - 2010.
- № 2. - С. 70 - 80.
4. Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А.Н. Николюкина. - М., 2001.
5. Минц, З.Г. Поэтика русского символизма / З.Г. Минц. - СПб., 2004.
6. Сапронов, П.А. Феномен героизма / П.А. Сапронов.
- СПб., 2005.
7. Хейзинга, Й. Homo Ludens: Статьи по истории культуры / Й. Хейзинга. - М., 1997.
УДК 8Г1-027.21
О.Н. Кушнир
КОНЦЕПТ «ГЛАМУР» КАК ДЕСТРУКТИВНЫЙ ФЕНОМЕН «РАСЩЕПЛЕНИЯ» КОНЦЕПТОСФЕРЫ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ
Явления прогрессивного и регрессивного развития концептосферы лингвокультурологически принципиально различаются - в силу нацеленности инволюционных явлений на деградацию и деструкцию концептосферы. Деструкция как «разрушение, разламывание» структуры в рамках лингвоконцептологии результирует в метафорическое видовое понятие «расщепление» концептосферы, которое рассматривается в статье на примере концепта «Гламур».
Эволюция концептосферы, динамическая лингвоконцептология, деструктивный концепт.
Phenomena of progressive and regressive development of conceptual sphere differ in a linguistic cultural way - because of focusing the involutionary phenomena on degradation and destruction of conceptual sphere. Destruction as «breaking» the structure in
the frames of linguistic conceptology results into metaphor subnotion, which is considered in the article on the example of concept «Glamour».
Evolution of conceptual sphere, dynamic linguistic conceptology, destructive concept.
Явления прогрессивного и регрессивного развития концептосферы лингвистически сходны, поскольку в обоих случаях связаны с неологизацией / архаизацией словаря и языка / речи в целом, но лингвокультурологически принципиально различаются -в силу нацеленности инволюционных явлений на деградацию и деструкцию концептосферы. Внимание к инволюционным явлениям особенно важно для прикладной лингвоконцептологии, поскольку они напрямую связаны с национальными интересами России и ее лингвистической (точнее, лингвокультурологической, лингвоконцептологической) безопасностью.
Концептообразующее понятие «деструкция» основывается на семантическом этимоне сущ. Деструкция / прил. деструктивный - из. Лат. глагола destruere ‘ломать, разрушать; разорять, уничтожать’ <de... ‘из; от; с’ + struere ‘класть друг на друга, накладывать рядами (слоями); раскладывать, расставлять; строить, выстраивать’ [5, с. 287], то есть буквально Деструкция - «разрушение, разламывание» структуры (чего-л.) как «взаиморасположения и связи составных частей» (из лат. structura ‘строение, сооружение; расположение, порядок’ [5, с. 958]). В рамках лингвоконцептологии «деструкция» резуль-тирует в метафорическое видовое понятие «расщепление» концептосферы.
«Расщепление» как отдельных «старых», устоявшихся в культуре концептов, так и концептосферы в целом - явление, обусловленное одной из тенденций развития русской концептосферы - тенденцией к инволюции, характеризующейся как упрощение, вырождение (в соответствии с лат.этимоном involutio ‘свертывание’) [5, с. 555]). Данная тенденция противостоит тенденции к эволюции, характеризующейся как конструктивное усложнение (в соответствии с лат.этимоном evolvere [5, с. 383]) (см. об этом подробно: [8]).
«Расщепление» концептосферы - метафора, фиксирующая интенционально антагонистические процессы - конструктивные и деструктивные. Явление недеструктивного для концептосферы как упорядоченного целого «расщепления» есть разделение концептов или макроконцептов / концептов на составные части вследствие конструктивного развития культуры и цивилизации.
Концепт «гламур» - деструктивный по интенцио-нальности, один из особо агрессивных по отношению к ценностям и целостности национальной культуры. Его агрессивность по сравнению с такими одиозными явлениями, как «национализм», «экстремизм», «терроризм» - коварно-вкрадчива, препятствовать агрессивности «гламура» какими-либо правовыми способами едва ли возможно, что делает его особо опасным лингвоконцептуальным явлением.
Сущ. гламур - из англ. glamour: как сущ. - ‘чары, волшебство; романтический ореол; обаяние; очарование’; как прил. - ‘эффектный’; как глагол - ‘зача-
ровать, околдовать, пленить’ [2, с. 417 - 418] (ср. также фр. glamour ‘обаяние; привлекательность (о киноактрисах)’ [3, с. 505]). Гламурный - из англ. glamourous ‘обаятельный, очаровательный; эффектный’ [2, с. 418].
Как видим, в семантическом этимоне гламура нет ничего этически / эстетически неприемлемого. В академические словари русского языка гламур и гламурный попали совсем недавно; толкование Словаря начала XXI в. вполне согласуется с семантическим этимоном: «Гламур... магическое обаяние, шарм, внешний блеск, лоск»; однако пространная иллюстрация к этому толкованию, выполняющая функции энциклопедический справки, отражает ряд важных смыслов, каузирующих этически негативную оценку гламура как «модного» явления, ср:: «Как понятие гламур занял заметное место в культуре лишь ХХ века, в особенности с приходом кино, а точнее, с рождением Голливуда, “фабрики грез”, сумевшей
придать своим секс-символам общемировой статус. .. Когда удовольствие стало modusvivendi (“эпоха джаза”, “эпоха чарльстона”), когда семейные узы всячески ослабли, а женщина эмансипировалась, когда кино, со своей стороны, вышло из гетто плебейства, а Голливуд стал всемирным поставщиком “образа жизни”, его суперзвезды обрели гламур, а гламур обрел в их лице свое воплощение. ИК. 2000, № 4» [14, с. 247]. С одной частью суждений «Искусства кино», откуда взята цитата, нельзя не согласиться, с другой - согласиться нельзя. Сосредоточим внимание на второй.
Как понятие, категоризирующее ряд специфических феноменов реальной жизни, «гламур» существовал с незапамятных времен (в том числе в виде моды, особенно «высокой моды», представления о которой постоянно изменялись), но лишь на исходе ХХ в. появилась лексема «гламур», вербализующая понятие, которое раньше в русском языке, за отсутствием точного обобщающего абстрактного именования, находило выражение, прежде всего, в суб-стантивах - названиях конкретных «субъектов гламура» (хотя слова гламур еще не было). В основном это именования мужчин: рус. щеголь, модник, форсун, вертопрах (прост.) и заимствованные петиметр (в литературе XVIII в. - распространенный сатирический образ молодого щеголя, франта, вертопраха), пижон ‘пустой франтоватый молодой человек ’, сноб ‘человек, считающий себя носителем высокой интеллектуальности, изысканного вкуса’, фат ‘самодовольный, пошлый франт; щеголь’, франт ‘человек, любящий наряжаться, щеголь ’, сравнительно новое плейбой, - реже именования женщин, ср.: вертопрашка (устар. и прост.), кокетка, модница. Отношение окружающих к «субъектам гламура» всегда было неоднозначным - от иронически-снисходи-тельного или восхищенно-завистливого до него-дующе-осудительного, реализующегося в иронии, сатире, гротеске.
Обратим особое внимание, что именования всех названных «субъектов гламура» несут очевидный налет если не пейоративности, то как минимум легкой иронии, потенциально связанной с этическим неодобрением, которое может обусловливаться разнообразными обстоятельствами, явствующими уже из некоторых особо показательных толкований, например: «Вертопрах... В просторечии. Легкомысленный, ветреный, непостоянный человек (вообще о неделовых молодых людях). ... Вертопрашка. Устар. и в просторечии. Легкомысленная, пустая, кокетливая женщина» [13, т. 2, с. 200]; «Ферт. Разг. Самодовольный, развязный человек; франт, щеголь. ... Фертик. Разг. Уничиж. к ферт.» [13, т. 16, с. 1321 - 1322]; «Сноб. Неодобр. Человек, считающий себя носителем высшей интеллектуальности и изысканных вкусов» [9, с. 1223]; «Стиляга. (разг.). Молодой человек, слепо подражающий крикливой моде» [15, с. 943]. Показательное слово в этом ряду - плейбой, которое почему-то в Толковом словаре начала XX в. [14, с. 737] истолковано как «привлекательный молодой человек, пользующийся популярностью у женщин» - без учета очевидных этимологических (из англ. playboy ‘повеса’ - от play ‘играть; игра > резвиться, забавляться’ + boy ‘мальчик; молодой человек’ [2, с. 732, 120]) и потенциально пейоративных или ироничных коннотативных смыслов, ср. толкование Л.П. Крысина: «Повеса, праздный и фатоватый молодой человек» [7, с. 540], которое в герменевтической проекции может быть представлено как «богатый молодой человек, стремящийся получать / получить от жизни максимум удовольствий», что достаточно точно отражает внутренние установки субъектов современного гламура.
Причины этического и связанного с ним эстетического осуждения гламура, его специфических коммуникативных проявлений, социального позиционирования «субъектов гламура» и др. очевидны: в рамках оппозиций «внутреннее - внешнее», «духовное - телесное (витальное)», «искреннее, подлинное - лицемерное, фальшивое, притворное, “деланное”» гламур оказывается, как сейчас говорят, «ниже плинтуса».
Существо различия между гламуром и подлинной духовной культурой и внутренней красотой очень точно выражено в общеизвестном поэтическом афоризме Н. Заболоцкого (стихотворение «Некрасивая девочка»): «.что есть красота / И почему ее обожествляют люди? / Сосуд она, в котором пустота, / Или огонь, мерцающий в сосуде?», - который представляет собой ничто иное, как перифраз одного из устойчивых образов Нового Завета, ср.: «Но Господь сказал ему: иди, ибо он есть Мой избранный сосуд, чтобы возвещать имя Мое перед народами и царями и сынами Израилевыми» (Деян. 9:15); «.Бог, повелевший из тьмы воссиять свету, озарил наши сердца, дабы просветить нас познанием славы Божией в лице Иисуса Христа. Но сокровище сие мы носим в глиняных сосудах, чтобы преизбыточная сила была приписываема Богу, а не нам» (2 Кор. 4:6 - 7); и др. Человек как «сосуд» ценен только тем, что внутри и
что от Духа, но вовсе не проявлениями своего самолюбивого маленького «я».
В рамках «Молодежного интеллектуального клуба» обсуждался вопрос о «новом человеке между дискурсом и гламуром» [10]. Участники беседы (политологи, философы, эксперты) исходили из очевидной установки: поскольку есть некое новое явление (гламур), вызывающее широкий общественный резонанс и провоцирующее самые противоречивые суждения, нужно выяснить, в чем его сущность. Частично перескажем, частично воспроизведем дословно некоторые высказанные суждения, выделяя курсивом и подчеркиванием ключевые слова и фрагменты, в которых фиксируются основные ценности «гламура».
«Во-первых, гламур - это некое культурное сообщество. Во-вторых, это социальная группа», в которую входят наиболее адаптивные люди, в традиционных обществах составлявшие элиту, аристократию. Гламур - это явление XXI в., продукт общества высокой социальной мобильности, обусловленный «здоровой реакцией общества на желание установления какого-то неравенства».
Гламур связан с людьми, «которые выделяются, являясь законодателями моды - марки одежды, марки машин и т.д., то, что считается элитным. Верхушка людей живет в законах гламура, но они же обладают властью. Они транслируют эти законы на все общество, что порождает проблему гламура и псевдогламура. Роскошная жизнь, ценности, престиж - это гламур; псевдогламур - это затуманенная масса подражателей. ».
«... Гламур - это своеобразная идеология или система координат, которая сегодня существует в нашем обществе. Ты либо выше оси, в гламуре, либо ты ниже, но стремишься к гламуру»; «А гламур - это образ цели, модель человека, к которой стремишься»; гламур - это «атрибут внешней власти, успеха».
Судя по приведенным высказываниям, в дискуссии явно участвовали те, кто причисляет себя к «гламуру», разделяет его систему ценностей: принадлежать «верхушке людей» на основе «установления неравенства», «обладать властью», быть «законодателями моды», успешными, во всех отношениях «выше оси», вести «роскошную жизнь» и т.п. Все это, по выражению одного из участников, «судьбоносные для присутствующих понятия», с ними они связывают представления о принадлежности к современной «элите».
Подвергать такого рода внутренние установки критическому анализу нет необходимости: они отвергаются всеми мировыми религиями, ведут к закату европейской цивилизации как строящейся на либеральной идеологии, взрастившей, в свою очередь, «гламур», - это общеизвестно. Менее известно, что для характеристики гибельности «гламурного» пути в русском языке издавна существует точное обозначение - выморочный. В Словаре В.И. Даля - в статье «Вымаривать»: «Выморочный, вымерший. Выморочный род. Выморочное именье, осталое после вымершего рода, после владельца, умершего без наследников» [4, т. 1, с. 299]; в статье «Безотецкий»:
«Безотчина, выморочное населенное именье, где нет отчинника, наследника» [4, т. 1, с. 68]; в статье «Отро(а)жать или отрождать, отродить, отра-живать кого, что, рожать. ... На нем род покончил-ся, стал выморочным, отроду нет понем» [4, т. 2, с. 751]. В академическом словаре советской эпохи также в статье «Вымаривать» находим еще: «Выморочность. На другой день утром она [Аннинька] прошлась по всем комнатам громадного головлевского дома. Везде было пустынно, неприятно, пахло отчуждением, выморочностью. Салт. Госп. Гол., IV» [13, т. 2, с. 1101].
В современных словарях прил. выморочный фиксируется в семантически обедненном виде - только как специальное (юридическое) понятие, ср.: «Выморочный. Об имуществе: оставшийся после владельца без наследника» [15, с. 132]. Жаль, потому что прилагательное выморочный в семантических связях с ближайшими по смыслу лексемами (по В. И. Далю) не только фиксирует юридический факт настоящего (отсутствие наследника), но и трагический разрыв прошлого и будущих поколений (безотчина, отрожать), обреченность на вымирание.
Впрочем, в ходе дискуссии звучали мнения не только тех, кто «внутри гламура», но и тех, кто «вне», кто понимает его манипулятивно-деструктивную природу (ключевые слова подчеркиваем).
«. Дискурс и гламур являются частью манипуляции, другое дело, что не только политиками. Существует стремление протолкнуть продукт, а образование дорогих брендов заставляет их создателей проталкивать их с помощью гламура. ”Это модно, это доступно не всем, значит, старайся это купить”».
«В условиях глобализации мы все становимся маленькими винтиками большой системы. Происходит смысловая подмена: мы называем рэкет, а на самом деле - вымогательство, киллер - убийца. Мы негативный смысл заменяем иностранным словом, и смысл становится вполне гламурным. Это потеря себя».
Общий вывод, завершающий обсуждение: «. человек дискурса и гламура - это человек с размытыми представлениями о добре и зле».
С этим выводом трудно не согласиться - прежде всего, потому, что «люди гламура» склонны относиться к себе как к некоему уже-реализованному-идеалу, что является проявлением «человекобожия», когда человек считает себя равным или даже превосходящим Господа, ср. характеристику этого понятия из обычного учебного пособия по религиоведению: «Человекобожие, религия человекобожества - термин, употреблявшийся русскими религиозными философами (С. Булгаков, Н. Бердяев, В. Эрн) для ха-
рактеристики мировоззрения интеллигенции, стоявшей на позициях социализма и атеизма, которая создала “религию человекобожия”. По Булгакову, любой человек, даже утративший веру в Бога, остается религиозным, а потому может создать только суррогат религии: божественные черты приписываются человечеству» [12, с. 514]. Очень точно «гла-мурность» как своеобразную «квазирелигию» со своей символикой прочувствовал и отразил в своем дневнике православный священник (ср.: [11]).
«Гламур» несовместим с духовными основаниями нашей культуры, выступает как катализатор и семиотическое основание «расщепления» традиционных, фактически - вечных общечеловеческих ценностей.
Литература
1. Апресян, Р.Г. Утилитаризм / Р.Г. Апресян // Новая философская энциклопедия: в 4 т. - М., 2010. - Т. 4.
2. Большой англо-русский словарь / авт.-сост. Н.В. Адамчик. - М., 1998.
3. Гак, В. Французско-русский словарь активного типа / В. Гак, Ж. Триомф. - М., 1998.
4. Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка / В.И. Даль. - М., 1999.
5. Дворецкий, И.Х. Латино-русский словарь / И.Х. Дворецкий. - М., 1976.
6. Крылов, И.А. Полное собр. соч.: в 3 т. / И.А. Крылов.
- М., 1945. - Т. 1.
7. Крысин, Л.П. Толковый словарь иноязычных слов / Л.П. Крысин. - М., 1998.
8. Кушнир, О.Н. О тенденциях эволюции русской кон-цептосферы / О.Н. Кушнир // Перспективные разработки науки и техники-2011: материалы II Международной научно-практической конференции. Ргсетуз1, Польша, 2011 г. -ЦКЪ: http://www.rusnauka.com/Page_ru.htm
9. Новейший большой толковый словарь русского языка / гл. ред. С.А. Кузнецов. - СПб., 2008.
10. Новый человек между дискурсом и гламуром // Без темы: Научный общественно-политический журнал. -
2007. - № 2 (4). - С. 80 - 88. - ЦКЪ: http://beztemy.usu.ru/ ?base=mag/0004(02_2007)&xs1n=showArtic1e.xs1t&id=a10&d ос=../со^еп^р.
11. Пархоменко, К. Из дневника священника. Год 2007й / К. Пархоменко // Азбука веры. - ЦЕЬ: http://azbyka.ru/ parkhomenko/dnevnik_sviashennika/2007-a11.shtm1.
12. Религиоведение / под ред. И.Н. Яблокова. - М., 2000.
13. Словарь современного русского литературного языка: в 17 т. - М.; Л., 1948 - 1965.
14. Толковый словарь русского языка начала XXI века: Актуальная лексика / под ред. Г.Е. Скляревской. - М.,
2008.
15. Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов / отв. ред. Н.Ю. Шведова.
- М., 2008.
