21. Федотов М.Р. Этимологический словарь чувашского языка: в 2 т. Т. I. А-Р. 470 с. Т. II. С-Я. 509 с. Чебоксары: Чуваш. гос. ин-т гуманит. наук, 1996.
22. Хисамитдинова Ф.Г. Башкирская ойконимия XVI-XJX вв. Уфа: Башк. кн. изд-во, 1991. 304 с.
23. Черных С.Я. Словарь марийских личных имен. Йошкар-Ола: МарГУ, 1995. 626 с.
24. Шувалов Н.И. От Парижа до Берлина. Топонимический словарь. 2-е изд., перераб. и доп. Челябинск: Юж.-Урал. кн. изд-во, 1989. 160 с.
25. Räsänen Martti. Versuch eines etymologischen Wörterbuchs der Turksprachen. Helsinki: Suomalais-ugrilainen seura, 1969. [Lexica societatis Fenno-Ugricae XVII. 1.]. 533 S.
КОРНИЛОВ ГЕННАДИЙ ЕМЕЛЬЯНОВИЧ - доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой общего и сравнительно-исторического языкознания, декан филологического факультета, Чувашский государственный университет, Россия, Чебоксары ([email protected]).
KORNILOV GENNADIY YEMELYANOVICH - doctor of philological sciences, professor, head of the General and Comparative-Historical Language departments, dean of the Philology Faculty, Chuvash State University, Russia, Cheboksary.
УДК 81"1-027.21
О.Н. КУШНИР
ЭВОЛЮЦИЯ МАКРОКОНЦЕПТА «ВЛАСТЬ» КАК ФЕНОМЕН НЕДЕСТРУКТИВНОГО «РАСЩЕПЛЕНИЯ» КОНЦЕПТОСФЕРЫ
Ключевые слова: концепт, макроконцепт, деструкция концептосферы, семантический этимон.
Инволюция как одна из тенденций русской концептосферы рубежа XX-XXI вв. проявляется в её деградации и деструкции. При этом результатом деструкции является деструктивное/недеструктивное «расщепление» концептосферы. На примере динамики макроконцепта «Власть» показан процесс разделения макроконцептов/концептов на составные части вследствие конструктивного развития культуры и цивилизации.
O.N. KUSHNIR
EVOLUTION OF THE «POWER» MACROCONCEPT AS A PHENOMENON OF NONDESTRUCTIVE «SPLITTING» OF CONCEPTS SPHERES Key words: concept, macroconcept, sphere of concepts destruction, semantic etymon.
Involution as one of the tendencies of Russian spheres of concepts at the turn of the twenty-first century has manifested its degradation and destruction. However, the destruction result is destructive/nondestructive «splitting» of concepts spheres. The article shows the dynamics of the macroconcepts/concepts dividing process through the example of the «power» macroconcept.
Русскую концептосферу рубежа XX-XXI вв. характеризуют тенденции, обусловленные противонаправленными векторами - эволюцией как конструктивным усложнением (в соответствии с лат. этимоном evolvere [6. С. 383]) и инволюцией как упрощением, вырождением (в соответствии с лат. этимоном involutio ‘свёртывание' [6. С. 555]). Эти противонаправленные тенденции проявляются, с одной стороны, в формировании новых концептов, отражающих как прогрессивное развитие русской культуры и цивилизации, так и деактуализацию устаревающих и/или устаревших концептов; с другой стороны, в регрессивном «размывании» и «расщеплении» как отдельных «старых», устоявшихся в культуре концептов, так и концептосферы в целом (см. об этом подробно: [12]).
Явления прогрессивного и регрессивного развития концептосферы с лингвистической точки зрения сходны, но лингвокультурологически принципиально различаются, так как инволюционные явления вызывают деградацию и деструкцию концептосферы, следовательно - очевидным образом связаны с национальными интересами России.
Концептообразующее понятие «деструкция» основывается на семантическом этимоне сущ. деструкция / прил. деструктивный - из. лат. глагола
destruere ‘ломать, разрушать; разорять, уничтожать' < de... ‘из; от; с' + struere ‘класть друг на друга, накладывать рядами (слоями); раскладывать, расставлять; строить, выстраивать' [6. С. 287, 958], т.е. букв. деструкция - «разрушение, разламывание» структуры (чего-л.) как «взаиморасположения и связи составных частей» (из лат. structura ‘строение, сооружение; расположение, порядок' [6. С. 958]). В рамках лингвоконцептологии «деструкция» результиру-ет в метафорическое видовое понятие «расщепление» концептосферы.
«Расщепление» концептосферы - метафора, фиксирующая интенцио-нально антагонистические процессы - конструктивные и деструктивные. Явление недеструктивного для концептосферы как упорядоченного целого «расщепления» есть разделение концептов или макроконцептов / концептов на составные части вследствие конструктивного развития культуры и цивилизации.
Рассмотрим данное явление на примере эволюции макроконцепта «Власть».
Многоаспектный макроконцепт «Власть» во многом определяет и содержание, и структуру любой концептосферы, начиная с «Политики»: это «Наука», «Право», «Образование» и т.д., вплоть до концептосферы «Частная жизнь». Феномен власти находится в состоянии постоянного «расщепления», обретает все новые и новые обличия.
Несмотря на это (и вследствие этого), макроконцепт «Власть» в русском языковом сознании остается в высшей степени диффузным, размытым - в силу крайней лингвокультурной абстрактности содержания, обусловливающей неопределенно обширный объем, стремящийся к «дурной бесконечности» как в сигнификативной, так и (особенно) в денотативно-референциальной части (кто-что над кем-чем властвует), ср., например, у В.И. Даля: [5. I. С. 213]; в современном юридическом словаре [8. С. 32, 234].
Основная причина диффузности представлений о власти в том, что для русского обиходного сознания ее сущность на протяжении многих веков сводилась к двум очевидностям, не требующим последовательно-аналитического, критического размышления: 1) есть властные «верхи» общества (государства), и они в восприятии «низов» просто есть - как данность, о существе (правомочиях, целесообразности и т.п.) которых нет смысла задумываться; 2) есть «власть обихода (в обиходе)» (муж - жена, отец - сын, старший -младший, сильный - слабый и т.п.), которая тоже просто есть - как данность, очевидная в силу традиции. Поскольку критика этих очевидностей каузирует конфликты (вплоть до разводов в семье и революций в стране), а социальная стабильность - одна из основных экзистенциальных ценностей большинства, то лучшая из возможных для обиходного сознания позиций - безоговорочно принять, что «нет власти не от Бога» (Рим 13: 1), в какой бы конкретной форме эта власть ни выражалась. Разумеется, в русском менталитете есть и то свойство, которое в Словаре А.И. Солженицына фиксировано лексемой вла-стоненавидец [18. С. 32], но это свойство скорее маргинальное, чем сущностное, актуализирующееся лишь в особых социально-исторических условиях.
Для русского научного сознания сущность «власти» в предшествующие последним десятилетиям «доперестроечные» годы тоже сводилась к очевидности, а именно - очевидности «надобщественного» характера власти: 1) до 1917 г. - к представлениям о власти как сакральной силе, личностной в случае самодержавия, религиозно-философской у масонов, «народной воле» у республиканцев; 2) после 1917 г. - к представлениям о власти как партийно персонифицированной секулярной идеологии, коммунистической или иной. В обоих случаях семантическое ядро макроконцепта «Власть» оказывалось за пределами гуманитарного знания в его целостности, коренясь либо в религии и философии, либо в идеологии.
Появление в последние годы понятия «кратология» как интегральной «науки о власти» [27]), актуализация префиксоида крато- и суффиксоида -кратия (из гр. kratos ‘сила, власть' [3. Стлб. 729]) в наборе терминологических дериватов и терминологических словосочетаний с лексемами на крато-и -кратия привела к формированию морфосемантической и лексико-синтаксической группировок, составляющие которых выступают как репрезентанты той части ядра макроконцепта «Власть», которые связаны с научным гуманитарным знанием в его целостности.
В гуманитаристике и СМИ фиксируются следующие лексемы на крато-: инициальные (дескрипторные) кратология / кратолог (рус. кальки «власте-ведение» / «властевед»), далее кратогнозия, кратография, кратодинамика, кратознание, кратомания, кратомафия, кратономия, кратософия, крато-сфера, кратофагия, кратофилия, кратофобия, кратоцентризм и др.
Разнообразные виды, сферы и проявления власти фиксируются в таких словосочетаниях с сущ. кратология, как общая / прикладная / сравнительная /теоретическая /функциональная... кратология, - наряду с ростом терминологических словосочетаний с опорной лексемой власть, фиксирующих различные аспекты ее исследования, ср.: история / философия / социология / психология / педагогика/логика/этика/технология... власти, в том числе метафорические анатомия / антропология / физика / геометрия / алгебра / география. власти. Специалисты по «властеведению» насчитывают свыше 150 именований только «первых лиц», стоящих у власти, и «более семидесяти областей и отраслей знания», исследующих феномен власти [28]. Для лингвокультурологии это, безусловно, «знаковый» факт, побуждающий к по возможности отчетливому выделению ядерной части макроконцепта «Власть» и существа основных изменений в нем - с позиций прикладной динамической лингвоконцептологии.
С этой целью важно рассмотреть вопрос о лексемах, репрезентирующих семантическое ядро макроконцепта «Власть». Поскольку специально для обозначения различных типов власти используются суффиксоиды -архия / -арх (из гр. arche ‘начало, основание > власть, господство > начальство, правительство' [3. Стлб. 202]) и -кратия /-крат (из гр. kratos ‘сила, власть, могущество' [3. Стлб. 730]), обратимся к инициируемым этими суффиксоидами лексическим морфосемантическим группировкам и смежным с ними по смыслу лексемам, попытаемся установить, как соотносятся этот материал с современной ситуацией «пост-», фиксированной прежде всего лексемой постсоветский.
Предуведомим рассмотрение конкретного материала общим выводом, к которому приводит его анализ: налицо полиморфизм власти1 (в определенном смысле - поликратия, «одновременная власть многих субъектов» [28. С. 21]) как отражающий, с одной стороны, ситуацию до сих пор не завершившейся «смуты в душах и умах», с другой стороны - процессы становления гражданского общества, которое необходимо предполагает «множественность власти» [24. С. 225-226], - а следовательно, и к «институциональному полиморфизму человека» [31], обусловленному его участием во властных структурах различного типа, к формированию и развитию homo institutius. Как мы уже отметили, по оценке специалистов, кратология как наука о власти объединяет «более 70 областей и отраслей знания и наук» [27. С. 41], включает обширный массив понятий, охватывающий практически все стороны жизни человека и общества [28], и лингвоконцептологический анализ лексем, вербализующих основные понятия, связанные с феноменом власти, представляется весьма продуктивным.
1 Термин полиморфизм используем здесь в соответствии с греческим этимоном: ро!утогрЬоБ (букв. «многоформный») в обобщенном значении «многообразие / многообразный».
Суммирование данных различных словарных изданий и «несловарных» источников в рамках общей методологии «лингвокультурологического синтеза» приводит к следующему.
С суффиксоидами -архия / -арх перечень оказывается весьма ограниченным: анархия, демархия, диархия, епархия, ересиарх, иерархия / иерарх, критархия, монархия / монарх, олигархия / олигарх, патриархия / патриарх, тетрархия / тетрарх, экзарх. В нем обращает особое внимание только сущ. олигархия /олигарх как активно использующиеся в различных типах современного русского дискурса.
Существительные олигарх / олигархия (из гр. оИдов ‘немногий, незначительный (по количеству)' [3. Стлб. 877], откуда оНдарсМ1а ‘правление немногих' [3. Стлб. 877], например, богачей, военных и т.п.) в современном русском языке буквально за несколько лет обрели статус концептообразующих, вербализующих новую для России реальность власти - концепт «Олигархия». Так, в Толковом словаре русского языка олигархия, в соответствии с давней лексикографической традицией, трактуется в первом значении через историческую справку, т.е. как историзм («1. В древности и в средние века: государство, в котором у власти стоит аристократическая верхушка. Венецианская о. (14 века)») и лишь во втором значении как «Политическое и экономическое господство небольшой группы представителей крупного финансово-промышленного капитала, а также сама такая группа» [16. С. 452]. Аналогично в Новейшем большом толковом словаре русского языка, причем второе значение фиксируется с пометой «книжн.» [15. С. 712], и в Толковом словаре русского языка с включением сведений о происхождении слов (без помет.) [26. С. 564]. В Толковом словаре русского языка начала XXI в. в качестве первого фиксировано реальное современное значение сущ. олигарх «представитель крупного монополизированного капитала», соответственно олигархия - «1. Политическое и экономическое господство наиболее влиятельных представителей крупного монополизированного капитала; олигархат (1 зн.). ... 2. Собир. Наиболее влиятельные представители крупного монополизированного капитала; олигархат (2 зн.)» [25. С. 679, 680]. К сожалению, в этом словаре олигарх, олигархия, олигархат фиксированы с пометой «публицистическое». Это, скорее всего, верно по отношению к сущ. олигархат, пейоративность которого представляется очевидной (ср.: «В современной России есть вещи, которые нельзя ни обойти, ни объехать, ни жить с ними дальше... Речь идет о российской системе отношений собственности, основанной на приватизации, и ее главной опоре - олигархате, стоящем одной ногой на том берегу Атлантики и в принципе презирающем и ненавидящем “эту страну”. Консерватор, 23.05.03» [25. С. 680]), но неверно по отношению к сущ. олигарх / олигархия, которые давно уже являются межстилевыми (о чем свидетельствуют СМИ, Интернет, обиходная речь), а в различных областях гуманитарного знания используются как общенаучные термины, фиксирующие реальности именно «сегодняшнего дня», ср., например, следующий фрагмент из современной Политической энциклопедии (статья «Олигархия»): «Несмотря на то, что олигархия - довольно распространенная болезнь всех государств, почти нигде она не является признанным добром и легальной формой правления. Исключением был именно период конца 1990-х гг. в России, когда олигархи, открыто деля власть, собственность и медиаресурсы, заявляли, что "власть - это наемный менеджер капитала” (Б. Березовский). .один из главных предвыборных девизов первого президентского срока
В. Путина: “равноудаление олигархов”» [2. С. 227]; или еще: «Однако, когда случился дефолт. Обвиняли олигархов, проклятый Запад, советское прошлое и “совковый менталитет” сограждан» [9. С. 53]; «Политическую олигархию следует отличать от аристократии и политической элиты. Наличие в государстве политической олигархии указывает на корпоративный характер данного общества и углубляющееся политическое отчуждение» [19. С. 139]; «Выбор формы правления сводится к установлению монархии, олигархии или демократии» [14. С. 252]; и т.п.
Определение олигархии в книге Ю.В. Кузовкова энергично акцентирует (во втором значении) те особенности современной российской олигархии, которые вызывают негативное отношение к ней у большинства населения России: «Олигархия - (в переводе с греческого «власть немногих») 1) политическое и экономическое господство небольшой группы представителей крупного финансовопромышленного капитала, а также сама такая группа; 2) класс, интересы которого противоречат интересам всего остального общества. Олигархический режим -режим, при котором вся политическая и экономическая власть принадлежит олигархии» [10. С. 989]. Ключевым в данном толковании является идентификатор «класс», из чего следует, что современное властное устройство России следует трактовать как классовое - в общеизвестном «марксистском» смысле этого слова.
Сущ. монархия выступает как инициальное (дескрипторное) в рамках макроконцепта «Монархия». Однако в рамках нашего времени и нашей страны как лексема монархия, так и одноименный макроконцепт либо выступают как явления, связанные с историческим прошлым, либо как метафорические квазисинонимы (новой) автократии и «Автократии» (см. далее), либо как лингвокультурные феномены, отражающие чаяния некоторой части общества на возрождение российской монархии в буквальном смысле слова, с монархизмом и неомонархизмом, либо как феномены, связанные с водевильной «новой аристократией».
С суффиксоидами -кратия /-крат список значительно пространнее (вероятно, не случайно, что родовое именование кратология как «учение о власти» основывается именно на морфемно-семантическом корневом этимоне крат- в функции префиксоида). Основные производные, с которыми связана динамика современной русской концептосферы : автократия, агиократия, аристократия, банкократия, бюрократия, видеократия, геронтократия, гинекократия (и феми-нократия), демократия, идеократия, изократия, информократия, клептократия, криптократия, маникратия, медиакратия, меритократия, милитократия, на-циократия (и этнократия), охлократия, партократия, плутократия, теократия, тимократия, технократия, феминократия, элитократия, этатократия.
Разумеется, не все указанные дериваты целесообразно трактовать как лексемы дескрипторного характера, служащие целям языкового опредмечивания именно лингвокультурных концептов. Некоторая их часть фиксирует лишь концептуальные представления, которые обладают основными свойствами концепта (семантические представления в сочетании с сенсорно-образными и типизированными ценностно-эмоциональными реакциями), но лишены онтологически обязательного для собственно концептов свойства архетипичности.
Кроме названных основных в различных типах дискурса используются, во-первых, очевидные архаизмы и историзмы, с которыми трудно соотнести какие-либо реалии современности (например, адхократия, иерократия (жре-цекратия), критократия, фаллократия, фидекратия, физиократия, это-кратия); во-вторых, многочисленные потенциализмы, окказионализмы или просто малоупотребительные лексемы с суффиксоидом -кратия, фиксирующие многообразные частные проявления власти и мнения людей о власти: о государственных структурах и лицах и/или группах людей, их представляющих, об организациях и партиях, странах и регионах и т.д. - обо всём, что связано с отношениями власти, ср.: агентократия, агрократия, алкократия, амерократия, аэро-
2 Кроме перечисленных в числе основных, в русском языке есть иные терминологически устоявшиеся дериваты на -кратия, которые, в отличие от называемых далее, носят сугубо специальный характер и находятся на дальней периферии концептосферы русского языка, например: теллурократия - континентальная держава, проводящая материковое расширение - колонизацию - пространств сухопутным путем; талассократия - морская держава, ведущая захват территорий водным путем [13], геократия - понятие, фиксирующее периоды в истории Земли, связанные со значительным расширением суши, эфирократия.
кратия, бабкократия (в разных смыслах: «власть денег», «власть бабок (старушек)», «власть баб (женщин)»), бандократия, буддократия, буржуекратия, веро-кратия, гастрократия, демагократия, долларократия, дурократия и дурако-кратия, еврократия, жидократия, зоократия, инфолиократия, КГБ-кратия, ки-нократия (как «власть собак» и как «власть кино»), классократия, коммунокра-тия, корпоратократия, кремлекратия, криминалократия, ксенократия, куль-турократия, ламакратия, логократия, москвократия, наукократия, наркокра-тия, ноократия (софократия как «аристократия мудрости»), нормократия, пан-кратия (пантократия), питеркратия, поликратия, порнократия, психократия, развратократия, райтократия, регионократия, сексократия, СМИ-кратия, смыслократия, советократия, социократия, тандемократия, театрократия, технодемократия (и холотехнодемократия - как уточнения по отношению к технократии), тёщекратия, тошнократия, турократия, филократия, фобо-кратия, франкократия, христократия, церквократия, шоукратия, экократия, экономократия, экспертократия, энкратия, юнократия (ювенократия), юдо-кратия, юрократия и т.п. - вплоть до балаганно-оскорбительных дерьмокра-тия / дерьмократы, коммунякократия / коммунякократы и тавтологичного кратократия («власть самой власти»), назначение которого представляется скорее игровым, чем несущим серьезную содержательность, ср.: «Кратократия. властовластие, повелительное и сдерживающее воздействие на людей, оказываемое уже самим фактом существования властей, потенциальной возможностью использования в их защиту или против них силы власти» [27. С. 113] (своеобразная «игра терминотворчеством» в научном дискурсе).
Перечисленные потенциализмы и окказионализмы, с одной стороны, представляют собой очевидный плод языковой игры в рамках экстравагантно-«отвязной» иронической публицистики или «кухонного ёрничества» на политические темы в сети Интернет, а не сколько-нибудь серьезного анализа проблемы власти; однако, с другой стороны, фиксируют некоторые значимые для общества аспекты власти - как в узкореференциальном (например, тандемократия - с очевидной отсылкой к высшей государственной власти в лице Д.А. Медведева и
В.В. Путина), так и в денотатативном (церквократия), сигнификативном (экократия) и/или коннотативном ключе (развратократия, дуракократия).
Практически каждый из названных дериватов с общим морфемно-словообразовательным значением «власть» может использоваться в целях психологического и/или политического манипулирования - собственно, это едва ли не основная причина, в силу которой они появляются.
Если рассматривать каждое из этих именований отдельно, то нельзя не признать, что все виды власти, именуемые дериватами на -кратия / -крат, так или иначе наличествуют в современной реальности, что специфические властные функции у них есть - пусть далеко не всегда регламентированные законодательно. Чтобы адекватно воспринять семантику современных русских именований этих видов власти, целесообразно обратиться к семантическим этимонам, соотнося их с современностью. Покажем это лишь на одном примере из довольно обширного перечня дериватов на -кратия.
Идеократия - из гр. idea ‘видимость, внешний вид, наружность > образ, форма > общее свойство, понятие, представление > идеальное начало, первообраз' [3. Стлб. 621]. В совр. рус. префиксоид идео- используется в значении в значении «идея / идеология», т.е. идеократия - букв. «власть идеологии / идеологов». Это семантическое ядро лежит в основе профессиональной энциклопедической трактовки, ср.: «Идеократия. - государство с авторитарным режимом, где идеология нацелена на всеобщность своего влияния, на тотальную всеохватность умов и насильственное погашение всего особенного и нестандартного. ... Стремясь уничтожить саму возможность свободного ин-
теллектуального и нравственного выбора, идеократия видит свою задачу в том, чтобы формировать духовно одномерного человека, не сознающего своей одномерности и несвободы» [1. С. 335]. Идеологизированными (от идеологизировать: «подвергнуть - подвергать воздействию какой-л. идеологии; проникнуться - проникаться ею» [15. С. 374]) оказываются все сферы жизни: политика, право, искусство, системы ценностей, внерациональные духовные формы (мифы, символы), этика, педагогика, наука и т.д.
Идеократия из внешней по отношению к индивиду власти идеологии / идеологов, как свидетельствует опыт советской истории, для многих или даже для большинства населения трансформируется во внутреннюю (идеологическую) убежденность. Выбора «принимать или не принимать» государственную (коммунистическую) идеологию для большинства не было: конечно, «принимать» (пусть и с изрядной долей скепсиса), поскольку информация о чем-либо ином была практически недоступна. Последняя редакция Программы КПСС утверждала: «Советские коммунисты убеждены, что социализму принадлежит будущее» [17. С. 67]. Конечно, в этом были убеждены не только коммунисты, иначе не возник бы особый человеческий тип - хомо советикус3 как персонализация «социальнополитического и идейного единства советского общества» [17. С. 8], как тип такого «я», «которое приемлет ценностные установки советского тоталитаризма как установки личностные» [31. Р. 145], которое является их органичным носителем на уровне индивидуального и коллективного бессознательного.
Нельзя не согласиться: «Хомо советикус - продукт советской коммуникационной системы, ее родное детище, выращенное на плодородной почве социальной мифологии. Дело Ленина-Сталина, коммунистическое будущее человечества, партия - ум, честь и совесть эпохи, враждебное окружение и шпиономания, - это были сильные мифы, идеологически обеспечивающие и культ личности Сталина, и сплоченность народа в годы предвоенных, военных и послевоенных испытаний» [23. С. 59].
Внутренняя убежденность - это уже не внешняя «власть (навязанных) идей», но личностная «смыслократия» - «самовластие» индивидуальных смыслов, конгруэнтных как обществоведческим понятиям, так и значениям межстилевых лексем, составляющих идеологическое ядро общественнополитического дискурса.
Существенно отметить, что в академических словарях русского языка советской эпохи лексема убежденность представлена как заголовочная, ср.: «Убежденность. Свойство убежденного; твердая уверенность в чем-либо. ... ◊ Внутренняя убежденность. Гребнев говорил обычные вещи, но говорил это с большой внутренней убежденностью... И каждому сидящему в зале его слова были близкими, понятными. Кудреватых, Широк. поступь» [22; 16. С. 31]; «Убежденность. Свойство по знач. прил. убежденный. Слова его звучали искренне. Так мог говорить человек, уверенный в своей правоте. Его убежденность производила впечатление. Гранин, Искатели» [21; 4.
С. 443]. Сущ. убежденность занимает место в конце словообразовательной цепочки: убедить ^ убежденный (прич.-прил.) ^ убежденность, - в рамках который инициирующее звено (нулевая ступень цепочки) - глагол убедить в значении «заставить поверить чему-л., уверить в чем-л.» [21; 4. С. 443], а непосредственно мотивирующее по отношению к сущ. убежденность - страд. прич. (затем прилагательное) убежденный, внутренняя словообразовательная форма которого отсылает к представлению о внешней воздействующей силе, пробуждающей внутреннюю убежденность.
3 Одним из первых еще в начале 1980-х гг. о «человеке советском» подробно рассказал в своей книге А. Зиновьев [7].
В современных словарях академического типа сущ. убежденность в качестве заголовочного не представлено (см., в частности: [15. С. 1363; 26.
С. 1013]. Этот лексикографический факт нельзя не признать показательным -особенно в сочетании с тем обстоятельством, что в сравнительно скромном по объему «Словаре по этике» советских времен понятие «убежденность» охарактеризовано достаточно подробно [20. С. 352-353], тогда как в современной фундаментальной профильной энциклопедии не представлено совсем [29], как нет в ней и отдельной статьи, трактующей «убеждение».
Вероятно, правы были (применительно к своему времени) авторы советского «Словаря по этике», утверждая: «Являясь одной из форм нравственного самосознания, убежденность представляет собой идейно-психологическую основу для развития в человеке определенных волевых качеств - мужества, стойкости, самообладания, выдержки, инициативности, верности избранным идеалам» [20. С. 352], - правы именно потому, что Советское государство было государством именно идеократического типа.
Вызывает не просто несогласие, но недоумение следующее утверждение в диссертационной работе, специально посвященной проблемам идеократи-ческой государственности: «В XX веке в России самодержавно-православная форма идеократии трансформировалась в псевдоидеократию коммунистического толка» [4. С. 3].
Во-первых, Россия до 1917 г. не была идеократическим государством хотя бы потому, что национальное самосознание держалось на «трех китах» -Православие, самодержавие, народность (иначе: Бог, царь и Отечество). Православие - это не идеология, это одна из форм религиозного сознания (ср. выше лексему агиократия, далее теократия). «Отечество» (Родина) -феномен иррациональный, как иррациональна, например, ностальгия русских эмигрантов по стране, добровольно покинутой в поисках лучшей доли, в условиях, когда эта «лучшая доля» в новом «отечестве» (уже, правда, с маленькой буквы и в кавычках) найдена. «Идеологичным» может быть признано самодержавие - но только десакрализованным секулярным сознанием, поскольку власть царя на протяжении последних столетий (начиная с Ивана IV Грозного) освящалась Церковью и царь воспринимался народом (в подавляющей массе верующим) прежде всего как помазанник Божий; функции политического и/или идеологического лидера были для самодержца вторичными.
Во-вторых, идеократический (никак не «псевдоидеократический) характер советской государственности следует уже из того, что именно Коммунистическая партия в Советском государстве была «руководящей и направляющей силой».
Моносубъект идеократической власти в советский период нашей истории -КПСС, в ряду основных коммуникативных средств реализации этой власти -пропаганда и агитация.
Однако с распадом СССР и уходом в историческое прошлое КПСС идео-кратия как одна из форм власти в нашей стране отнюдь не исчезла: из моно-субъектной она трансформировалась в полисубъектную (полиморфизм власти, в том числе идеологической), обрела новое идеологическое содержание, пользуется новыми коммуникативными стратегиями. Единый субъект (центр) идеологической власти ныне явно не просматривается, но основное средство реализации этой власти хорошо известно всем под обшим именованием пиар (который, разумеется, включает пропаганду и агитацию как свои составные части).
В этом отношении показательно название диссертации Т.А. Кутеневой «Смысловая динамика идеологем советской эпохи (от идеологии, пропаганды и агитации до пиара)» [11], хотя следовало бы уточнить, что речь идет о «динамике идеологем» в период перехода от советской эпохи - к постсоветской. Во-первых, пропаганда и агитация - факторы идеологического воздействия мо-
носубъекта политической власти, в советский период открыто декларировавшиеся именно как таковые; пропаганда и агитация ныне декларируются как факторы коммуникативного (в том числе идеологического) взаимодействия различных субъектов власти; во-вторых пиар - объективно существующее явление, актуальное понятие, а по существу - новый для нашей страны макроконцепт.
Как видим, обращение к семантическим этимонам в их соотношении с современностью действительно позволяет адекватно воспринять семантику современных русских именований видов власти. В целом же эволюция макроконцепта «Власть» убеждает нас в его диффузности, крайней размытости, продиктованной тенденцией русской концептосферы на рубеже ХХ-ХХ1 вв. к «расщеплению», в данной случае - недеструктивной, разделяющей макроконцепт «Власть» на многочисленные составляющие.
Литература
1. Бачинин В.А. Энциклопедия философии и социологии права. СПб.: Изд-во Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2006. 1081 с.
2. Большая актуальная политическая энциклопедия: Настольная книга современного политика: 1000 актуальных понятий современной политической жизни / ред.-сост. А.В. Беляков, О.А. Матвейчев. М.: Эксмо, 2009. 424 с.
3. Вейсман А.Д. Греческо-русский словарь: репринт V изд. 1899 г. М., 1991. 1370 стлб.
4. Горшколепов А.А. Идеократическая государственность: Политико-правовой анализ: ав-тореф. дис. ... канд. юрид. наук. Ростов н/Д., 2001.
5. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: репринтное издание: в 4 т. М.: Рус. яз., 1999. Т. 1. 700 с.
6. Дворецкий И.Х. Латино-русский словарь. М.: Рус. яз., 1976. 1096 с.
7. Зиновьев А. Мой дом - моя чужбина. Гомо советикус. М.: Приложение к журналу «Леп-
та», 1991. 320 с.
8. Конституционное право России: энциклопедический словарь / под общ. ред. В.И. Черво-нюка. М.: Юрид. лит., 2002. 432 с.
9. Кузнецов В.Н. Геокультурная энциклопедия - 2009: Культура развития через культуру безопасности. М.: Книга и бизнес, 2009. 698 с.
10. Кузовков Ю.В. История коррупции в России. М.: Анима-Пресс, 2010. 1000 с.
11. Кутенева Т.А. Смысловая динамика идеологем советской эпохи (от идеологии, пропаганды и агитации до пиара): автореф. дис. ... канд. филол. наук. Екатеринбург, 2008.
12. Кушнир О.Н. О тенденциях эволюции русской концептосферы // Перспективные разработки науки и техники - 2011: материалы II Междунар. науч.-практ. конф., 7-15 нояб. 2011 г. РггетуБ!: Эр. г о.о. «Ыаика I б^Ш), 2011.
13. Лебедев С.А. Философия науки: словарь основных терминов. М.: Академический Проект, 2004. 320 с.
14. Макаренко В.П. Политическая концептология: обзор повестки дня. М.: Праксис, 2005. 368 с.
15. Новейший большой толковый словарь русского языка / гл. ред. С.А. Кузнецов. СПб.: Норит; М.: РИПОЛ классик, 2008. 1536 с.
16. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М.: Азбуковник, 1998. 942 с.
17. Программа Коммунистической партии Советского Союза: новая редакция; принята XXVII съездом КПСС. М.: Политиздат, 1986. 352 с.
18. Русский словарь языкового расширения / сост. А.И. Солженицын. М.: Наука, 1990. 280 с.
19. Словарь по политологии / отв. ред. В.Н. Коновалов. Ростов н/Д.: Ростовский гос. ун-т, 2001. 285 с.
20. Словарь по этике / под ред. И.С. Кона. М.: Политиздат, 1981. 430 с.
21. Словарь русского языка: в 4 т. / РАН, Ин-т лингвистических исследований; гл. ред. А.П. Евгеньева. 4-е изд., стер. М.: Рус. яз., 1981-1984. Т. 4. 789 с.
22. Словарь современного русского литературного языка: в 17 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1948-1965.
23. Соколов А.В. Общая теория социальной коммуникации: учеб. пособие. СПб.: Изд-во Михайлова В.А., 2002. 461 с.
24. Тихомирова Л.В., Тихомиров М.Ю. Юридическая энциклопедия. 6-е изд. М.: Изд-во Тихомирова М.Ю., 2008. 1088 с.
25. Толковый словарь русского языка начала XXI века: Актуальная лексика / под ред. Г.Е. Скляревской. М.: Эксмо, 2008. 1136 с.
26. Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов / отв. ред. Н.Ю. Шведова. М.: Азбуковник, 2008. 1175 с.
27. Халипов В.Ф., Халипова Е.В. Власть. Политика. Государственная служба: словарь. М.: Луч, 1996. 271 с.
28. Халипов В.Ф. Кратология как система наук о власти. М.: Республика, 1999. 213 с.
29. Этика: Энциклопедический словарь / под ред. Р.Г. Апресяна, А.А. Гусейнова. М.: Гарда-рики, 2001. 671 с.
30. Volkov V. Pragmastylistika textu. Kosice: Univerzita P.J. Safarika, 1991. 208 р.
КУШНИР ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА - кандидат филологических наук, профессор кафедры документоведения, архивоведения и прикладной лингвистики, Коми республиканская академия государственной службы и управления, Россия, Сыктывкар ([email protected]).
KUSHNIR OLGA NIKOLAYEVNA - candidate of philological sciences, professor of Documentation, Archival Science and Applied Linguistics, Komi Republican Academy of State Service and Administration, Russia, Syktyvkar.
УДК 519.237
В.П. МАНЕРКИН, В.П. ЖЕЛТОВ, В.В. БОТАЛОВ, В.В. ЧЕХОВСКИЙ
МЕТОДИКА СРАВНЕНИЯ СЕМАНТИЧЕСКИХ МОДЕЛЕЙ ТЕКСТОВ ОТВЕТОВ ОБУЧАЮЩИХСЯ В ПРОГРАММНОЙ СИСТЕМЕ КОМПЬЮТЕРНОГО ТЕСТИРОВАНИЯ
Ключевые слова: семантические модели, тексты ответов, компьютерное тестирование, сравнение моделей.
Предложена методика сравнения семантических моделей текстов ответов обучающихся в программной системе компьютерного тестирования. Методика реализована в виде программных модулей (ПМ), дополняющих систему машинного перевода - Автоматизированный обработчик текстов (АОТ) НПО «ДИАЛИНГ» [1, 2]. Усовершенствованная ПС АОТ проверена путем введения ее в состав ПС компьютерного тестирования обучающихся. Разработанные ПМ позволяют вывести на монитор ПЭВМ автономные семантические графы ответов обучающихся и опорных ответов, подготовленных преподавателем, а также совмещенные семантические графы. При построении совмещенных семантических графов тремя цветами (или тремя типами линий) выделены совпадения и различия вершин и ребер. Анализ совпадений и различий в семантических графах ответов обучающихся и опорных ответов позволяет оценить качество выполнения тестовых заданий.
V.P. MANERKIN, P.V. ZHELTOV, V.V. BOTALOV, V.V. CHEHOVSKIY METHOD OF COMPARING SEMANTIC MODELS OF STUDENTS’ TEXT RESPONSES IN A COMPUTER TESTING SOFTWARE SYSTEM Key words: semantic models, text answers, computer testing, comparison of models.
A method for comparing the semantic models of the text of students responses in a computer testing software system. The method is implemented as software modules (PM) supplementing the machine translation system - Automated handler code (AOT), NGO «DIALING» [1, 2]. Enhanced PS AOT was tested by introducing it into the PC computer-based testing of students. A developed PM can bring autonomous and combined semantic graphs of student responses and support responses prepared by the instructors to a PC monitor. When building combined semantic graph in three colors (or with three types of lines) are identified by the similarities and differences of their vertices and edges. Quality of test items are evaluated through analysis of the similarities and differences in semantic graphs of student responses and support responses.
Усовершенствованная ПС АОТ дополнена новыми элементами и программными модулями, которые обеспечивают ей необходимую функциональность для применения в составе средств компьютерного тестирования. В частности, дополнительно разработаны словари терминов, понятий, синонимов и правил связывания структурных единиц текста предметной области, организован одновременный ввод двух сравниваемых текстов (опорного варианта ответа на контрольный вопрос, подготовленного преподавателем, и фактического ответа обучающегося), модуль построения и отображения моделей сравниваемых текстов в виде семантических графов, модуль сравнения семантических моделей, модуль расчета их информационных показателей и база данных для хранения и последующего использования опорных и фактических ответов.
Семантический граф опорного ответа на контрольный вопрос составляется преподавателем. Вершины графа соответствуют терминам предметной области и