CC BY
38
УДК 82-398.5
DOI 10.36622/AQMPJ.2023.16.11.002
Воронежский государственный педагогический университет
Кандидат филологических наук, доцент, заведующий кафедрой теории, истории и методики преподавания русского языка и литературы Доброва С.И.
Россия, г. Воронеж, тел. +7 951-560-39-25 e-mail: [email protected]
Voronezh State Pedagogical University
Candidate of Philology, Associate Professor, Head of the Theory, History and Methods of the Russian Language and Literature Teaching Department Dobrova S.I.
Russia, Voronezh, tel. +7 951-560-39-25 е-mail: svetdobr@mail. ru
С.И. Доброва
КОНЦЕНТРИЧЕСКИЙ ОБРАЗНЫЙ ПАРАЛЛЕЛИЗМ В ФОЛЬКЛОРНОМ ТЕКСТЕ
Статья посвящена комплексному исследованию концентрического образного параллелизма на материале текстов различных фольклорных жанров: обрядовых и необрядовых песен, исторических песен, причитаний, баллад, заговоров и заклинаний, пословиц и поговорок, былин, частушек, загадок, примет, быличек и бываль-щин, сказок и др. Впервые выявлены идентификационные маркеры, критерии классификации, разработана типология разновидностей, отражающая три основные этапа эволюции исследуемой структурно-семантической модификации приема, определены разносубстанциональные мировоплощения и функциональные назначения инициальных, медиальных и финальных образов цепи, семиотический и эволюционно-генетический статусы, жанровая специфика приема. Анализ материала исследования позволяет утверждать, что интенсивность проявления идентификационных маркеров составляет основу типологизации концентрического образного параллелизма. Три этапа развития приема характеризуются обязательным наличием маркера изменения объема содержания и показателя иерархической значимости параллельных образов и различаются характером матриц струк-турообразования приема. Исследование эволюции композиционного принципа концентрического образного параллелизма осуществлено с применением метода анализа тема-рематических прогрессий как матриц структу-рообразования приема. Абстрактные модели связного текста как способы его развития применяются в качестве инструмента изучения внутренней динамики фольклорного текста. Первый этап характеризуется формированием канонических моделей с полным набором идентификационных маркеров концентрического образного параллелизма, второй этап отличается образованием неканонических моделей с редуцированным набором идентификационных маркеров концентрического образного параллелизма, третий этап представлен неканоническими псевдомоделями концентрического образного параллелизма и отражает угасание исследуемой структурно -семантической модификации. Эволюция приема выявляет функциональное назначение инициальных, медиальных и финальных компонентов образного ряда.
Ключевые слова: язык фольклора, образный параллелизм, концентрический образный параллелизм, тема-рематические прогрессии, абстрактные модели связного текста, матрицы структурообразования образного параллелизма, эволюция художественных форм фольклора.
S.I. Dobrova
CONCENTRIC FIGURATIVE PARALLELISM IN FOLKLORE TEXT
This article is dedicated to a complex research for concentric figurative parallelism of macro and microcosms on the material of texts of different folklore genres: ritual and non ritual songs, folk songs, laments, ballads, conspiracies and spells, proverbs and sayings, bylinas, ditties, riddles, omens, bylichkas and byvalshchinas, fairy tales and others. Identification markers, classification criteria were the first to detect; the typology of varieties reflecting three main stages of evolution of the studied structural-semantic modification of the reception was developed, the heterogeneous materialization and functional purposes of the initial, medial and final images, semiotic and the evolutionary-genetic statuses, the genre specification of the reception were determined. The analysis of the research material allows to state that
© Доброва С.И., 2023
the intensity of the manifestation of the identificational markers forms the basis of the typology of the concentric figurative parallelism. Three stages of the reception development are characterized by the obligatory presence of the changing volume context's marker and the marker of the hierarchical significance of figurative images and are distinguished by the character of the matrices of reception structurization. The research of the evolution of the compositional principle of the concentric figurative parallelism is accomplished by the analysis method application of theme-rheme progression as the matrices of the structure formation of reception. Abstract coherent text models as ways of its development used as a tool for studying the inner dynamics of the folklore text. The first stage is characterised by the canonical model's formation with a full set of the identificational markers of the concentric figurative parallelism; the second stage differs in the uncanonical model with a reduced set of the identificational markers of the concentric figurative parallelism; the third stage presented by the uncanonical pseudo-models of concentric figurative centric figurative parallelism and reflects the extinction of studied structural-semantic modification. The evolution of reception detects the functional purpose of initiative, medial and final components of figurative series.
Key words: folklore language, figurative parallelism, concentric figurative parallelism, thematic-rhetorical progressions, abstract coherent text models, structure formation matrices of figurative parallelism, evolution of artistic forms of folklore.
Концепт пути и способы его репрезентации в языке и культуре были подвергнуты многоаспектному анализу в работах Т.А. Агапкиной, И.Ф. Амроян, В.П. Аникина, Е.Б. Артеменко, А.К. Бай-бурина, В.В. Иванова, В.Я. Проппа, В.Н. Топорова, И.П. Черноусовой [1-10] и др. ученых. Т.А. Агап-кина определяет путь субъекта к сакральному центру как ряд последовательно сужающихся и иерархически упорядоченных природных и культурных локусов, организованных по принципу концентрических кругов, в конце пути находится сакральный персонаж [1, с. 35]. Развитие идеи представления концепта пути и организации пространства по принципу локализации локализатора [5, с. 47] в виде образного ряда «вложенных друг в друга изоморфных и изофункциональных локусов, моделирующих центральный для всех этих локусов объект» [6, с. 128; 9, с. 16; 4, с. 162], с учетом макро- и микрокосмической природы этих образов послужило теоретической основой квалификации в фольклорном тексте особой модификации образного параллелизма, которую обозначим термином концентрический образный параллелизм.
Концентрический образный параллелизм как формализованная структурно-семантическая модификация образного параллелизма макро- и микромиров [11] проявляется в репрезентации типизированных пространственных и/или социальных отношений с помощью соположения-сопоставления разных по содержательной и иерархической емкости макро- и микрокосмических образов параллельных миров в порядке сужения или расширения объема их содержания с целью организации гетерогенного мироустройства и концентрации фокуса внимания на наиболее значимом образе.
Концентрический образный параллелизм впервые квалифицирован и подвергнут комплексному анализу на материале текстов различных фольклорных жанров: обрядовой и необрядовой песни, заговоров и заклинаний, пословиц и поговорок, былин, частушек, загадок, примет, быличек и бываль-щин, сказок и др., что определяет актуальность работы. Материалом исследования послужила авторская коллекция аккумулированных сплошной выборкой из устно-поэтических произведений конструкций образных параллелизмов, извлеченных из авторитетных собраний М.К. Азадовского, Т.А. Агапкиной, В.П. Аникина, Л.А. Астафьевой, А.М. Астаховой, А.Н. Афанасьева, Е.В. Барсова, А.Ф. Гильфердинга, В.И. Даля, П.В. Киреевского, С.Г. Лазутина, Л.Н. Майкова, В.Н. Мансикки, Б.Н. Путилова, Т.Ф. Пуховой, Н.И. Савушкиной, Д.Н. Садовникова, Ф.М. Селиванова, А.Н. Стрижева, А.Л. Топоркова, В.И. Чернышева и др.
Подобные построения зафиксированы в диалектной, разговорной и литературной речи [12, с. 110; 13, с. 156]. Их свойство акцентировать внимание на заключительном компоненте использовано народными мастерами с целью актуализации центрального образа фольклорного произведения.
Концентрический образный параллелизм имеет идентификационные маркеры, по которым квалифицируется в фольклорном тексте: прием ступенчатого сужения макро- и микрокосмических образов [14] в границах ассоциативно-цепочной связи картин [15] организован на основе тема-рематической прогрессии с последовательной тематизацией [18]; эволюция приема обусловливает привлечение в качестве матриц структурообразования других абстрактных моделей и псевдомоделей связного текста [16; 17; 18], организованных на основе разнообразных видов повторов [18; 19].
Концентрический параллелизм типологизирован по ряду критериев.
По характеру мировоплощений образов выявлен концентрический параллелизм образов макро-и микрокосма: в сказке «тридевять земель, тридесятое царство, подсолнечное государство - яблоня, яблоки - старый/молодой»: «...слышно, что за тридевять земель в тридесятом царстве, в под-
солнечном государстве есть живая и мертвая вода и яблонь, на которой растут такие яблоки, что и старому можно от них сделаться молодым» [20, с. 337-338, № 563]; гетерогенных образов макромиров: в загадке «столб - двенадцать гнезд - четыре яйца - семь зародышей» «Стоить столбъ до небесъ, /На немъ двенадцать гнездъ, /Въ каждомъ гнезде /По четыре яйца, /Въ каждомъ яйце /По семи зародышевъ. - Год» [21, с. № 2007]; гетерогенных образов микромиров: в причитании без повтора «девушка - головушка - волюшка»: «А четвертая градиноцка / На меня, на красну девушку, /На мою буйну головушку, /На мою бажёну волюшку» [22, с. 239].
По квантитативным показателям звеньев выявлены модификации с количеством образов от двух до семи (преимущественно четыре - пять): в былине «корабль - избушка - кровать - перина/подушки/одеяло - добрый молодец»: «На корабли избушка изукрашена, /В избушке не проста кровать, а слоновых костей, / Слоновых костей, зубья рыбьего. / На кровати перина шелковая. / Две по-душецки хрушеной камка, / Одеяло на ней соболие, /Под одеялом лежит добрый молодец» [23, с. 63]; в заговоре «море окиян - камень - рябины - колыбел(ь) - младенец»: <Есть святое море окиян, на море окияне есть б(елой камень), на белом камениес(ть) две рябины, две кудрявы(е), есть межу две-ма рябинами кудрявыми золота колыбел(ь), в золотой колыбели лежыт младенець, грызет его грыз(ь)...» [24, № 90].
По направлению векторов изменения объема содержания образов зафиксированы модификации с его расширением или сужением. В соответствии с изменением содержательного и иерархического объема образов концентрического параллелизма выявлены модификации с двумя разнонаправленными векторами движения. В заговорах путь в сакральный центр состоит из двух частей и включает два вектора движения, которые дифференцируются по характеру репрезентируемого пространства - своего на основе расширения и чужого на основе сужения концентрических кругов. Пространственный медиальный ориентир (восточная сторона) входит в два образных ряда «изба, двери - двор, ворота - поле - восточная сторона - престол - Пресвятая Богородица»: «Стану я, раб Божий (имя рек), благословясь, пойду перекрестясь, из избы дверьми, из двора воротами. Выйду я в чистое поле, помолюсь и поклонюсь на восточну сторону. На той восточной стороне стоит престол Господен. На том престоле Господнем сидит Пресвятая Мати Божья Богородица» [25, № 1].
Интенсивность проявления идентификационных маркеров составляет основу типологизации концентрического образного параллелизма, отражающую три основных этапа его развития, которые характеризуются обязательным наличием маркера изменения объема содержания и показателя иерархической значимости параллельных образов и различаются характером матриц структурообразо-вания приема. Исследование реализации композиционного принципа концентрического образного параллелизма осуществлено с применением метода анализа тема-рематических прогрессий как матриц структурообразования приема. Абстрактные модели и псевдомодели связного текста как способы его развития используются в качестве инструмента изучения внутренней динамики фольклорного текста.
Первый этап характеризуется формированием канонических моделей с полным набором идентификационных маркеров приема. Матрицей структурообразования концентрического образного параллелизма служит тема-рематическая прогрессия с последовательной тематизацией, организующая «последовательную тематизацию ремы предшествующего предложения, которая становится темой последующего. Особенность модели состоит в том, что глубинная рематическая природа последующих тем выражает глубинную сущность параллелизма образов макро- и микромиров, части которого восходят к единой гипертеме» [18, с. 8; 26]. Механизмом реализации последовательной тематизации служат цепные повторы [27; 13]: в песне «море - корабль - челнок - вдова» «Я была лебедушка на синем море, / На синием море плыветъ корабль; / В этом кораблике муравъ челночок; / В муравом челночике вдовушка живёт...» [28, № 1506].
Сопоставляемые в границах приема образы эволюционируют, выстраиваются в соответствии с их содержательной и иерархической емкостью в горизонтальном, вертикальном или горизонтально-вертикальном направлениях: в заговоре с горизонтальным вектором движения «море - камень - церковь - престол - бабушка Соломония»: «.у Окиана моря, на крутом берегу лежит Латырь камень, на Латыре камне церковь соборная, в церкви соборной злат престол, на злате престоле сидит бабушка Соломония...» [25, № 61]; в балладе с вертикальным вектором движения «туча-гром - дождь -речка - лодочка - два разбойничка - неволя»: «Из-за лесу из-за гор подымалась туча-гром, / подымалась туча-гром со частым мелким дожжем, / А со этого дожжа быстра речка протекла. / Как по
этой ли по речке легка лодочка пловет, / А во этой ли во лодке два разбойничка сидят! / Два разбой-ничка сидят, про неволю говорят...» [29, с. 369-370, № 337]; в загадке с привлечением образов православных святынь, христианских обрядов и репрезентантов нравственных понятий с горизонтально-вертикальным вектором движения «мост - древо - роса - Великий пост, Пасха»: «Стоить мостъ / На семь верстъ, / На мосту древо, / На древе роса, / Всему граду краса. - Великий постъ и пасха» [21, с. 258, № 2081и].
Второй этап представлен неканоническими моделями с редуцированным набором идентификационных маркеров концентрического образного параллелизма: с цепным повтором одного медиального натурфактного, артефактного или микрокосмического образа и со свободой локализации микрокосмического образа в границах приема: в быличках «гора - колесо - двор - Иван Васильевич»: «....Однажды возвращаемся мы с ребятами домой из клуба, а с горы катится белое колесо. Закатилось оно во двор к Ивану Васильевичу. На следующий день он умер» [30, 37-38, № 64]; «улица - человек - лошадь - ее ноздри - огонь»: «Вечером Анна Тихоновна пошла от подруг той же улицей, и ей навстречу побежала из ниоткуда лошадь, а из ее ноздрей огонь пышет» [30, с. 38, № 66].
Третий этап представлен неканоническими псевдомоделями концентрического образного параллелизма, в которых отсутствует цепной повтор, что свидетельствует об угасании исследуемой структурно-семантической модификации. Механизмом компенсации служит привлечение в качестве матриц структурообразования концентрического образного параллелизма моделей и псевдомоделей других тема-рематических прогрессий: в причитаниях со сквозной темой (ручьи вешныи) «пески -гробовая доска - полотенечка - матушка» «Съ горъ катитесь ручьи вёшныи, / Вы розмойте пески желтыи, / Поднимите - гробову доску, / Вы откройте - полотенечка; / Дайте разъ зглянуть горю-шице, / На родитель мою матушку!» [31, с. 68]; с производными темами без повторов «земля - гро-бова доска - батюшка»: «Высыпайся, мать-сыра земля, / Открывайся, гробова доска, / Покажи детям родимыим, / Покажи-ка малолетниим /Хоть кормильца има ведь батюшка» [22, с. 167]; в кон-структциях с расщепленной темой (три ластушки) социальная иерархия выстраивается посредством концентрически организованного макрокосмического образного ряда, отражающего разную интенсивность проявления горя у персонажей «река - ручей - роса : матушка - жена - сестра» «Прилетали к телу, к телу да три ластушки: / Как и первая-то ластушка - его родная матушка, / А другая ластушка - его молода жена, / Уж как третья-то ластушка - его родная сестра. / Уж как мать-то плачет, плачет, как река льется, / А жена-то плачет, плачет, что ручей бежит, / А сестра-то плачет, плачет, как роса росит» [28, № 1933]. Псевдомодели концентрического образного параллелизма редуцируются до двухкомпонентного состава: в частушке «гора - дуб» // «чужая сторона - кровинка» «На высокой на горе /Зеленый дуб качается. /На чужой на стороне /Кровинка наскучается» [32, № 1542]; в колядках «дом - хозяин, хозяюшка, детушки» // «рай - пан» // «ад - дьявол» // «мед -пчелочка» // «мед - оладышки» «Как хозяин во дому, будто пан во раю; /Как хозяюшка во дому, будто пчелочка во меду; /Малы детушки во дому, как оладышки во меду... / Если колядовщиков не впускали, они подхватывали совсем другое: <«Хозяин во дому, что дьявол во аду» и т. д.» [33].
Исследование динамики концептуальных и языковых основ концентрического образного параллелизма в фольклорном тексте выявляет разносубстанциональный характер мировоплощений макрокосмических (пространственных - природных, артефактных, сверхъестественных) и микрокосмических (в том числе соматических) образов и функциональное назначение инициальных, медиальных и финальных компонентов образного ряда. Инициальные образы цепи программируют последующие ее звенья: определяют содержание сопоставляемых образов и направление вектора пространственных ориентиров. Медиальные образы выполняют функцию связи между разными векторами развития образного ряда и являются маркерами этапов эволюции приема. Финальные образы являются наиболее значимыми и раскрывают жанровую интенцию исследуемой модификации приема.
Библиографический список
1. Агапкина Т.А. Восточнославянские лечебные заговоры в сравнительном освещении: Сюжетика и образ мира. М.: Индрик, 2010. 824 с.
2. Агапкина Т.А. Сюжетный состав восточнославянских заговоров (мотив мифологического центра) // Заговорный текст. Генезис и структура. М., Индрик, 2005. С. 247-291.
3. Амроян И.Ф. Повтор в структуре фольклорного текста (на материале русских, болгарских и чешских сказочных и заговорных текстов). М.: Государственный республиканский центр русского фольклора, 2005. 296 с.
4. Аникин В.П. Русские народные пословицы, поговорки, загадки и детский фольклор. М.: Государственное учебно-педагогическое издательство Министерства просвещения РСФСР, 1957. 240 с.
5. Артеменко Е.Б. Принципы народно-песенного текстообразования. Монография. Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 1988. 174 с.
6. Байбурин А.К. Восточнославянские гадания, связанные с выбором места для нового жилища // Фольклор и этнография. Связи фольклора с древними представлениями и обрядами. Л.: Наука, 1977. С. 123-130.
7. Иванов В.В., Топоров В.Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы: древний период. М.: Наука, 1965. 248 с.
8. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л.: Лениздат, 1986. 415 с.
9. Топоров В.Н. О числовых моделях в архаических текстах // Структура текста. М.: Наука, 1980. С. 3-58.
10. Черноусова И.П. Фольклорно-языковая картина мира в призме лингвокультурных кодов (на материале русских волшебных сказок и былин): монография. Липецк: ЛГПУ имени П. П. Семенова-Тян-Шанского, 2022. 151 с .
11. Доброва С.И. Эволюция художественных форм фольклора в свете динамики народного мировосприятия: монография. Воронеж: ВГПУ, 2004. 175 с.
12. Мельниченко Г.Г. Хрестоматия по русской диалектологии. М.: Просвещение, 1984. 192 с.
13. Лаптева О.А. Русский разговорный синтаксис. М.: Наука, 1976. 397 с.
14. Соколов Б.М. Экскурсы в область поэтики русского фольклора // Художественный фольклор. М., 1926. Вып. 1. С. 39-40.
15. Лазутин С.Г. Поэтика русского фольклора. М.: Высшая школа, 1989. 207 с.
16. Danes F. Zur linguistischen Analyse der Textstructur // Textlinguistik. Darmstadt: Wiss. Buchgesellschaft, 1978. S. 185-192.
17. Москальская О.П. Грамматика текста. М.: Высшая школа, 1981. 183 с.
18. Доброва С.И. Абстрактные модели связного текста как матрицы структурообразования образного параллелизма макро- и микромиров в фольклорном тексте [Электронный ресурс] // Russian Linguistic Bulletin. 2023. № 2 (38). URL: https://rulb.org/archive/2-38-2023-february/10.18454/RULB.2023.38.7 (дата обращения: 05.05.2023). DOI: 10.18454/RULB.2023.38.7
19. Доброва С.И. К вопросу о типологии позиционных, концентрирующих и цепных повторов в фольклорном тексте (на материале частушки) // Известия Воронежского государственного педагогического университета. 2018. № 1 (278). С. 169-175.
20. Народные русские сказки А.Н. Афанасьева: в 3 томах. М.: Гослитиздат [Ленингр. отд-ние], 1957. Т. I. 515 с.; 1957. Т. II. 510 с.; 1958. Т. III. 562 с.
21. Загадки русского народа: Сборник загадок, вопросов, притч и задач. / Составил Д. Садовников. М.: Современный писатель, 1995. 400 с.
22. Русские плачи Карелии / под ред. проф. М.К. Азадовского. Петрозаводск: ГИЗ Карело-Финской ССР, 1940. 321 с.
23. Былины Печоры и Зимнего берега: (новые записи) / изд. подгот. А.М. Астахова. М.-Л.: Изд-во АН СССР, Ленингр. отд-ние, 1961. 608 с.
24. Русские заговоры из рукописных источников XVII - первой половины XIX в. / Составление, подготовка текстов, статьи и комментарии А.Л. Топоркова. М.: Издательство «Индрик», 2010. 832 с.
25. Русские заговоры / Сост. предисл. и примеч. Н.И. Савушкина. М.: Пресса, 1993. 368 с.
26. Доброва С.И. Эволюция семиотических основ образного параллелизма макро- и микрокосма в фольклорном тексте [Электронный ресурс] // Теория языка и межкультурная коммуникация. 2022. 2 (45). С. 94-113. URL: https://api-mag.kursksu.ru/api/v1/get_pdf/4435/ (дата обращения: 05.05.23).
27. Артеменко Е.Б. Синтаксический строй русской народной лирической песни в аспекте ее художественной организации. Воронеж: Издательство ВГУ 1977. 160 с.
28. Песни, собранные П.В. Киреевским. Новая серия / Под ред. Акад. В.Ф. Миллера и проф. М.Н. Сперанского. М.: О-во любителей росс. словесности при Моск. Ун-те, 1911-1929. Вып. I-II. Вып. II., ч. 1: Песни необрядовые. М., 1917. 125 с. Вып. II., ч. 2: Песни необрядовые. М., 1929. 389 с.
29. Русская баллада / Предисл., ред. и примеч. В.И. Чернышева; вступ. ст. Н.П. Андреева. М. Советский писатель, 1936. 504 с.
30. Былички и бывальщины Воронежского края / Составитель Пухова Т.Ф. Воронеж: ВГУ 2008. 384 с.
31. Барсов Е.В. Причитания Северного края, собранные Е.В. Барсовым. Ч. 1: (Плачи похоронные, надгробные и надмогильные). М.: Тип. «Современные известия», 1872. - 327 с.
32. Частушки / Сост-е, подг. текстов, предисловие и комментарии Л.А. Астафьевой. М.: Современник, 1987.
492 с.
33. Стрижев А.Н. Календарь русской природы. М.: Московский рабочий, 1972. 272 с.
References
1. Agapkina T.A. East Slavic therapeutic conspiracies in comparative coverage: Plot and image of the world. M.: Indrik, 2010. 824 p.
2. Agapkina T.A. Plot composition of East Slavic conspiracies (motif of the mythological center) // Conspiracy text. Genesis and structure. M., Indrik, 2005. Pp. 247-291.
3. Amroyan I.F. Repetitions in the structure of folklore texts (on the material of Russian, Bulgarian and Czech fabulous and spell texts). M.: State Republican Center of Russian Folklore, 2005. 296 p.
4. Anikin VP. Russian folk proverbs, sayings, riddles and children's folklore. M.: State Educational and Pedagogical Publishing House of the Ministry of Education of the RSFSR, 1957. 240 p.
5. Artemenko E.B. Principles of folk song text formation. Monograph. Voronezh: Voronezh University Publishing House, 1988. 174 p.
6. Baiburin A.K. East Slavic divination related to the choice of a place for a new home // Folklore and ethnography. Connections of folklore with ancient ideas and rituals. L.: Nauka, 1977. Pp. 123-130.
7. Ivanov VV, Toporov VN. Slavic language modeling semiotic systems: the ancient period. M.: Nauka, 1965. 248 p.
8. Propp VYa. Historical Roots of the Wonder Tale. L.: Lenizdat, 1986. 415 p.
9. Toporov V.N. On numerical models in archaic texts // Text Structure. M.: Nauka, 1980. Pp. 3-58.
10. Chernousova I.P. Folklore-linguistic picture of the world in the prism of linguocultural codes (based on the material of Russian fairy tales and epics): monograph. Lipetsk: LSPU named after P. P. Semenov-Tyan-Shansky, 2022. 151 p.
11. Dobrova S.I. The evolution of artisctic forms of folklore in the light of the dynamics of people's perception of the world: monograph. Voronezh: VGPU, 2004. 175 p.
12. Melnichenko G.G. Chrestomathy on Russian dialectology. M.: Enlightenment, 1984. 192 p.
13. Lapteva O.A. Russian colloquial syntax. M.: Nauka, 1976. 397 p.
14. Sokolov B.M. Excursions into the field of poetics of Russian folklore // Fictional folklore, M., 1926. Vol. 1. Pp.
39-40.
15. Lazutin S.G. Poetics of Russian folklore. M.: Higher School, 1989. 207 p.
16. Danes F. On linguistic analysis of text structure // Textlinguistics. Darmstadt: Wiss. Buchgesellschaft, 1978. Pp. 185-192.
17. Moskalskaya O.P. Grammar of the text. M.: Higher School, 1981. 183 p.
18. Dobrova, S.I. Abstract models of coherent text as a matrix of structure formation of figurative parallelism of macro- and microworlds in folklore text [Electronic resource]. // Russian Linguistic Bulletin. 2023. № 2 (38). URL: https://rulb.org/archive/2-38-2023-february/10.18454/RULB.2023.38.7 (date of application: 05.05.2023). DOI: 10.18454/RULB.2023.38.7
19. Dobrova S.I. On the issue of positional, concentrating and chain repetitions in a folklore text (on material of chastushka) // Izvestia Voronezh State Pedagogical University. 2018. № 1 (278). Pp. 169-175.
20. Folk Russian fairy tales by A.N. Afanasyev: in 3 vol. M.: Goslitizdat [Leningr. department], 1957. Vol. I. 515 p.; 1957. Vol. II. 510 p.; 1958. Vol. III. 562 p.
21. Riddles of the Russian people: A collection of riddles, questions, parables and tasks. / Compiled by D. Sadovnikov. M.: Modern writer, 1995. 400 p.
22. Russian lamentations of Karelia / ed. by prof. M.K. Azadovsky. Petrozavodsk: GIZ of the Karelo-Finnish SSR, 1940. 321 p.
23. Bylinas of Pechora and the Winter Coast: (new entries) / ed. by A.M. Astakhova. M.-L.: The USSR Academy of Sciences Publishing House, Leningr. department, 1961. 608 p.
24. Russian conspiracies from handwritten sources of the XVII - first half of the XIX century / Compilation, preparation of texts, articles and comments by A.L. Toporkova. M.: Indrik Publishing House, 2010. 832 p.
25. Russian conspiracies / Comp. Preface and note by N.I. Savushkina. M.: Press, 1993. 368 p.
26. Dobrova S.I. Evolution of semiotic basis of figurative parallelism of the macro- and microcosm in folklore texts [Electronic resource] // Theory of Language and Intercultural Communication. 2022. № 2 (45). Pp. 94-113. URL: https://api-mag.kursksu.ru/api/v1/get pdf/4435/ (date of application: 08.05.2023).
27. Artemenko E.B. The syntactic structure of the Russian folk lyrical song in the aspect of its artistic organization. Voronezh: VSU Publishing House, 1977. 160 p.
28. Songs collected by P.V Kireevsky. New series / ed. by acad. VF. Miller and prof. M.N. Speransky. M.: Society of Lovers of Russian Literature at Moscow State Univ., 1911-1929.Vol. I-II. Vol. I: Ritual songs. M., 1911. 356 p. Vol. II., part 1: Non-ritual songs. M., 1917.125 p. Vol. II., part 2: Non-ritual songs. M., 1929. 389 p.
29. Russian ballad. Preface, ed. and note by VI. Chernyshev; introduction by N.P. Andreeva. M. Soviet writer, 1936.
504 p.
Bylichki and byvalshchini of Voronezh Region / Puhova T.F. (ed). Voronezh: VSU, 2008. 384 p.
31. Laments of the Northern Region / collected by E.V Barsov. Pt.1: (Funeral lamentations, tombstones and tombstones). M.: Modern News, 1872. 327 p.
32. Chastushki / Ed., preparation of texts, preface and comments by L.A. Astafieva. M.: Sovremennik, 1987. 492 p.
33. Strizhev A.N. Calendar of Russian nature. M.: Moscow Worker, 1972. 272 p.
