Научная статья на тему 'Контраст «Нутра и принципа» в романе М. Я. Карпова «Непокорный»'

Контраст «Нутра и принципа» в романе М. Я. Карпова «Непокорный» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
109
41
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Контраст «Нутра и принципа» в романе М. Я. Карпова «Непокорный»»

Лебедева С.Н

КОНТРАСТ «НУТРА И ПРИНЦИПА» В РОМАНЕ М.Я. КАРПОВА

«НЕПОКОРНЫЙ»

Крестьянские литераторы И. Касаткин, А. Неверов, П. Романов, И. Вольнов, И. Трусов, П. Замойский, И. Шухов и другие выступили в десятилетие между гражданской войной и коллективизацией летописцами социально-исторических перемен в деревне. Одним из них был Михаил Яковлевич Карпов (1898-1937) - запрещенный и невозвращенный до настоящего времени в историю русской литературы крестьянский писатель, произведения которого не переиздавались с середины 1930-х годов. Его творческое наследие невелико - очерки, статьи, рассказы, несколько повестей и романов. Центральная тема прозы М. Карпова - судьба крестьянства в послеоктябрьский период.

В книге «Голос рабочего читателя» (1927) помещена автобиография М.Карпова, в которой писатель упомянул о работе над новым произведением - повестью «Стенькина поступь». В процессе работы изменился замысел, и отдельные главы - уже не повести, а романа под названием «Передовик» были опубликованы в первом номере журнала «Земля советская» за 1930 год. В том же году произведение вышло отдельной книгой в серии «Новинки крестьянской литературы» под другим названием - «Непокорный». До настоящего времени роман не переиздавался.

Произведение вызвало интерес читателей, не осталось без внимания критиков, которые оценили его противоречиво: от восхваления - «удачное произведение

современной крестьянской беллетристики», «крупное явление крестьянской литературы» [1: 246] - до полного неприятия. Примечательно, что тон и содержание критических статей о романе резко изменились в начале 1932 года, после принудительного ухода М. Карпова из редакции журнала «Земля советская» - именно тогда появились негативные отзывы критиков. Показательна в этом смысле объемная статья А. Жучкова, в которой дан анализ прозы о деревне крестьянских писателей И. Шухова, П. Замойского, И. Васильева, А. Тарасова, заметное место отведено роману М. Карпова «Непокорный». Автор жесток в оценках: «Совершенно очевидно, что Карпов, попытавшийся показать путь переделки молодежи в деревне, дать положительный образ молодежи, образ комсомольца - не сумел этого сделать и объективно пришел к искажению лица передового комсомольца деревни, вследствие большого влияния на его мировоззрение классово враждебных идеологий1. Стенька Северцев не может служить примером для трудящейся молодежи деревни» [2: 143]. Образ главного героя романа Степана Северцева, по мнению критика, «искажает классовое лицо деревенской молодежи», произведение в целом - «ошибка автора, объективно имеющая троцкистский характер» [2: 142]. Причина «ошибки» в

«неправильных исходных положениях» писателя: он не показал «роль пролетариата и его партии» в процессе «переделки мелкособственнической психологии молодого человека», а подчеркнул лишь «нутряные» причины этого [2: 140]. «Контраст нутра и принципа», проявившийся в романе, А.Жучков определил как проявление «оппортунизма».

В современном литературоведении выявлены две основные жанровые тенденции, параллельно существующие в крестьянской романной прозе рубежа 1920-х - 1930-х годов: изображение «индивидуальной судьбы» человека и проявление «эпопейных» черт -воспроизведение «народного, исторического фактора» [3: 95]. В романе «Непокорный» эти особенности проявилось особенно ярко. В основу композиционной организации произведения М. Карпов положил модель социально-психологического романа, но сюжет его раскрывает не эволюцию души отдельного человека, а трансформации сознания крестьянина и деревенского быта в социально-историческом контексте 1920-х годов.

1 Сравним: двумя годами ранее критик Н. Белявский, напротив, писал о «четкой зарисовке передовиков-комсомольцев» в романе М. Карпова, их «революционной целеустремленности к социалистическому переустройству деревенского захолустья...» (9; 27). Речь в статье идет , в основном, о Степане Северцеве.

Роман состоит из трех частей - «Твердый закал», «Распутье», «Смерть - рождение», хронология событий - период с 1917 года по 1927 год. Революция, гражданская война, продразверстка, голод, нэп и его завершение - Карпов показывает, как жители деревни Вязовки переживают эти и другие этапы «движения к коммунизму» [4: 93]. Названия частей романа обозначили доминанты этого процесса, изображенного через судьбы главного героя Степана и его родных - отца, бедняка Тимофея Северцева, потерявшего здоровье в борьбе с белыми, рано умершей матери Евгении, дяди Михея, братьев и сестер.

Северцев изображен в процессе взросления: в начале произведения он ребенок, затем подросток - просто Стенька, в конце романа - состоявшийся молодой человек, Степан Тимофеевич Северцев. Автору важно было показать, под воздействием каких факторов идет становление характера персонажа, что повлияло на формирование его мировоззрения. При этом роль «пролетариата и партии», действительно, остается на втором плане - критики справедливо упрекали в этом Карпова.

Революционный хаос и гражданская война провоцировали агрессию в деревне, события в Вязовке разворачиваются под лозунгом «Греха нет и свобода!» [4: 22], нормой становятся поджоги, убийства, избиение, погромы. Карпов отображает борьбу за советскую власть крестьян-большевиков и сопротивление «кулаков-белогвардейцев» через восприятие подростка Стеньки Северцева - уже тогда начинает формироваться характер «непокорного», осуществляется его «закал» - в действиях персонажа проявляются озлобленность, решительность, бескомпромиссность. Желание отомстить становится итогом пережитых утрат и потрясений: умер отец, подвергнута публичной порке мать как жена большевика (вскоре тоже умерла), расстреляны многие односельчане. Игры деревенской детворы отражают реальные события, дети играют «во взрослую» войну: «Соберемся, и будет полк, а я атаман. - говорил Стенька другу. - Иди, набирай наших, пусть делают ружья.» [4: 23]. Такие развлечения - свидетельство ущербного, искаженного сознания детей, вовлеченных в кровавые действия взрослых.

Созданный писателем образ деревни 1920-х годов драматичен. Гражданская война, самоистребление народа, как показывает Карпов, в деревне продолжались долгие годы1, сосед боролся с соседом, отец с сыном, брат с братом. Егор Воронов убил сына Петьку, объяснив это классовыми противоречиями: «Ты кумунист, и от тебя грех. Прогневался бог. Такого сына мало проклясть.» [4: 141]; сын кулака Толстоносова «разоблачил» отца: «Артель - покрышка моего тятьки, он сам говорил! И меня подбивал разделиться для виду, чтобы не говорили о его богатстве. Но я не намерен батрачить на своего отца.» [4: 325]. Деревня в романе противоречива, пестра, многолика, образ строится на метонимии: «пятистенки» - избы богатых крестьян, «трехоконные» дома середняков и «двухоконные» избушки крестьян-бедняков. Автор показывает контрастность восприятия перемен в деревне «пятистенными», «трехоконными» и «двухоконными».

В начале 1920-х годов жизнь многих крестьян определялась инстинктами, самыми низменными, ничем не сдерживаемыми2: «.забыли указы стариков, вот и нажили беды», - объясняет Гаврила Вершинин [4: 100]. Отчаянные, жестокие драки становятся закономерным атрибутом деревенских праздников: «Веселый праздник Покров, буйный, недаром престольный: каждый год драки» [4: 152]. Столь же обычно самогоноварение и беспробудное пьянство: «Сбесились с самогонки. Здесь не Вязовка, пьяный рай», - пишет Стенька брату Николаю [4: 157]. Имеет место и самосуд: растерзан толпой «белогвардеец и кулак» Ероха Карюхин.

Принцип «карнавализации» в изображении событий, ярко проявившийся в романе М. Карпова «Пятая любовь», получил развитие в «Непокорном». Здесь много массовых сцен - шумных, непредсказуемых, веселых, драматичных. Этот «праздник обновления» деревни, когда «все может начинаться сызнова, с чистой страницы, где раскован не только человеческий дух, но и плоть» [5: 118], поставил крестьян перед выбором - не случайно писатель назвал вторую часть романа «На распутье». Ситуация осложнилась неурожаем 1921 года и голодом: «По полям ползли сизые жаркие туманы, текли горячие южные

ветры, солнце, багровое, как потухающая головешка, ползло над землей, и никли травы, выгорали хлеба. Дико мычали коровы., и по деревням, из избы в избу, зашагала незваная гостья - смерть: умирали люди, падал скот» [4: 139]. Очевидцем и участником этих событий был главный герой, показанный в сомнениях, внутренней борьбе, страстях, в осознании своих слабостей и ошибок.

Карпов широко использует в романе для характеристики персонажей уже проявившийся в его раннем творчестве композиционный прием - включение дневниковых записей, писем, воспоминаний. Это, прежде всего, дневник Степана и его письма брату, живущему в городе. Введенные в роман интимные документы передают оценки, отношение героя к людям и событиям, показывают его симпатии и антипатии - являются важнейшим средством психологического анализа. Вместе с тем отметим, что автор порой чрезмерно увлечен «размещением» в тексте дневниковых записей и писем. Создается ощущение избыточности - читатель из них узнает о развитии событий, развязке сюжетных коллизий. Автор намеренно уходит при этом от многоаспектного, психологически глубокого воплощения некоторых событий, которые в письмах или дневнике описываются или кратко комментируются персонажем (в частности, обсуждение мужиками вопроса о наемном труде; митинг-собрание первого мая с выборами нового совета; смерть деда Стеньки; организация комсомольской ячейки и выборы секретаря и т.д. ). Можно предположить, что причина описательности в том, что работа над романом шла одновременно с осуществлением кардинальных социальных преобразований в деревне, материал еще не был глубоко осмыслен Карповым. Вероятно, мешали и опасения, что его интерпретация событий не вполне впишется в официальные трактовки и идеологические установки.

Перелом в сознании восемнадцатилетнего Стеньки произошел в дни смерти и похорон Ленина. До этого события молодой человек вел себя необузданно, стихийно, агрессивно: «Идем кулацких сынков бить!.. Отличился: две драки в один вечер. Досталось кулацким щенкам» [4: 155]. Известие о смерти Ленина потрясло юношу: «Наш заступник, наш вождь умер!.. Не стало мужицкой надежды - Ленина.» [4: 176]. Кончина вождя заставила героя по-иному, критически оценить и свои поступки, и происходящее в деревне. Стенька не намерен больше мириться с «темнотой» крестьянской жизни: «Сбесились с самогонки. - пишет он брату Николаю в город. - Партийные у нас гуляют и напропалую гонят самогонку, а дальше не знаю, что будет» [4: 157]. Пьют не только простые крестьяне, но и представители власти: в дни траура в связи со смертью Ленина «Ванька Зюкин, секретарь партячейки, запил с горя» [4: 54], а «ученый человек» коммунист Бойцов в состоянии длительного опьянения растерянно повторял: «Да что сделаешь с нашим народом? Не раскачать.» [4: 54].

Трезвомыслящий Степан понимал, что одна из причин «дикости деревенской жизни» - необразованность крестьян, отсутствие культуры. «Думаю только о том, как бы мне попасть в школу» [4: 167], - оставляет он запись в дневнике. А позже пишет брату: «Не знаю, как попасть на с.-х. курсы. Одна эта мечта у меня.» [4: 195]. Он много читает, по совету Бойцова изучает политэкономию: «Слова в ней заковыристые, эти слова он выписывал в особую тетрадь .» [4: 181]. Вместе с тем «нутро» Степана протестует, принципы нередко отступают, вытесняются на второй план живыми чувствами: «Обе его невесты, Улька и Васека, как скользские налимы, показали хвосты. Сразу книги из ума вышибло» [4: 55].

Примечательно, что в этом романе (в отличие от «Пятой любви») персонажи не столь категоричны в отрицании религиозных обрядов, православных традиций в жизни человека, но от веры кощунственно отказывались. Молодые не отрицали венчания, хотя снисходительно, с насмешкой относились к православным праздникам, «над богом, над иконами смеялись» [4: 268]. В романе показан процесс трансформации духовной сущности сознания русского крестьянина как следствия революционных преобразований. Позицию автора можно отчасти соотнести с размышлениями философа русского

зарубежья И.А. Ильина о трагических последствиях событий 1917 года: «Революция есть развязывание безбожных, противоестественных, разрушительных и низких страстей.. .Революция была патриотическим и нравственным помрачением русской народной души» [6: 218].

Отказ от религиозной веры - одна из причин двойственности, противоречивости душевного состояния главного героя романа. Степан, активный борец «за мировую революцию» [4: 68], мог неожиданно ощутить «непрошенные чувства»: в церкви на венчании Ульки и Паньки Толстоносова ему захотелось «остаться одному в церковной тишине, упасть на колени и молиться.» [4: 58). Но это просветленное состояние подавлялось другими переживаниями - ревностью (Улька не его невеста!), ненавистью, агрессией: «Искромсать Паньку, разворотить балаган, называемый церковью, сбросить иконостас, растоптать!» [4: 58]. Постепенно Степан учится направлять энергию в позитивное русло: закончил курсы агрономов, начал изучать пчеловодство и даже давал профессиональные советы землякам-пчеловодам, писал разоблачительные статьи на бытовые темы в местную газету, организовал комсомольскую ячейку, самодеятельные спектакли молодежи в деревенском клубе. Особым событием в жизни Степана явилось участие в партийной конференции3, чему посвящена отдельная глава третьей части романа с ироничным названием «Коммунистический рай». Посещение города стало для героя настоящим открытием «другой», недеревенской жизни: торжественная атмосфера в зале заседаний, невиданной красоты декорации на сцене, посещение ресторана, кинотеатра, спектакля настоящих артистов - всё в первый раз. Главным событием для Степана в эти дни стало его выступление на конференции, которое внесло смятение в душевный настрой героя. Автор передает волнение, досаду: «самого главного не сказал!» [4: 244] через авторскую речь и внутренний монолог Степана, эмоциональность которому придает обилие стилистических фигур. Писатель не скрывает своей симпатии к герою, подчеркивает его искренность и открытость, увлеченность идеей приобщения деревни к культуре и просвещению, любознательность, творческий потенциал.

Желание Стеньки жить в городе осуществилось, он несколько месяцев работал «денежным инспектором» [4: 261]. В результате молодой человек стал « взрослым и серьезным не в меру.», изменилось и его отношение к городу - восторг и робость ушли, а в дневнике появились записи о «бюрократизме служащих», «мещанстве городской молодежи», стремящейся «жалованье побольше получать, а работать меньше» [4: 261]. Степан вернулся в деревню с целью «организовать комсомол для исправления города» [4: 262].

Процесс «организации» и «исправления» ограничен в романе лишь описанием или перечислением тех событий в деревне, в которых участвовал или которые инициировал Северцев: самодеятельный спектакль к 10-летию революции («Октябрьскую годовщину отпраздновали лучше некуда - демонстрация, митинг и спектакль прошли на славу» ), перевыборы в сельский совет, собрание ячейки. Стенька не доволен происходящим -крестьяне заняты частными, не общественными делами: «скотину заводят, дворы чинят, избы новые ставят, женятся и выходят замуж.» [4: 268]. Степан гонит мысли о возвращении в город: «Не всем же в город убегать, кому-нибудь и в деревне надо.» [4: 270].

В главе десятой «Художник» (3-ья часть) автор обращает внимание читателей на сложную проблему пореволюционной деревни - отношение мужика к труду на земле, что всегда являлось важнейшим нравственно-этическим критерием крестьянского мировоззрения. Вера и труд занимали центральное место в системе ценностей русского крестьянина. Революция внесла изменения в систему крестьянских религиознонравственных представлений. Карпов отразил в «Непокорном» начало процесса, названного современным исследователем Н.Н. Козловой «сломом повседневности»: «Наиболее радикальные изменения претерпевала повседневность крестьян - они переставали быть крестьянами» [7: 15].

В семье бедняков Северцевых взрослые мужчины - Степан и его дядя, большевик Михаил Северцев, не отличались трудолюбием, крестьянский труд в послеоктябрьской деревне для них стал в тягость: «Нет хуже зимней молотьбы. Убежать хочется в клуб от проклятой работы. Сердце болит - комсомольская работа стоит» [4: 266]. Аграфена, тетя Степана и жена Михея, не принимает такого отношения к труду, для нее занятия мужа («свои похождения в клубе рассказывать») и племянника («хочу быть поэтом., картину нарисовать хочу.») - проявление лени, безответственности. «Лоботрясы», «бездельники», «лентяи» [4: 267-269] - так оценивает Аграфена мужа и племянника в их отношении к деревенскому труду.

Карпов с сожалением показывает процесс утраты мужиком потребности в крестьянском труде, потерю уважения к труду. Позиция писателя выявлена несобственно -прямой осуждающей речью Аграфены: «Ох, не охочи мужики Северцевы до работы!... Северцевы последнее проживают, у Северцевых хозяина нет» [4: 267]. Подчеркнем, что речь идет о мужиках среднего поколения, старшие в семье - дед, родители Стеньки при жизни трудились не жалея себя, столетний дед хотел еще не просто пожить, а «годков пять поработать» [4: 197]. Карпов показывает нарушение принципа преемственности в крестьянской семье Северцевых - передачи трудовых навыков из поколения в поколение. Это подтверждает и характер Васьки, подрастающего сына Михея - он «на работу ленивее отца со Стенькой, ему тоже только бы и торчать в клубе» [4: 268].

Новые ощущения, навеянные революцией, освобождение от патриархальной морали, отказ от традиционных ценностей - всё это проявило в молодых людях неожиданные способности, желание перемен. Привычная крестьянская жизнь казалась Стеньке тяжким бременем: «Переживать скучное лето и нудную страду, работать впустую.» [4: 269]. В романе немного эпизодов, изображающих крестьянский труд, - чаще они даны через восприятие главного героя и, в основном, безрадостны. Работая на домашнем дворе, на пашне, в лесу, Стенька испытывает тоску, скуку: «В поле скукота - работай-работай, а толку ни на грош., в полях - тоска.» [4: 260]. Стенька трудится только для пищи, а не для «хлеба насущного», как это было долгие годы в крестьянской общине. «Хлеб наш насущный» - это не только еда, но и знак заботы Спасителя, духовная помощь верующему. Писатель показал, что вместе с религиозной верой ушло и отношение к полевым работам как творческому, одухотворенному процессу, создающему особую психологическую атмосферу, эмоциональный подъем, ощущение радости труда.

Вместе с тем автор оправдывает героя, который готов работать «культурно», «не руками да на лошадях» [4: 260] - по-новому, с использованием машин, техники: «Пусть толкуют старики о старине, молодежь вперед глядит.» [4: 287]. Степану удалось качественно изменить труд тех крестьян, кто вошел в организованное им машинное товарищество «Передовик», - это «то новое, к чему он шел всю свою жизнь» [4: 283]. Писатель показывает, с какими трудностями товарищество формировалось - в жесткой борьбе за выделение надела «из мирского котла», в преодолении сопротивления деревенских «пятистеночников» и районной бюрократической власти. С появлением «Передовика» изменилось настроение Степана, из его внутренних монологов ушли слова «тоска», «скука», проявилось желание трудиться так, чтобы «деревня не киснула и не протухала» [4: 190]. Степан ощущал эмоциональный подъем: «Скорее бы трактор в ход. Как праздника дожидался Стенька полевой работы.» [4: 283]; «Люблю, когда работа артелью, а молотилки - одно веселье!..» [4: 290]. Пришло чувство согласия, единения с природным миром: «Как хорошо было ехать! Солнышко сыпало снопы лучей на золотую жниву волнистой степи, и в поэтическом мареве тонули хутора, а по воздуху и по жнитве позли серебряные тенета, у меня так и зудела рука написать эту живую картину» [4: 292].

Чувства Степана разделяли немногие земляки, противников товарищества было больше. Кроме артели кулака Толстоносова, не поддержала Степана часть середняков и бедняков. Необходимо отдать должное автору романа - ему удалось показать социальное расслоение деревни середины и второй половины 1920-х годов, времени расцвета и начала

вытеснения нэпа. В этот период болезненным для властей был вопрос о кулаке - кого из крестьян причислять к кулачеству? Зажиточный, старательный крестьянин, имеющий работников, является кулаком-эксплуататором? Где грань между середняком и кулаком? М. Карпов не остался равнодушным к подобным вопросам - это отразилось в его прозе.

В романе «Непокорный» машинная коммуна «Передовик» стала проявителем оттенков социально-классовых симпатий вязовских крестьян. Деревня разделилась надвое: одна часть поддерживала производственный кооператив Толстоносова, другая -товарищество «Передовик». Первоначально деревня отнеслась к идее Степана настороженно: «И тревожное ползло по деревне: коммунисты и комсомольцы в весенний передел хотят отрезать себе лучший участок земли - отделиться от общества.» [4: 279]. Появилось недоверие («выйдет ли?») и агрессивное неприятие планов Степана и его товарищей: «Не давать землю! Пущай в мирском котле!» [4: 282]. Затем - неприкрытые угрозы физической расправы в адрес Северцева, Бойцова, Бражнева, покушение на Степана. Основную причину неприятия определил сам Степан: «.завидуют

«Передовику: хлеб хорош» [4: 290]; «.хотели молотилку повредить, но только чуть изломали соломотряс, а все из зависти.» [4: 292] (выделено мной - С.Л.).

Современный исследователь национального самосознания крестьянства С.В. Кузнецов пишет: «Русскому крестьянину не свойственна зависть; богатство и бедность принимались как дар или наказание, ниспосланное Богом» [8: 16]. В романе же показано, как зависть не дает покоя мужикам («забыли о Боге!»): «Дай срок «Передовикам», годика через два они так разбогатеют, как ни одному барину не снилось!.. Больно замахнулся этот «Передовик», прямо в капиталисты метит» [4: 306-307]. Автор успешно использует в третьей части книги (главы XI «Товарищество лентяев», XII «Передовик», XIII «Ослабленная подпруга») полифонический («хоровой», в терминологии Л. Киселевой) принцип организации повествования, способствующий передаче напряженного спора, конфликта позиций, столкновения носителей разных классовых интересов. Полилог противников и сторонников товарищества объединил неперсонифицированные реплики («выползали слухи», - пишет Карпов), голос Степана как участника событий и повествователя (приводятся дневниковые записи и фрагменты писем персонажа). Порой звучит открытый авторский голос: «Тут и загвоздка: дворы не одинаковые, в сараях не поровну: у того лошадь с жеребенком, у этого две лошади и третья, в придачу. Только на вид кажется - двух- и трехоконные одинаковые люди, тихие да смирные, стриги, не связывая, и называй кряду всех середняками, а попробуй брось в них камешек, - и зашумят разношерстными шмелями, и уже шмели эти берут между собой большинством, раскалываясь на две половины.» [4: 311].

Итак, Карпов показал в романе, что мировосприятие крестьян в послереволюционной деревне определялось комплексом противоречивых факторов. Прежде всего, это неприятие большинством крестьян частного капитала при нэпе, сопротивление этому, растерянность, беспомощность (наивное, потребительское поведение), озлобленность (люмпенский аспект сознания - «нездоровое» отношение к чужим доходам). Вместе с тем в сознании части крестьян (в основном, старшего поколения) сохранились традиционные императивы, характерные для деревенской жизни и определяемые вековыми общинными устоями. Жить и работать «в миру» было привычнее и понятнее, чем в «кооперативном товариществе» Степана Северцева, - хотя по сути организованная им артель была общинной формой хозяйства, противостоящей частному капиталу. Писателю удалось передать процесс болезненного осознания крестьянами невозможности традиционного общинного образа жизни в контексте новых социально-психологических реалий и одновременно - туманность представлений о будущем.

Литература

1. Красильников В. Роман М. Карпова «Непокорный» // Земля советская. М.,1930.

№12

2. Жучков А. Опасные противоречия // Земля советская. М., 1932. №3

3. Зайцева Г.С. М. Горький и крестьянские писатели. М., 1989.

4. Карпов М.Я. Непокорный. М.-Л., ЗИФ,1930.

5. Скобелев В.П. Масса и личность в русской советской прозе 20-х годов. Воронеж.

1975.

6. Ильин И.А. Белая идея // Ильин И.А. Родина и мы. Смоленск. 1995.

7. Козлова Н.Н. Горизонты повседневности советской эпохи. М., 1996.

8. Кузнецов С.В. Нравственность и религиозность в хозяйственной деятельности русского крестьянства // Православная жизнь русских крестьян 19-20 веков.М.,2001.

9. Белявский Н. «Земля советская». Обзор публикаций // Перелом. 1930. № 2.

10. Штейнберг. И.З. Нравственный лик революции. Берлин. 1923.

1 «Гражданская война не кончается с прекращением обстановки войны, - пишет очевидец событий тех лет И.З. Штейнберг. - Люди, отравленные ненавистью, расходятся в разные стороны, взаимная ненависть их продолжает отравлять их общую родину, дальнейшие поколения» (10;53 )

2 И.З. Штейнберг объясняет это так: «Все дремлющие в массовом человеке инстинкты зла и разнузданности, не переплавленные культурой, не облагороженные моралью, были узаконены, выпущены наружу сверху» (10;36)

3 Это событие, как и многие другие в романе, имеет реальную основу: в апреле 1925 года в Москве состоялась партконференция, основным вопросом которой была аграрная политика государства. На конференции прозвучал лозунг Н. Бухарина «Обогащайтесь!», была подтверждена актуальность лозунга РКП (б) «Лицом к деревне!» (1924).

Отметим, что уже осенью 1925 года, накануне Х1У партсъезда, эти призывы были признаны ошибочными, интерес государства к крестьянскому вопросу заметно снизился, главной задачей советского народа была объявлена индустриализация.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.