CC BY
67
Зарубежная литература. Переводоведение
В. Е. Холмогорова
КОНТЕНТ-АНАЛИЗ КОНЦЕПТА «NATUR»(ПРИРОДА) (ОТ РОМАНТИЗМА К ПОСТМОДЕРНИЗМУ)
В статье исследуется влияние романтической эстетики на постмодернистский художественный текст. Рассматриваются категории романтической эстетики с позиций их имитации в постмодернистском тексте. С помощью потенцирования - выявления последовательных определений - обнаруживается десемантизация отдельных категорий романтической эстетики.
In the article the influence of the romantic aesthetics on the postmodern text is researched. Categories of imitation in the postmodern text are examined. Using the so-called "Potenzieren", revealings of consecutive definitions, found out de-semantics of the separate categories of a romantic aesthetics.
Исходя из тезиса о том, что современный постмодернистский роман интуитивно улавливает языковые проблемы, мы представляем его себе как некую лингвоструктуру, как некий текст, имеющий имплицитные и эксплицитные лингвистические показатели. Лингвистическая, философская и художественная модели постмодернистского текста объединены общим пафосом - познанием тайны языка как живого организма, способного к саморазвитию и саморефлексии.
В эпоху романтизма, т. е. почти два века назад, язык и духовная деятельность, обусловливая друг друга, поочередно давали импульс для дальнейшего развития. «Язык, как писал Гумбольдт, - не есть продукт деятельности (Ergon), а сама деятельность (Energeia) [1].
У авторов эпохи постмодернизма - особое языковое чутье. Когда они пишут, то иным читателям кажется, что они пародируют мир, но на самом деле они его особым образом пересоздают. Если текст постмодернистского романа - это знаковый дискурсивный продукт со сложной референцией к миру, и, в частности, к романам прошлого, то можно сказать, что не только артефакты (романы двух эпох) вступают в соревновательную коммуникацию, но тут задействована и историческая реальность. Роман и жизнь соревнуются в своей изобретательности, но у романа есть свойство упорядочивать факты, и тог-
© Холмогорова В. Е., 2008
да жизнь перестает быть случайностью, она подключается к определенной структуре.
В работе «Язык романтической мысли» О. Вайнштейн, исследуя тексты немецких философов эпохи романтизма, отмечает стремление мышления избавиться от языка или создать правильный рациональный язык, зеркально отражающий действительность. И мы наблюдаем, что некоторые формальные приемы литераторов, в области формы и не только, выживают при полной смене категориальной парадигмы подобно синтаксическим структурам в языке на фоне исторически изменчивой лексики.
Уходящий в прошлое жанр Märchen, возобновляясь на новом этапе, на новом витке развития, сохраняет прежние приемы (аллегорию, афористичность, богатство метафор и определений), прежний словарь, но при этом нельзя еще и не отметить происходящие с ним глубокие перемены.
Этимологизирование - старинный излюбленный немецкими поэтами прием, он по-своему преломляется в каждой эпохе. Романтик А. В. Шле-гель, рассуждая об этимологии, говорил о необходимости найти единство и многообразие, упорядочить языковой материал с помощью философской или этимологической идеи и доказать эту идею на лингвистических примерах. Мистический язык писателей романтического склада, их образная поэтичность применяются и сегодня. Одновременно произошли и серьезные перемены. Попробуем в них разобраться.
Новалис, например, строил символические ряды как поэт. Уподобившись пифагорейцам, он хотел охватить все мироздание: цифры - буквы - планеты - музыкальные ноты - время суток и т. д.
Для него «расшифровать» и «декодировать» значит добраться до первоэлементов, до «гранитной материковой породы» в сознании. Так получается динамическая система понятий. Сила - это материк материала. Дух - душа душ. Бог - дух духов. Последовательные определения - лестница на небо, или иначе потенцирование, т. е. видение возможностей предмета, проверка его возможности к саморазвитию. При потенцировании «вещь» за счет собственных ресурсов пытается раздвинуть свои пределы, свою дефиницию [2].
Писатели-постмодернисты всегда отличаются тем, что и они тоже хотят сказать «правду на все времена». Историческая «одежда» персонажей для
них не особенно важна, часто просто условна. Таким образом, получается, что произносимые их героями истины как будто действительны всегда и повсюду, как «дважды два четыре». Однако мы утверждаем, что историческая реальность, конкретика момента, если только она затронута автором, обычно вносит свои коррективы.
В настоящей статье мы попытаемся проверить жизнеспособность отдельных понятий романтической эстетики, или, иначе, ключевых слов романтизма, на примерах из книги писателя-постмодерниста Патрика Зюскинда, использующего историко-романтическую окраску для своего романа «Парфюмер. История одного убийцы», действующее лицо которого, говоря современным языком - маньяк. Но далеко ли он ушел от упырей Э. Т. А. Гофмана?
Понятия или концепты, как известно, - это такие мысленные образования, которые замещают при работе мысли неопределенное множество предметов того же рода [3]. В конце XIX - начале XX вв. появились и другие определения концептов. Этот термин стал восприниматься как «обозначение ресурсов нашего сознания, как наш ментальный лексикон».
Понятие концепта отражает смыслы, которыми оперирует человек в процессе мышления, и эти смыслы отражают процессы познания мира в виде, как считают некоторые авторы, неких «квантов».
Согласно Е. С. Кубряковой, концепт - это оперативная, содержательная единица ментального лексикона концептуальной системы мозга (lingvo mentalis), всей картины мира, отраженной в человеческой психике [4]. При анализе отдельного концепта автор считает вполне оправданным использование понятий фона и фигуры. Таковые в когнитивной лингвистике используются при описании сенсорно-оперативных процессов. Читатель-реципиент осознает себя частью целого, своего рода фигурой, идентичной персонажу на каком-то фоне в каком-то пространстве. Через использование чужого опыта воспринимающий субъект входит в более абстрактные сферы и строит свои представления о реально или непосредственно им ненаблюдаемом.
Когда Е. С. Кубрякова моделирует один из главных принципов человеческого познания - «принцип контейнера», который является одновременно принципом семиотического или когнитивного подхода к языку, то вместе с ней приходишь к мысли об обратимости позиции наблюдателя. Любой объект в мире может иметь прямую и обратную перспективу, и его видение зависит от точки зрения. А главное, эта точка может быть изменена. В реальной исторической действительности она часто целиком изменяется.
Язык есть особое видение мира, в нем отражается позиция наблюдателя, позволяющего себе
случайное абстрагирование. И поскольку объект может быть передан с помощью разных языковых средств, например, с помощью специального лексикона, тех же ключевых слов или концептов, то мы вправе задаться вопросом о том, идентична ли, например, лексика или концепты в романтизме и постмодернизме.
Современный читатель постмодернистского романа, ощущая диахронию, игру со словом во времени, понимает, что при сходстве концептуальных структур лексем или лингвоструктур романов, все, казалось бы, одинаковое звучит по-разному. Вслед за Е. С. Кубряковой, обратившей внимание на выявление определенных значений через концептуальные структуры, мы обозначаем новый подход к связыванию знания и значения. По сути, это уже отмеченный ранее и оказавшийся важным для эпохи романтизма а затем и постмодернизма, философский прием потенцирование. Поднятый из глубины времени, сегодня он по-новому освещает культурные объекты.
Но остановимся на концептах или ключевых словах, важных для романтической эстетики, и разберем некоторые из них.
Из цепочки: Kreative Person (Креативная личность), Weg/Haus (Дорога/Дом), Chaos/Eintraht (Хаос/Гармония), Liebe/Abneigung (Любовь/Отвращение), Natur/Gesellschaft (Природа/Социум) мы выбрали концепт Natur (природа), находящийся в прямой оппозиции к Gesellschaft (социуму).
Природе в целом - как космосу, как пейзажу и как единичной детали пейзажа - приписываются чувства, характерные для человеческой души. Оценка природы как доброго, сочувствующего друга, как доброй матери, как носителя моральных ценностей противопоставлена испорченным городским нравам [5]. Социум отмечен пренебрежением к искусству, культом денег как единственной ценности. Топос социума - топос конечного, он покинут духом, Богом, являясь продуктом распавшегося, несостоявшегося единства мира [6]. Вот как об этом пишет Э. Т. А. Гофман («Крошка Цахес»):
• Als sie unendlich in die kühlen Schatten des duftenden Waldes traten, als die Büsche wie in sehensüchtigen Seufzern flüsterten, als die wunderbaren Melodien der rauschenden Bäche die Lieder des Waldgeflügels fernhin tönten und en Wiederhall weckten, der ihene aus den Bergen antwortete, da stand Balthasar plötztlich still und rief: „Oh, nun ist mir wieder wohl! - unbeschreibend wohl" [7].
(Когда наконец они вступили в прохладную сень благоухающей рощи, когда зашептали кусты, словно обмениваясь нетерпеливыми вздохами, когда вдалеке зазвучали чудесные мелодии журчащих ручьев и пение лесных птиц пробудило эхо в горах, - Бальтазар внезапно остановился,.. и воскликнул:
- О, теперь мне снова хорошо, несказанно хорошо) [8].
Слияние с природой, растворение в ней свойственно людям эпохи романтизма. Природа таит в себе выздоровление. А вот как пишет П. Зюс-кинд о природе в «Парфюмере»:
• Zu der Zeit, da das Haus Giuseppe Baldini stürzte, befand sich Grenouille auf der Straße nach Orleans. Er hatte den Dunstkreis der großen Stadt hinter sich gelassen, und mit jedem Schritt, den er sich weiter von ihr entfernte, wurde die Luft um ihn her klarer, reiner und sauberer... Grenouille empfand diese Simplizität wie eine Erlösung. Die gemächlichen Düfte schmeichelten seiner Nase [9].
(В то время когда обрушился дом, Джузеппе Баль-дини находился на пути в Орлеан. Он оставил за собой кольцо испарений большого города, и с каждым шагом, по мере удаления от Парижа, воздух вокруг него становился яснее, свежее и чище... Гренуй воспринимал эту деревенскую простоту как избавление. Эти безмятежные ароматы ласкали его обоняние) [10].
Для П. Зюскинда и его героя природа тоже несет «бальзамическое начало», выздоровление.
Возьмем еще один пример, представляющий природу, теперь из настоящего романтического автора Новалиса. Высокие скалы, возвышающиеся над облаками, стали символами романтического восприятия возвышенного. Поэт, стоящий на покрытых снегом вершинах, чувствует себя ближе к бесконечному, к космосу [11].
• Er sah sich an der Schwelle der Ferne, in die er oft vergebens von der nahen Bergen geschaut und die er oft sich mit sonderbaren Farben ausgemacht hatte [12].
(Он увидел себя на пороге дали, в которую часто и тщетно вглядывался с близких гор и которую рисовал себе в небывалых красках) [13].
•... und bald kam ich an einer hohen Berg. Als ich oben war, sah ich die goldne Aue vor mir und überschaute Thüringen weit und breit, also dass kein Berg in der Nahe umher mir die Aussicht wehrte... wie mir nun da recht wohl innerlich ward,.. Bald gewahrte ich einen Stiege, die in der Berg hineinging, und ich machte mich hinunter [14].
(...и вскоре очутился у высокой горы. Поднявшись на вершину ее, я увидел золотистую равнину; передо мной простиралась вся Тюрингия; ни одна гора по близости не застилала мне взор. Тогда мне сделалось еще отраднее на душе,.. Вскоре я увидел лестницу, которая вела в глубь горы, и стал спускаться по ней) [15].
А теперь снова вернемся к П. Зюскинду:
• Grenouille erreichte den Berg in einer Augustnacht des Jahres 1756. Als der Morgen graute, stand er auf dem Gipfel... Er war dem verhassten Odium entkommen! Er war tatsächlich vollständig allein [16]!
(Гренуй достиг горы августовской ночью 1756 г. К рассвету добрался до вершины... он ушел от ненавистного зловония! В нем разразилась буря ликования) [17].
Как в XIX столетии, так и в XX в. человек с художническим началом (поэт, художник и т. д.) бежит в лоно природы от сложных и неясных ему общественных проблем, от неуверенности
своей повседневной жизни, от бед, разочарований, от своей внутренней напряженности, от своих сомнений. Внутренняя связь с природой приносит ему облегчение, свежесть, придает новые силы.
Теперь опять обратимся к тексту эпохи романтизма (Новалис, «Генрих фон Офтердин-ген»):
• Hinter der Wiese erhob sich eine hohe Klippe, an deren Fluss er einen Öffnung erblickte, die der Afang eines in der Felsen gehaunen Gangens zu seien schien. Der Gang führte ihn gemächlich eine Zeitlang eben fort, bis zu einer grossen Weitung, aus der ihm schon vom fern ein helles Licht entgegenglänzte... die Wänder der Hölle waren mit dieser Flüssigkeit überzogen, die nicht heiss, sondern kühl war und auf den Wänden nur ein mattes bläuliches Licht von sich warf. Er tauchte seine Hand in das Becken und benezte seine Lippen. Es war, als durchdränge ihn ein geistiger Hauch, und er fühlte sich innigst gestärkt und erfrischt [18].
(За лугом высился утес, у подножия которого он увидел отверстие; оно казалось началом прохода, вырубленного в утесах. По этому внутреннему ходу он шел прямо несколько времени и дошел до широкого выхода, откуда сверкнул ему навстречу яркий свет... Стены пещеры были покрыты этой влагой, не горячей, а прохладной; она светилась слабым голубоватым светом. Он погрузил руку в бассейн и омочил свои губы. Его точно пронизало веяние духа, и он почувствовал себя укрепленным и освеженным) [19].
По контрасту с ним и в оппозицию попробуем посмотреть на текст П. Зюскинда:
• Nahe der Wasserstelle entdeckte er einen natürlichen Stollen, der in vielen engen Windungen in das Innere des Berges führte, bis er nach etwa dreißig Metern an einer Verschüttung endete. Dort, am Ende des Stollens, war es so eng, dass Grenouilles Schultern das Gestein berührten, und so niedrig, dass er nur gebückt stehen konnte. Aber er konnte sitzen, und wenn er sich krämmte, konnte er sogar liegen. Das genügte seinem Bedürfnis nach Komfort vollkommen [20].
(Недалеко от родника он открыл естественную узкую штольню, которая, образуя множество изгибов, вела внутрь горы и метров через тридцать заканчивалась завалом. Там, в конце штольни, было так тесно, что плечи Гренуя едва вмещались в проем, и так низко, что стоять он мог, лишь согнувшись. Но он мог сидеть, а если сворачивался клубком, то и лежать. Это полностью удовлетворяло его потребность в комфорте) [21].
При беглом сравнении семантических полей концепта «Natur» (природа), первого - созданного писателями с поэтическими наклонностями в XIX в., и второго - созданного в наши дни, нам не бросится в глаза расхождение между ними. Однако если мы проверим значение одних и тех же слов семантического поля Natur/Gesellschaft с помощью словарей начала XIX в., начала XX в.
и современного словаря Duden, мы придем к несколько иным выводам.
Словарь Я. Гримма и В. Гримма, приводящий значение слова Natur, расшифровывает его следующим образом.
Die zeugende, bildende, verändernde kraft im weltalle oder in dessen theilen; oft mit oder minder lebendiger personification aufgefaszt, weshalb auch der artikel fehlen kann [22]. (Все мироздание в активном значении: творящая, созидающая, меняющаяся сила вселенной или ее часть: часто понимаемая как более или менее одушевленный организм, может употребляться без артикля.)
1. In bezug auf das weltall oder auf die erde und deren reiche und geschöpfe. (В значении «вселенная, Земля, земное создание».)
a) besonders in bezug auf körperliche gestalt oder geistige beschaffenheit lebender wesen. (Особенно в значении «телесный облик, духовное состояние одушевленного существа.)
Далее идет толкование, непосредственно относящееся к эстетике романтизма, поскольку Якоб и Вильгельм Гримм принадлежат к романтической школе гейдельбергского периода.
b) In beiden vorhergehenden bezihungen tritt die personification am deutlichsten hervor, wenn der natur mit menschliher gestalt und kleidung, mit menschlicher rede, thätigkeit beigelegt wird und die geschöpfe als ihre kinder bezeichnet werden [23]. (В двух предыдущих значениях персонификация особенно отчетливо проявляется, когда природе приписываются человеческий облик и одеяние, владение речью и человеческие поступки, а люди выступают в качестве ее детей.)
Таким образом, авторы словаря постепенно подводят нас к романтическому толкованию лексемы "Natur", хотя первое значение слова может истолковываться не столько как предпосылка романтического видения, сколько как отражение толкования, характерного для развития науки девятнадцатого столетия.
В этом же ряду выступает и следующее значение:
c) da die geschöpfe ihr leben der zeugenden natur verdankten und schlden, so heiszt die schuld der natur bezahlen... sterben [24].
(Умереть, тем самым отплатить природе за обязательство перед ней.)
Это значение перекликается с представлениями романтиков о смертоносной и одновременно живительной силе природы.
Примечательно, что авторы словаря Я. и В. Гримм разделяют значение слова «Natur» на «активное» и «пассивное», в котором «пассивное» означает «die erschaffenen welt und deren theile» [25] -«сотворенный мир». При этом «пассивное» значение уступает «активному» по актуальности употребления. Это означает, что первостепенную
важность представляет именно первое «активное» значение творящей, созидающей силы, которое совпадает с представлениями романтиков о творимом мире.
В толковом словаре М. Хейна, выпущенном в XX в. и датируемом 1906 г., первое значение слова «Natur» - это «Schöpfung, ihre Kraft und Art» (мироздание, его сила и характер).
2. Natur, die innere, durch Gott anerschaffene Art seiner Ebenbilder, der Menschen, sowie Christi. (Человеческое создание, сотворенное Богом по его подобию, равно как и Христос.)
Другое новое значение этого слова метафорично и говорит об особом характере человека:
3. Übertragen auf der Besitzer der inneren Art, das Geschöpf selbst, erst in neueren Sprache ausgebildet [26]. (В переносе на внутренний характер носителя, сам человек, новое значение в языке.)
В толковом словаре М. Хейна уже видна предпосылка к новому толкованию данного слова.
В толковом словаре Duden слово «Natur» значится как lat. Natura - Geburt; natürliche Beschaffenheit; Schöpfung zu... (от лат. «Natura» -рождение; натуральное качество, свойство; созидание, создание чего-л. ...). И тут мы отмечаем:
1. Alles, was an organischen und anorganischen Erscheinungen ohne Zuteil des Menschen existiert oder sich entwickelt (все явления органического и неорганического происхождения, существующие и развивающиеся без вмешательства человека).
2. (Gesammtheit der) Pflanzen, Tiere, Gewässer und Gesteine als Teil der Erdoberfläche oder eines bestimmten Gebietes (das nicht oder wenig von Menschen besiedelt oder umgestaltet ist) (совокупность растений, животных, вод и гор как частей земной поверхности или определенной области суши, не заселенной или почти не заселенной людьми).
3. Geistige, seelische, körperliche oder biologische Eigentümlichkeit, Eigenart von (bestimmten) Menschen oder Tieren, die ihr spontanes Verhalten o. ä. entscheidnd prägt [27]. (Духовная, душевная, телесная или биологическая особенность (определенного) человека или животного, которое формирует его спонтанное поведение.)
Все эти определения показывают смещение значения понятия «природа» от абстрактного обозначения слова "Natur" как «силы, творящей мироздание» к современному расплывчатому обозначению, к значению, которое определяется только земными рамками, не затрагивающими космос и вселенную к «узкому» значению изменчивой природы. У романтиков слово "Natur" имело первостепенное значение, определяющее отношение человека к окружающему миру; в современном значении оно утрачивает «творящую» составляющую, персонификация полностью исчезает.
Эту тенденцию можно отметить и при сравнении цитат с семантическим полем «природа» из произведений писателей-романтиков (Э. Т. А. Гофмана, Новалиса) и цитатами писателя из произведения постмодерниста П. Зюскинда.
Писатели-романтики большое значение уделяют персонификации природных явлений. Природу же они характеризуют как сострадающего друга, обладающего речью, слышимой только тем, кто воспринимает саму природу как одушевленную сущность [28].
• ...die Büsche wie in sehensüchtigen Seufzern flüsterten, als die wunderbaren Melodien der rauschenden Bäche die Lieder des Waldgeflügels fernhin tönten und en Wiederhall weckten, der ihene aus den Bergen antwortete... [29]
(...когда зашептали кусты, словно обмениваясь нетерпеливыми вздохами, когда вдалеке зазвучали чудесные мелодии журчащих ручьев и пение лесных птиц пробудило эхо в горах...) [30]
В творчестве писателя-постмодерниста П. Зюс-кинда природа безмолвствует, она живая, но не очеловеченная, умиротворяющая, но не сопереживающая. Природа уже не имеет тех особых отношений с художником, какое наблюдается у писателей-романтиков.
Итак, если мы сравним три раскрытия в словарях разных эпох значения слова-концепта «природа», подкрепленные использованием семантических полей у романтиков и постмодерниста, то обнаружим явные их несовпадения.
Выше были проведены два определения концепта. Второе из них, данное Е. С. Кубряковой, приблизило нас к когнитивной лингвистике. Американский ученый Р. Гиббс в статье «Что значит когнитивное в когнитивной лингвистике?» писал: «Я бы предположил, что когнитивная лингвистика является таковой в силу специфичности того, каким образом она использует данные других дисциплин и в силу того, что она стремится к изучению специфического содержания концептуального знания человека, а не только архитектуры этого знания [31].
С этой точки зрения можно было бы построить график изменения значения, а именно сужение слова-концепта «природа», а также, привлекая исследования филологов, изучавших постмодернизм, отметить новые очертания этого концепта, где «обратимость» точки зрения современного наблюдателя, вглядывающегося в прошлое и констатирующего недостающие элементы концепта, играет не последнюю роль.
Понятие концепта пришло из философии и логики, но в последние пятнадцать лет оно постоянно переживает период актуализации и осмысления.
Из множества инвариантных признаков концепта (вербализация с помощью слова; наличие полевой структуры; обработка, хранение и пере-
дача знаний; наличие подвижных границ; социальность; обусловленность ассоциативного поля прагматикой) мы не вычеркнем ни один, а отметим, что все они оказываются задействованными в выяснении значения постмодернистского текста. В постмодернистском тексте ключевые слова «природа» и его составляющие теряют свой эмоциальный, экспрессивный и оценочный ореол и поэтому сходят на нет.
Примечания
1. Гумбольдт, В. Избранные труды по языкознанию [Текст] / В. Гумбольдт. М.: Прогресс, 2000. С. 70.
2. Вайнштейн, О. Язык романтической мысли: О философском стиле Новалиса и Фридриха Шлеге-ля [Текст] / О. Вайнштейн // Чтения по истории и теории культуры. М.: РГГУ, 1994. Вып. 6. С. 23.
3. Аскольдов, С. А. Концепт и слово [Текст] / С. А. Аскольдов // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. М., 1997. С. 267.
4. Кубрякова, Е. С. Краткий словарь когнитивных терминов [Текст] / Е. С. Кубрякова. М., 1996. С. 90.
5. Хорват, К. Романтические воззрения на природу [Текст] / К. Хорват // Европейский романтизм. М.: Наука, 1973. С. 206.
6. Федоров, Ф. П. Художественный мир немецкого романтизма: структура и семантика [Текст] / Ф. П. Федоров. М.: МИК, 2004. С. 39.
7. Hoffmann, E. T. A. Klein Zaches gennant Zinnober [Электронный ресурс] / E. T. A. Hoffmann. Режим доступа: http://gutenberg.spiegel.de.
8. Вайнштейн, О. Указ. соч.
9. Süskind, P. Das Parfüm. Die Geschichte eines Mörder [Электронный ресурс] / P. Süskind. Режим доступа: www.lib.ru.
10. Гумбольдт, В. Указ. соч. С. 137.
11. Хорват, К. Указ. соч. С. 219.
12. Novalis Heinrich von Ofterdingen [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.franklang.ru.
13. Кубрякова, Е. С. Указ. соч.
14. Novalis Heinrich von Ofterdingen.
15. Кубрякова, Е. С. Указ. соч.
16. Гумбольдт, В. Указ. соч.
17. Süskind, P. Указ. соч.
18. Novalis Heinrich von Ofterdingen.
19. Кубрякова, Е. С. Указ. соч.
20. Süskind, P. Указ. соч.
21. Гумбольдт, В. Указ. соч.
22. Grimm, J. Deutsches Wörterbuch [Text] / J. Grimm, W. Grimm. Leipzig: S. Hirzel, 1889. Bd. 7. P. 430.
23. Там же. С. 431.
24. Там же. С. 432.
25. Там же. С. 433.
26. Heyne, M. Deutsches Wörterbuch [Text] / M. Heyne. Leipzig: Verlag von S. Hirzel, 1906. Bd. 2. P. 958-960.
27. Duden Das grosse Wörterbuch der deutschen Sprache in zehn Bänden [Text]. Band 2: Bedr - Eink. -Mannheim. Leipzig. Wien. Zürich, 1976. P. 2707.
28. Хорват, К. Указ. соч. С. 206.
29. Hoffmann, E. T. A. Указ. соч.
30. Вайнштейн, О. Указ. соч.
31. Актуальные проблемы современной лингвистики [Текст]. М.: Наука, 2007. С. 194.
