CC BY
95
УДК 808.2-3:882-3
КОНТЕКСТНЫЕ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ КОНЦЕПТА ЧЕЛОВЕК В ПОВЕСТИ «СЛАБОЕ СЕРДЦЕ» Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО
Е.Н. Батурина
В статье предпринята попытка анализа контекстов, содержащих лексему человек и ее дериваты, в повести Ф.М. Достоевского «Слабое сердце». Данные контексты, по-нашему мнению, представляют собой вербальные репрезентации концепта ЧЕЛОВЕК в художественных и публицистических произведениях писателя.
Ключевые слова: контекст, концепт, речь автора-повествователя, речь героев.
В языковом наследии Ф. М. Достоевского особое место занимает лексема человек - слово ключевое и концептуально значимое для его творчества в целом. По нашему мнению, контексты с этим ключевым словом в художественных и публицистических текстах писателя выступают репрезентантами концепта ЧЕЛОВЕК, ядерного для его идиостиля. Именно в этих контекстах наиболее ярко отражены «точки зрения» [2, с. 95] или «идеологические позиции» [2, с. 94] автора-повествователя и героев на природу человека и его сущность. В данной статье представлены результаты наблюдений над контекстами с лексемой человек и её производными в повести «Слабое сердце».
Впервые опубликованное в феврале 1848 г. в журнале «Отечественные записки», «Слабое сердце» генетически связано с двумя другими произведениями Достоевского: фельетоном «Петербургская летопись» и повестью «Хозяйка», в которых появляется новый тип героя - тип мечтателя. Главный герой повести Вася Шумков - мелкий чиновник, скромный, застенчивый молодой человек, с физическим недостатком, имеющий настоящего друга, любимую девушку-невесту и генерала-покровителя. Не выдержав бремени счастья, пережив нервное потрясение от страха перед своим благодетелем и из-за боязни, что его за нерадивую службу заберут в солдаты, он сходит с ума.
При анализе контекстов со словом человек в повести особое внимание необходимо обратить на специфику повествовательной структуры (соотношение пластов «речь автора-повествователя», «речь героев»), а также на контекстные условия употребления анализируемой единицы (словесное окружение, стилистические и синтаксические особенности контекстов).
В «Слабом сердце всего было выделено 12 контекстов, содержащих данное слово и его производные. Для сравнения отметим, что в «Хозяйке» таких контекстов 57, в «Белых ночах» -25, в «Петербургской летописи» - 28, в «Господине Прохарчине» - 52. Представляется, что этот факт можно объяснить не только небольшим объёмом текста повести, её жанровой и сюжетной спецификой, но и позицией автора-рассказчика по отношению к героям-персонажам, и, кроме того, смысловой ёмкостью заглавия «Слабое сердце» - его особой концептуальной значимостью.
Рассмотрим контексты, принадлежащие плану речи автора-повествователя.
а) «А право, иногда стар-человек прозорливее молодежи, да еще какой молодежи!» [2, с.
26].
б) «Однако ж, войдите и в его положение: смешного тут нет ничего; он стоит в передней, в калошах, в шинели, в ушатой шапке, (...), весь пребезобразно обмотанный жёлтым вязаным прескверным шарфом, (...). Всё это нужно распутать поскорее, представиться в более выгодном виде, потому что нет человека, который не желал бы представиться в более выгодном виде» [2, с. 26].
в) «... старушка была очарована (...); она нарочно отозвала Васю в сторону и там сказала ему, что друг его превосходнейший, любезнейший молодой человек и, главное, такой серьезный солидный молодой человек» [2, с. 27].
г) «Все выслушали ответ его в недоумении, и всем показалось странным и невероятным: как же это так может из благодарности сойти с ума человек?» [2, с. 46].
д) «. другие жалели и хвалили Васю, говорили, что был такой скромный, тихий молодой человек, что обещал так много.» [2, с. 47].
е) «В особенности, из потрясенных, заметен был один, очень маленький ростом, сослуживец Васи Шумкова. И не то чтобы-таки был совсем молодой человек, а примерно лет уже тридцати» [2, с. 47].
ж) «Лиза сказала, что она, слава богу, счастлива, что она не бедна, что муж её добрый человек, которого она любит.» [2, с. 48].
В контексте а) в речи рассказчика, с одной стороны, представлена эмоциональная характеристика старушки - матери Лизаньки. С другой стороны, данный контекст может быть рассмотрен как сентенция о мудрости и прозорливости пожилого человека вообще. В этом предложении - единственный в повести случай употребления производного от человек - стар-человек. Это слово образовано на базе синонимичного словосочетания старый человек. Лексема стар-человек имеет разговорный, точнее фольклорный характер (ср. Лермонтов М.Ю. «Пройдёт стар человек - перекрестится» [3, с. 20].).
Следует отметить, что данное слово употреблено в восклицательном предложении, которое в тексте предваряют 2 других восклицательных предложения: «Решительно, их совсем перестали ждать! Доказательство - что уже сидели за чаем!» [4; 26]. Эмоционально окрашенные предложения разговорного характера в авторской речи свидетельствуют об особой форме организации повествования в этом произведении писателя. Очевидно, можно говорить об использовании вкраплений несобственно-прямой речи (свободного косвенного дискурса) -особенности, которая появляется у Достоевского еще в повести «Двойник».
В контексте б), содержащем описание внешности Аркадия, лексема человек употреблена в выражении сентенционно-обобщающего характера: «потому что нет человека, который не желал бы представиться в более выгодном виде». Рассматриваемый контекст содержит апелляцию рассказчика к читателю: «Однако ж войдите и в его положение: смешного тут нет ничего». Эти слова из авторского повествования можно также отнести и к плану внутренней речи Аркадия - его невысказанным вслух мыслям в неловкой для него ситуации. Это подтверждает более широкий контекст: «.потому что нет человека, который не желал бы представиться в более выгодном виде. А тут Вася, досадный, несносный, хотя, впрочем, конечно, тот же милый, добрейший Вася, но, наконец, несносный, безжалостный Вася!» [2, с. 26], который содержит маркеры свободного косвенного дискурса: впрочем, конечно.
В контекстах в), д), е) слово человек употреблено в сочетании молодой человек. Контексты
в) и д) объединяет то, что в них в авторской речи выражено отношение одного героя к другому -через речь косвенную. Во фрагменте в) номинация молодой человек повторяется дважды в сочетании с предикатами позитивной оценки при характеристике Аркадия матерью Лизаньки: «превосходнейший», «любезнейший», «серьезный», «солидный».
В контексте д) отражено общее отношение сослуживцев к Васе Шумкову: « такой скромный, тихий, молодой человек», в целом, позитивное и сочувственное.
Во фрагменте г) через косвенную речь выражено общее недоумение присутствующих по поводу неожиданного для всех сумасшествия Васи: «как же это так может из благодарности сойти с ума человек?»
В контексте е) содержится характеристика автором второстепенного персонажа - «одного из потрясенных»: «И не то чтобы-таки был совсем молодой человек, а примерно лет уже тридцати». Этот безымянный герой, взволнованный, возбужденный, хлопочущий, может быть рассмотрен как своего рода двойник Васи Шумкова и Якова Осиповича Голядкина (из повести «Двойник»).
В рассматриваемом фрагменте необычным представляется употребление союза не то чтобы-таки..., а. Вообще двухместный союз не то чтобы...а выражает градацию истинности [4, с. 280]. В этом контексте в первой части союза в сочетании с чтобы употреблена частица таки, которая обычно реализует значение «тем не менее, все же, однако ж» [5, ст. 642], либо «входит как вторая часть в состав некоторых слов, напр., все-таки, так-таки» [5, ст. 642]. По нашему мнению, употребление этой частицы здесь в составе союза усиливает в речи автора-повествователя оттенок разговорности, ироничности.
И, наконец, в последнем контексте ж) этой группы в финале повести лексема человек в сочетании с прилагательным добрый употребляется при характеристике мужа Лизаньки: «Лиза сказала, (...) что муж её добрый человек». И эта характеристика от лица самой героини, а не от рассказчика, поскольку приводится в косвенной речи.
Таким образом, в речи повествователя лексема человек встречается только в 7 контекстах, причём в 4 из них - в составе косвенной речи, т.е., по сути, в речи героев. По нашему мнению, это связано с особой (отстраненно-ироничной) позицией анонимного автора-рассказчика по отношению к героям. Как считает М.В. Заждуллина, «на протяжении повести «площадка» авторской зоны, удалённой от героев и событий, созерцаемых героями со стороны, не подчиняет повествование «монологическому кругозору» [6, с. 173]. «Собственно авторская» оценка содержится лишь в 3 контекстах: а), б), е).
Дадим комментарий группе контекстов с лексемой человек из пласта речи героев.
а) «Юлиан Мастакович, конечно, ну, даже великий он человек, я его уважаю, понимаю его, даром, что он так высоко стоит, и, ей богу, люблю его, потому что он тебя любит и тебе за работу дарит, тогда как мог бы не платить, а командировать себе прямо чиновника.» [2, с. 20].
б) «Мы будем втроём как один человек! - вскричала она в пренаивном восторге» [2, с. 28].
в) «Теперь, Вася можно рискнуть и заплатить рублей двадцать пять за квартиру. Квартира, брат, всё! Хорошие комнаты ... да тут и человек весел и мечтания радужные!» [2, с. 29].
г) «Боже мой! Он и на меня нагнал тоску. И из чего этот человек способен поднять трагедию! Экая горячка какая! Ах, его нужно спасти! нужно спасти!» [2, с. 34].
д) «Боже, как жаль! - проговорил наконец Юлиан Мастакович. - И дело-то, порученное ему, было неважное и вовсе неспешное. Так-таки, не из-за чего погиб человек! Что ж, отвести его!.» [2, с. 46].
Во фрагменте а) отражена характеристика покровителя Васи, Юлиана Мастаковича, в речи Аркадия: «Юлиан Мастакович, конечно, ну, даже великий он человек». В целом, фрагмент можно отнести к контекстам оценочно-характеризующего типа.
Необычным в данном контексте является сочетание модального слова конечно, частицы ну и частицы даже в конструкции с антропонимом Юлиан Мастакович в роли приложения в предложении с инверсией «великий он человек». Рассмотрим этот случай более детально. Модальное слово выступает здесь в значении несомненно, само собой разумеется , частица ну выражает некое условное допущение, вынужденное согласие, а частица даже, в свою очередь, усиливает выражение этого условного допущения. Иначе говоря, в речи Аркадия Юлиан Мастакович характеризуется как великий человек, т.е. человек важный, значительный, замечательный, но с оговоркой и как бы с оттенком сомнения и, возможно, с иронией. По нашему мнению, это можно объяснить самой сущностью этого человека. Юлиан Мастакович - сквозной герой нескольких произведений писателя: «Петербургская летопись», «Слабое сердце», «Ёлка и свадьба». И очевидно, Аркадий, догадывается о том, каков на самом деле покровитель Васи, но не говорит ему об этом.
В контексте б) из речи Лизаньки восторженное высказывание «Мы будем втроём как один человек!», отражает общее состояние эйфории, охватившее героев (Лизу, Васю и Аркадия) и, кроме того, эмоциональную оценку героиней предполагаемой в будущем ситуации.
В контексте в) - часть реплики Аркадия, адресованной Шумкову. Эмоционально-окрашенное высказывание: «Хорошие комнаты . да тут и человек весел и мечтания радужные!» можно отнести к контекстам обобщающего типа, т.к. здесь, как и в предыдущем контексте, содержится не оценка конкретного человека, а позитивная оценка возможной ситуации, которая могла бы иметь место в будущем в случае, если бы Вася женился на Лизаньке.
Фрагмент внутренней речи Аркадия в контексте г) («И из чего этот человек способен поднять трагедию!») отражает тревожные мысли-предположения героя по поводу психологического состояния Васи, которого так вдруг «перевернуло счастье» [2, с. 34]. Этот контекст, в целом, можно отнести к контекстам оценочно-характеризующего типа. Но, кроме того, в нём есть элементы эмоциональной оценки Аркадием всей ситуации происходящего с Шумковым, когда эйфория от предчувствия счастья у друга Васи постепенно сменяется предчувствием неизбежной трагедии.
В последнем контексте группы д) в реплике Юлиана Мастаковича («Так-таки, не из-за чего погиб человек!»), на первый взгляд, как будто выражено его сожаление по поводу внезапного сумасшествия Шумкова. Но, по сути, его кумир и покровитель в финале повести выступает в роли человека, подводящего черту и выносящего «окончательный приговор» несчастному: «Что ж, отвести его!..» Рассматриваемый фрагмент, по нашему мнению, можно квалифицировать как контекст, содержащий эмоциональную оценку реальной ситуации.
Необходимо отметить, что ни разу в тексте повести слово человек не встречается в речи главного героя - Васи Шумкова, в то время как слово сердце в его репликах встречается 10 раз, не говоря уже о речи автора-рассказчика (15 раз). Хорошо известно, что это слово, как и слово человек, занимает особое место в творчестве писателя. На это указывает, например, Н.Т. Ашимбаева: «Среди любимых Достоевским слов едва ли не наиболее репрезентативным в плане выражения мировоззрения писателя и его эволюции является слово «сердце» [7, с. 378]. В рассматриваемой нами повести это слово является семантической доминантой, входит в состав заглавия.
Рассмотрим контексты с лексемой сердце, в которых, по нашему мнению, это КС в сочетании с прилагательными заменяет КС человек в одном из его значений, т.е. выступает его своего рода
синонимом.
а) «Ну полно же, полно! я ведь так это. Ведь ты знаешь, отчего всё это, - оттого, что у меня доброе сердце» [2, с. 18].
б) «А я! меня любит такая девушка, меня. но ты сам её увидишь сейчас, сам оценишь это благородное сердце» [2, с. 25].
в) «Право, мне даже иногда совестно за излишнюю восторженность Васи; она, конечно, означает доброе сердце, но. неловко, нехорошо!» [2, с 27].
Контекст а) представляет собой фрагмент реплики Васи, адресованной Аркадию. Сочетание доброе сердце употребляется здесь в значении ’человек с добрым, мягким характером’. В контексте б) в реплике Васи, также обращённой к Аркадию, отражена восторженная оценка им его невесты -Лизаньки. Номинация благородное сердце, в общем, традиционна для произведений романтизма. Её значение ’человек с самыми лучшими душевными качествами’. Оба контекста относятся к оценочно-характеризующему типу.
В контексте в) из речи автора-повествователя - его комментарий по поводу поведения Шумкова в ситуации, когда тот представляет Аркадия Лизаньке, и последний чувствует себя очень неловко. Контекст интересен тем, что, с одной стороны, его можно квалифицировать как ремарку автора, а с другой, как фрагмент внутренней речи Аркадия, т.к. здесь содержатся маркеры свободного косвенного дискурса: модальные слова право, конечно; предикаты субъективноэмоциональной оценки в конструкции с противительным союзом «но... неловко, нехорошо».
Рассматриваемый фрагмент содержит развернутую, хотя и противоречивую, оценку Шумкова: «излишняя восторженность», которая, «конечно, означает доброе сердце, но.». По сути, всё это характеристики человека типа мечтателя - доброго, чувствительно-романтичного, увлекающегося, но впечатлительного, с неустойчивой нервной системой, мнительного, нерешительного, т.е. не способного кардинально изменить свою жизнь. Наиболее точно сущность Васи выражена Аркадием в словах: «Ты добрый, нежный такой, но слабый, непростительно слабый. (.) Ты, кроме того, и мечтатель, а ведь это тоже нехорошо, свихнуться, брат, можно!» [2, с. 37].
В целом, в контекстах последней группы лексема сердце реализует значение «человек с теми или иными душевными свойствами» [5, ст. 156]. Следует отметить, что ещё в предыдущей повести «Хозяйка» Достоевским в образе Ордынова намечен новый тип - человек-мечтатель-«слабое сердце.
Выполненный анализ контекстов с КС человек в повести «Слабое сердце» позволил сделать некоторые выводы.
В речи повествователя было выделено 2 функциональных типа контекстов:
1. Контексты с «собственно авторской» оценкой («И не то чтобы-таки был совсем молодой человек»), в том числе, контексты-сентенции («иногда стар-человек прозорливее молодежи»);
2. Оценочно-характеризующие контексты с косвенной речью, с помощью которой выражено отношение одного героя к другому («старушка (.) сказала ему, что друг его превосходнейший, любезнейший молодой человек»).
Были отмечены случаи контекстов с вкраплениями несобственно-прямой речи, где совмещены две оценки главного героя Васи Шумкова - автором и Аркадием («потому что нет человека, который не желал бы представиться в более выгодном виде. А тут Вася, досадный, несносный, хотя, впрочем, конечно, тот же милый, добрейший Вася»).
В речи героев выделены следующие группы контекстов:
1. Контексты оценочно-характеризующего типа («Юлиан Мастакович, конечно, ну, даже великий он человек»).
2. Контексты, содержащие эмоциональную оценку не человека, а ситуации, реальной или предполагаемой («Мы будем втроём как один человек!», «Хорошие комнаты. да тут и человек весел и мечтания радужные!»).
В отдельную группу выделены контексты со словом сердце, заменяющим КС человек в значении человек с теми или иными душевными свойствами .
Сравнительное небольшое количество контекстов с лексемой человек в повести объясняется особой отстранённо-ироничной позицией автора-повествователя по отношению к героям, ослаблением в его речи оценочно-характеризующей функции, а также концептуальносмысловой значимостью заглавия «Слабое сердце», выступающего как имя соответствующего базового (текстового) концепта и как доминанта концепта ЧЕЛОВЕК в этой повести.
В галерее героев-мечтателей Достоевского Вася Шумков занимает особое место. Это «слабое сердце» в крайнем его проявлении - человек, доведший себя до сумасшествия
гипертрофированным чувством вины перед другими несчастными за выпавшее ему счастье. И, наверно, нельзя не согласиться с М.В. Заждуллиной, считающей, что «дело здесь (.) не только в высокой альтруистичности характера Васи, не способного «в одиночестве» наслаждаться радостями жизни, когда не все счастливы вокруг, но и в глубинном слое психологии человека, всегда готового к саморазрушению, самоуничтожению без каких бы то ни было внешних причин» [6, с. 172].
In the article there has been made an effort to analyze the contexts haring the lexeme of a Man and its derivates in Fyodor Dostoyevsky’s novel «The Weak heart». These contexts, to our mind, are considered to be the verbal representations of the concept of a Man in belles-lettres and publicistic works of the writer.
The key words: a concept, a context, a narrator’s speech, a character’s speech
Список литературы
1. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского / М.М. Бахтин. М.: «Сов. Россия», 1979. 320
с.
2. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Т. 2. Повести и рассказы. 1848 -1859 / Ф.М. Достоевский. Л.: Наука, 1972. 528 с.
3. Лермонтов М.Ю. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 2. Поэмы и повести в стихах / М.Ю. Лермонтов. М.: Худож. Лит., 1983. 542 с.
4. Прияткина А.Ф., Стародумова Е.А. и др. Словарь служебных слов русского языка / Прияткина А.Ф., Стародумова Е.А. и др. Владивосток, 2001. 363 с.
5. Толковый словарь русского языка: В 4 т. Т. 4 / Под ред. проф. Д.Н. Ушакова. / Толковый словарь русского языка. М.: Терра, 1996. 1500 ст.
6. Заждуллина М.В. Слабое сердце // Достоевский: Сочинения, письма, документы: Словарь-справочник / Сост. и науч. ред. Г.К. Щенников, Б.Н. Тихомиров. СПб.: Изд-во «Пушкинский Дом», 2008. 470 с.
7. Ашимбаева Н.Т. Сердце в произведениях Достоевского и библейская антропология / Н.Т. Ашимбаева // Достоевский в конце XX века: Сб. статей / Сост. К.А. Степанян. М.: Классика плюс, 1996. 621 с.
Об авторе
Батурина Е. Н. - доцент, кандидат филологических наук, Приамурский государственный университет им. Шолом-Алейхема, кафедра русского языка.
